(no subject)
СОВЕТОИДНО-ЧЕКИСТСКАЯ ПОСТ-РОССИЯ
(в завершение одной дискуссии)
В затянувшейся и, признаться, вызывающей у меня некоторое недоумение дискуссии юзер Богемик поставил под сомнение такие термины как «пост-Россия», «чекистский», «советоидный», назвав их «эмоциональными и лишёнными юридического содержания» (http://bohemicus.livejournal.com/70713.html?thread=6055225#t6055225).
Между тем, на мой взгляд, все они вполне точно отражают правовую и политическую реальность. Чтобы это видеть, достаточно встать на государственно-правовую точку зрения. Действительно, если мы признаём, что именно большевики, захватив власть в октябре 1917 г., осуществили открытый и полный правовой разрыв с предшествовавшей русской государственностью, то вполне логично назвать возникшее советское государство пост-Россией, как не имеющее никакой правовой преемственности с последней безусловно легитимной Россией - Российской Империей. Возникшее в результате распада СССР и оформленное конституцией 1993 г. новое государство РФ, имея формальную демократическую легитимность (через принятие этой конституции), по-прежнему лишено какой-либо правовой связи с Российской Империей и потому не имеет легитимности исторической. Поэтому и его можно считать ничем иным как новой, смягчённой, версией пост-России, пусть уже не имеющей непосредственных признаков коммунистической идеократии (СССР).
Прилагательное «советоидный», как это явствует из его формы, означает «порождённый советским», «происходящий от советского». Оно совершенно точно характеризует отношение РФ к своему предшественнику СССР: именно советское прошлое является значимым для РФ с точки зрения формирования её правящего слоя, большей части государственных институтов, законов, практик, идеологических и культурных традиций и ценностей. Это не только следует из факта правопреемства РФ по отношению к СССР, но и постоянно подчёркивается самим государством.
Что касается определения «чекистский», то с ним всё совсем просто. Это указание на служебно-корпоративную принадлежность ряда ключевых фигур режима, возникшего с приходом к власти Путина, на особое место в этом государстве как структур, происходящих из ВЧК-КГБ, так и лиц, к ним относящихся (бывших, как нам сказали, там не бывает), на особую склонность этого государства действовать методами, этим структурам присущими.
Относительно же главного предмета дискуссии, а именно необходимости для нового русского государства, буде оно возникнет, обозначить, с одной стороны, свой отход от советоидной традиции, а с другой - осуществить преодоление правового разрыва с последним рубежом легитимной России - Российской Империей до Февральской революции, то представляется, что предмета для спора тут просто быть не может (разумеется, при условии, что имеет место некое базовое идеологическое/ценностное согласие). Очевидно, что такому государству, чтобы иметь максимальные государственно-правовые основания называть себя Россией, необходимо как дистанцироваться от советчины (ещё один «эмоциональный» термин), так и перебросить мостик через ров правового разрыва, вырытый большевиками. Лишь сделав и то, и другое (причём сами формы этих актов могут быть различными), оно сможет снять с себя ответственность за деяния большевиков и их наследников чекистов и, что не менее важно, заявить себя в качестве субъекта, вступающего в исторические права наследования по отношению к последнему легитимному русскому государству. То, в какой мере удастся эти права предъявить и отстоять, вопрос уже другой. Но, не сделав этого, вообще бессмысленно начинать разговор о каких-то исторических правах, ссылаться на историю - кем будет этот претендент в глазах заинтересованных лиц, самозванцем? Не говоря уж о том, что все многообразие задач внутренней санации от советчины должно иметь некую безусловную легальную базу, лучше всего в форме раздела (преамбулы) вновь принятой конституции или закона, на неё опирающегося.
Мой оппонент целиком ставит решение всех этих вопросов - не считая их основополагающими - в зависимость от конъюнктуры момента. Последнее, несомненно, крайне важно при осуществлении политического акта (революции, переворота, мирного перехода к новой государственности). Но по моему разумению, вопросы эти принципиальны, именно от них следует отправляться при провозглашении и конституционном оформлении имеющего возникнуть государства. Ведь совершенно очевидно, что называть себя русским, говорить о России и при этом быть юридически гражданином очередной, пусть уже и не чекистской, пост-России, это явное недоразумение, нонсенс, но никак не реализм. Значит, подобное положение должно быть исключено с самого начала, на этапе закладки правового фундамента нового государства, как только возникнет позволяющая это сделать политическая конъюнктура. Впрочем, соглашусь, всё обсуждаемое относится к некой туманной перспективе не совсем близкой будущности. Поживём - увидим, Е.Б.Ж., как говаривал гр. Л.Н.Толстой.
(в завершение одной дискуссии)
В затянувшейся и, признаться, вызывающей у меня некоторое недоумение дискуссии юзер Богемик поставил под сомнение такие термины как «пост-Россия», «чекистский», «советоидный», назвав их «эмоциональными и лишёнными юридического содержания» (http://bohemicus.livejournal.com/70713.html?thread=6055225#t6055225).
Между тем, на мой взгляд, все они вполне точно отражают правовую и политическую реальность. Чтобы это видеть, достаточно встать на государственно-правовую точку зрения. Действительно, если мы признаём, что именно большевики, захватив власть в октябре 1917 г., осуществили открытый и полный правовой разрыв с предшествовавшей русской государственностью, то вполне логично назвать возникшее советское государство пост-Россией, как не имеющее никакой правовой преемственности с последней безусловно легитимной Россией - Российской Империей. Возникшее в результате распада СССР и оформленное конституцией 1993 г. новое государство РФ, имея формальную демократическую легитимность (через принятие этой конституции), по-прежнему лишено какой-либо правовой связи с Российской Империей и потому не имеет легитимности исторической. Поэтому и его можно считать ничем иным как новой, смягчённой, версией пост-России, пусть уже не имеющей непосредственных признаков коммунистической идеократии (СССР).
Прилагательное «советоидный», как это явствует из его формы, означает «порождённый советским», «происходящий от советского». Оно совершенно точно характеризует отношение РФ к своему предшественнику СССР: именно советское прошлое является значимым для РФ с точки зрения формирования её правящего слоя, большей части государственных институтов, законов, практик, идеологических и культурных традиций и ценностей. Это не только следует из факта правопреемства РФ по отношению к СССР, но и постоянно подчёркивается самим государством.
Что касается определения «чекистский», то с ним всё совсем просто. Это указание на служебно-корпоративную принадлежность ряда ключевых фигур режима, возникшего с приходом к власти Путина, на особое место в этом государстве как структур, происходящих из ВЧК-КГБ, так и лиц, к ним относящихся (бывших, как нам сказали, там не бывает), на особую склонность этого государства действовать методами, этим структурам присущими.
Относительно же главного предмета дискуссии, а именно необходимости для нового русского государства, буде оно возникнет, обозначить, с одной стороны, свой отход от советоидной традиции, а с другой - осуществить преодоление правового разрыва с последним рубежом легитимной России - Российской Империей до Февральской революции, то представляется, что предмета для спора тут просто быть не может (разумеется, при условии, что имеет место некое базовое идеологическое/ценностное согласие). Очевидно, что такому государству, чтобы иметь максимальные государственно-правовые основания называть себя Россией, необходимо как дистанцироваться от советчины (ещё один «эмоциональный» термин), так и перебросить мостик через ров правового разрыва, вырытый большевиками. Лишь сделав и то, и другое (причём сами формы этих актов могут быть различными), оно сможет снять с себя ответственность за деяния большевиков и их наследников чекистов и, что не менее важно, заявить себя в качестве субъекта, вступающего в исторические права наследования по отношению к последнему легитимному русскому государству. То, в какой мере удастся эти права предъявить и отстоять, вопрос уже другой. Но, не сделав этого, вообще бессмысленно начинать разговор о каких-то исторических правах, ссылаться на историю - кем будет этот претендент в глазах заинтересованных лиц, самозванцем? Не говоря уж о том, что все многообразие задач внутренней санации от советчины должно иметь некую безусловную легальную базу, лучше всего в форме раздела (преамбулы) вновь принятой конституции или закона, на неё опирающегося.
Мой оппонент целиком ставит решение всех этих вопросов - не считая их основополагающими - в зависимость от конъюнктуры момента. Последнее, несомненно, крайне важно при осуществлении политического акта (революции, переворота, мирного перехода к новой государственности). Но по моему разумению, вопросы эти принципиальны, именно от них следует отправляться при провозглашении и конституционном оформлении имеющего возникнуть государства. Ведь совершенно очевидно, что называть себя русским, говорить о России и при этом быть юридически гражданином очередной, пусть уже и не чекистской, пост-России, это явное недоразумение, нонсенс, но никак не реализм. Значит, подобное положение должно быть исключено с самого начала, на этапе закладки правового фундамента нового государства, как только возникнет позволяющая это сделать политическая конъюнктура. Впрочем, соглашусь, всё обсуждаемое относится к некой туманной перспективе не совсем близкой будущности. Поживём - увидим, Е.Б.Ж., как говаривал гр. Л.Н.Толстой.