(no subject)
ШКОЛЯРЫ
Какое-то время назад я печатал извлечения из воспоминаний моего деда со стороны отца, относившиеся к его учёбе в Московском ун-те (см.: http://enzel.livejournal.com/214687.html). В той же тетрадке имелся и довольно любопытный фрагмент, описывавший его ранние гимназические годы. Тогда я его опустил, как не относящийся к теме, а сейчас приведу - как иллюстрацию нравов эпохи конца Империи. Таких воспоминаний кто только не оставлял, но пусть будет ещё один кусочек мозаики.
Мой дед поступил в 4-ю Московскую гимназию осенью 1915 г. Гимназия эта располагалась в Апкраксинском дворце-«комоде» на Покровке: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%BE%D0%BC_%D0%90%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%BA%D1%81%D0%B8%D0%BD%D1%8B%D1%85_%E2%80%94_%D0%A2%D1%80%D1%83%D0%B1%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B8%D1%85. Правда, в связи с войной это здание было занято, а занятия в 1915-16 гг. проходили в здании реального училища Воскресенского на углу Подсосенского и Казарменного пер., но с осени 1916 г. - уже в здании на Покровке, где, скорее всего, и была снята нижеприводимая фотография класса. Описываемые события относятся к периоду 1915-17 гг.
«В третьем классе как-то вообще все ученики ближе сошлись друг с другом, и класс стал дружнее, шумнее и шаловливее. На уроках особо инертных преподавателей проделывались невероятные вещи. Например, ученик нашего класса Федотов (случай был ещё в первом классе) на уроке русского языка (а этот предмет преподавал у нас 80-летний старец) выходил незаметно за спиной учителя, снимал башмаки, брюки и размахивал ими, под гомерический хохот учеников. Позднее Федотов был исключён из гимназии за подобные проделки. Затем, это уже было в третьем классе на уроках природоведения, - как правило, класс начинал петь, причём по традиции затягивали одну и ту же песню: «Во ку, во кузнице...» - причём когда преподаватель подбегал к одному ряду, песню подхватывали в другом, противоположном ряду. Кроме того, занимались тем, что, свернув клеёнку жгутом, перебрасывались через весь класс во время урока и т.п. Наконец, додумались до того, что перед началом занятий - в те дни, когда предполагались классные работы - ученики приносили серу и жгли её в классе с целью сорвать занятия. Влияния классного наставника оказалось мало - расшалившихся учеников трудно было остановить, к моменту Февральской революции дисциплина в классе совсем упала.
Помню, что у нас в гимназии был так называемый классный надзиратель по имени Трифон Ильич, человек с большой головой, очень флегматичный и простой. Так, ему ученики всех классов не давали проходу - как увидят его, так начинают запевать хором куплеты: «Как у Трифона Ильича - голова из кирпича...» Каждому учителю было дано, как водится, прозвище: историк был «бублик», математик - «селёдка», инспектор - «блаженный» и т.д. Единственным, кажется, авторитетом был в гимназии директор Веригин, при приближении которого наступала мёртвая тишина. Помню, что директор вызвал меня к себе в кабинет и требовал, как «от интеллигентного и сознательного человека», чтобы я сообщил ему, кто является основным зачинщиком шалостей в нашем классе - но так ничего и не добился. Боялись ещё ученики учителя гимнастики, не то латыша, не то чеха, который был действительно свиреп и ввёл в систему провинившихся, по его мнению, учеников, не справляющихся с гимнастическими заданиями - щёлкать двумя пальцами по губам. Ученики ходили жаловаться на него директору, но из этого ничего не вышло, он своей манеры так и не оставил. Учителя у нас менялись очень часто, качество занятий, и так невысокое, от этого ещё больше страдало.
Кроме классного наставника Николая Владимировича был у нас ещё один преподаватель-либерал, это Пётр Фёдорович, учитель рисования и чистописания, ученики говорили про него, что он сильно пьёт - на уроках он был всегда очень благодушно настроен, всегда рассказывал какие-нибудь истории (любимая история - про «Стёпку-растрёпку»), его ученики жалели и на его уроках не безобразничали».
"Степка-растрепка" издания Вольфа
Наспех окончив 3-й класс весной 1918 г., дед покинул 4-ю гимназию и Москву и вместе с матерью, сестрой и братом и отправился на Восток, сначала в Уфимскую губ. «на кумыс», потом, с началом военных действий в тех местах, дальше, за Урал, пока в конце концов они не осели в Омске, где и прожили до глубокой осени 1920 г., после чего вернулись в Москву.
Гимназисты 4-й гимназии вместе с классным надзирателем Т.И.Радонежским (в советской транскрипции - Родонежским, 1873-1938), впоследствии псаломщиком и диаконом, арестованным в 1937 г. и умершим в заключении; в 2000 г. он был причислен к новомученикам; справа, подперев подбородок, сидит мой дед, а в цетре, рядом с надзирателем, обнявшись, два его друга - Т.Глясс и Д.Белорусов (фотография 1916-17 гг. любезно предоставлена Д.Петровой)
4-я гимназия в начале ХХ в. (http://www.youtube.com/watch?v=qKjaq1vqZwQ&list=PLLHjKKyQ4OaT4HRvCJ98Umfv9T1iFb0ov&index=9). О других московских гимназиях см.: http://enzel.livejournal.com/302986.html.
Какое-то время назад я печатал извлечения из воспоминаний моего деда со стороны отца, относившиеся к его учёбе в Московском ун-те (см.: http://enzel.livejournal.com/214687.html). В той же тетрадке имелся и довольно любопытный фрагмент, описывавший его ранние гимназические годы. Тогда я его опустил, как не относящийся к теме, а сейчас приведу - как иллюстрацию нравов эпохи конца Империи. Таких воспоминаний кто только не оставлял, но пусть будет ещё один кусочек мозаики.
Мой дед поступил в 4-ю Московскую гимназию осенью 1915 г. Гимназия эта располагалась в Апкраксинском дворце-«комоде» на Покровке: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%BE%D0%BC_%D0%90%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%BA%D1%81%D0%B8%D0%BD%D1%8B%D1%85_%E2%80%94_%D0%A2%D1%80%D1%83%D0%B1%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B8%D1%85. Правда, в связи с войной это здание было занято, а занятия в 1915-16 гг. проходили в здании реального училища Воскресенского на углу Подсосенского и Казарменного пер., но с осени 1916 г. - уже в здании на Покровке, где, скорее всего, и была снята нижеприводимая фотография класса. Описываемые события относятся к периоду 1915-17 гг.
«В третьем классе как-то вообще все ученики ближе сошлись друг с другом, и класс стал дружнее, шумнее и шаловливее. На уроках особо инертных преподавателей проделывались невероятные вещи. Например, ученик нашего класса Федотов (случай был ещё в первом классе) на уроке русского языка (а этот предмет преподавал у нас 80-летний старец) выходил незаметно за спиной учителя, снимал башмаки, брюки и размахивал ими, под гомерический хохот учеников. Позднее Федотов был исключён из гимназии за подобные проделки. Затем, это уже было в третьем классе на уроках природоведения, - как правило, класс начинал петь, причём по традиции затягивали одну и ту же песню: «Во ку, во кузнице...» - причём когда преподаватель подбегал к одному ряду, песню подхватывали в другом, противоположном ряду. Кроме того, занимались тем, что, свернув клеёнку жгутом, перебрасывались через весь класс во время урока и т.п. Наконец, додумались до того, что перед началом занятий - в те дни, когда предполагались классные работы - ученики приносили серу и жгли её в классе с целью сорвать занятия. Влияния классного наставника оказалось мало - расшалившихся учеников трудно было остановить, к моменту Февральской революции дисциплина в классе совсем упала.
Помню, что у нас в гимназии был так называемый классный надзиратель по имени Трифон Ильич, человек с большой головой, очень флегматичный и простой. Так, ему ученики всех классов не давали проходу - как увидят его, так начинают запевать хором куплеты: «Как у Трифона Ильича - голова из кирпича...» Каждому учителю было дано, как водится, прозвище: историк был «бублик», математик - «селёдка», инспектор - «блаженный» и т.д. Единственным, кажется, авторитетом был в гимназии директор Веригин, при приближении которого наступала мёртвая тишина. Помню, что директор вызвал меня к себе в кабинет и требовал, как «от интеллигентного и сознательного человека», чтобы я сообщил ему, кто является основным зачинщиком шалостей в нашем классе - но так ничего и не добился. Боялись ещё ученики учителя гимнастики, не то латыша, не то чеха, который был действительно свиреп и ввёл в систему провинившихся, по его мнению, учеников, не справляющихся с гимнастическими заданиями - щёлкать двумя пальцами по губам. Ученики ходили жаловаться на него директору, но из этого ничего не вышло, он своей манеры так и не оставил. Учителя у нас менялись очень часто, качество занятий, и так невысокое, от этого ещё больше страдало.
Кроме классного наставника Николая Владимировича был у нас ещё один преподаватель-либерал, это Пётр Фёдорович, учитель рисования и чистописания, ученики говорили про него, что он сильно пьёт - на уроках он был всегда очень благодушно настроен, всегда рассказывал какие-нибудь истории (любимая история - про «Стёпку-растрёпку»), его ученики жалели и на его уроках не безобразничали».
"Степка-растрепка" издания Вольфа
Наспех окончив 3-й класс весной 1918 г., дед покинул 4-ю гимназию и Москву и вместе с матерью, сестрой и братом и отправился на Восток, сначала в Уфимскую губ. «на кумыс», потом, с началом военных действий в тех местах, дальше, за Урал, пока в конце концов они не осели в Омске, где и прожили до глубокой осени 1920 г., после чего вернулись в Москву.
Гимназисты 4-й гимназии вместе с классным надзирателем Т.И.Радонежским (в советской транскрипции - Родонежским, 1873-1938), впоследствии псаломщиком и диаконом, арестованным в 1937 г. и умершим в заключении; в 2000 г. он был причислен к новомученикам; справа, подперев подбородок, сидит мой дед, а в цетре, рядом с надзирателем, обнявшись, два его друга - Т.Глясс и Д.Белорусов (фотография 1916-17 гг. любезно предоставлена Д.Петровой)
4-я гимназия в начале ХХ в. (http://www.youtube.com/watch?v=qKjaq1vqZwQ&list=PLLHjKKyQ4OaT4HRvCJ98Umfv9T1iFb0ov&index=9). О других московских гимназиях см.: http://enzel.livejournal.com/302986.html.