/Фингон/
Не выпуская твоих холодеющих пальцев, я повторяю тихо и глухо: "Ну же, держись. Пожалуйста, не сдавайся. Не сдавайся, очень получится глупо вот теперь уходить, когда от такого страшного спасся". Мы привыкли давно в чудеса не верить, чудеса творить - нам удел попроще, шелестят деревья в сосновых рощах, золотистый свет заползает в двери, согревает дом, что был нами брошен в темноте без звезд и во тьме обета. Здесь над озером туман горит рассветом, и теперь я до конца могу поверить, - мы с тобой и войско тьмы, и зло Врага развеем, и построим новый дом - на землях этих.
/Маглор/
Что же, ты все-таки жив, жив и спасся из черного плена. Что же, ты все-таки жив, и мне бы петь, а не слезы ронять в тишине. Мы поверили лжи, полагая, что будем умнее, мы поверили лжи, и спасен ты не нами по нашей вине. Но что же, ты все-таки жив, мои струны очнулись от сна и звенят колдовским серебром, и орлиным пером кружит наша память о тех временах, когда были мы всемером. Воля Манвэ - теперь вот держи свое знание о чудесах, свое знанье о том, что "ни зла, ни добра" оказалось у Валар добром. И рассветом на небесах.
/Тургон/
Что же, ты все-таки жив, и из плена спасен - не другом, братом. Что же, ты все-таки жив, и мне бы жалеть, но я тому рад. Твоя жизнь - исцеленье вражды, твоя смерть - не заменит утрат, а вина под волнами лежит. Я ведь сам не знаю, сумел бы я осудить отца, пережить тот плен, от венца отречься, не встав с колен, и просить прощенья, не скрыв лица. Не простив тебе ни одной вины, буду ждать победы в войне твоей, а холмам твоим - теплых снов весны, и тепла ее беззаботных дней.
/Рингвэн/
Первый из них высок и прекрасен лицом. Рыжий мальчишка, хоть держится гордецом, и, осененного этим венцом, его непривычнее видеть, чем ножны носящего справа. Не осененного этим венцом, - видеть его больнее, чем помнить, что стало с его отцом. Знаешь, мальчик, тебя ненавидеть нет ни сил, ни желанья, ни права. Говоришь, что твой брат Карантир едет к озеру в тени гор? Я поеду за ним с утра. И - спасибо за разговор.