Дуэнде-8.3. Часть третья и последняя
Она идет по знакомой дороге - из Мадрида в Сарагосу. На ней белая рубашка, а в руках черная свечка. Свечка не должна погаснуть. Встречные не видят ее, проходят мимо, не оборачиваясь, только некоторые вздрагивают будто от дуновения холодного ветерка.
Вот Сарагоса, дом де Гижаров, там идет совет кортесов. Она прошла мимо всех и встала рядом с королем, за его правым плечом. И он тоже не видит ее, но чувствует при-косновение ее рук.
Потом король возвращается в Мадрид, а она следует за ним. Он говорит с ней, не видя ее. А она никак не может ответить, и он не видит ее слез. Потом Леон. Малая орда-лия. Король как донатор ордена Сантьяго бросил вызов городу. Она не может оставить его. И не хочет. И следует за ним как тень. Поединки следуют один за другим. Вот, нако-нец, очередь короля. Она целует короля в лоб, и тут он прозревает.
- Хуана?!
- Бейся храбро, - улыбается она и отходит в сторону.
Он выходит на ристалище:
- Этот бой я посвящаю своей жене Хуане.
Она плачет.
- Сеньора, вы отвлекаетесь, - Хуанита слышит укоризненный голос сеньора Мигеля. Что, неужели она снова задремала?
- Такая жара, - извиняющимся голосом говорит она.
- Это верно, - соглашается маэстро, - Уже стало тяжело заниматься. Я буду ждать вас ве-чером, за два часа до тавромахии. Повторим выученное.
- Я скоро выйду на арену? - взволнованно спрашивает Хуанита
- Да, - улыбается ей маэстро, - Мне кажется, почти пора.
Снова Мадрид, и она снова следует за своим королем. Он направляется в домини-канский монастырь, его пригласила святейшая инквизиция. Хуан держит ее за руку, он один видит ее и способен ощутить ее почти как живую.
Вдруг какой-то монах начинает следовать за ними и говорить странные и оскорби-тельные слова:
- Что делаешь, король?! Посмотри, что происходит в твоем королевстве! Над тобой сме-ются! Ты вступил в орден и сам оскопил себя! Где твоя жена, где твой сын? Что будет дальше с Арагоном?!
Так они следуют до самых дверей обители доминиканцев, и когда король заходит внутрь, монах следует за ним, продолжая свои гневные речи.
Наконец, король поворачивается к нему:
- О чем ты говоришь, монах? - слова его тяжелы - Я брат ордена Сантьяго и, если поже-лаю, могу снова вступить в брак. Но моя королева оставила меня так недавно…
- А что ты знаешь о том, как она умерла? - восклицает монах. - Подумай, подумай об этом!
Братья ордена столпились вокруг. Король оборачивается к ним, не желая больше слушать монаха:
- Вы звали меня? Я пришел.
Его провожают в один из залов. Посередине стоит стол, заваленный бумагами, со множеством оплывших свечей. Короля спрашивают о том, что он знает о крови Меровин-гов, и просят показать знак на его спине.
Она понимает, куда клонят святые отцы! Ересь, это страшная ересь думать о том, что у Христа могло быть потомство.
«О милый мой, ради бога, будь осторожен в своих словах!»
Но вот все закончилось. Подозрения в ереси сняты… Или, по крайней мере, на время оставлены.
- Я знаю, что на вашей земле похоронена моя жена, - обращается он к монахам, - Могу я видеть ее могилу?
- Конечно, я провожу вас, - говорит один из братьев.
И вот они следуют к монастырскому кладбищу. Хуан снова держит ее за руку. Ви-дит ли это монах? Видит ли вообще кто-то, что король держится за воздух и иногда разго-варивает с кем-то, кого нет рядом?
Они стоят над ее могилой, напротив друг друга.
- Я не знал, что думать, - заговорил король, - Когда утром тебя нашли мертвой. Зачем ты сделала это?
«О боже! Неужели ты думаешь, что я сама по доброй воле приняла яд?! Нет, нет!» Но она ничего не может сказать.
- Нет? Я подумал, что какие-то дела твоего ордена вынудили тебя к этому… - продолжает неуверенно Хуан.
«Нет! Нет! О, мой дорогой! Я понимаю, почему ты боишься подумать иначе, но не будь так слеп и наивен!»
- Я не знаю, не могу понять, что стало причиной твоей смерти…
«Я не могу сказать тебе ничего, но ты можешь спросить меня!»
- Спросить? Я как-то виноват в твоей смерти?
«Мы оба виноваты в том, что были слишком доверчивы и беспечны…»
- Но кто?...
«Твое дитя, супруг мой, твое дитя причина моей смерти!»
- Фердинанд?!
«О нет, нет! Он также как и я всего лишь жертва!»
- Значит, инфанта…
«Да, мой дорогой… Прости…»
- Я знал и догадывался, - опустив голову, тяжело произнес король, - Но не хотел в это ве-рить. И отбросил свои подозрения. Ну что ж, идем…
И снова дорога. Леон, мимо Толедо, в Сарагосу. Они встречают Хуана Кастильско-го, и короли разговаривают, укрывшись от нестерпимого солнца под листвой придорож-ных деревьев. Как тяжело одновременно быть и не быть. Как тяжело видеть этот мир буд-то бы через стекло и не иметь возможности что-то сделать. Она стоит совсем рядом со своим королем, он обнимает ее за плечи, она опускает голову ему на грудь. Но Хуан Кас-тильский больше думает о том, как стать королем единой Испании и возложить на себя корону Арагона, чем о каких-то странностях своего августейшего родственника.
- Кортесы не примут тебя, брат. - говорит ему Хуан Трастамара. - Но есть моя дочь Бьян-ка и ее муж, они станут той парой, что сможет объединить Испанию.
Возле дворца Сарагосы король встречает свою дочь Элеонору и ее супруга. Они отправляются в паломничество. Но король велит инфанте остаться, канцлер же может от-правляться дальше.
Втроем они возвращаются во дворец.
Король говорит с дочерью. Как тяжко слушать это! Что же такого случилось с ни-ми со всеми, что все закончилось так ужасно?
В конце концов, король отвел дочь на исповедь к архиепископу Сарагосы. Они снова остались одни.
- Идем к фонтану, - говорит Хуан.
Он зачерпывает воду и умывается. Она смотрит на свечку - осталось немного, уже скоро она покинет его навсегда. Они сидят на скамье и разговаривают. И пусть только один произносит слова, теперь Хуан понимает, что она говорит своим молчанием.
«Я люблю тебя…»
- И я люблю тебя, моя королева…
Исповедь закончилась. Элеонора возвращается к отцу. Наконец, все слова сказаны, недо-молвок больше нет.
- Отец, позволь мне остаться с тобой! Теперь, когда ты знаешь, в какое чудовище я пре-вратилась, умоляю, не отсылай меня! Мне так нужна твоя любовь! Я буду самой лучшей дочерью на свете!
- Никогда не сомневайся в моей любви, дочь. Сперва я думал о суде, но сейчас решил иначе. Я хочу, чтобы ты отправилась в паломничество, а после завершения ушла в мона-стырь.
- Пожалуйста, пожалуйста, не отсылай меня! - упав на колени, Элеонора зарыдала.
- Когда выберешь монастырь, пошли мне весточку. Идем, я провожу тебя.
Король вывел дочь из дворца, вместе они дошли до городских ворот. Он обнял и поцело-вал ее на прощание:
- Помни, я люблю тебя.
Инфанта закрыла лицо мантильей и, не оглядываясь, пошла прочь.
Король и Хуана долго смотрели вслед дочери. Наконец, Хуана повернулась к нему. Ее свеча почти догорела.
«Прощай, мой дорогой! Мне пора…»
- Прощай, любовь моя!
Последние объятия, последний поцелуй. А когда Хуан опустил руки, то рядом с ним уже никого не было.
Хуанита отправилась в Сарагосу, предполагая найти там на фиесте маэстро Миге-ля. Но сначала она зашла в собор помолиться. А потом… Обходить дворец не хотелось. Она, конечно, знала эту историю с крестным ходом и исполнением супружеского долга, но справедливо решила, что сейчас не время. И направилась по широкому проходу, кото-рый вел от ворот собора к парадным воротам дворца, перед которыми и проходила фие-ста. Когда она проходила мимо того крыла, где были покои королевской семьи, ей на-встречу вышел король. От удивления она даже не сразу преклонила колени. А король по-дошел к ней и с улыбкой спросил:
- Ты идешь на фиесту?
- Да, ваше величество…
- Ну, тогда пошли, - он взял ее за руку, и они вместе вышли на площадь.
Фиеста была в самом разгаре. Были песни и танцы, стихи и дуэль. Они смеялись, пели, пили вино и снова смеялись. Хуанита сидела на расстеленном плаще возле кресла короля и радовалась всему, что видела. Король проявлял к ней интерес и внимание, но - удиви-тельно, не это заставляло замирать ее сердце, а мысли о том, что уже скоро ее ждет арена. Но вот он поднялся и вышел в круг, огороженный клинками, где выступали все, кто желал выступить на фиесте. Хуан начал читать стихи. Смолкли все голоса, люди замерли, слу-шая своего короля. У Хуаниты защемило сердце, и выступили слезы на глазах. Не ей, не для нее были эти строки о любви и страсти, но невозможно было не сочувствовать ему и не переживать вместе с ним.
И когда он покинул круг и вернулся к своему месту, она поднялась и крепко обняла его. Он обнял ее в ответ и поцеловал, не обращая внимания на окружающих и их удив-ленные взгляды. Но она точно знала, что не ей предназначено все это. А потом снова были песни и танцы, вино и смех. Но время вышло. Реконкиста звала своих рыцарей. Сроки из-мерены, час назначен. Воинство рыцарей христовых собралось и двинулось на Гранаду. И многие, кто не носил оружия, тоже присоединилась к походу. Но Хуаниты не было среди них. Она вернулась в Мадрид на арену, и вместе с маэстро Мигелем и еще несколькими матадорами и навильерос, и быками, они отправились другой дорогой, чтобы встретить войско под стенами Гранады, и там провести корриду.
После долгого перехода, крестоносцы вышли к Гранаде и осадили ее. Возле лагеря была наскоро отстроена арена, и в первый же удобный вечер там была объявлена тавро-махия. Начали собираться зрители. Хуанита болтала с какими-то доннами, которые по-следовали в крестовый поход и теперь вместе с войском пришли к Гранаде.
- А ты очень похожа на нашу покойную королеву, - сказала одна из них Хуаните. Та ус-мехнулась - так вот в чем причина того, что король заметил ее.
Среди матадоров было много тех, кто выходил на арену впервые. Все нервничали. Азарт, нетерпение - все смешалось. Каждый с волнением ждал своего боя. Страсти кипе-ли. Публика рукоплескала и подбадривала участников. Сперва шорох мулеты и тяжелый топот копыт. Потом звон колокола. И вот матадор уже со шпагой. Ты можешь быть ранен, можешь быть убит. Или удача окажется на твоей стороне. Но все равно - перед тобой дос-тойный противник, уважай его!
Маэстро Мигель нашел глазами Хуаниту и сказал:
- Твой бой - через один. Иди, посмотри на своего быка, вон он стоит в загоне.
Хуанита отошла от ограды, где наблюдала за боями своих коллег.
«Ну здравствуй, торро…»
«И ты здравствуй.»
«Потанцуем?»
«Конечно!»
Время! Ворота открываются, она выходит на песок. Обходя кругом арену и привет-ствуя зрителей, она замечает короля Хуана в центральной ложе. Останавливается перед ним… Кажется ли ей, что рядом с ней кто-то стоит? А может, так и было, но просто ни-кто больше не видел этого? И вдвоем они воскликнули, перекрывая гомон толпы:
- Хуан Трастамара, для тебя!
Король поднялся в своей ложе и приветствовал ее, и крикнул в ответ:
- Хуана, я люблю тебя!
Тогда она широким шагом подошла к нему и, перегнувшись через ограду, крепко поцеловала его и повторила:
- Для тебя!
Больше не осталось времени. Теперь надо было сосредоточиться на бое, плаще и рогах быка. Вот его выпустили из загона, и весь мир, вся жизнь замкнулась на нем. Хуа-нита перестала слышать крики с трибун и все остальные звуки. Только топот копыт и тя-желое дыхание своего торро. Она старалась все делать так, как учил маэстро. И подпуска-ла быка как можно ближе, и, взмахивая мулетой, уходила в сторону. Несколько раз ей ка-залось, что она не успеет, но все же в последнюю секунду, бык пролетал мимо. Вот он на-чал уставать, и маэстро подал сигнал, позвонив в колокол. Она отдала плащ и взяла шпа-гу. Та оказалась не той, к которой привыкла Хуанита. Но сейчас это было неважно. Кру-жение. Удар, еще удар. Бык упал. Она поцеловала клинок и ушла с арены.
На этом, конечно, тавромахия не закончилась, были еще бои. Выступал тот идальго в вышитой рубашке, вместе с которым они начинали учиться у маэстро. Трибуны руко-плескали ему, он был очень хорош. И еще были бои, красивые и не очень. И все это было так прекрасно и захватывающе, что, пожалуй, ничто другое не могло сравниться с боем на арене. Матадоры обнимались и поздравляли друг друга, перевязывали раненых и помо-гали унести поверженных быков. Но вот все закончилось, публика начала расходиться, факелы загасили. Хуанита посмотрела на маэстро и внезапно поняла, что и правда он уже не молод, и очень устал. Она тихонько взяла свой плащ и пошла прочь. По дороге ей встретился все тот же идальго, они обнялись, поздравляя друг друга, и вместе направи-лись в кабак. Там он пошел искать себе вино и женщину, а она села за стол, и так сидела долго-долго, потягивая разбавленное вино и почти ни о чем не думая.