Котовская М.Г., Шалыгина Н.В. Современное мифотворчество: почему так живуч миф о матриархате
Статья сотрудников ИЭА РАН М.Г. Котовской и Н.В. Шалыгиной, впервые опубликованная в сборнике РГГУ "Гуманитарные чтения", посвящена полемике и мифам вокруг понятия о "периоде матриархата" в истории человечества. Авторы полемизируют с распространенным в российском обществе "мужским мифом" о периоде матриархата, основанном на страхе перед полным подчинением женщине. В иллюстративном материале мы попытались представить и третью сторону этой полемики -- "женский" нарратив/миф о матриархате.
Полную версию статьи можно скачать здесь
Котовская М.Г., Шалыгина Н.В. СОВРЕМЕННОЕ МИФОТВОРЧЕСТВО: ПОЧЕМУ ТАК ЖИВУЧ МИФ О МАТРИАРХАТЕ?
Миф изначально присущ человеческому мышлению как форма познания объективной действительности. В свое время русский философ А.Ф.Лосев привел мифологический способ познания реальности к хорошо известной сегодня формуле: «Миф - это совершенно необходимая категория жизни и мысли, далекая от всякой случайности и произвола» ( Лосев А.Ф. Самое само. Сочинения. 1999. С.210). Именно поэтому так называемые классические мифы не сочинялись каким-либо конкретным автором, а формировались спонтанно, «обкатываясь» в коллективном сознании множества поколений людей.
Однако существует и неклассическая мифология, которая скорее может быть охарактеризована как социальная технология, ориентированная на переработку информации именно массовым сознанием. Акцент в неклассической мифологии делается на усилении главного символа, который массовое сознание в процессе переработки информации естественным образом начинает выделять и укреплять. Именно таким способом неклассические мифы (мифологемы) конструируются и внедряются в массовое сознание. Их существование и развитие во времени было бы невозможным без склонности общественного сознания опираться на стереотипы и предрассудки. Т.е. в известном смысле само массовое сознание продуцирует новодельческие мифологемы. Известно, например, что тоталитарные мифологемы создавались молодыми маргиналами («демиурги Тысячелетнего рейха», « строители коммунизма» и т.п.) в расчете именно на массовое сознание, которое и возносило позже эти мифологемы в сферу философского теоретизирования.
С помощью мифологем происходит актуализация, если можно так сказать, доминирующего культурного кода. Если в обществе имеется «слабое звено», вызывающее ожесточенные дискуссии, но фактически не имеющее прагматического разрешения в ближайшем обозримом будущем, то такое «звено» вполне может стать фундаментом для рождения мифологем. «Больным» местом, или «слабым звеном» современного общественного сознания является противостояние «мужского» и «женского» практически во всех сферах социальной жизни - в экономике, политике, культуре, искусстве и т.д. Активность женского движения во многих странах воспринимается общественным сознанием сегодня как возвращение некоего мифического времени, когда все приоритеты социального управления принадлежали женщине, а не мужчине. Любопытно, что массовое сознание практически не интересует ни когда такой период в истории человечества реально мог бы быть, ни почему могла бы сформироваться такая ситуация, ни, тем более, что конкретно представляло из себя «правление женщин». Главное - это то, что в истории человечества якобы был прецедент, который при определенных условиях может быть реанимирован. Именно такая логика массового сознания и актуализирует сегодня миф о матриархате.
Будучи на время вытесненными из актуальной парадигмы социального опыта, мифы рано или поздно трансформируют форму своего субъективного присутствия. Иными словами, если миф по тем или иным причинам оказался вытесненным из сферы сознательного, то фактически он никуда не исчезает, а лишь адаптируется к образам бессознательного, продолжая воздействовать на общественное сознание глубинными интенциями (Б.Малиновский. Магия, наука, религия. Пер. с англ. М., 1998. С. 70). Условия меняются - и миф возрождается, меняя лишь форму своего существования.
Для того, чтобы разобраться в причинах живучести мифа о матриархате, необходимо, очевидно, сделать две непростые, но важные вещи. Во-первых, понять основы этого мифа, суть самой мифологической конструкции о матриархате. А, во-вторых, - дать оценку этой конструкции с точки зрения данных этнологии и антропологии. Сам же термин «матриархат» мы предлагаем рассматривать как мифологический текст-матрицу, с одной стороны, способствовавший накоплению социально полезной информации, а, с другой стороны, ставший основой достаточно ангажированных социальных технологий. Так был или не был матриархат?
В отечественной науке ответ на этот вопрос пытаются дать специалисты самых различных областей гуманитарного знания. И в целом это, безусловно, полезное начинание, которое способствует восприятию проблемы под разными углами зрения. Но, с другой стороны, количество междисциплинарных интерпретаций нередко стирает границы самой проблемы, либо уменьшая, либо преувеличивая и даже искажая ее научное значение.
"Венера из Виллендорфа"
Верхнепалеолитические женские статуэтки -- "палеолитические венеры", находимые, главным образом, на территории Европы и Центральной Азии считались одним из аргументов в пользу теории матриархата
В качестве примера приведем исторический дискурс матриархата, предложенный в 1992 г. специалистом по бронзовой эпохе Крита Ю.В.Андреевым, который (вслед за А.Эвансом) обратил внимание на сюжеты миниатюрных фресок из Кносского дворца. Женщины, изображенные на этих фресках, судя по всему, принадлежали к привилегированной категории так называемых придворных дам, игравших не последнюю роль в жизни критского общества того времени. Андреев подчеркивает такие особенности изображений, как большое скопление представительниц «прекрасного пола» среди населения во время праздника на улицах, свободу и раскованность поз и жестов женщин, а также месторасположение женщин по обе стороны от святилища, в отличие от месторасположения мужчин на заднем плане (Ю.В.Андреев. Социальные роли мужчин и женщин в общественной жизни минойского Крита // Вестник Древней Истории - 1992 - №2 - С.3 - 4). С точки зрения автора версии об особой роли женщин в общественной жизни минойского Крита, «… сцены подобного рода изображают не просто увеселения для народа, …но важные религиозные обряды, которые, вероятно, входили в программу главных календарных празднеств в честь божеств минойского пантеона… То, что мы видим на фресках, нельзя расценивать лишь как отражение определенного … придворного этикета, когда минойцы-мужчины обязаны были оказывать знаки внимания дамам… Гораздо вероятнее, что женщина действительно [курсив М.Г.Котовской и Н.В.Шалыгиной] пользовалась в минойском обществе особым почетом как существо, по своей природе тесно связанное с сакральной сферой бытия … и в силу этого способная выполнять функции посредника между миром людей и миром богов» (Там же, 5). Далее автор предполагает, что поскольку женщины избирались жрицами Великой богини, главной фигуры минойского пантеона, то и их влияние могло распространяться далеко за пределы собственно культовой деятельности. Более того, вся минойская культура, считает Андреев, «несет на себе печать своеобразного феминизма, т.е. типично женских вкусов и склонностей». При этом минойские мужчины, как пишет автор, все-таки оставались «наиболее активной и предприимчивой частью социума… предпринимали далекие морские экспедиции,… строили дворцовые комплексы, разрабатывали новые технологии в металлургии и других отраслях ремесленного производства» (Там же, С. 7).
В итоге остается неясным, почему же все-таки проявление активности женщин в одной из сфер социальной жизни и в одной отдельно взятой культуре автор склонен называть «матриархатом»? И к какой категории понятийного аппарата вообще относится матриархат? Стадия эволюционного развития общества? Комбинация характерных черт в традициях той или иной культуры? Или это просто культурный феномен-изолят, спонтанно возникавший на протяжении истории человечества в особых условиях выживания человека? Как вообще людям, не посвященным в тайны и интриги научного поиска, относиться к призывам «Назад в матриархат!», «Вперед в матриархат!»? Недостаточная популяризация проблемы со стороны научного сообщества, кстати, неизбежно приводит к тому, что ответственность за интерпретацию термина начинают брать на себя средства массовой информации, и, как это нередко бывает, чисто в конъюнктурных целях. Следующий шаг - формирование в общественном сознании необходимых мифологем и, наконец, появление спекулятивно-теоретических технологий.
"Дамы в голубом". Фреска Кносского дворца.
Самая популярная мифологема, связанная с матриархатом, развивает идею о том, что грядет якобы неизбежное возвращение матриархата в общественную жизнь, что грозит мужчинам полным подчинением женщине и чуть ли не вырождением. Массовое сознание весьма негативно воспринимает эту идею, причем сопротивление исходит как со стороны мужчин, так и со стороны женщин. В результате усилия женского движения по достижению равенства полов в экономической и политической сферах социальной жизни во многих странах принимаются в штыки, а реальные успехи в установлении гендерного равенства расцениваются как неоспоримые свидетельства «возвращения матриархата». Впрочем, и сами феминистки (особенно представительницы радикального крыла этого общественного движения) также подчас готовы идентифицировать себя как новых мессий восстановления женской власти в обществе (Reed E. Women's Evolution. N.Y.:Aldin. 1975.). Сам собой напрашивается вопрос: матриархат - это все-таки власть женщин, или что-то более емкое?
Битва греков с амазонками. Барельеф на античном саркофаге.
Само слово «матриархат» соединяет в себе два корня: латинский (matris как родительный падеж от mater - мать) и греческий (arche - начало, власть). Буквально матриархат, следовательно, означает очень конкретную вещь - «власть матери» (Советский энциклопедический словарь. Изд-во Москва. «Советская энциклопедия». 1983. С. 771). Однако еще в Древней Греции родилась первая концепция, увязавшая «власть матери» с основными принципами общественного устройства - так называемая эгалитарная теория Платона (от лат. Egalis, что значит «равный»). Суть ее в том, что идеальное государство должно в одинаковой мере учитывать мужчин и женщин при назначении на все общественные посты, вплоть до самых высоких. «По отношениям к занятиям, связанным с государственным устройством, у женщин нет никаких особенностей», - убеждал философ своих сограждан (Платон. Государство 457 C-D // Цит. по: Антология мировой философии. Москва. Изд-во «Мысль». 1969. С.406). Правда, что делать с главной функцией женщин - деторождением при абсолютно равном распределении обязанностей между мужчинами и женщинами, Платон так и не решил. Более того, на протяжении жизни его взгляды постепенно менялись и не в пользу равенства полов. Положение женщин в афинском обществе оставалось подчиненным, а отношение к ним - пренебрежительным.
Для еще одного корифея античной мысли, Аристотеля, вопроса, связанного с «властью матери» вообще не существовало. Начальной формой человеческого общежития, учил философ, была исключительно патриархальная семья с неограниченной властью отца над всеми домочадцами, включая жен и рабов. Семьи образовывали селения, а селения - государства. Основой общественной жизни в итоге оказывалась триада: патриархальная семья - классовое общество - государство (Aristotel. Politica.Книга 1 //Цит. по: Антология мировой философии. М. Из-во «Мысль». 1969. С. 468), ставшая непререкаемой формулой для всего последующего развития западноевропейского общества. Идея Платона о равенстве женщин и мужчин вызывала у Аристотеля категорическое отторжение, т.к. реализация подобных новшеств, считал философ, приведет к результату, противоположному тому, о котором мечтал Платон, и вместо упрочения государства наступит его гибель.
Однако еще задолго до Аристотеля имелось немало сообщений античных путешественников и историков о народах, которые ведут свой счет родства исключительно по материнской линии и весьма почитают женщин. Правда, впервые систематизированы и подвергнуты научному анализу они были только в середине 19 в., когда богатый швейцарец И.Я.Бахофен, посвятивший свою жизнь науке, издал фундаментальный труд «Материнское право» (1861 г.), где обобщил данные античной мифологии и свидетельств путешественников. А вскоре после Бахофена американский эволюционист Л.Г.Морган, ввел в научный оборот новые данные об американских индейцах и их общественном устройстве, подтвердив, что господству мужчин в эволюции человечества когда-то предшествовало господство женщин (Л.Г.Морган «Древнее общество» (1877 г.).
Образ амазонки был важен и в культуре Нового Времени, одним из многих примеров этого может служить
скульптура Пьера Эжена Эмиля Эбера "Амазонка готовящаяся к битве"
Очень скоро концепция матриархата как стадия эволюционного развития общества, предшествующая патриархату, заняла прочное место в общественном сознании и стала символом первобытного коллективизма. Но теоретически признанное наполнение эта идея получила лишь в широко известном труде Ф.Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Несмотря на научную уязвимость, а нередко и просто бездоказательность, идея о матриархате начала свою самостоятельную жизнь в науке. Этнографические факты, которые хотя бы приблизительно соответствовали новой теории, интерпретировались в пользу существования матриархата на определенной стадии развития человеческого общества.
Первые сомнения в реальности матриархата как эволюционного этапа в становлении человеческого общества прозвучали только в 1948 г., когда известный советский этнолог М.О. Косвен выступил со статьями, доказывающими несостоятельность отождествления материнско-родовой организации с властью женщин при первобытнообщинном строе (М.О. Косвен. Матриархат. История проблемы. М.-Л. Изд-во АН СССР 1948 г). Суть его позиции сводилась к тому, что при низком уровне развития производительных сил, когда физическое выживание являлось главной задачей членов раннеродовой общины, ресурсы мужского и женского труда были востребованы практически одинаково. Более того, продукты женского труда (собирательство) были так же необходимы для рациона человека, как и продукты мужского труда ( охотничья добыча). На этом основании многие исследователи, как в России, так и за рубежом делают вывод о взаимодополняемости и взаимозаменяемости экономических функций мужчин и женщин в родовом обществе. Причем, гендерный паритет в экономике сохраняется весьма продолжительное время. Даже при переходе к земледелию женщины исполняли одни функции ( например, пропалывание), а мужчины - другие ( вспахивание земли). Точно так же обязанности мужчин и женщин делились и при возникновении скотоводства (выпас скота был обязанностью мужчин, а уход и доение скота - обязанностью женщин).
Книга "The First Sex" американского автора, представительницы феминизма второй волны, Элизабет Дэвис --
одна из первых книг, конструирующих радикально-феминистскую версию истории.
Элизабет Девис пишет об "управляемых женщинами мирных доисторических королевствах" сокрушенных "воинственными кочевниками",
которые заменили "древнюю культуру мира и уважения" на культуру "агрессии и насилия"
Отсутствие какого-либо существенного преимущества между полами в экономических отношениях привел исследователей первобытного общества к мысли о неизбежности возникновения таковых в социальной или даже идеологической сфере. Основным аргументом защитников матриархата вновь становится групповой брак: если отцовство неизвестно, то преимущество матери в жизни племени очевидно. Нам представляется, что наиболее убедительным оппонентом сторонников матриархата на этой стадии развития дискуссии стал известный российский исследователь В. Першиц: «Как показывают этнографические данные, относящиеся ко всем без исключения раннепервобытным и позднепервобытным племенам, сохранившим материнский род, женщины никогда не занимали господствующего положения. Ни определение принадлежности к роду по линии матери (матрилинейность), ни сохранение ячеек типа "материнской семьи", ни даже поселение мужа в группе жены (матрилокальный брак) не ставили мужчину в сколько-нибудь зависимое, подчиненное, приниженное положение. При матрилокальном браке женщины с их детьми и частично остававшимися жить здесь же неженатыми сородичами-мужчинами численно преобладали над своими пришедшими сюда по браку мужьями. Но такое преобладание не вело к доминированию женщины. Первобытные общества, в которых женщины были бы традиционными главами родов, общин, а тем более племен, этнологией не зафиксированы. Этими главами в материнско-родовых обществах были братья женщин» (В. Першиц, В. Смирнова. Был или не был матриархат? // Советская этнография. 1983. № 3 С.42).
На сегодняшний день накал научных страстей вокруг вопроса о существовании матриархата несколько приутих. В российской этнологической школе, в частности, считается доказанным, что при одном и том же уровне социально-экономического развития одни племена были организованы по материнско-родовому, а другие - по отцовско-родовому принципу (так называемая австралийская контроверза), и этот постулат, в свою очередь, дает основания говорить о параллельном возникновении обеих форм рода.
Итоги долгого научного спора, однако, не стали достоянием массового сознания. Скорее наоборот - породили еще больше слухов, домыслов и мифов о существовавшем когда-то обществе, где власть принадлежала женщинам. Но ведь хорошо известно, что слухи рождаются тогда, когда не хватает достоверной информации. Фактическое отсутствие каких-либо популярных объяснений со стороны ученого сообщества по поводу проблемы матриархата способствовало формированию информационной ниши, где главные позиции заняли медиа. Сработал закон рынка: есть спрос - будет и предложение. К сожалению, предложение в виде научной интерпретации социального артефакта осталось в башне из слоновой кости академических дискуссий, которая до сих пор хранит свои ценности для узкого круга специалистов.
Женские культы великой богини и идеи матриархата распространены и в некоторых направлениях современного неоязычества.
На рисунке -- один символов "Движения Богини".
Современные масс-медиа, напротив, демонстрируют живую заинтересованность в общественном сознании, воспринимают его как основного потребителя своей продукции. Темы, которые волнуют общественное сознание, с позиций масс-медиа, должны обсуждаться в первую очередь, это - аксиома. Проблема в том, насколько масс-медиа заинтересованы в истинности информации о матриархате.
Еще в 1930-х гг. в центре внимания американских исследований о влиянии масс-медиа на общественное сознание оказались убеждения людей. Правда, теоретиков интересовали не идеологические убеждения аудитории, а так называемые краткосрочные эффекты, которые позволяли бы управлять общественным сознанием в целях бизнеса или политики. Тем не менее, разработка механизмов формирования убеждений с помощью информации стремительно стала набирать обороты. В 1940 г. известный американский исследователь масс-медиа Пол Лазарсфельд сформулировал парадигму ограниченных эффектов или селективность восприятия и отбора информации. Чуть позже идею поддержал соотечественник Лазарсфельда психолог Леон Фестингер, который ввел в науку понятия когнитивного диссонанса и селективных процессов. Суть этих понятий заключается в том, что люди склонны поддерживать и даже специально возвращаться к состоянию внутреннего равновесия (когнитивного баланса) в процессе познания окружающего мира. Любая информация, не соответствующая имеющимся у человека оценкам и убеждениям, вызывает у него психологический дискомфорт, от которого необходимо избавиться. Когда индивид в процессе познания сталкивается с раздвоенностью суждений о каком-либо предмете, с психологической нестыковкой информации, он старается разными способами привести эти вещи и суждения о них в соответствие между собой (Festinger L. Cognitive Dissonance// Scientific American. 1962. №207. P.93).
Способы приведения потоков информации в психологическое равновесие были названы селективными процессами, которые действуют как чрезвычайно сложные механизмы фильтрации, отсеивающие лишнюю информацию и одновременно выявляя самые необходимые для человека модели объяснения окружающего мира. Механизм фильтрации информационных потоков включает в себя три этапа. Сначала человек неосознанно стремится получать только те сообщения, которые, как ему кажется, соответствуют его мнениям и интересам и избегает того, что нарушает его внутреннее равновесие (селективная экспозиция). На втором этапе происходит запоминание отобранной информации (селективное запоминание). И, наконец, на третьем этапе начинается умственная или психологическая переделка сообщения для окончательного приведения его смысла в соответствие с убеждениями и установками человека (селективная перцепция).
Вышедшая в 1976г. книга американского историка Мерлин Стоун "When God Was a Woman" -- еще один важный текст феминистского дискурса о матриархате.
В качестве подтверждения работы этого механизма в научной литературе приводятся экспериментальные данные американского психолога Джозефа Клаппера в его знаменитом исследовании рождения и распространения слухов, проведенном в 1945 г. Обычным американским гражданам, отобранным для проведения исследования слухов, показали картинку, на которой был изображен белый мужчина с ножом в руке, нападавший в поезде на безоружного афроамериканца. При этом сами испытуемые были белыми. В послевоенных США, где расовая проблема стояла очень остро, ожидаемые модели поведения в этой ситуации и составляли суть эксперимента. Тех, кто посмотрел эту картинку, попросили рассказать другим ее содержание. Очень скоро рассказчики поменяли местами черного и белого мужчин в поезде - нападающим оказался черный, а белый стал жертвой нападения. (Allport G.W., Postman L.J. The Basic Psychology of Rumor // Transactions of New York Academy of Sciences. 1945. №8. P.61-81).
Мария Гимбутас(1921--1994гг.) -- американский археолог литовского происхождения, профессор UCLA, одна из создательниц "феминистской археологии" и сторонница теории матриархата
Распространение слухов, таким образом, следует воспринимать как инструмент устранения когнитивного диссонанса. В Америке 1945 г. слухи об агрессивности афроамериканцев распространялись и утверждались в общественном сознании в первую очередь по той причине, что черные «не вписывались» в структуру победоносной американской нации. Чтобы привести два психологически не стыкующихся потока информации в соответствие, надо было черных американцев сделать врагами белых. Общественное сознание в США с этой задачей справилось легко, учитывая историческое прошлое нации. Но отсюда следует очень важный вывод: если общественное сознание не успевает перерабатывать не стыкующиеся между собой потоки информации, т.е. сталкивается с массовым когнитивным диссонансом, оно попросту «подгоняет» ситуацию под ту или иную, но уже знакомую социальную модель, устраняя, таким образом, психологический дискомфорт.
В случае с матриархатом общественное сознание, по сути, ведет себя точно так же. Быстро набирающее темп женское движение во всем мире ломает гендерные стереотипы, отстаивая новый, по сравнению с патриархатным, статус женщины в социуме. Но многовековая инерция патриархатных стереотипов в обществе продолжает генерировать свои собственные ценности, вступая в психологическое противоречие с социальными инновациями. Возникший когнитивный диссонанс может быть устранен с помощью слухов, которые «подсказывают» способ избавления от психологического дискомфорта: мол, когда-то это уже было, власть в обществе принадлежала женщинам, а не мужчинам, и теперь может все повториться, если не принять надлежащие меры.
Матриархат становится буквально необходимым общественному сознанию, превратившись в своего рода текст-матрицу социальных технологий. Сама проблема существования матриархата перестает быть актуальной (даже для научного сообщества), а на первый план выходит проблема обсуждения матриархата, когда значимость дискурса заменяет собой значимость смысла. Обсуждение мифа, пересказывание мифа, критика мифа становится самодостаточным действием, ради пролонгации которого миф и должен существовать.
Символ женского троичного лунного божества в викке("ведовстве") -- одном из направлений неоязычества.
Общество нуждается в мифах, которые, однажды родившись, впоследствии начинают жить своей собственной жизнью, «обслуживая» те или иные потребности человеческого бытия. Еще в 1990-х гг. родоначальник мифодизайна в России А. Ульяновский предложил классификацию «потребностных мифологий» (термин А.Ульяновского), т.е. принципов конструирования мифов на основе человеческих потребностей (А.Ульяновский. Мифодизайн рекламы. Спб.: Изд-во Института личности. 1995. С.128-146). Согласно этой классификации, мифотворчество дифференцированно отражает насущные человеческие потребности. Например, физиологические потребности человека (потребность в пище, движении, отдыхе и т.д.) способствуют рождению волшебных мифов, в которых человек чудесным образом становится обладателем здоровья, избавляется от борьбы за пищу и т.п. Объект мифологизации при этом наделяется чертами антропоморфного существа или могущественного тотема для усиления социальной значимости волшебства. Еще одна классификационная категория мифов - псевдоэкзистенциальная - акцентирует внимание на важности так называемого второго условного действия (следование моде, накопление денег и т.п.). Согласно этому мифу, истинными ценностями становятся, например, публичность личной жизни, обладание культовыми предметами и т.д. Эту категорию мифов в современном мире особенно усердно «обслуживает» реклама.
Что же касается мифа о матриархате, то его, на наш взгляд, можно отнести к той категории мифов, которая названа качественно искаженным мировоззрением. Управление общественным мнением остро нуждается в таких социальных технологиях, которые базировались бы на перманентном интересе человека. Отношения полов всегда интересовали и будут интересовать массовое сознание, независимо от принадлежности его носителей к той или иной культуре. Достаточно придать мифу о матриархате немного бытовой конкретики в реальных социокультурных условиях - и он способен превратиться в весьма действенный инструмент по манипулированию общественным сознанием. В специальной литературе по изучению связей с общественностью такого рода инструменты принято относить к исторически первому в истории цивилизации типу социальных технологий - ситуативным технологиям, с помощью которых формируются основные мировззренческие концепты культуры (А.А.Трунов, Е.И.Черникова. Технологии «паблик рилейшнз» в трансформирующейся цивилизации модерна. Санкт-Петербург Алетейя. 2007. С.48).
Хайде Геттнер-Абендрот(род. 1941) -- немецкая феминистка, организующая и защищающая деятельность
в области исследований матриархата -- одной из областей "феминистской антропологии"
«Мужские» мифы о матриархате, кстати, сегодня явно доминируют в общественном сознании. Более того, они обретают прочную материальную базу и интегрируются в ментальные конструкты нового «открытого общества». Достаточно вспомнить щедро финансируемые российскими банками экспедиции по так называемым «белым пятнам планеты». С одной стороны, конечно, замечательно, что в прежде «закрытом» обществе появилась возможность узнавать о народах и культурах, живущих в отдаленных уголках Земли. Но, с другой стороны, в роли путешественников нередко выступают неофиты, не имеющие профильного образования и подчас неспособные даже приблизительно разобраться в проблемах традиционного общества, где по-прежнему существуют, например, формы коллективного брака и сложная структура социального устройства. В результате общественное мнение о матриархате пополняется знаниями на уровне «странниц» А.Н.Островского, разносящих по городам и весям слухи обо всем диковинном и непонятном. Так, в конце 1990-начале 2000 гг. российское массовое сознание стало получать информацию об амазонках, живущих на Новой Гвинее в полной изоляции, но изредка совершающих «секс-туры» в близлежащие селения для продолжения собственного рода. Или телеведущие, создающие передачи о непознанных феноменах, брали на себя ответственность за интерпретацию образа жизни народов, среди которых они находились всего несколько дней и явно не утруждали себя изучением исследовательских методик.
Плакат проводившегося при содействии Хайде Геттнер-Абендрот 2-го всемирного конгресса в области исследований матриархата(2005г.),
в котором принимали участие не только независимые исследователи и феминистские активисты, но и академические ученые из многих стран.
Иными словами, мифологемы о матриархате начали получать новую пищу для своего существования из источника, «близкого к этнографии» и лишь отдаленно отражавшего сложные социальные конструкты традиционного общества. В России 1990-х гг., когда «сливали мыльную воду», не очень задумывались над тем, что в этой воде находилось. Отечественные традиции этнографического исследования нередко выносились за скобки, а на первое место выдвигались альтернативные эпистемологии, будто бы обеспечивающие непредвзятость полевого наблюдения. Этнографам прошлых десятилетий инкриминировали зависимость от таких факторов, как «заданный контекст социального окружения», заведомую институциональность (т.е. причастность исследователя к институтам своего общества), конвенциональность (т.е использование собственных средств отражения наблюдаемой реальности), жанровую принадлежность этнографического текста, зависимость от политического фона исследования и, наконец, дистанцированность наблюдения от исторических трансформаций. На волне такого всеобщего отрицания и начали использоваться альтернативные подходы к изучению социокультцрных феноменов.
По мнению одного из апологетов нового, постмодернистского подхода к изучению этнографического материала Дж. Клиффорда, этнограф, чтобы не осуществлять насилие над наблюдаемой реальностью, должен отказаться от любого теоретизирования в духе естественнонаучного знания и забыть о создании какой-либо связной, упорядоченной теории. «Этнографическое описание должно стать полифоническим, т.е. превратиться в сумму противоречащих друг другу голосов, - тогда и культура предстанет в нем такой, как она есть, как «полифония», разноголосое множество отдельных голосов, которые могут и противоречить друг другу» (Clifford J. Introduction…// Цит. по: С.А.Шандыбин. Постмодернистская антропология и сфера применимости ее культурной модели. Этнографическое обозрение. 1998, № 1. С.14-27).
Оставим в стороне дискуссию по поводу достоинств и недостатков постмодернистского подхода, фактически не утихающую до сих пор. В данном случае нас интересует совсем другое, а именно - вульгаризация любого подхода, использование эпистемологии постмодерна для отказа от какой-либо исследовательской методики вообще. Результат - поток неверифицируемой информации конъюнктурного содержания о традиционных обществах в различных регионах планеты. Пышные и дорогостоящие презентации «исследовательского материала» для СМИ только подливали масла в огонь, удовлетворяя потребность массового сознания в новоявленных мифах о «чудесах со всего света».
Мифы об амазонках, матриархате и других формах женской власти, будто бы существующей еще где-то на планете, однако, не только будоражат массовое сознание, но и довольно ощутимо влияют на формирование ценностей в обществе. Постоянная угроза «возвращения матриархата» препятствует полноценному развитию гендерного диалога, блокируя естественные трансформации как мужского, так и женского поведения. Консервация маскулинности и фемининности, жесткая функциональная маркировка гендерных территорий, как нам представляется, не способствуют снятию социальной напряженности в современном обществе. Напротив, именно в условиях жесткой маркировки мужского и женского пространства рождаются многочисленные практики непонимания и конфликтов, пролонгируется извечная идея борьбы за власть. Во всем-де виноваты женщины, которые всегда боролись с мужчинами за власть и продолжают бороться до сих пор, вместо того, чтобы заботиться об очаге и рожать детей.
Подобное направление развития идеи о матриархате в общественном сознании, кстати, получило весьма основательную поддержку и со стороны научных теорий. Экспрессивность женской роли в обществе, т.е. ограничение ее функций поддержанием психологического баланса семьи, еще в первой половине ХХ в.была противопоставлена Талкоттом Парсонсом инструментализму социальной роли мужчин (T. Parsons. The Structure of Social Action. N.Y. 1937). Именно мужчина, с точки зрения авторитетнейшего ученого, должен осуществлять связь института семьи со всеми другими социальными институтами, реализуя, таким образом, свои властные полномочия. Власть женщины ограничивалась домашним очагом и не должна была выходить за его пределы. Нарушение традиционной патриархатной маркировки предлагалось классифицировать как срыв «гендерного договора» с весьма нежелательными для общества последствиями.
Миф о матриархате, таким образом, нельзя рассматривать как абсолютно нейтральную материю, существующую лишь в рамках научного дискурса. Как видим, реакции общественного сознания на провокации вольных или невольных мифодизайнеров могут быть использованы для решения вполне конкретных задач социального управления.
Скачать полную версию статьи