Ликвидаторы аварии на ЧАЭС умирают не чаще обычных людей / Психология радиации
Ещё о Чернобыле здесь, здесь и здесь
«Мы в несколько тысяч раз завышаем реальную опасность радиации»
Член-корреспондент РАН - о последствиях Чернобыльской катастрофы, которые ощущаются через 30 лет
В день 30-летия аварии на Чернобыльской АЭС один из ведущих экспертов по атомной энергетике и радиационной безопасности, директор Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН, член-корреспондент РАН Леонид Большов в беседе с корреспондентом «Ъ» Анной Макеевой оценил сохраняющиеся последствия катастрофы и отношение к ним в обществе. ©
___Директор Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН, член-корреспондент РАН Леонид Большов / Фото: Дмитрий Лекай
- В конце марта 2016 года Верховный суд РФ отклонил иск 53 жителей Брянской и Рязанской областей о признании недействительным постановления правительства о сокращении перечня поселений, загрязненных радиацией после чернобыльской катастрофы. Жители исключенных из перечня поселений лишились льгот и выплат, полагающихся жителям пострадавших от катастрофы территорий. Как вы оцениваете это решение?
- Данные мониторинга (правительство пересматривает перечень территорий раз в пять лет, на основе данных радиационного мониторинга Росгидромета.- “Ъ”) правильные, а действия - неправильные. Последствия Чернобыльской аварии, как любой крупной ядерной аварии, делятся на прямые и косвенные. Прямые связаны с облучением радиацией, последствиями для здоровья для тех людей, которые проживали на этих территориях, для тех, кто ликвидировал последствия. Эти прямые последствия после Чернобыля весьма ограничены. Мировая наука, как, впрочем, и советская наука в первый же год после аварии, посчитала, что среди прямых медицинских последействий только 134 подтвержденных случая острой лучевой болезни. В первые 100 дней умерли 28 человек. Всех остальных вылечили, и дальше они жили и умирали в соответствии со средними по стране медицинскими показателями. А смертность среди ликвидаторов, к которым отношусь и я, ничем не отличается от смертности среди людей, не имевших никакого отношения к Чернобылю. Ни тысяч, ни миллионов, ни миллиардов жертв, о которых некоторые горячие головы говорили, нет.
Значительно более существенными являются косвенные последствия ядерной аварии, к которым относятся и наши представления о радиации. Речь идет не только о простой домохозяйке или пенсионере, это относится и к людям, принимающим решения: это и депутаты, и многие министры. В свое время мы измеряли величину расхождения между реальной опасностью и вымышленной. Мы в несколько тысяч раз завышаем реальную опасность радиации в своем представлении, от этого очень часто наши действия неадекватны. Это проявилось и в Чернобыле тоже: пять лет спустя, в марте 1991 года, на фоне всеобщего испуга в связи с радиацией, смены эпох, смены экономического и общественно строя был принят «чернобыльский закон» («О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на ЧАЭС».- “Ъ”). Этим законом 8 млн человек были одномоментно объявлены жертвами Чернобыля. Отсюда появились зонирование, субсидии, льготы. В Европе тоже были заражены немалые территории. Но там и нормы, и контрмеры были минимальными, и люди прошли через это испытание значительно мягче. Мы же, введя такой закон из побуждений, направленных на защиту населения, исковеркали жизнь 8 млн человек на Украине, в России и Белоруссии.
- Как принятие этого закона сказалось на жизни людей?
- Людям нанесли непоправимый ущерб, связанный не с радиацией, а с принятием неправильных решений. Потому что когда вам скажут, что вы завтра умрете, уже сегодня у вас начнет болеть. Произведенную на этих территориях продукцию никто не будет покупать, даже если она чистая, потому что она «чернобыльская» - страшно. Девушке, родившейся на этих территориях, будет трудно выйти замуж, потому что ее все рассматривают как зараженную. Это из жизни истории. Кроме того, вам как жертве радиации, еще и выплачивают за это скромные деньги - вы точно поверите, что у вас не все в порядке и жить вам осталось немного. Отсюда психологический стресс, нарушение обыденной жизни. Я уже не говорю про тех, кого внезапно отселили в 1991-1992 годах, когда не было для этого разумных оснований. Мы в институте глубоко убеждены, что за реальный ущерб людям надо платить. Снимать совсем льготы - неправильно. Тем не менее сегодня, когда прошло 30 лет, радиоактивный распад сделал свое дело, в подавляющем большинстве районов 14 пострадавших областей России нет никаких причин для компенсации радиационного ущерба. Надо было просто изменить назначение этих выплат и сделать программу адресной социальной поддержки: перейти от территориальной к индивидуальной. Если два года назад на совершенно чистую территорию переехала какая-нибудь семья, она сегодня получает льготы, по бедности нашей, вполне заметные, что не очень справедливо. Те люди, которые пережили Чернобыльскую аварию на этой территории, кому нанесен ущерб, должны получать эти социальные выплаты вплоть до конца своих дней. Но не их дети, не внуки, не вновь переселенные. Поэтому те решения, которые сейчас принимаются, они по своей направленности правильные: перестать морочить людям голову, что есть радиация и где-то грязно. Но делать это надо справедливым образом, оставляя выплаты тем, чья жизнь действительно пострадала.
- По данным ВЦИОМ, спустя 30 лет после аварии на Чернобыльской АЭС, 72% россиян не исключают повторения в ближайшие годы подобной аварии на одном из российских атомных объектов. При этом 58% россиян выступают за развитие атомной энергетики. О чем говорит эта статистика?
- Она говорит о том, что нужно работать в этом направлении. Мой опыт, а я с первых дней после аварии занимаюсь проблемой безопасности радиации, говорит о том, что если человек не ангажирован и не состоит в организации, где платят деньги за то, чтобы стращать народ, можно изменить его отношение к опасности радиации, дав ему качественную понятную информацию. Но этим надо целенаправленно заниматься. Например, после аварии на Фукусиме на российском Дальнем Востоке началась паника: люди покупали в аптеках спиртовой раствор йода, некоторые даже глотали его. Билеты в Центральную Россию раскупались моментально. Однако эту панику буквально за неделю удалось погасить за счет того, что правительство начало информационную кампанию: никто никого не дурил, а просто каждые 15 минут давали информацию об уровне радиации из 600 пунктов измерения радиационной обстановки на Дальнем Востоке. Это информирование плюс разъяснение в СМИ привели к тому, что паника быстро улеглась. И возникшее настороженное отношение к атомной энергетике вернулось на свои прежние значения. Это работа, которую не только можно, но и нужно делать. Потому что если человек не информирован и неадекватно относится к тем или иным угрозам, его действия в критической ситуации тоже неадекватны. Для дикаря нет разницы, едет автомобиль или стоит, все равно он страшен. Для нас автомобиль, стоящий на парковке, никакой угрозы не представляет, потому что мы знаем, что это. То же самое относится к радиации.
Анна Макеева
«Коммерсантъ», 26 апреля 2016
«Мы в несколько тысяч раз завышаем реальную опасность радиации»
Член-корреспондент РАН - о последствиях Чернобыльской катастрофы, которые ощущаются через 30 лет
В день 30-летия аварии на Чернобыльской АЭС один из ведущих экспертов по атомной энергетике и радиационной безопасности, директор Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН, член-корреспондент РАН Леонид Большов в беседе с корреспондентом «Ъ» Анной Макеевой оценил сохраняющиеся последствия катастрофы и отношение к ним в обществе. ©
___Директор Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН, член-корреспондент РАН Леонид Большов / Фото: Дмитрий Лекай
- В конце марта 2016 года Верховный суд РФ отклонил иск 53 жителей Брянской и Рязанской областей о признании недействительным постановления правительства о сокращении перечня поселений, загрязненных радиацией после чернобыльской катастрофы. Жители исключенных из перечня поселений лишились льгот и выплат, полагающихся жителям пострадавших от катастрофы территорий. Как вы оцениваете это решение?
- Данные мониторинга (правительство пересматривает перечень территорий раз в пять лет, на основе данных радиационного мониторинга Росгидромета.- “Ъ”) правильные, а действия - неправильные. Последствия Чернобыльской аварии, как любой крупной ядерной аварии, делятся на прямые и косвенные. Прямые связаны с облучением радиацией, последствиями для здоровья для тех людей, которые проживали на этих территориях, для тех, кто ликвидировал последствия. Эти прямые последствия после Чернобыля весьма ограничены. Мировая наука, как, впрочем, и советская наука в первый же год после аварии, посчитала, что среди прямых медицинских последействий только 134 подтвержденных случая острой лучевой болезни. В первые 100 дней умерли 28 человек. Всех остальных вылечили, и дальше они жили и умирали в соответствии со средними по стране медицинскими показателями. А смертность среди ликвидаторов, к которым отношусь и я, ничем не отличается от смертности среди людей, не имевших никакого отношения к Чернобылю. Ни тысяч, ни миллионов, ни миллиардов жертв, о которых некоторые горячие головы говорили, нет.
Значительно более существенными являются косвенные последствия ядерной аварии, к которым относятся и наши представления о радиации. Речь идет не только о простой домохозяйке или пенсионере, это относится и к людям, принимающим решения: это и депутаты, и многие министры. В свое время мы измеряли величину расхождения между реальной опасностью и вымышленной. Мы в несколько тысяч раз завышаем реальную опасность радиации в своем представлении, от этого очень часто наши действия неадекватны. Это проявилось и в Чернобыле тоже: пять лет спустя, в марте 1991 года, на фоне всеобщего испуга в связи с радиацией, смены эпох, смены экономического и общественно строя был принят «чернобыльский закон» («О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на ЧАЭС».- “Ъ”). Этим законом 8 млн человек были одномоментно объявлены жертвами Чернобыля. Отсюда появились зонирование, субсидии, льготы. В Европе тоже были заражены немалые территории. Но там и нормы, и контрмеры были минимальными, и люди прошли через это испытание значительно мягче. Мы же, введя такой закон из побуждений, направленных на защиту населения, исковеркали жизнь 8 млн человек на Украине, в России и Белоруссии.
- Как принятие этого закона сказалось на жизни людей?
- Людям нанесли непоправимый ущерб, связанный не с радиацией, а с принятием неправильных решений. Потому что когда вам скажут, что вы завтра умрете, уже сегодня у вас начнет болеть. Произведенную на этих территориях продукцию никто не будет покупать, даже если она чистая, потому что она «чернобыльская» - страшно. Девушке, родившейся на этих территориях, будет трудно выйти замуж, потому что ее все рассматривают как зараженную. Это из жизни истории. Кроме того, вам как жертве радиации, еще и выплачивают за это скромные деньги - вы точно поверите, что у вас не все в порядке и жить вам осталось немного. Отсюда психологический стресс, нарушение обыденной жизни. Я уже не говорю про тех, кого внезапно отселили в 1991-1992 годах, когда не было для этого разумных оснований. Мы в институте глубоко убеждены, что за реальный ущерб людям надо платить. Снимать совсем льготы - неправильно. Тем не менее сегодня, когда прошло 30 лет, радиоактивный распад сделал свое дело, в подавляющем большинстве районов 14 пострадавших областей России нет никаких причин для компенсации радиационного ущерба. Надо было просто изменить назначение этих выплат и сделать программу адресной социальной поддержки: перейти от территориальной к индивидуальной. Если два года назад на совершенно чистую территорию переехала какая-нибудь семья, она сегодня получает льготы, по бедности нашей, вполне заметные, что не очень справедливо. Те люди, которые пережили Чернобыльскую аварию на этой территории, кому нанесен ущерб, должны получать эти социальные выплаты вплоть до конца своих дней. Но не их дети, не внуки, не вновь переселенные. Поэтому те решения, которые сейчас принимаются, они по своей направленности правильные: перестать морочить людям голову, что есть радиация и где-то грязно. Но делать это надо справедливым образом, оставляя выплаты тем, чья жизнь действительно пострадала.
- По данным ВЦИОМ, спустя 30 лет после аварии на Чернобыльской АЭС, 72% россиян не исключают повторения в ближайшие годы подобной аварии на одном из российских атомных объектов. При этом 58% россиян выступают за развитие атомной энергетики. О чем говорит эта статистика?
- Она говорит о том, что нужно работать в этом направлении. Мой опыт, а я с первых дней после аварии занимаюсь проблемой безопасности радиации, говорит о том, что если человек не ангажирован и не состоит в организации, где платят деньги за то, чтобы стращать народ, можно изменить его отношение к опасности радиации, дав ему качественную понятную информацию. Но этим надо целенаправленно заниматься. Например, после аварии на Фукусиме на российском Дальнем Востоке началась паника: люди покупали в аптеках спиртовой раствор йода, некоторые даже глотали его. Билеты в Центральную Россию раскупались моментально. Однако эту панику буквально за неделю удалось погасить за счет того, что правительство начало информационную кампанию: никто никого не дурил, а просто каждые 15 минут давали информацию об уровне радиации из 600 пунктов измерения радиационной обстановки на Дальнем Востоке. Это информирование плюс разъяснение в СМИ привели к тому, что паника быстро улеглась. И возникшее настороженное отношение к атомной энергетике вернулось на свои прежние значения. Это работа, которую не только можно, но и нужно делать. Потому что если человек не информирован и неадекватно относится к тем или иным угрозам, его действия в критической ситуации тоже неадекватны. Для дикаря нет разницы, едет автомобиль или стоит, все равно он страшен. Для нас автомобиль, стоящий на парковке, никакой угрозы не представляет, потому что мы знаем, что это. То же самое относится к радиации.
Анна Макеева
«Коммерсантъ», 26 апреля 2016