Первая мировая. Нечем воевать!
Другие неизвестные проблемы РИ в ПМВ: Разброд и шатания Генштаба
«Патронов! Дайте патронов!»
Чего не хватало русской армии в Великой войне - кризис боевого снабжения в 1915-1916 годах
Уже через год после начала Великой войны Россия оказалась перед угрозой стратегического поражения - период с мая по сентябрь 1915 года вошел в историю как «Великое отступление», в ходе которого русская армия была вынуждена оставить противнику почти все западные области. ©
~~~~~~~~~~~
Русская пехота, вооруженная трехлинейной винтовкой образца 1891 года (винтовка Мосина)
Причиной этой военной катастрофы стали отнюдь не ошибки командования, а жесточайший кризис военного снабжения. В популярной истории его часто именуют как «снарядный голод», хотя это не совсем так. Как свидетельствуют документы тех лет, на самом деле русской армии не хватало почти всего, что нужно на войне, и в первую очередь - винтовок и патронов.
«Укомплектование 14 000 человек без ружей»
Генерала А.Н. Куропаткина, ставшего олицетворением поражения в Русско-японской войне 1904-1905 гг., можно обвинить, наверное, во многих грехах, но только не в отсутствии наблюдательности и почти немецкой методичности в дневниковых записях. 27 декабря (по старому стилю, по новому - 9 января 1915-го) 1914 года, в финальную фазу Лодзинской операции, он оставил в своем дневнике следующую запись: «Приехал А.И. Гучков (известный политический и государственный деятель, после начала войны отправился на фронт в качестве особоуполномоченного Общества Красного креста - РП) с передовых позиций. Много рассказывал. С продовольствием не справляются в армии. Люди голодают. Сапог у многих нет. Ноги завернуты полотнищами. <…> Убыль в пехоте, в офицерах огромная. Есть полки, где несколько офицеров. Особенно тревожно состояние артиллерийских запасов. Читал мне приказ командира корпуса не расходовать более 3-5 снарядов в день на орудие. Пехоте, осыпаемой снарядами противника, наша артиллерия не помогает. Одна стрелковая бригада не получала укомплектования 3 месяца. Во время боев, когда германцы прорвались из мешка [в ходе Лодзинской операции], на правый фланг прислали укомплектование 14 000 человек без ружей. Эта колонна подошла чуть не в боевую линию и очень стеснила войска».
Стоит отметить, что хронологически эта запись относится к концу пятого месяца с момента вступления России в Великую войну и до трагедии «Великого отступления» еще далеко. Почти за полгода боевых действий русская Ставка Верховного Главнокомандования, во главе с великим князем Николаем Николаевичем, не только не сумела организовать надлежащее функционирование тыловых служб действующей армии, но и оказалась в условиях острейшего кризиса поставок боезапаса - снарядов, винтовок, патронов.
К весне 1915 года Генеральный штаб Германии принял решение сосредоточить основные усилия в войне именно на русском фронте (изначально немецкое командование планировало нанести основной удар сначала по Франции - РП). «Пришел момент, - вспоминал начальник полевого Генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенхайн, - когда дальше нельзя было уже откладывать решительного наступления на Востоке…».
К своему весеннему «натиску на Восток» немецкие генералы подготовились основательно. На участках прорыва на русском фронте немцы и австрийцы создали двойное превосходство в живой силе, тройное - в легкой полевой артиллерии, у них было в 40 (!) раз больше тяжелой артиллерии, в 2,5 раза больше пулеметов, в несколько десятков раз больше снарядов.
Второго мая 1915 года начался знаменитый Горлицкий прорыв генерала Августа фон Макензена. На 35-километировом участке германские и австрийские войска сосредоточили 10 пехотных и 1 кавалерийскую дивизию: 126 тысяч штыков и сабель, 457 легких и 159 тяжелых орудий, 96 минометов и 260 пулеметов. «Таран Макензена» - как впоследствии назвали историки этот ужасающей силы немецко-австрийский удар - прокладывал себе путь через русские окопы с помощью массированной бомбардировки из сотен орудий, включая сверхтяжелые 305-мм гаубицы. Русским солдатам адекватно ответить на немецкий вызов было попросту нечем.
Генерал Август фон Макензен (на белой лошади в центре)
«Немцы вспахивают поля сражений градом металла и ровняют с землей окопы и сооружения, - телеграфировал в Петербург командир 29-го корпуса генерал Д.П. Зуев, - заваливают их защитников землей. Они тратят металл, мы - человеческие жизни! Они идут вперед, окрыленные успехом, и потому дерзают, мы же ценою тяжких потерь и пролитой крови лишь отбиваемся и отходим».
В начале июля 1915 года, когда катастрофа русской армии уже стала совершившимся фактом, а на всех фронтах с Германией и Австро-Венгрией происходило «Великой отступление», командующий Северо-Западным фронтом генерал М.В. Алексеев представил военному министру свой доклад о причинах нескончаемых поражений.
В этом основательном документе факторы «пагубного влияния на оперативные соображения и моральное состояние войск» расположены в следующем порядке.
1. Недостаток артиллерийских снарядов - «самый важный, самый тревожный недостаток, имеющий гибельное влияние».
2. Продолжающийся развал в укомплектовании войск призывниками: «Наше, может быть, единственное преимущество в смысле материальных средств борьбы над противником принимает прямо трагический оборот».
3. Недостаток тяжелой артиллерии.
4. Недостаток винтовок и патронов к ним, - «сковывающий инициативу в оперативных вопросах и ведущий к развалу в вопросе новых формирований».
5. Потеря кадрового офицерства и неудовлетворительная подготовка новых офицеров.
Как минимум с 1911 года военное ведомство Российской империи начало целенаправленно готовиться к возможной крупномасштабной войне в Европе. Как можно было так «подготовиться», чтобы уже через полгода после начала боевых действий в общеевропейском конфликте остаться без снарядов и винтовок, а к исходу первого года войны - без офицеров?
Справедливости ради отметим, что кризисные явления в Первую мировую войну в боевом снабжении испытали все без исключения армии воюющих держав. Однако только у русских это привело не к временной снабженческой скудости, а к полномасштабному кризису, фактически к развалу боевого снабжения фронта, который был преодолен страшным методом - сжиганием в топке сражений многих сотен тысяч человеческих жизней.
Нет винтовок
Известный российский оружиевед С.Л. Федосеев в одном из своих исследований отмечает: «Хотя общественное мнение на долгие годы усвоило словосочетание «снарядный голод», первым «голодом», который пришлось испытать русской армии в мировую войну, стал дефицит винтовок».
Действительно, уже в самом начале войны, в октябре 1914 года Главное управление Генерального штаба России сообщало военному министру, что в действующей армии выявился недостаток в 870 тысяч винтовок: 585 тысяч - для новобранцев призыва 1914 г.; 170 тысяч - для пополнения по требованиям фронтов; 93 тысячи - для запасных батальонов; 22 тысячи - для вновь формируемых подразделений казаков.
В дальнейшем «винтовочно-патронный голод» приобрел масштабы катастрофы. Действительные потребности русской армии в винтовках превзошли мобилизационные расчеты более чем на 150%.
О возможности подобного негативного развития событий специалисты по военно-техническому снабжению предупреждали военное министерство России еще в 1912 году. Тогда Главное артиллерийское управление (ГАУ) констатировало недопустимое снижение объема производства стрелкового оружия. ГАУ неоднократно обращалось к военному министру В.А. Сухомлинову со специальными докладами о критическом положении с выпуском винтовок на казенных заводах. Одновременно ведомство требовало соответствующих ассигнований на модернизацию оружейных предприятий, но всякий раз получало отказ. В.А. Сухомлинов не смог преодолеть фактического «вето» на финансирование некоторых важных программ по перевооружению армии, которое накладывал тогдашний министр финансов В.Н. Коковцев.
Военный министр Российской империи генерал Владимир Сухомлинов
Необходимые средства на переоборудование оружейных заводов были выделены только в конце января 1914 года. К замене станков и расширению производственных площадей приступили только в марте 1914 года.
Сразу после начала войны положение с поставкой новых винтовок в войска стало быстро ухудшаться. Потребность в стрелковом оружии резко возросла, но его поставки были ограничены начавшейся реконструкцией оружейных заводов.
За первые три года Великой войны на всех русских оружейных заводах было изготовлено 3 189 717 новых винтовок, отремонтировано бывших в употреблении стволов - 299 431. Однако в первом, 1914-м году войны с заводов поступило всего 132 844 винтовки. И это при фактической потребности армии - причем только для вооружения первоочередного мобилизованного контингента - в 500 000 стволов!
В 1915 году положение с винтовочным арсеналом еще более ухудшилось: заводы произвели 733 017 винтовок (за весь год), при ежемесячной фактической потребности армии (причем только для восполнения убыли) в 200 000 стволов.
Только к весне 1916 года производство стрелкового оружия в России начинает выходить на должный уровень: в этот год было произведено 1 301 433 винтовки. Однако и эти поставки не покрывали всех потребностей армии, которые были выше как минимум на 15-18%.
Не сумев наладить отсталую оружейную отрасль промышленности, военное ведомство России было вынуждено прибегнуть к массовым закупкам в зарубежных странах как стволов, так и готовых винтовок. «Стратеги» из Генштаба и чиновники Минфина, задушившие в 1912-1914 гг. собственную оружейную промышленность, теперь вынуждены были щедро финансировать промышленность других государств.
За рубежом с 1914 по 1917 гг. по государственным контрактам Российской империи было закуплено 2 461 000 винтовок: в том числе, в США - 657 000, в Японии - 635 000, во Франции - 641 000, в Италии - 400 000, в Англии - 128 000. Союзники России по Антанте, удовлетворявшие в первую очередь, разумеется, потребности собственных армий, стали более-менее осязаемо помогать «русскому медведю» только ближе к концу 1915 года.
Выдающийся отечественный военный историк Л.Г. Бескровный отмечает - вплоть до 1917 года русская армия в той или иной мере продолжала испытывать «винтовочный голод».
Винтовка Мосина образца 1891 года
Всего за годы Великой войны было произведено и закуплено (в России и за рубежом) для обеспечения русской армии 5 950 148 винтовок. Захвачено у противника и как-то применено в тыловых частях около 700 тысяч винтовок. Вместе с имеющимися к началу войны 4 629 373 винтовками это составило общий винтовочный стрелковый потенциал нескольким более 11 млн винтовок.
При этом только за первые три года войны фактическая потребность русской армии оценивалась в 17 млн 700 тысяч винтовок. Таким образом, постоянный некомплект в снабжении армии винтовками на протяжении всей войны составлял не менее 35%.
Нет патронов
Нормы запаса патронов в русской армии были установлены решением мобилизационного комитета Главного управления Генерального штаба еще в 1908 году. Расчет этой нормы делался на основании данных по расходованию патронов в сражениях Русско-японской войны 1904-1905 гг. При этом остается загадкой, почему обоснованность этих норм не была переосмыслена с учетом совершенно других реалий европейского театра военных действий. Скорее всего, как и во многих иных случаях, свою роль сыграл традиционный расчет на «авось», замешанный на брутальном инфантилизме, - характерном для русского Генштаба эпохи последнего царя Дома Романовых.
По арсенальным нормам 1908 года русская армия мирного времени должна была иметь в казармах и на складах около 3 миллиардов патронов на все винтовки и пулеметы. Однако даже этих запасов, установленных явно заниженными нормативами, создать не сумели. К началу военных действий имелось только 2 446 000 050 патронов, что сразу же создавало некомплект как минимум в 11% от нормы.
В самые первые месяцы войны поставки винтовочных патронов в войска в целом соответствовали фактическим нуждам армии. Например, на активно сражающемся Северо-Западном фронте суточный расход патронов даже в ноябре-декабре 1914 года не превышал 2-2,5 штуки на каждую строевую винтовку. Однако уже в феврале 1915 года начальник снабжений Северо-Западного фронта стал бить тревогу по поводу незначительности поставок винтовочного боезапаса и просил военное ведомство высылать на фронт «не менее 75 млн винтовочных патронов в месяц (или не менее 19 млн в неделю) - ввиду того, что количество войск возросло и расход боезапаса возрастает». В начале марта 1915 года генерал-лейтенант А.В. Гулевич с этого же фронта панически телеграфировал в Ставку о «чрезмерно большом расходе ружейных патронов» и необходимости срочного отпуска со складов в среднем 20 миллионов патронов в неделю.
Новобранец женского батальона
В начале 1915 года русская Ставка Верховного Главнокомандования заявила о ежемесячной потребности по действующей армии в 150 миллионов патронов. Это существенно превышало производственные возможности отечественной оружейной промышленности, производившей в этот период в совокупности не более 90 миллионов патронов в месяц. Столь существенное расхождение в потребностях фронта и наличных поставках вызвало эмоциональную телеграмму начальника штаба Ставки, генерала Янушкевича военному министру Сухомлинову: «Из всех армий вопль - дайте патронов!».
На 1 сентября 1915 года среднемесячный расход патронов в целом по действующей армии возрос до 156 млн штук, а с учетом потребности тыловых и учебных частей - не менее 200 млн штук. В октябре 1915 года генерал штаба Ставки М.А. Беляев был вынужден с грустью констатировать: «Общая потребность в винтовочных патронах исчисляется в месяц в 200 миллионов, однако в значительной мере не покрывается в данный момент производительностью патронных заводов, изготавливающих в месяц 100-115 млн патронов».
Помимо этого хронический недостаток винтовочных патронов в войсках во многом стимулировался и крайне низким уровнем общеобразовательной и военной подготовки солдат новых воинских частей. Кадровая русская армия уже к концу 1914 года практически перестала существовать. Большей частью она была выбита в масштабных операциях первого периода войны, а частью просто растворилась в людском море призванных в строй лапотных крестьян, из которых в спешном порядке пытались сделать солдат.
Генерал А.А. Маниковский в своем труде «Боевое снабжение Русской армии в 1914-1918 гг.» приводит ужасающие зарисовки отношения к винтовочному боезапасу, которое демонстрировали вчерашние крестьяне, насильно призванные на войну и совершенно не понимающие ее смысл. Маниковский пишет о «картине позорного распутства», когда сотни тысяч патронов бесцельно сваливались в сырые, наполненные водой траншеи позади окопов, а «из ящиков с патронами сооружались траверсы (вид защитного сооружения - РП) и даже окопные бруствера». Генерал указывает, что миллионы патронов просто оставались в поле при отступлении, поскольку русские солдаты ничуть не пытались обременять себя их вывозом.
«Повсюду [с приходом нового призывного контингента] началось безумное мотовство оружейных патронов, - пишет генерал Маниковский. - На них не смотрели как на драгоценную часть боевого оружия, а как на какой-то ненужный и часто обременительный хлам, который поэтому можно и не очень беречь, а при случае, например, при отступлении, и прямо бросить». Далее А.А. Маниковский приводит пример, когда только в одну из инспекторских поездок генерал-инспектора артиллерии на фронт в прифронтовой полосе «на небольшом участке недавно оставленной позиции было найдено около 8 миллионов вполне исправных патронов».
Боеприпасы и винтовки, оставленные русскими войсками при отступлении из Черновице (Западная Украина)
Любопытно, что в инонациональных частях русской армии, например, в казацких формированиях или в «Дикой дивизии», составленной из представителей народов Кавказа, ежедневный расход патронов на одну строевую винтовку не превышал, даже в периоды крупных войсковых операций, 7-9 штук. В этих же самых условиях русские пехотные части, составленные на 95% из крестьян, расходовали на одну винтовку до 90 патронов в день, что невозможно объяснить ничем иным, как просто бессмысленной пальбой в воздух для создания эффекта боевой активности.
Хроническое недофинансирование строительства патронных заводов в предвоенный период вынудило русское военное ведомство, как и в случае с производством винтовок, масштабно финансировать зарубежные оружейные фирмы. Так, в 1914-1915 гг. в США было заказано 2 млрд 250 млн патронов русского калибра 7,62-мм R, в Японии - 74 млн патроновкалибра 6,5 мм (к закупаемым винтовкам Арисака), во Франции - 455 млн штук к винтовкам Гра-Кропачек и Лебель.
«Вопрос поистине кровавый»
С первых же дней Великой войны в русской армии возникла крайне острая проблема дефицита артиллерийских снарядов. Бросая вызов Германии и Австро-Венгрии, «стратеги» русского военного ведомства отталкивались в расчетах о грядущих потребностях в артиллерийском боезапасе опять-таки от условий военных действий в горной и бездорожной местности в Маньчжурии. В итоге посчитали, что заготовленных 76-мм снарядов к основной полевой пушке русской армии из расчета по 1000 выстрелов на орудие хватит, по крайней мере, на год.
Фронтовая реальность первых месяцев войны сразу же опрокинула все кабинетные расчеты. Только две крупные операции начального периода боевых действий - Галицийская и Восточно-Прусская - поглотили половину имевшихся на складах снарядов, причем особенно неблагоприятным было положение на «австрийском» Юго-Западном фронте. С 10 по 26 августа 1914 года, то есть всего за 16 дней, на Юго-Западном фронте было израсходовано по 350 выстрелов на каждое полевое орудие.
Начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандования, генерал Н.Н. Янушкевич уже через месяц после начала войны, 29 августа 1914 года послал военному министру В.А. Сухомлинову паническую телеграмму: «…Во избежание снарядного и патронного голода со всеми его последствиями верховный главнокомандующий [великий князь Николай Николаевич] требует полного напряжения деятельности к разрешению этой задачи государственной важности. <…> Безотлагательная помощь фронту необходима: без патронов и снарядов не может быть победы».
Снижение огневой мощи полевой армейской артиллерии немедленно вызвало повышенные потери в пехоте. «С уменьшением числа стреляющих орудий и патронов к винтовкам стало выбывать из строя в пехоте на 50-60% больше, - сообщал Янушкевич военному министру 22 ноября 1914 г., - вопрос о нехватке снарядов и ружей в армии поистине кровавый». Помимо этих главных составляющих боезапаса, самым пагубным образом сказывалась на боевой эффективности русских солдат чудовищная нехватка грузовых автомобилей, пулеметов, средств связи, инженерного имущества, индивидуальных средств защиты. Выяснилось, наконец, что русская армия испытывает де-факто самый пагубный дефицит буквально во всем.
Русская артиллерия в действии
Несмотря на крайне тревожные телеграммы с фронта, в военном министерстве в Петербурге царило странное благодушие. Военный министр В.А. Сухомлинов, например, в ответ на запрос французского главнокомандующего, генерала Жоффра, о возможностях наступательных действий русской армии в связи с непредвиденно большим расходом снарядов поспешил заверить союзника, что «в данное время положение с боевыми припасами в русской армии не внушает никаких серьезных опасений».
Но уже в ноябре 1914 года начальник штаба Ставки Главнокомандования, генерал Янушкевич был вынужден официально уведомить «европейских союзников», что «мы [русская армия] ощущаем самый серьезный недостаток в артиллерийском снабжении - и это обстоятельство сильно повлияет на наши дальнейшие стратегические предположения». Еще через месяц тот же Янушкевич официально информировал главнокомандующих союзными армиями о том, что «если мы вынуждены были перейти к обороне, то исключительно из-за недостатка в артиллерийских снарядах и ружьях». При этом русская Ставка всерьез предлагала союзникам обсудить вопрос: «Не выгоднее ли им самим уделить часть своего производства нуждам нашей армии и этим обеспечить развитие ее наступления, чем примириться с остановкой последнего, сохраняя для себя все свои производительные силы».
Поскольку союзники энтузиазма не проявили, перед Главным артиллерийским управлением (ГАУ) встала сложнейшая задача увеличить производство снарядов по меньшей мере в 4-5 раз. Что можно было спокойно и планомерно сделать в мирное время, - теперь приходилось реализовывать в условиях дефицита времени и военной «штурмовщины». Требовалось в кратчайшие сроки создать развитую кооперацию в снарядном производстве, обеспечить это производство современными станками, организовать массовое производство сопутствующих снарядных элементов - пороха, дистанционных трубок, капсульных втулок и т.п.
Для изготовления снарядов было привлечено 16 крупных казенных и частных предприятий: Путиловский, Обуховский, Невский, Балтийский, Петроградский механический, Ижевский, Сормовский, Николаевский, Златоустовский и другие заводы. Однако абсолютное большинство этих производств не было технологически готово к массовому изготовлению снарядов.
Даже мощнейший, вполне современного уровня Путиловский завод, получивший крупный заказ уже в августе 1914 года, смог дать первую партию снарядов только в ноябре (26 711 снарядов). Не менее технологически развитый Петроградский механический завод изготовил к декабрю 1914-го всего 1009 снарядов. Другие заводы (Балтийский, Николаевский) выдали первые партии снарядов только в январе-феврале 1915 года.
Пушечный цех Путиловского завода. Петроград. Российская империя. 1916 год.
Плоды предвоенной инфантильности «стратегов» Генерального штаба теперь в полном объеме вынуждена была пожинать русская армия.
«Весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти, - вспоминал впоследствии генерал А.И. Деникин. - Великая трагедия Русской армии - отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжелые переходы, бесконечная усталость…
Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-й стрелковой дивизии - одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали - нечем. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой - штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, наши ряды редели, росли могильные холмы - два полка были почти уничтожены германским артиллерийским огнем…»
Только к зиме 1915-1916 гг. «снарядный голод» в русской армии начал постепенно ослабевать. Военный теоретик, фронтовой генерал Н.Н. Головин в своем капитальном труде «Россия в Первой мировой войне» отмечает, что только к летней кампании 1916 года «наша легкая артиллерия оказалась уже в удовлетворительной мере обеспечена огнестрельными припасами».
Одновременно генерал подчеркивает, что дефицит боезапаса для полевых гаубиц и для тяжелой артиллерии в той или иной мере сохранялся на всем протяжении русского периода Великой войны, т.е. до конца 1917 года. Правда, конкретизирует Н.Н. Головин, вопрос боезапаса для гаубиц и тяжелой артиллерии никогда на русском фронте «так не обострялся, поскольку количество этого рода орудий было все время значительно меньше нужной для армии нормы».
Николай Лысенко
«Русская планета», 7 октября 2014
«Патронов! Дайте патронов!»
Чего не хватало русской армии в Великой войне - кризис боевого снабжения в 1915-1916 годах
Уже через год после начала Великой войны Россия оказалась перед угрозой стратегического поражения - период с мая по сентябрь 1915 года вошел в историю как «Великое отступление», в ходе которого русская армия была вынуждена оставить противнику почти все западные области. ©
~~~~~~~~~~~
Русская пехота, вооруженная трехлинейной винтовкой образца 1891 года (винтовка Мосина)
Причиной этой военной катастрофы стали отнюдь не ошибки командования, а жесточайший кризис военного снабжения. В популярной истории его часто именуют как «снарядный голод», хотя это не совсем так. Как свидетельствуют документы тех лет, на самом деле русской армии не хватало почти всего, что нужно на войне, и в первую очередь - винтовок и патронов.
«Укомплектование 14 000 человек без ружей»
Генерала А.Н. Куропаткина, ставшего олицетворением поражения в Русско-японской войне 1904-1905 гг., можно обвинить, наверное, во многих грехах, но только не в отсутствии наблюдательности и почти немецкой методичности в дневниковых записях. 27 декабря (по старому стилю, по новому - 9 января 1915-го) 1914 года, в финальную фазу Лодзинской операции, он оставил в своем дневнике следующую запись: «Приехал А.И. Гучков (известный политический и государственный деятель, после начала войны отправился на фронт в качестве особоуполномоченного Общества Красного креста - РП) с передовых позиций. Много рассказывал. С продовольствием не справляются в армии. Люди голодают. Сапог у многих нет. Ноги завернуты полотнищами. <…> Убыль в пехоте, в офицерах огромная. Есть полки, где несколько офицеров. Особенно тревожно состояние артиллерийских запасов. Читал мне приказ командира корпуса не расходовать более 3-5 снарядов в день на орудие. Пехоте, осыпаемой снарядами противника, наша артиллерия не помогает. Одна стрелковая бригада не получала укомплектования 3 месяца. Во время боев, когда германцы прорвались из мешка [в ходе Лодзинской операции], на правый фланг прислали укомплектование 14 000 человек без ружей. Эта колонна подошла чуть не в боевую линию и очень стеснила войска».
Стоит отметить, что хронологически эта запись относится к концу пятого месяца с момента вступления России в Великую войну и до трагедии «Великого отступления» еще далеко. Почти за полгода боевых действий русская Ставка Верховного Главнокомандования, во главе с великим князем Николаем Николаевичем, не только не сумела организовать надлежащее функционирование тыловых служб действующей армии, но и оказалась в условиях острейшего кризиса поставок боезапаса - снарядов, винтовок, патронов.
К весне 1915 года Генеральный штаб Германии принял решение сосредоточить основные усилия в войне именно на русском фронте (изначально немецкое командование планировало нанести основной удар сначала по Франции - РП). «Пришел момент, - вспоминал начальник полевого Генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенхайн, - когда дальше нельзя было уже откладывать решительного наступления на Востоке…».
К своему весеннему «натиску на Восток» немецкие генералы подготовились основательно. На участках прорыва на русском фронте немцы и австрийцы создали двойное превосходство в живой силе, тройное - в легкой полевой артиллерии, у них было в 40 (!) раз больше тяжелой артиллерии, в 2,5 раза больше пулеметов, в несколько десятков раз больше снарядов.
Второго мая 1915 года начался знаменитый Горлицкий прорыв генерала Августа фон Макензена. На 35-километировом участке германские и австрийские войска сосредоточили 10 пехотных и 1 кавалерийскую дивизию: 126 тысяч штыков и сабель, 457 легких и 159 тяжелых орудий, 96 минометов и 260 пулеметов. «Таран Макензена» - как впоследствии назвали историки этот ужасающей силы немецко-австрийский удар - прокладывал себе путь через русские окопы с помощью массированной бомбардировки из сотен орудий, включая сверхтяжелые 305-мм гаубицы. Русским солдатам адекватно ответить на немецкий вызов было попросту нечем.
Генерал Август фон Макензен (на белой лошади в центре)
«Немцы вспахивают поля сражений градом металла и ровняют с землей окопы и сооружения, - телеграфировал в Петербург командир 29-го корпуса генерал Д.П. Зуев, - заваливают их защитников землей. Они тратят металл, мы - человеческие жизни! Они идут вперед, окрыленные успехом, и потому дерзают, мы же ценою тяжких потерь и пролитой крови лишь отбиваемся и отходим».
В начале июля 1915 года, когда катастрофа русской армии уже стала совершившимся фактом, а на всех фронтах с Германией и Австро-Венгрией происходило «Великой отступление», командующий Северо-Западным фронтом генерал М.В. Алексеев представил военному министру свой доклад о причинах нескончаемых поражений.
В этом основательном документе факторы «пагубного влияния на оперативные соображения и моральное состояние войск» расположены в следующем порядке.
1. Недостаток артиллерийских снарядов - «самый важный, самый тревожный недостаток, имеющий гибельное влияние».
2. Продолжающийся развал в укомплектовании войск призывниками: «Наше, может быть, единственное преимущество в смысле материальных средств борьбы над противником принимает прямо трагический оборот».
3. Недостаток тяжелой артиллерии.
4. Недостаток винтовок и патронов к ним, - «сковывающий инициативу в оперативных вопросах и ведущий к развалу в вопросе новых формирований».
5. Потеря кадрового офицерства и неудовлетворительная подготовка новых офицеров.
Как минимум с 1911 года военное ведомство Российской империи начало целенаправленно готовиться к возможной крупномасштабной войне в Европе. Как можно было так «подготовиться», чтобы уже через полгода после начала боевых действий в общеевропейском конфликте остаться без снарядов и винтовок, а к исходу первого года войны - без офицеров?
Справедливости ради отметим, что кризисные явления в Первую мировую войну в боевом снабжении испытали все без исключения армии воюющих держав. Однако только у русских это привело не к временной снабженческой скудости, а к полномасштабному кризису, фактически к развалу боевого снабжения фронта, который был преодолен страшным методом - сжиганием в топке сражений многих сотен тысяч человеческих жизней.
Нет винтовок
Известный российский оружиевед С.Л. Федосеев в одном из своих исследований отмечает: «Хотя общественное мнение на долгие годы усвоило словосочетание «снарядный голод», первым «голодом», который пришлось испытать русской армии в мировую войну, стал дефицит винтовок».
Действительно, уже в самом начале войны, в октябре 1914 года Главное управление Генерального штаба России сообщало военному министру, что в действующей армии выявился недостаток в 870 тысяч винтовок: 585 тысяч - для новобранцев призыва 1914 г.; 170 тысяч - для пополнения по требованиям фронтов; 93 тысячи - для запасных батальонов; 22 тысячи - для вновь формируемых подразделений казаков.
В дальнейшем «винтовочно-патронный голод» приобрел масштабы катастрофы. Действительные потребности русской армии в винтовках превзошли мобилизационные расчеты более чем на 150%.
О возможности подобного негативного развития событий специалисты по военно-техническому снабжению предупреждали военное министерство России еще в 1912 году. Тогда Главное артиллерийское управление (ГАУ) констатировало недопустимое снижение объема производства стрелкового оружия. ГАУ неоднократно обращалось к военному министру В.А. Сухомлинову со специальными докладами о критическом положении с выпуском винтовок на казенных заводах. Одновременно ведомство требовало соответствующих ассигнований на модернизацию оружейных предприятий, но всякий раз получало отказ. В.А. Сухомлинов не смог преодолеть фактического «вето» на финансирование некоторых важных программ по перевооружению армии, которое накладывал тогдашний министр финансов В.Н. Коковцев.
Военный министр Российской империи генерал Владимир Сухомлинов
Необходимые средства на переоборудование оружейных заводов были выделены только в конце января 1914 года. К замене станков и расширению производственных площадей приступили только в марте 1914 года.
Сразу после начала войны положение с поставкой новых винтовок в войска стало быстро ухудшаться. Потребность в стрелковом оружии резко возросла, но его поставки были ограничены начавшейся реконструкцией оружейных заводов.
За первые три года Великой войны на всех русских оружейных заводах было изготовлено 3 189 717 новых винтовок, отремонтировано бывших в употреблении стволов - 299 431. Однако в первом, 1914-м году войны с заводов поступило всего 132 844 винтовки. И это при фактической потребности армии - причем только для вооружения первоочередного мобилизованного контингента - в 500 000 стволов!
В 1915 году положение с винтовочным арсеналом еще более ухудшилось: заводы произвели 733 017 винтовок (за весь год), при ежемесячной фактической потребности армии (причем только для восполнения убыли) в 200 000 стволов.
Только к весне 1916 года производство стрелкового оружия в России начинает выходить на должный уровень: в этот год было произведено 1 301 433 винтовки. Однако и эти поставки не покрывали всех потребностей армии, которые были выше как минимум на 15-18%.
Не сумев наладить отсталую оружейную отрасль промышленности, военное ведомство России было вынуждено прибегнуть к массовым закупкам в зарубежных странах как стволов, так и готовых винтовок. «Стратеги» из Генштаба и чиновники Минфина, задушившие в 1912-1914 гг. собственную оружейную промышленность, теперь вынуждены были щедро финансировать промышленность других государств.
За рубежом с 1914 по 1917 гг. по государственным контрактам Российской империи было закуплено 2 461 000 винтовок: в том числе, в США - 657 000, в Японии - 635 000, во Франции - 641 000, в Италии - 400 000, в Англии - 128 000. Союзники России по Антанте, удовлетворявшие в первую очередь, разумеется, потребности собственных армий, стали более-менее осязаемо помогать «русскому медведю» только ближе к концу 1915 года.
Выдающийся отечественный военный историк Л.Г. Бескровный отмечает - вплоть до 1917 года русская армия в той или иной мере продолжала испытывать «винтовочный голод».
Винтовка Мосина образца 1891 года
Всего за годы Великой войны было произведено и закуплено (в России и за рубежом) для обеспечения русской армии 5 950 148 винтовок. Захвачено у противника и как-то применено в тыловых частях около 700 тысяч винтовок. Вместе с имеющимися к началу войны 4 629 373 винтовками это составило общий винтовочный стрелковый потенциал нескольким более 11 млн винтовок.
При этом только за первые три года войны фактическая потребность русской армии оценивалась в 17 млн 700 тысяч винтовок. Таким образом, постоянный некомплект в снабжении армии винтовками на протяжении всей войны составлял не менее 35%.
Нет патронов
Нормы запаса патронов в русской армии были установлены решением мобилизационного комитета Главного управления Генерального штаба еще в 1908 году. Расчет этой нормы делался на основании данных по расходованию патронов в сражениях Русско-японской войны 1904-1905 гг. При этом остается загадкой, почему обоснованность этих норм не была переосмыслена с учетом совершенно других реалий европейского театра военных действий. Скорее всего, как и во многих иных случаях, свою роль сыграл традиционный расчет на «авось», замешанный на брутальном инфантилизме, - характерном для русского Генштаба эпохи последнего царя Дома Романовых.
По арсенальным нормам 1908 года русская армия мирного времени должна была иметь в казармах и на складах около 3 миллиардов патронов на все винтовки и пулеметы. Однако даже этих запасов, установленных явно заниженными нормативами, создать не сумели. К началу военных действий имелось только 2 446 000 050 патронов, что сразу же создавало некомплект как минимум в 11% от нормы.
В самые первые месяцы войны поставки винтовочных патронов в войска в целом соответствовали фактическим нуждам армии. Например, на активно сражающемся Северо-Западном фронте суточный расход патронов даже в ноябре-декабре 1914 года не превышал 2-2,5 штуки на каждую строевую винтовку. Однако уже в феврале 1915 года начальник снабжений Северо-Западного фронта стал бить тревогу по поводу незначительности поставок винтовочного боезапаса и просил военное ведомство высылать на фронт «не менее 75 млн винтовочных патронов в месяц (или не менее 19 млн в неделю) - ввиду того, что количество войск возросло и расход боезапаса возрастает». В начале марта 1915 года генерал-лейтенант А.В. Гулевич с этого же фронта панически телеграфировал в Ставку о «чрезмерно большом расходе ружейных патронов» и необходимости срочного отпуска со складов в среднем 20 миллионов патронов в неделю.
Новобранец женского батальона
В начале 1915 года русская Ставка Верховного Главнокомандования заявила о ежемесячной потребности по действующей армии в 150 миллионов патронов. Это существенно превышало производственные возможности отечественной оружейной промышленности, производившей в этот период в совокупности не более 90 миллионов патронов в месяц. Столь существенное расхождение в потребностях фронта и наличных поставках вызвало эмоциональную телеграмму начальника штаба Ставки, генерала Янушкевича военному министру Сухомлинову: «Из всех армий вопль - дайте патронов!».
На 1 сентября 1915 года среднемесячный расход патронов в целом по действующей армии возрос до 156 млн штук, а с учетом потребности тыловых и учебных частей - не менее 200 млн штук. В октябре 1915 года генерал штаба Ставки М.А. Беляев был вынужден с грустью констатировать: «Общая потребность в винтовочных патронах исчисляется в месяц в 200 миллионов, однако в значительной мере не покрывается в данный момент производительностью патронных заводов, изготавливающих в месяц 100-115 млн патронов».
Помимо этого хронический недостаток винтовочных патронов в войсках во многом стимулировался и крайне низким уровнем общеобразовательной и военной подготовки солдат новых воинских частей. Кадровая русская армия уже к концу 1914 года практически перестала существовать. Большей частью она была выбита в масштабных операциях первого периода войны, а частью просто растворилась в людском море призванных в строй лапотных крестьян, из которых в спешном порядке пытались сделать солдат.
Генерал А.А. Маниковский в своем труде «Боевое снабжение Русской армии в 1914-1918 гг.» приводит ужасающие зарисовки отношения к винтовочному боезапасу, которое демонстрировали вчерашние крестьяне, насильно призванные на войну и совершенно не понимающие ее смысл. Маниковский пишет о «картине позорного распутства», когда сотни тысяч патронов бесцельно сваливались в сырые, наполненные водой траншеи позади окопов, а «из ящиков с патронами сооружались траверсы (вид защитного сооружения - РП) и даже окопные бруствера». Генерал указывает, что миллионы патронов просто оставались в поле при отступлении, поскольку русские солдаты ничуть не пытались обременять себя их вывозом.
«Повсюду [с приходом нового призывного контингента] началось безумное мотовство оружейных патронов, - пишет генерал Маниковский. - На них не смотрели как на драгоценную часть боевого оружия, а как на какой-то ненужный и часто обременительный хлам, который поэтому можно и не очень беречь, а при случае, например, при отступлении, и прямо бросить». Далее А.А. Маниковский приводит пример, когда только в одну из инспекторских поездок генерал-инспектора артиллерии на фронт в прифронтовой полосе «на небольшом участке недавно оставленной позиции было найдено около 8 миллионов вполне исправных патронов».
Боеприпасы и винтовки, оставленные русскими войсками при отступлении из Черновице (Западная Украина)
Любопытно, что в инонациональных частях русской армии, например, в казацких формированиях или в «Дикой дивизии», составленной из представителей народов Кавказа, ежедневный расход патронов на одну строевую винтовку не превышал, даже в периоды крупных войсковых операций, 7-9 штук. В этих же самых условиях русские пехотные части, составленные на 95% из крестьян, расходовали на одну винтовку до 90 патронов в день, что невозможно объяснить ничем иным, как просто бессмысленной пальбой в воздух для создания эффекта боевой активности.
Хроническое недофинансирование строительства патронных заводов в предвоенный период вынудило русское военное ведомство, как и в случае с производством винтовок, масштабно финансировать зарубежные оружейные фирмы. Так, в 1914-1915 гг. в США было заказано 2 млрд 250 млн патронов русского калибра 7,62-мм R, в Японии - 74 млн патроновкалибра 6,5 мм (к закупаемым винтовкам Арисака), во Франции - 455 млн штук к винтовкам Гра-Кропачек и Лебель.
«Вопрос поистине кровавый»
С первых же дней Великой войны в русской армии возникла крайне острая проблема дефицита артиллерийских снарядов. Бросая вызов Германии и Австро-Венгрии, «стратеги» русского военного ведомства отталкивались в расчетах о грядущих потребностях в артиллерийском боезапасе опять-таки от условий военных действий в горной и бездорожной местности в Маньчжурии. В итоге посчитали, что заготовленных 76-мм снарядов к основной полевой пушке русской армии из расчета по 1000 выстрелов на орудие хватит, по крайней мере, на год.
Фронтовая реальность первых месяцев войны сразу же опрокинула все кабинетные расчеты. Только две крупные операции начального периода боевых действий - Галицийская и Восточно-Прусская - поглотили половину имевшихся на складах снарядов, причем особенно неблагоприятным было положение на «австрийском» Юго-Западном фронте. С 10 по 26 августа 1914 года, то есть всего за 16 дней, на Юго-Западном фронте было израсходовано по 350 выстрелов на каждое полевое орудие.
Начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандования, генерал Н.Н. Янушкевич уже через месяц после начала войны, 29 августа 1914 года послал военному министру В.А. Сухомлинову паническую телеграмму: «…Во избежание снарядного и патронного голода со всеми его последствиями верховный главнокомандующий [великий князь Николай Николаевич] требует полного напряжения деятельности к разрешению этой задачи государственной важности. <…> Безотлагательная помощь фронту необходима: без патронов и снарядов не может быть победы».
Снижение огневой мощи полевой армейской артиллерии немедленно вызвало повышенные потери в пехоте. «С уменьшением числа стреляющих орудий и патронов к винтовкам стало выбывать из строя в пехоте на 50-60% больше, - сообщал Янушкевич военному министру 22 ноября 1914 г., - вопрос о нехватке снарядов и ружей в армии поистине кровавый». Помимо этих главных составляющих боезапаса, самым пагубным образом сказывалась на боевой эффективности русских солдат чудовищная нехватка грузовых автомобилей, пулеметов, средств связи, инженерного имущества, индивидуальных средств защиты. Выяснилось, наконец, что русская армия испытывает де-факто самый пагубный дефицит буквально во всем.
Русская артиллерия в действии
Несмотря на крайне тревожные телеграммы с фронта, в военном министерстве в Петербурге царило странное благодушие. Военный министр В.А. Сухомлинов, например, в ответ на запрос французского главнокомандующего, генерала Жоффра, о возможностях наступательных действий русской армии в связи с непредвиденно большим расходом снарядов поспешил заверить союзника, что «в данное время положение с боевыми припасами в русской армии не внушает никаких серьезных опасений».
Но уже в ноябре 1914 года начальник штаба Ставки Главнокомандования, генерал Янушкевич был вынужден официально уведомить «европейских союзников», что «мы [русская армия] ощущаем самый серьезный недостаток в артиллерийском снабжении - и это обстоятельство сильно повлияет на наши дальнейшие стратегические предположения». Еще через месяц тот же Янушкевич официально информировал главнокомандующих союзными армиями о том, что «если мы вынуждены были перейти к обороне, то исключительно из-за недостатка в артиллерийских снарядах и ружьях». При этом русская Ставка всерьез предлагала союзникам обсудить вопрос: «Не выгоднее ли им самим уделить часть своего производства нуждам нашей армии и этим обеспечить развитие ее наступления, чем примириться с остановкой последнего, сохраняя для себя все свои производительные силы».
Поскольку союзники энтузиазма не проявили, перед Главным артиллерийским управлением (ГАУ) встала сложнейшая задача увеличить производство снарядов по меньшей мере в 4-5 раз. Что можно было спокойно и планомерно сделать в мирное время, - теперь приходилось реализовывать в условиях дефицита времени и военной «штурмовщины». Требовалось в кратчайшие сроки создать развитую кооперацию в снарядном производстве, обеспечить это производство современными станками, организовать массовое производство сопутствующих снарядных элементов - пороха, дистанционных трубок, капсульных втулок и т.п.
Для изготовления снарядов было привлечено 16 крупных казенных и частных предприятий: Путиловский, Обуховский, Невский, Балтийский, Петроградский механический, Ижевский, Сормовский, Николаевский, Златоустовский и другие заводы. Однако абсолютное большинство этих производств не было технологически готово к массовому изготовлению снарядов.
Даже мощнейший, вполне современного уровня Путиловский завод, получивший крупный заказ уже в августе 1914 года, смог дать первую партию снарядов только в ноябре (26 711 снарядов). Не менее технологически развитый Петроградский механический завод изготовил к декабрю 1914-го всего 1009 снарядов. Другие заводы (Балтийский, Николаевский) выдали первые партии снарядов только в январе-феврале 1915 года.
Пушечный цех Путиловского завода. Петроград. Российская империя. 1916 год.
Плоды предвоенной инфантильности «стратегов» Генерального штаба теперь в полном объеме вынуждена была пожинать русская армия.
«Весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти, - вспоминал впоследствии генерал А.И. Деникин. - Великая трагедия Русской армии - отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжелые переходы, бесконечная усталость…
Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-й стрелковой дивизии - одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали - нечем. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой - штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, наши ряды редели, росли могильные холмы - два полка были почти уничтожены германским артиллерийским огнем…»
Только к зиме 1915-1916 гг. «снарядный голод» в русской армии начал постепенно ослабевать. Военный теоретик, фронтовой генерал Н.Н. Головин в своем капитальном труде «Россия в Первой мировой войне» отмечает, что только к летней кампании 1916 года «наша легкая артиллерия оказалась уже в удовлетворительной мере обеспечена огнестрельными припасами».
Одновременно генерал подчеркивает, что дефицит боезапаса для полевых гаубиц и для тяжелой артиллерии в той или иной мере сохранялся на всем протяжении русского периода Великой войны, т.е. до конца 1917 года. Правда, конкретизирует Н.Н. Головин, вопрос боезапаса для гаубиц и тяжелой артиллерии никогда на русском фронте «так не обострялся, поскольку количество этого рода орудий было все время значительно меньше нужной для армии нормы».
Николай Лысенко
«Русская планета», 7 октября 2014