* * *
Забыла вчера и сюда поместить.
Внезапный ночной текст.
- вот такие (я не знаю, как описать их) всегда пишутся без ритма и без рифмы, иначе не выходит;
- оно очень неоднозначное, и тут я тоже не знаю, как это объяснить.
Особую неоднозначность ему придаёт то, что он написан для конкретного эпизода в тексте, где стихи сочетаются как раз-таки с игрой на скрипке. И с персонажем, который играет на ней, как раз всё очень хорошо в этом плане.
Хотя ладно. Это как всегда - написан для эпизода, но вышло чуть больше, чем ожидалось.
* * *
Однажды,
когда я стояла на мосту,
ко мне подошёл мальчик.
Он улыбался
и вёл за руку маленькую сестру.
И они сказали мне:
«Поиграй с нами, поиграй!»
Я услышала их голоса,
и меня пробрала дрожь.
Ведь я не умею.
Тысячу лет назад я забыла, как это - играть.
Я - девочка-скрипка.
Когда-то давно,
когда я была совсем маленькой,
вдоль моего позвоночника протянули струны.
А потом поставили передо мной пюпитр
и сказали:
«Читай».
И я читала
ноту за нотой,
по касанию смычка.
Мой голос как будто бы плакал,
но я не хотела этого слышать.
Ведь так и должно быть.
«Будет трудно, -
так говорила мне матушка, -
но как же иначе
ты станешь мастером?»
Она слушала по радио концерты,
и иногда мне казалось,
что на глазах у неё слёзы.
Мама, мама, но ведь я тоже так научусь?
Мама, у меня получается?
До... Ре... Ми...
Бестолочь, отвечала она.
Выпрями спину.
Ноту за нотой.
Никуда ты не пойдёшь, лентяйка, замолчи.
Я молчу, мама.
Я не умею спорить с тобой.
«Нет» - такой ноты не существует.
Только голос - всё тише.
Прости, мама.
У меня не получается.
Мама, мама,
ты так боялась, что я поломаю пальцы,
что не заметила,
как ломается моё сердце.
Я держу спину прямо,
но в этом больше нет смысла.
Все струны,
натянутые тобой,
порвались -
одна за другой.
Теперь смычок рассекает мне кожу,
и у меня больше не выходят ноты -
только крик.
Мама, неужели ты не слышишь его?
Лентяйка.
Опять прогуляла занятие?
Ничтожество.
Ты разочаровала меня.
Она включает радио,
и теперь я понимаю, почему она плачет.
Прости меня, мама.
Я никогда так не смогу.
Но я не скажу тебе даже этого,
потому что сорвала голос.
Я девочка-скрипка.
Треснувший инструмент.
Несбывшаяся надежда.
Что ты хочешь от меня, мальчик?
Что ты хочешь от меня, малышка?
Поиграй с нами.
Но я не умею.
Простите, простите меня...
Я встаю перед ними на колени,
и они садятся мне на плечи, как птицы.
Я девочка-скрипка,
но вдруг мне кажется,
будто я стала живым деревом.
Как жаль, что долго я так не выдержу.
Очень скоро
я, наверное, рассыплюсь в щепки.
Простите, простите...
Я замолкаю.
А где-то вдалеке играет уличный музыкант.
У него настоящая скрипка - крепкая, родная, любимая.
Ей не больно от его смычка.
Мама, мама, я думала, так не бывает,
но чужая музыка летит над городом,
такая живая,
такая добрая.
А перед тем,
как стать совсем тихой,
она окликает меня по имени
и сквозь детский смех
шепчет мне:
«Прости...»
Внезапный ночной текст.
- вот такие (я не знаю, как описать их) всегда пишутся без ритма и без рифмы, иначе не выходит;
- оно очень неоднозначное, и тут я тоже не знаю, как это объяснить.
Особую неоднозначность ему придаёт то, что он написан для конкретного эпизода в тексте, где стихи сочетаются как раз-таки с игрой на скрипке. И с персонажем, который играет на ней, как раз всё очень хорошо в этом плане.
Хотя ладно. Это как всегда - написан для эпизода, но вышло чуть больше, чем ожидалось.
* * *
Однажды,
когда я стояла на мосту,
ко мне подошёл мальчик.
Он улыбался
и вёл за руку маленькую сестру.
И они сказали мне:
«Поиграй с нами, поиграй!»
Я услышала их голоса,
и меня пробрала дрожь.
Ведь я не умею.
Тысячу лет назад я забыла, как это - играть.
Я - девочка-скрипка.
Когда-то давно,
когда я была совсем маленькой,
вдоль моего позвоночника протянули струны.
А потом поставили передо мной пюпитр
и сказали:
«Читай».
И я читала
ноту за нотой,
по касанию смычка.
Мой голос как будто бы плакал,
но я не хотела этого слышать.
Ведь так и должно быть.
«Будет трудно, -
так говорила мне матушка, -
но как же иначе
ты станешь мастером?»
Она слушала по радио концерты,
и иногда мне казалось,
что на глазах у неё слёзы.
Мама, мама, но ведь я тоже так научусь?
Мама, у меня получается?
До... Ре... Ми...
Бестолочь, отвечала она.
Выпрями спину.
Ноту за нотой.
Никуда ты не пойдёшь, лентяйка, замолчи.
Я молчу, мама.
Я не умею спорить с тобой.
«Нет» - такой ноты не существует.
Только голос - всё тише.
Прости, мама.
У меня не получается.
Мама, мама,
ты так боялась, что я поломаю пальцы,
что не заметила,
как ломается моё сердце.
Я держу спину прямо,
но в этом больше нет смысла.
Все струны,
натянутые тобой,
порвались -
одна за другой.
Теперь смычок рассекает мне кожу,
и у меня больше не выходят ноты -
только крик.
Мама, неужели ты не слышишь его?
Лентяйка.
Опять прогуляла занятие?
Ничтожество.
Ты разочаровала меня.
Она включает радио,
и теперь я понимаю, почему она плачет.
Прости меня, мама.
Я никогда так не смогу.
Но я не скажу тебе даже этого,
потому что сорвала голос.
Я девочка-скрипка.
Треснувший инструмент.
Несбывшаяся надежда.
Что ты хочешь от меня, мальчик?
Что ты хочешь от меня, малышка?
Поиграй с нами.
Но я не умею.
Простите, простите меня...
Я встаю перед ними на колени,
и они садятся мне на плечи, как птицы.
Я девочка-скрипка,
но вдруг мне кажется,
будто я стала живым деревом.
Как жаль, что долго я так не выдержу.
Очень скоро
я, наверное, рассыплюсь в щепки.
Простите, простите...
Я замолкаю.
А где-то вдалеке играет уличный музыкант.
У него настоящая скрипка - крепкая, родная, любимая.
Ей не больно от его смычка.
Мама, мама, я думала, так не бывает,
но чужая музыка летит над городом,
такая живая,
такая добрая.
А перед тем,
как стать совсем тихой,
она окликает меня по имени
и сквозь детский смех
шепчет мне:
«Прости...»