Мейбом. ГИБЕЛЬ 13-Й СИБИРСКОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ В БОЯХ ПОД г. ЧЕЛЯБИНСКОМ В 1919 г.
Выложу воспоминания Ф.Мейбома (из альманаха «Белая Гвардия», №1 за 1997 г.) о гибели 13-й Сибирской дивизии в боях под Челябинском. Недавно писал про работу А.Симонова про Белую армию в Сибири в 1918 году, и один из вопросов, которым я задался по прочтении книги - почему создав неплохую систему мобилизации и формирования пополнений (особенно по сравнению с тем, что смогли - а точнее не смогли сделать ВСЮР), на выходе сибиряки получили такой негодный результат? Данные воспоминания отчасти дают ответ на этот вопрос. Вообще ниже много прекрасного - это и полк, где лишь один офицер с опытом Гражданской войны, остальные мобилизованные и без особого желания воевать. И командир полка-алкоголик (это прямая цитата из текста ниже), который считает, что дивизия воевать не будет, поскольку будет гвардейской, поэтому готовит ее к парадам и совсем не занимается боевой подготовкой, вместо этого поднимает тосты за победу, и пользуясь своими связями в Омске, выписывает оттуда лучшего повара для офицерской столовой. А почти в первом же бою бежавший, сняв свой штаб, и оставив на произвол судьбы батальон автора воспоминаний. Офицеры, как уже написано выше, в армию попавшие по мобилизации, которые совершенно не проводят времени в ротах, а практически постоянно тусят в Офицерском собрании. Описание обедов (вот уж воистину, «хруст французской булки»).Описание атак с оркестром. Дивизия, блестяще выглядевшая на плацу и грозная числом штыков на бумаге (для условий ГВ особенно) - и на 80% перешедшая к красным в первом же столкновении. Есть там и откровения автора в стиле «одним махом семерых побивахом» (разгром латышской дивизии под Казанью, разгром 31-й дивизии под Курганом, после чего та занимает Курган, а автор Курган оставляет) - хотя автор в целом производит впечатление боевого офицера, но тем не менее «охотничьи рассказы» присутствуют.
В общем, "все это было бы смешно - если бы не было так грустно". (с)
Ф.МЕЙБОМ
ГИБЕЛЬ 13-Й СИБИРСКОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ В БОЯХ ПОД г. ЧЕЛЯБИНСКОМ В 1919 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Прошло больше 50 лет с момента гибели 13-й Сибирской стрелковой дивизии, но до сих пор мне не пришлось читать в наших военных изданиях что-либо об этой трагедии. Я решил, что мой долг офицера, который состоял с самого начала формирования в дивизии, осветить ее кругозором строевого офицера, командира батальона. Конечно, кругозор очень ограниченный, мои воспоминания сосредоточиваются на моем батальоне, а потом полке. Пишу я по воспоминаниям давно, давно прошедших событий. Старость не радость... а потому прошу моих читателей отнестись к моим неточностям снисходительно. Трагедия 13-й дивизии в боевой операции под г.Челябинском была не только ее трагедией, но и трагедией многих других частей. Разница заключалась в том, что другие наши части потеряли много из своего состава и потеряли сражение, что очень сильно отозвалось на нашей будущей возможности вырвать инициативу из рук красных, а 13-я дивизия позорно перешла к красным почти на 80 процентов своего состава. Причины к этому я опишу позднее. Дивизия была полностью составлена из молодых сибиряков, по мобилизации, - и это самая главная причина. Вторая - все полки были поставлены на учение старого времени, масса маршировок, очень много парадов и полное невнимание к стрелкам со стороны господ офицеров. Третье: начиная с начальника дивизии и кончая командирами полков, а также и строевое офицерство не были совершенно знакомы с приемами тактики Гражданской войны. В нашем полку, к моему удивлению, со стажем одного года Гражданской войны был только я и больше никого. Четвертое: наш командир полка был под влиянием Омска, что наша дивизия будет гвардейской и на фронт пойдет только в том случае, если случится какое-либо несчастье с нашей армией, а потому программа боевой подготовки была ниже всякой критики. Пятое: большое, открытое поле для большевистских провокаторов, на которых особого внимания не обращалось. Вот эти пять пунктов и послужили причиной гибели 13-й Сибирской дивизии.
Первая часть
В жестоких боях с многочисленным противником Красной армии Волжская имени генерала Каппеля дивизия, истекая кровью, шаг за шагом отступала к г.Уфе. Волжская дивизия состояла из трех полков: Казанского (мы его называли “алаяры”, сплошь из татар), Симбирского и Самарского. Этой славной дивизией командовал молодой полковник с Георгиескии крестом, храбрый из храбрейших и в недалеком будущем генерал-майор Николай Павлович Сахаров (умер в Сан-Франциско). Ряды этой дивизии с каждым днем таяли и из крупного состава добровольцев очень немногие оставались в строю. Полки доходили до 140-160 штыков, батальоны до 40 штыков и роты до 10 и 12 штыков. Я в то время был в Казанском полку командиром 1-го батальона и заместителем командира полка. Добровольцы до предела устали и часто голодали, но наш дух был высок и много раз, ощетинившись, мы переходили в решительную контратаку и гнали красных на много верст назад. Ночью поход, а днем бой, и так изо дня в день. Красные шли за нами по пятам и не давали нам возможности оторваться от них хоть на один день, но все это нас не особенно беспокоило, а главное, что нас духовно терзало - это то, что не было пополнения, которое давно нам было обещано. Но получали только всякие обещания от социалистов из г.Уфы, обыкновенные “говорильные учредилки”. Думали, что мы избавились от них, а они, как пиявки, на нашей шкуре. Наконец, случился переворот в Уфе и у власти встал адмирал Колчак. Мы все с облегчением вздохнули. Теперь будет дело другое. В этом мы были уверены, и наша уверенность оправдалась... Мы получили радостную новость, что нас снимает с фронта вновь сформированная дивизия. Нашу радость описать трудно, добровольцы бросились танцевать... Но мне не повезло. Во время контратаки на красных я был тяжело ранен пулей в правую часть груди и потерял много крови. Очнулся в госпитале г.НовоНиколаевска. В то время я даже не имел мысли, что я оторвусь от моих волжан на долгое время. После выздоровления я был готов ехать обратно в мою часть. Волжская дивизия в то время стояла на отдыхе и для пополнения в районе Златоуста. Неожиданно ко мне пришел плац-адъютант начальника гарнизона и передал мне, что начальник хочет видеть меня.
Являюсь и представляюсь генерал-лейтенанту Зощенко. Он очень мило встретил меня, пригласил сесть и справился о моем здоровье. Я ответил, что чувствую себя отлично. Генерал протянул мне бумагу - приказ по армии, в котором говорилось, что все офицеры после излечения от ран или болезней должны войти в полное распоряжение начальников гарнизонов.
- Итак, господин капитан, я назначаю вас в 49-й Сибирский стрелковый полк вверенной мне дивизии. Явитесь к командиру полка Гвардии полковнику М[оисееву]. Всего хорошего. Адъютант вам выдаст необходимые документы.
Я прямо остолбенел от такой неожиданности и начал объяснять генералу, что я старый волжанин, коренной офицер и должен вернуться обратно в мою часть, с которой совершил все бои, и что я не могу остаться без нее, это как моя родная семья и т.д.
Генерал улыбался и сказал мне:
- Вот в таких, как вы, мы и нуждаемся. Всего вам хорошего, господин капитан!
Я еще не потерял надежды и срочно отправил письмо лично генералу Сахарову и просил его подействовать на высшие инстанции, чтобы мне разрешили вернуться в полк. Но получил обратно письмо от генерала Сахарова, в котором он сообщал, что все его старания получить меня обратно не увенчались успехом.
“Смирись, дорогой Федор Федорович, и сообщи мне имя твоего командира полка. До скорого свидания.
Твой генерал Сахаров”.
С разрешения начальника гарнизона я получил три дня отдыха прежде чем отправиться в полк. Был в ресторанах, которых я не видел год, сходил в цирк и смотрел на французскую борьбу, а затем отправился по моему назначению. Берск, громадная деревня с широкими улицами, красиво расположена среди соснового бора. Добрался до расположения полка и очень быстро нашел штаб полка. Меня поразило, что проходившие стрелки отчетливо отдавали честь, я уже от этого давно отвык. Вхожу в канцелярию полка. Обширная и светлая комната. При моем появлении все четыре писаря встали. Я просил их сесть и ко мне подошел офицер в чине капитана с аксельбантами, адъютант полка, имя его было капитан Ермолов. Он представился мне и сказал, что он сейчас же доложит командиру полка о моем прибытии в полк. Адъютант пригласил меня в кабинет командира полка. Вхожу и вижу полковника, который при моем появлении встал (а я не ожидал такого роста - 7,2 аршина!). Я подошел с рапортом, после чего он пожал мне руку и просил меня сесть. Он долго меня расспрашивал: какого я училища, в каком году я его окончил и в какой части служил в Германскую кампанию, а также и в Гражданскую. Затем он предложил мне заполнить краткую записку о прохождении службы и сказал, что это особо важно, так как за последнее время появилось много самозванцев, а поэтому все списки должны быть отправлены с особым офицером в г.Омск, в отдел производства, где их тщательно проверяют по “Инвалиду” и другим документам.
- Ваш список отправится завтра, а пока я вас причислю к штабу полка.
Затем, посмотрев на мой “Владимир” с мечами и бантом, он спросил меня, в каком году я получил этот доблестный орден. Я ответил, что в ноябре 1915 г. в боях в направлении Ковеля, Юго-Западного фронта. Тогда он меня спросил, как я мог попасть в З-очередную дивизию и как это случилось, что я, окончив старшим портупей-юнкером Владимирское Петроградское военное пехотное училище 1 октября 1914 г., т.е. выпущенный в чине подпоручика, попал в “какой-то” 497-й пехотный Белецкий полк. Я засмеялся и сказал:
- Господин полковник! Я ожидал, что вы меня об этом спросите, - и вкратце объяснил ему:
- Я взял именную вакансию для совместной службы с моим братом Борисом, капитаном Генерального Штаба и командиром 32-го отдельного инженерного батальона, т.к. я был выпущен по инженерным войскам. Прибыв в батальон, я был назначен в телеграфную роту и через месяц форменным образом “завыл” от этой неинтересной для меня службы и упросил брата отчислить меня в пехоту. Видя, что он со мной ничего не может сделать, он решил меня отправить в распоряжение дежурного генерала Юго-Западного фронта. По прибытии я был направлен во вновь сформированную 125-ю пехотную дивизию. Начальником дивизии был генерал-лейтенант Энгельгард, который назначил меня в 497-й пехотный Белецкий полк. Генерал Корошков, командир полка, послал меня в распоряжение командира 1-го батальона и я сразу же принял в командование 2-ю роту. Я провел с этим полком всю кампанию, включая “Брусиловский прорыв”, был в нем дважды ранен и тяжело контужен. Полк в боевом отношении был выше всякой похвалы. Я закончил свою службу в чине капитана и командиром 1-го батальона.
Я быстро заполнил мою краткую записку и передал ее адъютанту. Командир полка произвел на меня дивное впечатление. В его манерах и обращении чувствовался гвардейский офицер. Он имел Георгиевский крест 4-й степени, Георгиевское оружие, Владимира 4-й степени, а на рукаве - 5 нашивок за ранения. Выйдя из кабинета командира полка, я встретил адъютанта, который сказал, что для меня готова квартира и денщик. Денщик встретил меня с радостной улыбкой, забрал мои вещи, и мы пошли на мою новую квартиру. Денщик Василий, молодой сибиряк, очень веселый, мне сразу понравился. Квартира состояла из двух комнат и маленькой кухни. Осмотрев их, я предложил Василию жить со мной и взять одну из комнат для себя. Он от радости громко рявкнул:
- Покорно благодарю, господин капитан!
Итак, с этого момента перелистывается новая страница новых переживаний. Я хочу описать подробно жизнь 49-го Сибирского стрелкового полка после года Гражданской войны. Мне все кажется так странно, как будто мы с полком живем на маневрах старого времени. Начальник хозяйственной части через своего денщика просит меня зайти к нему. Ничего не поделаешь, придется идти... Оказывается, по распоряжению командира полка все офицеры должны иметь одну и ту же форму, т.е. английскую, которую пригоняет специальный портной.
Все это надо сделать быстро, а я даже не имел возможности и времени представиться моей соседке, прелестной женщине, которая при моей с ней встрече подарила мне обворожительную улыбку. Я должен идти в Офицерское собрание и имею лишь один свободный час чтобы “официально познакомиться” с ней. Я постучал в ее дверь, которая отворилась, и передо мной стояла “она” и грудным, бархатным голосом сказала: “Милости прошу”. Я представился ей и она пригласила меня войти. Я такой красивой женщины еще не встречал: дивные волосы, глаза... это что-то удивительное, они прозрачно голубые, как цвет морской волны, безукоризненная фигура с хорошенькими ножками, а пальчики... одна прелесть! Она зубной доктор. Мужа потеряла в г.Симбирске, при отходе белых частей. Я извинился, встал и сказал, что я должен идти в Офицерское собрание на обед. Поцеловал ее ручку и зашагал сперва к себе, а затем в собрание.
Я буду подробно описывать жизнь и подготовку полка к предстоящим боям и из этих описаний можно будет ясно представить главные причины гибели 13-й дивизии. С 49-м Сибирским стрелковым полком я прошел весь период его подготовки командиром батальона, помощником командира полка и, наконец, командиром полка и с ним же прошел весь “Ледяной” Сибирский поход. Итак, я в Офицерском собрании, которое удивительно красиво и богато обставлено мягкой мебелью и зелеными мягкими коврами. Две комнаты - одна “закусочная” и вторая - большой зал с обеденным столом, который сверкает серебром, белой скатертью и белыми же салфетками. На главной стене - портрет адмирала Колчака во весь рост. На закусочном столе самые разнообразные блюда, включая маринованного осетра и т.д. Спиртные напитки были также поданы для различного вкуса, начиная с водки и кончая коньяком. Дежурный офицер представил меня помощнику командира полка подполковнику Васильеву - очень милый офицер. Взяв меня под руку, он провел к закусочному столу и сказал, что он не считает своим правом знакомить меня с офицерами полка, эта честь принадлежит командиру полка.
Мы выпили по рюмке водки и приступили к закускам, как раздалась команда: “Господа офицеры!”. Все замерло, вошел командир полка и очень мило сказал: “Господа офицеры, прошу не беспокоиться”, - и прямо пошел к нам. Поговорили о всяких пустяках и он, выпив четыре рюмки водки одну за одной, пригласил нас всех к обеденному столу. Все заняли свои места, кроме меня и командира полка, который указал мне место рядом с ним. Первый тост за адмирала Колчака, а затем он представил меня как вновь прибывшего после ранения офицера и, повернувшись ко мне, сказал:
- Рад вас иметь в нашей офицерской семье 49-го Сибирского полка. Милости просим, господин капитан. - С этими словами все офицеры поднялись и, как один, повторили: “Милости просим!”
Обед был простой, но очень вкусный, а особенно мне понравились “биточки в сметане”. Я спросил моего соседа поручика:
- Откуда вы достали такого хорошего повара?
- О, - сказал он, наш чародей командир полка достал его из города Омска, из самого лучшего ресторана. Ведь он имеет колоссальные связи в Омске и женат на дочери Военного министра.
После обеда почти все офицеры полка остались в столовой, но я устал и незаметно вышел и тихонько поплелся домой. Ночь была лунная и очень теплая. Неожиданно мною овладела грусть... какая-то неясная... но тревожная... Вспомнились наши бои и теперь... какая разница!.. Что-то неправильно...болит мое сердце за наших добровольцев. На следующий день командир полка вызвал меня в штаб полка и предложил мне поехать с ним и посмотреть на учение полка. Конечно, я с радостью согласился. То, что я увидел, - я не мог поверить моим глазам: громадное поле было покрыто маршировавшими стрелками, я такого количества солдат давно не видел. Я обратился к командиру полка и спросил его:
- Сколько же штыков в дивизии? - Он сразу не ответил, а подумав, сказал:
- Больше 13 тысяч штыков.
Я только мог покачать головой, а мысль сразу пробежала в моей голове: “А что бы было, если бы эту силу бросили нам в начале Гражданской войны? Я бы не сидел в дер.Берске, а был бы давно в Москве”. Полковник М.[оисеев] также сообщил мне по секрету, что наша дивизия будет принадлежать к Новой Гвардии и шефом ее будет адмирал Колчак. Она будет брошена в бой только тогда, когда наш фронт попадет в критическое положение, чему он совершенно не верит, так как Красная армия разбита и наши доблестные части гонят ее к берегам Волги. Через несколько дней меня снова вызвал командир полка, который с улыбкой встретил меня и провел в свой кабинет.
- Итак, господин капитан, ваша краткая записка вернулась и, конечно, все в порядке, но почему вы не сообщили, что вы имеете и другие боевые ордена, кроме Владимира 4-й степени?
Я замялся и сказал, что я думал, что для настоящего времени Владимир 4-й степени будет достаточен.
- Потрудитесь, господин капитан, все исправить, так как ваша краткая записка будет служить вашим законным послужным списком. Кроме того, я получил письмо от вашего бывшего начальника дивизии генерала Сахарова, в котором он дает вам аттестацию как блестящего строевого и боевого офицера. Я ему, конечно, отвечу и поблагодарю его. Итак, господин капитан, я вас назначаю командиром 1-го батальона, я уже сообщил временному командиру капитану Иванову о моих перемещениях и прошу вас принять батальон завтра же, о чем письменно донести. Капитан Иванов отличный офицер и будет вам хорошим помощником по батальону.
Я поблагодарил и быстро пошел к себе на квартиру. Я много раз встречался с капитаном Ивановым, и он произвел на меня очень хорошее впечатление. Придя на квартиру, я срочно послал в дружеской форме записку капитану Иванову с приглашением прийти ко мне на чашку чая. Мы долго с ним сидели и разговаривали о батальоне и его подготовке к бою. Я ему сразу же сказал, что то, что я видел на учении батальона, я совершенно не одобряю и, конечно, срочно изменю.
- Вот что я хочу: как можно меньше времени на ненужную маршировку с перестроением и на произведение отдания чести и т.д. Главное, что я хочу видеть в батальоне, - это стрельбище, рассыпной строй, удар штыком и полевые занятия.
- Капитан Иванов замялся, а потом сказал мне:
- Как жаль, что вас не было раньше, я с вами, Федор Федорович, согласен на все 100 процентов, а также я знаю, что наши офицеры будут также этому рады. Я, как временный командир батальона, ничего не мог сделать. Командир полка настаивал и требовал этой рутины учения.
Мы условились, что я приму батальон завтра в 9 часов утра. Перед его уходом к нам вошла моя соседка Ольга Степановна Макарова и, увидя у меня офицера, смутилась и сказала мне, что зайдет позднее. Я представил ей капитана Иванова, который просил ее остаться, так как он должен идти в батальон.
Настало утро, я быстро выпил чашку чая и направился к батальону, который уже был выстроен и ждал моего прихода. С моим появлением раздалась команда: “Смирно! Для встречи командира батальона слушай - на караул!” Тысяча штыков блеснули в лучах солнца и замерли. Капитан Иванов подошел ко мне с рапортом, я пожал ему руку и мы совместно начали обходить батальон. За долгое время я впервые видел передо мной действительно кадровую воинскую часть. Я здоровался с каждой ротой в отдельности, а капитан Иванов представлял мне офицеров батальона, их чины и занимаемую должность. После смотра я обошел казармы, а также и кухню батальона.
Собрав всех офицеров (их было 18) в канцелярии батальона, я сообщил им, что капитан Иванов назначается моим помощником, а также и моим заместителем с исполнением обязанностей командира 1-й роты. После официальной стороны я пригласил всех офицеров в наше собрание, где мы съели дежурное блюдо “голубцы” и дружно беседовали. Я им описал несколько боев с красными, и они меня расспрашивали о всей пройденной Гражданской войне. Настроение у меня чудное. Впереди много работы, и единственное мое беспокойство - боюсь, что не так много осталось времени перед уходом на фронт. Несмотря на уверения командира полка, что мы, может быть, совсем не пойдем в бой - гвардия, мол, - я в это не верю.
По моему вызову явились все три командира рот. Я подробно объяснил им, что я изменяю всю программу обучения стрелка в моем батальоне. Как можно меньше внимания на всякие маршировки и т.д. и начать обучать стрелка полевой и боевой обстановке - рассыпной строй, удар штыком и т.д., а главное - стрельба. “Я дам вам письменно изложенную мною программу.” На следующий день я был на стрельбище и пришел в ужас - это было ниже всякой критики. Немедленно приказал начать одиночное обучение, наводку со станка, и приказал капитану Иванову водить поротно на стрельбище не меньше, чем три раза в неделю.
Работа закипела с утра и до вечера. Предупредил г.г. офицеров батальона не задерживаться в собрании, а отдавать их время на беседу со стрелками. На этих днях дежурный офицер, при обходе ночью помещения рот, был демонстративно освистан и с верхних нар были брошены грязные тряпки прямо в его лицо. Это меня очень обеспокоило и я вызвал снова командиров рот и сказал им, что я думаю и даже уверен, что среди наших стрелков появились большевистские агитаторы. Угрозами ареста и даже расстрела этому не помочь, а этих агитаторов надо выловить.
- У каждого из вас, господа ротные командиры, найдутся верные вам стрелки, вот их-то и нужно завербовать как секретных агентов и узнать, что делается в ротах.
Все, конечно, согласились со мной, но вопрос - где найти таких преданных и верных стрелков. Капитан Иванов сразу же заявил, что у него такие есть и они срочно приступят к этому. Батальон ходит на стрельбища, усердно проходит наводку со станка и результат поразительный в лучшую сторону. Командиры рот по моему приказу набили мешки сеном и повесили их для удара штыком, и стрелок с яростным “ура” бросается на это чучело. Кроме того, стрелки проходят штыковой бой - “удар направо”, “удар налево”, “удар кругом” и “отбей шашечный удар с лошади”.
Командир полка приехал смотреть мой батальон, просил меня не останавливать ученье и спросил, где же одна рота. Я ответил, что на стрельбище.
- Я слышал от подполковника Васильева, что вы круто изменили программу обучения?
Я ответил, что я обучаю батальон к предстоящим боям и обращаю самое серьезное внимание на это, но, конечно, не забываю и маршировку и строй. Он долго смотрел на штыковой бой палками и удар штыками, затем он с улыбкой сказал мне, что ему кажется, что я на правильном пути.
- Продолжайте, господин капитан, я с вами согласен. - Пожав мне руку, он спросил меня:
- Почему я редко вижу вас и ваших офицеров в Собрании?
Я с улыбкой ответил, что у меня не хватает времени, а мои офицеры так устают, что еле добираются до кровати. Полковник М.[оисеев] - чудный человек, дивный гвардейский офицер и я его очень уважаю, но, к несчастью, я думаю, что он алкоголик и все время под влиянием алкоголя, и я боюсь за него в боевой обстановке. Много он пережил. Весь он израненный и раны его тяжелые мучают его, а в этом и есть причина алкоголя. Однажды он делал смотр полку, прискакал верхом на лошади, хотел что-то сказать, но упал с нее. Это произвело на меня очень тяжелое впечатление.
Я приступил к беседам с г.г. офицерами батальона. Ни у одного из них не было опыта в Гражданской войне и, между прочим, начиная с начальника дивизии, среди всех офицеров полка я был единственный, который имел боевой опыт Гражданской войны. Вся дивизия, то есть ее состав, были мобилизованы, включая и большинство офицеров, которые после Германской кампании осели и занялись другой работой, обзавелись семьями и, конечно, без особого удовольствия явились на призыв. Вот что является одной из самых главных причин трагедии 13-й Сибирской дивизии.
Кроме того, подготовка полка, а я думаю - и других полков, к боевым операциям была ниже всякой критики. Все внимание было обращено на маршировку, парады и т.д. (в этом сказывалось то, что полковник М.[оисеев] мне по секрету сообщил). Офицерский состав, проведя несколько часов со стрелками, оставлял роты на фельдфебелей, а сами спешили в Офицерское собрание, где проводили очень много времени и шли домой, не зайдя даже к своим стрелкам. Таким образом, стрелки жили своей одинокой жизнью, конечно, очень скучной, и для большевистских провокаторов было открытое поле, так как свернуть молодого сибиряка было для них очень легкой работой.
Как-то капитан Иванов просил меня срочно придти в 1-ю роту. Войдя в помещение роты и приняв рапорт дежурного по роте стрелка, я увидел трех солдат под конвоем. Капитан Иванов сообщил мне, что это пойманные большевистские агитаторы, которые были выловлены в его роте, и спросил, что я прикажу с ними делать. Конечно, если бы это было на фронте, то я сразу бы их ликвидировал, ну а теперь должен был сообщить командиру полка, который просил меня прислать их в штаб полка, а оттуда их направят в штаб дивизии. Когда мы остались одни с капитаном Ивановым, то я поблагодарил его за быстрый результат и сказал ему, что больше агитации в его роте не будет, так как если там и остались из них кто-либо, то они побоятся открыть рот, зная, что их “товарищей” предали, а кто - они не знают. Самый верный способ. Через несколько дней командир З-ей роты штабс капитан Хвостов сообщил мне, что у него арестованы два стрелка за большевистскую агитацию. Их также отправили в штаб дивизии. Затем и капитан Петров сообщил, что у него во 2-й роте выловлен один агитатор, и я и его отправил в штаб полка.
Время шло и мой батальон был в работе с утра до вечера и я думал, что он готов к бою в любое время. Мои офицеры батальона больше не засиживались в собрании, а все свободное время проводили в беседах со стрелками. Очень часто они меня просили познакомить их с тактикой Гражданской войны. Я им мог только указать, что Гражданская война - это полевая война. Сплошного фронта не существует, всегда есть и будут прорывы между боевыми частями и связь держится телефоном и разведкой. При всех обстоятельствах надо считаться с очень важным фактом, что успех в боевой операции - это не количество, а качество стрелка и его подготовки к бою. Командный состав, начиная с командира роты, должен проявить собственную инициативу в зависимости от сложившейся обстановки, не нарушая общей боевой операции. Все операции, как наступательные, так и оборонительные, базируются на охвате флангов и тыла противника. Резерв, которым можно нанести удар противнику при наступательном, а также и оборонительном движении, имеет большое значение.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
В общем, "все это было бы смешно - если бы не было так грустно". (с)
Ф.МЕЙБОМ
ГИБЕЛЬ 13-Й СИБИРСКОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ В БОЯХ ПОД г. ЧЕЛЯБИНСКОМ В 1919 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Прошло больше 50 лет с момента гибели 13-й Сибирской стрелковой дивизии, но до сих пор мне не пришлось читать в наших военных изданиях что-либо об этой трагедии. Я решил, что мой долг офицера, который состоял с самого начала формирования в дивизии, осветить ее кругозором строевого офицера, командира батальона. Конечно, кругозор очень ограниченный, мои воспоминания сосредоточиваются на моем батальоне, а потом полке. Пишу я по воспоминаниям давно, давно прошедших событий. Старость не радость... а потому прошу моих читателей отнестись к моим неточностям снисходительно. Трагедия 13-й дивизии в боевой операции под г.Челябинском была не только ее трагедией, но и трагедией многих других частей. Разница заключалась в том, что другие наши части потеряли много из своего состава и потеряли сражение, что очень сильно отозвалось на нашей будущей возможности вырвать инициативу из рук красных, а 13-я дивизия позорно перешла к красным почти на 80 процентов своего состава. Причины к этому я опишу позднее. Дивизия была полностью составлена из молодых сибиряков, по мобилизации, - и это самая главная причина. Вторая - все полки были поставлены на учение старого времени, масса маршировок, очень много парадов и полное невнимание к стрелкам со стороны господ офицеров. Третье: начиная с начальника дивизии и кончая командирами полков, а также и строевое офицерство не были совершенно знакомы с приемами тактики Гражданской войны. В нашем полку, к моему удивлению, со стажем одного года Гражданской войны был только я и больше никого. Четвертое: наш командир полка был под влиянием Омска, что наша дивизия будет гвардейской и на фронт пойдет только в том случае, если случится какое-либо несчастье с нашей армией, а потому программа боевой подготовки была ниже всякой критики. Пятое: большое, открытое поле для большевистских провокаторов, на которых особого внимания не обращалось. Вот эти пять пунктов и послужили причиной гибели 13-й Сибирской дивизии.
Первая часть
В жестоких боях с многочисленным противником Красной армии Волжская имени генерала Каппеля дивизия, истекая кровью, шаг за шагом отступала к г.Уфе. Волжская дивизия состояла из трех полков: Казанского (мы его называли “алаяры”, сплошь из татар), Симбирского и Самарского. Этой славной дивизией командовал молодой полковник с Георгиескии крестом, храбрый из храбрейших и в недалеком будущем генерал-майор Николай Павлович Сахаров (умер в Сан-Франциско). Ряды этой дивизии с каждым днем таяли и из крупного состава добровольцев очень немногие оставались в строю. Полки доходили до 140-160 штыков, батальоны до 40 штыков и роты до 10 и 12 штыков. Я в то время был в Казанском полку командиром 1-го батальона и заместителем командира полка. Добровольцы до предела устали и часто голодали, но наш дух был высок и много раз, ощетинившись, мы переходили в решительную контратаку и гнали красных на много верст назад. Ночью поход, а днем бой, и так изо дня в день. Красные шли за нами по пятам и не давали нам возможности оторваться от них хоть на один день, но все это нас не особенно беспокоило, а главное, что нас духовно терзало - это то, что не было пополнения, которое давно нам было обещано. Но получали только всякие обещания от социалистов из г.Уфы, обыкновенные “говорильные учредилки”. Думали, что мы избавились от них, а они, как пиявки, на нашей шкуре. Наконец, случился переворот в Уфе и у власти встал адмирал Колчак. Мы все с облегчением вздохнули. Теперь будет дело другое. В этом мы были уверены, и наша уверенность оправдалась... Мы получили радостную новость, что нас снимает с фронта вновь сформированная дивизия. Нашу радость описать трудно, добровольцы бросились танцевать... Но мне не повезло. Во время контратаки на красных я был тяжело ранен пулей в правую часть груди и потерял много крови. Очнулся в госпитале г.НовоНиколаевска. В то время я даже не имел мысли, что я оторвусь от моих волжан на долгое время. После выздоровления я был готов ехать обратно в мою часть. Волжская дивизия в то время стояла на отдыхе и для пополнения в районе Златоуста. Неожиданно ко мне пришел плац-адъютант начальника гарнизона и передал мне, что начальник хочет видеть меня.
Являюсь и представляюсь генерал-лейтенанту Зощенко. Он очень мило встретил меня, пригласил сесть и справился о моем здоровье. Я ответил, что чувствую себя отлично. Генерал протянул мне бумагу - приказ по армии, в котором говорилось, что все офицеры после излечения от ран или болезней должны войти в полное распоряжение начальников гарнизонов.
- Итак, господин капитан, я назначаю вас в 49-й Сибирский стрелковый полк вверенной мне дивизии. Явитесь к командиру полка Гвардии полковнику М[оисееву]. Всего хорошего. Адъютант вам выдаст необходимые документы.
Я прямо остолбенел от такой неожиданности и начал объяснять генералу, что я старый волжанин, коренной офицер и должен вернуться обратно в мою часть, с которой совершил все бои, и что я не могу остаться без нее, это как моя родная семья и т.д.
Генерал улыбался и сказал мне:
- Вот в таких, как вы, мы и нуждаемся. Всего вам хорошего, господин капитан!
Я еще не потерял надежды и срочно отправил письмо лично генералу Сахарову и просил его подействовать на высшие инстанции, чтобы мне разрешили вернуться в полк. Но получил обратно письмо от генерала Сахарова, в котором он сообщал, что все его старания получить меня обратно не увенчались успехом.
“Смирись, дорогой Федор Федорович, и сообщи мне имя твоего командира полка. До скорого свидания.
Твой генерал Сахаров”.
С разрешения начальника гарнизона я получил три дня отдыха прежде чем отправиться в полк. Был в ресторанах, которых я не видел год, сходил в цирк и смотрел на французскую борьбу, а затем отправился по моему назначению. Берск, громадная деревня с широкими улицами, красиво расположена среди соснового бора. Добрался до расположения полка и очень быстро нашел штаб полка. Меня поразило, что проходившие стрелки отчетливо отдавали честь, я уже от этого давно отвык. Вхожу в канцелярию полка. Обширная и светлая комната. При моем появлении все четыре писаря встали. Я просил их сесть и ко мне подошел офицер в чине капитана с аксельбантами, адъютант полка, имя его было капитан Ермолов. Он представился мне и сказал, что он сейчас же доложит командиру полка о моем прибытии в полк. Адъютант пригласил меня в кабинет командира полка. Вхожу и вижу полковника, который при моем появлении встал (а я не ожидал такого роста - 7,2 аршина!). Я подошел с рапортом, после чего он пожал мне руку и просил меня сесть. Он долго меня расспрашивал: какого я училища, в каком году я его окончил и в какой части служил в Германскую кампанию, а также и в Гражданскую. Затем он предложил мне заполнить краткую записку о прохождении службы и сказал, что это особо важно, так как за последнее время появилось много самозванцев, а поэтому все списки должны быть отправлены с особым офицером в г.Омск, в отдел производства, где их тщательно проверяют по “Инвалиду” и другим документам.
- Ваш список отправится завтра, а пока я вас причислю к штабу полка.
Затем, посмотрев на мой “Владимир” с мечами и бантом, он спросил меня, в каком году я получил этот доблестный орден. Я ответил, что в ноябре 1915 г. в боях в направлении Ковеля, Юго-Западного фронта. Тогда он меня спросил, как я мог попасть в З-очередную дивизию и как это случилось, что я, окончив старшим портупей-юнкером Владимирское Петроградское военное пехотное училище 1 октября 1914 г., т.е. выпущенный в чине подпоручика, попал в “какой-то” 497-й пехотный Белецкий полк. Я засмеялся и сказал:
- Господин полковник! Я ожидал, что вы меня об этом спросите, - и вкратце объяснил ему:
- Я взял именную вакансию для совместной службы с моим братом Борисом, капитаном Генерального Штаба и командиром 32-го отдельного инженерного батальона, т.к. я был выпущен по инженерным войскам. Прибыв в батальон, я был назначен в телеграфную роту и через месяц форменным образом “завыл” от этой неинтересной для меня службы и упросил брата отчислить меня в пехоту. Видя, что он со мной ничего не может сделать, он решил меня отправить в распоряжение дежурного генерала Юго-Западного фронта. По прибытии я был направлен во вновь сформированную 125-ю пехотную дивизию. Начальником дивизии был генерал-лейтенант Энгельгард, который назначил меня в 497-й пехотный Белецкий полк. Генерал Корошков, командир полка, послал меня в распоряжение командира 1-го батальона и я сразу же принял в командование 2-ю роту. Я провел с этим полком всю кампанию, включая “Брусиловский прорыв”, был в нем дважды ранен и тяжело контужен. Полк в боевом отношении был выше всякой похвалы. Я закончил свою службу в чине капитана и командиром 1-го батальона.
Я быстро заполнил мою краткую записку и передал ее адъютанту. Командир полка произвел на меня дивное впечатление. В его манерах и обращении чувствовался гвардейский офицер. Он имел Георгиевский крест 4-й степени, Георгиевское оружие, Владимира 4-й степени, а на рукаве - 5 нашивок за ранения. Выйдя из кабинета командира полка, я встретил адъютанта, который сказал, что для меня готова квартира и денщик. Денщик встретил меня с радостной улыбкой, забрал мои вещи, и мы пошли на мою новую квартиру. Денщик Василий, молодой сибиряк, очень веселый, мне сразу понравился. Квартира состояла из двух комнат и маленькой кухни. Осмотрев их, я предложил Василию жить со мной и взять одну из комнат для себя. Он от радости громко рявкнул:
- Покорно благодарю, господин капитан!
Итак, с этого момента перелистывается новая страница новых переживаний. Я хочу описать подробно жизнь 49-го Сибирского стрелкового полка после года Гражданской войны. Мне все кажется так странно, как будто мы с полком живем на маневрах старого времени. Начальник хозяйственной части через своего денщика просит меня зайти к нему. Ничего не поделаешь, придется идти... Оказывается, по распоряжению командира полка все офицеры должны иметь одну и ту же форму, т.е. английскую, которую пригоняет специальный портной.
Все это надо сделать быстро, а я даже не имел возможности и времени представиться моей соседке, прелестной женщине, которая при моей с ней встрече подарила мне обворожительную улыбку. Я должен идти в Офицерское собрание и имею лишь один свободный час чтобы “официально познакомиться” с ней. Я постучал в ее дверь, которая отворилась, и передо мной стояла “она” и грудным, бархатным голосом сказала: “Милости прошу”. Я представился ей и она пригласила меня войти. Я такой красивой женщины еще не встречал: дивные волосы, глаза... это что-то удивительное, они прозрачно голубые, как цвет морской волны, безукоризненная фигура с хорошенькими ножками, а пальчики... одна прелесть! Она зубной доктор. Мужа потеряла в г.Симбирске, при отходе белых частей. Я извинился, встал и сказал, что я должен идти в Офицерское собрание на обед. Поцеловал ее ручку и зашагал сперва к себе, а затем в собрание.
Я буду подробно описывать жизнь и подготовку полка к предстоящим боям и из этих описаний можно будет ясно представить главные причины гибели 13-й дивизии. С 49-м Сибирским стрелковым полком я прошел весь период его подготовки командиром батальона, помощником командира полка и, наконец, командиром полка и с ним же прошел весь “Ледяной” Сибирский поход. Итак, я в Офицерском собрании, которое удивительно красиво и богато обставлено мягкой мебелью и зелеными мягкими коврами. Две комнаты - одна “закусочная” и вторая - большой зал с обеденным столом, который сверкает серебром, белой скатертью и белыми же салфетками. На главной стене - портрет адмирала Колчака во весь рост. На закусочном столе самые разнообразные блюда, включая маринованного осетра и т.д. Спиртные напитки были также поданы для различного вкуса, начиная с водки и кончая коньяком. Дежурный офицер представил меня помощнику командира полка подполковнику Васильеву - очень милый офицер. Взяв меня под руку, он провел к закусочному столу и сказал, что он не считает своим правом знакомить меня с офицерами полка, эта честь принадлежит командиру полка.
Мы выпили по рюмке водки и приступили к закускам, как раздалась команда: “Господа офицеры!”. Все замерло, вошел командир полка и очень мило сказал: “Господа офицеры, прошу не беспокоиться”, - и прямо пошел к нам. Поговорили о всяких пустяках и он, выпив четыре рюмки водки одну за одной, пригласил нас всех к обеденному столу. Все заняли свои места, кроме меня и командира полка, который указал мне место рядом с ним. Первый тост за адмирала Колчака, а затем он представил меня как вновь прибывшего после ранения офицера и, повернувшись ко мне, сказал:
- Рад вас иметь в нашей офицерской семье 49-го Сибирского полка. Милости просим, господин капитан. - С этими словами все офицеры поднялись и, как один, повторили: “Милости просим!”
Обед был простой, но очень вкусный, а особенно мне понравились “биточки в сметане”. Я спросил моего соседа поручика:
- Откуда вы достали такого хорошего повара?
- О, - сказал он, наш чародей командир полка достал его из города Омска, из самого лучшего ресторана. Ведь он имеет колоссальные связи в Омске и женат на дочери Военного министра.
После обеда почти все офицеры полка остались в столовой, но я устал и незаметно вышел и тихонько поплелся домой. Ночь была лунная и очень теплая. Неожиданно мною овладела грусть... какая-то неясная... но тревожная... Вспомнились наши бои и теперь... какая разница!.. Что-то неправильно...болит мое сердце за наших добровольцев. На следующий день командир полка вызвал меня в штаб полка и предложил мне поехать с ним и посмотреть на учение полка. Конечно, я с радостью согласился. То, что я увидел, - я не мог поверить моим глазам: громадное поле было покрыто маршировавшими стрелками, я такого количества солдат давно не видел. Я обратился к командиру полка и спросил его:
- Сколько же штыков в дивизии? - Он сразу не ответил, а подумав, сказал:
- Больше 13 тысяч штыков.
Я только мог покачать головой, а мысль сразу пробежала в моей голове: “А что бы было, если бы эту силу бросили нам в начале Гражданской войны? Я бы не сидел в дер.Берске, а был бы давно в Москве”. Полковник М.[оисеев] также сообщил мне по секрету, что наша дивизия будет принадлежать к Новой Гвардии и шефом ее будет адмирал Колчак. Она будет брошена в бой только тогда, когда наш фронт попадет в критическое положение, чему он совершенно не верит, так как Красная армия разбита и наши доблестные части гонят ее к берегам Волги. Через несколько дней меня снова вызвал командир полка, который с улыбкой встретил меня и провел в свой кабинет.
- Итак, господин капитан, ваша краткая записка вернулась и, конечно, все в порядке, но почему вы не сообщили, что вы имеете и другие боевые ордена, кроме Владимира 4-й степени?
Я замялся и сказал, что я думал, что для настоящего времени Владимир 4-й степени будет достаточен.
- Потрудитесь, господин капитан, все исправить, так как ваша краткая записка будет служить вашим законным послужным списком. Кроме того, я получил письмо от вашего бывшего начальника дивизии генерала Сахарова, в котором он дает вам аттестацию как блестящего строевого и боевого офицера. Я ему, конечно, отвечу и поблагодарю его. Итак, господин капитан, я вас назначаю командиром 1-го батальона, я уже сообщил временному командиру капитану Иванову о моих перемещениях и прошу вас принять батальон завтра же, о чем письменно донести. Капитан Иванов отличный офицер и будет вам хорошим помощником по батальону.
Я поблагодарил и быстро пошел к себе на квартиру. Я много раз встречался с капитаном Ивановым, и он произвел на меня очень хорошее впечатление. Придя на квартиру, я срочно послал в дружеской форме записку капитану Иванову с приглашением прийти ко мне на чашку чая. Мы долго с ним сидели и разговаривали о батальоне и его подготовке к бою. Я ему сразу же сказал, что то, что я видел на учении батальона, я совершенно не одобряю и, конечно, срочно изменю.
- Вот что я хочу: как можно меньше времени на ненужную маршировку с перестроением и на произведение отдания чести и т.д. Главное, что я хочу видеть в батальоне, - это стрельбище, рассыпной строй, удар штыком и полевые занятия.
- Капитан Иванов замялся, а потом сказал мне:
- Как жаль, что вас не было раньше, я с вами, Федор Федорович, согласен на все 100 процентов, а также я знаю, что наши офицеры будут также этому рады. Я, как временный командир батальона, ничего не мог сделать. Командир полка настаивал и требовал этой рутины учения.
Мы условились, что я приму батальон завтра в 9 часов утра. Перед его уходом к нам вошла моя соседка Ольга Степановна Макарова и, увидя у меня офицера, смутилась и сказала мне, что зайдет позднее. Я представил ей капитана Иванова, который просил ее остаться, так как он должен идти в батальон.
Настало утро, я быстро выпил чашку чая и направился к батальону, который уже был выстроен и ждал моего прихода. С моим появлением раздалась команда: “Смирно! Для встречи командира батальона слушай - на караул!” Тысяча штыков блеснули в лучах солнца и замерли. Капитан Иванов подошел ко мне с рапортом, я пожал ему руку и мы совместно начали обходить батальон. За долгое время я впервые видел передо мной действительно кадровую воинскую часть. Я здоровался с каждой ротой в отдельности, а капитан Иванов представлял мне офицеров батальона, их чины и занимаемую должность. После смотра я обошел казармы, а также и кухню батальона.
Собрав всех офицеров (их было 18) в канцелярии батальона, я сообщил им, что капитан Иванов назначается моим помощником, а также и моим заместителем с исполнением обязанностей командира 1-й роты. После официальной стороны я пригласил всех офицеров в наше собрание, где мы съели дежурное блюдо “голубцы” и дружно беседовали. Я им описал несколько боев с красными, и они меня расспрашивали о всей пройденной Гражданской войне. Настроение у меня чудное. Впереди много работы, и единственное мое беспокойство - боюсь, что не так много осталось времени перед уходом на фронт. Несмотря на уверения командира полка, что мы, может быть, совсем не пойдем в бой - гвардия, мол, - я в это не верю.
По моему вызову явились все три командира рот. Я подробно объяснил им, что я изменяю всю программу обучения стрелка в моем батальоне. Как можно меньше внимания на всякие маршировки и т.д. и начать обучать стрелка полевой и боевой обстановке - рассыпной строй, удар штыком и т.д., а главное - стрельба. “Я дам вам письменно изложенную мною программу.” На следующий день я был на стрельбище и пришел в ужас - это было ниже всякой критики. Немедленно приказал начать одиночное обучение, наводку со станка, и приказал капитану Иванову водить поротно на стрельбище не меньше, чем три раза в неделю.
Работа закипела с утра и до вечера. Предупредил г.г. офицеров батальона не задерживаться в собрании, а отдавать их время на беседу со стрелками. На этих днях дежурный офицер, при обходе ночью помещения рот, был демонстративно освистан и с верхних нар были брошены грязные тряпки прямо в его лицо. Это меня очень обеспокоило и я вызвал снова командиров рот и сказал им, что я думаю и даже уверен, что среди наших стрелков появились большевистские агитаторы. Угрозами ареста и даже расстрела этому не помочь, а этих агитаторов надо выловить.
- У каждого из вас, господа ротные командиры, найдутся верные вам стрелки, вот их-то и нужно завербовать как секретных агентов и узнать, что делается в ротах.
Все, конечно, согласились со мной, но вопрос - где найти таких преданных и верных стрелков. Капитан Иванов сразу же заявил, что у него такие есть и они срочно приступят к этому. Батальон ходит на стрельбища, усердно проходит наводку со станка и результат поразительный в лучшую сторону. Командиры рот по моему приказу набили мешки сеном и повесили их для удара штыком, и стрелок с яростным “ура” бросается на это чучело. Кроме того, стрелки проходят штыковой бой - “удар направо”, “удар налево”, “удар кругом” и “отбей шашечный удар с лошади”.
Командир полка приехал смотреть мой батальон, просил меня не останавливать ученье и спросил, где же одна рота. Я ответил, что на стрельбище.
- Я слышал от подполковника Васильева, что вы круто изменили программу обучения?
Я ответил, что я обучаю батальон к предстоящим боям и обращаю самое серьезное внимание на это, но, конечно, не забываю и маршировку и строй. Он долго смотрел на штыковой бой палками и удар штыками, затем он с улыбкой сказал мне, что ему кажется, что я на правильном пути.
- Продолжайте, господин капитан, я с вами согласен. - Пожав мне руку, он спросил меня:
- Почему я редко вижу вас и ваших офицеров в Собрании?
Я с улыбкой ответил, что у меня не хватает времени, а мои офицеры так устают, что еле добираются до кровати. Полковник М.[оисеев] - чудный человек, дивный гвардейский офицер и я его очень уважаю, но, к несчастью, я думаю, что он алкоголик и все время под влиянием алкоголя, и я боюсь за него в боевой обстановке. Много он пережил. Весь он израненный и раны его тяжелые мучают его, а в этом и есть причина алкоголя. Однажды он делал смотр полку, прискакал верхом на лошади, хотел что-то сказать, но упал с нее. Это произвело на меня очень тяжелое впечатление.
Я приступил к беседам с г.г. офицерами батальона. Ни у одного из них не было опыта в Гражданской войне и, между прочим, начиная с начальника дивизии, среди всех офицеров полка я был единственный, который имел боевой опыт Гражданской войны. Вся дивизия, то есть ее состав, были мобилизованы, включая и большинство офицеров, которые после Германской кампании осели и занялись другой работой, обзавелись семьями и, конечно, без особого удовольствия явились на призыв. Вот что является одной из самых главных причин трагедии 13-й Сибирской дивизии.
Кроме того, подготовка полка, а я думаю - и других полков, к боевым операциям была ниже всякой критики. Все внимание было обращено на маршировку, парады и т.д. (в этом сказывалось то, что полковник М.[оисеев] мне по секрету сообщил). Офицерский состав, проведя несколько часов со стрелками, оставлял роты на фельдфебелей, а сами спешили в Офицерское собрание, где проводили очень много времени и шли домой, не зайдя даже к своим стрелкам. Таким образом, стрелки жили своей одинокой жизнью, конечно, очень скучной, и для большевистских провокаторов было открытое поле, так как свернуть молодого сибиряка было для них очень легкой работой.
Как-то капитан Иванов просил меня срочно придти в 1-ю роту. Войдя в помещение роты и приняв рапорт дежурного по роте стрелка, я увидел трех солдат под конвоем. Капитан Иванов сообщил мне, что это пойманные большевистские агитаторы, которые были выловлены в его роте, и спросил, что я прикажу с ними делать. Конечно, если бы это было на фронте, то я сразу бы их ликвидировал, ну а теперь должен был сообщить командиру полка, который просил меня прислать их в штаб полка, а оттуда их направят в штаб дивизии. Когда мы остались одни с капитаном Ивановым, то я поблагодарил его за быстрый результат и сказал ему, что больше агитации в его роте не будет, так как если там и остались из них кто-либо, то они побоятся открыть рот, зная, что их “товарищей” предали, а кто - они не знают. Самый верный способ. Через несколько дней командир З-ей роты штабс капитан Хвостов сообщил мне, что у него арестованы два стрелка за большевистскую агитацию. Их также отправили в штаб дивизии. Затем и капитан Петров сообщил, что у него во 2-й роте выловлен один агитатор, и я и его отправил в штаб полка.
Время шло и мой батальон был в работе с утра до вечера и я думал, что он готов к бою в любое время. Мои офицеры батальона больше не засиживались в собрании, а все свободное время проводили в беседах со стрелками. Очень часто они меня просили познакомить их с тактикой Гражданской войны. Я им мог только указать, что Гражданская война - это полевая война. Сплошного фронта не существует, всегда есть и будут прорывы между боевыми частями и связь держится телефоном и разведкой. При всех обстоятельствах надо считаться с очень важным фактом, что успех в боевой операции - это не количество, а качество стрелка и его подготовки к бою. Командный состав, начиная с командира роты, должен проявить собственную инициативу в зависимости от сложившейся обстановки, не нарушая общей боевой операции. Все операции, как наступательные, так и оборонительные, базируются на охвате флангов и тыла противника. Резерв, которым можно нанести удар противнику при наступательном, а также и оборонительном движении, имеет большое значение.
ПРОДОЛЖЕНИЕ