Комментарий к книге Я.Тинченко "Голгофа русского офицерства" - Продолжение
Не меньше натяжек и ошибок и встречается при описании арестов и их масштабов. Так, упомянув в одном месте, что 23 дивизия осталась единственным в УВО «не репрессированным» соединением, чуть дальше сам же Тинченко пишет про 7-ю стрелковую дивизию, которую репрессии обошли стороной. При упоминании арестов в винницком гарнизоне Тинченко пишет, что комдив 24 дивизии Данненберг был переведен во внутренние округа на территории России, а «комкор М. И. Василенко назначен на преподавательскую работу в Военную академию РККА, и более на командные должности не возвращался». Между тем комдив Е.Е. Даненберг с 1934 года возглавлял 57 стрелковую дивизию, входившую в состав ОКДВА - то есть район на тот момент потенциально гораздо более «прифронтовой», чем Украина. Комкор Василенко с 1931 по 1935 был инспектором пехоты РККА, а затем заместителем командующего Уральским военным округом - вполне командные должности. Интересны упоминания о «планомерных» арестах в Николаеве - само слово «планомерные» создает у читателя впечатления массовости этих арестов, между тем как сам Тинченко пишет, что в результате этих действий «было осуждено восемь человек». Или упоминания об арестах 34 преподавателей московских военных школ с обязательной для Тинченко ремаркой «хотя, скорее всего, таковых было больше», при этом какого-либо подтверждения своим словам Тинченко не приводит. Написав про «нешуточный погром военно-преподавательских кадров в Сельскохозяйственной и Горной академиях», Тинченко смог в качестве доказательства примера «нешуточного погрома» в Горной академии привести судьбы только двух человек - генералов Афанасьева и Шильдбах-Литовцева. Поскольку два человека на погром все-таки не тянут, чуть ниже Тинченко упоминает аресты В.Н. Гатовского и Е.М. Голубинцева, «иногда читавших лекции в Горной академии». Но поскольку последние «ничего "интересного" следствию рассказать не захотели», то - по словам самого же Тинченко - «с Горной академией у ОГПУ ничего и не получилось». В итоге у него же следует вывод - «"Склеить" из преподавателей гражданских вузов отдельную контрреволюционную организацию ОГПУ так и не удалось. Показания В. Л. Барановского и А. Л. Буевского "повисли в воздухе", поскольку не были подтверждены свидетельствами других лиц.». Наверное наиболее ярко методы и подходы Тинченко показывает подсчет жертв операции «Весна» в Ленинграде. Ссылаясь на отчет ОГПУ о "разоблачении" Ленинградской контрреволюционной организации, Тинченко пишет, что по состоянию на 7 февраля 1931 года «всего по делу "Весна" арестовано 373 человека» (из них в списках членов различных "контрреволюционных организаций" значатся 320 человек), и тут же дополняет это своим замечанием, что «общее количество лиц, арестованных в Ленинграде по делу "Весна" (не считая Балтийского флота), доходило до тысячи человек и более». Откуда же он берет эти цифры? Во-первых, он пишет, что «в отчете не указаны к тому времени еще не "разоблаченные" организации бывших кадетов Пажеского и Александровского корпусов». Насколько значим этот фактор? Поскольку сам Тинченко цифр не приводит, то можно попробовать сделать косвенную оценку - в другом месте автор книги пишет, что по делу 1-го и 2-го Московских кадетских корпусов было арестовано 50 бывших воспитателей и выпускников и можно предположить, что в Ленинграде их количество вряд ли было на порядок больше. А вот следующий комментарий Тинченко уже повергает в недоумение - последний пишет, что в отчете «нет большого количества офицеров военного времени, проживавших в городе … все они так же были репрессированы». Если в отчете нет офицеров военного времени, то кем же интересно были перечисленные самим же Тинченко в приложениях 207 обер-офицеров, по крайней мере большая их часть, имевшая звания прапорщиков, поручиков и подпоручиков, и штабс-капитанов?[8] Если все офицеры военного времени были репрессированы (исходя из логики автора книги, числом около 1000 человек), то кого же тогда, как опять же чуть ниже пишет сам Тинченко выслали из Ленинграда в марте 1935 года в числе "бывших людей" было выслано 1117 офицеров, из которых 936 человек были бывшими белогвардейцами (то есть офицеры, служившие в РККА или не служившие вовсе, сюда практически не попали). Между тем заканчивая этот раздел Тинченко, оценивая масштаб репрессий «Весны» в Ленинграде, доходит до упоминания цифры в 2000 только «расстрелянных» офицеров и их сподвижников.
Не менее интересно и описание методов следствия - практически всегда Тинченко пишет про издевательства и жестокое обращение сотрудников ОГПУ с подследственными, использование пытки, методов физического воздействия, но как обычно, доказательства практически не приводит. Поскольку большевики у Тинченко априори кровожадны, то любой факт нормального обращения вызывает у него удивление, как в случае с генералом от инфантерии Даниловым[9]. Интереснее написать без какой-либо конкретики про то, что «как видно из дела Ольдерогге, над ним издевались немилосердно». Выше уже упоминалось про «долгие измывательства в тюрьмах» над бывшими генералами, авторами воззвания к офицерам во время советско-польской войны, при том, что сам же признается, что у него нет даже данных о датах арестах, и вообще вся информация отрывочная. То же самое наблюдается и при описании арестов и следственных действий во время операции «Весна», хотя при внимательном изучении приводимых Тинченко примеров ситуация вырисовывается как минимум неоднозначная. Так, про арест преподавателей Военной академии (Смысловского К.Е., Лукирского С.Г., Новицкого Ф.Ф., Сухова В.Г., а также отставников Галицинского А.Н., Новикова А.В., Беляева Н.С. (см. Черушева)) Тинченко пишет, что «допросы длились сутками, причем, по всей видимости, подследственных сильно били. По крайней мере, есть основания считать, что генерал Галицинский умер именно от побоев». При этом оснований Тинченко не приводит, а поведение генералов скорее заставляет сделать обратные выводы: «судя по протоколам допросов, большая часть арестованных держала себя очень достойно, в особенности - все три отставных генерала и подполковник В. Г. Сухов». Последний, при том, что «допросы длились сутками», а «последственных сильно били», на допросах, как пишет Тинченко «откровенно валял дурака, занимался популизмом и очковтирательством, разбрасывался громкими фразами типа: "Считаю себя виновным в том, что я тогда не осознал преступной сущности этой речи (Брусилова, - Т.Я.) и не доложил об этом по начальству" (ГАСБУ, фи, д. 67093, т. 83(63), дело Сухова В. Г., с. 221). Несмотря на такие многообещающие откровения и раскаяния, Сухов не спешил особо распространяться по поводу участников "контрреволюционной организации" и своей причастности к ней. В общем, ничего интересного от бывшего подполковника следователи так и не получили». Как заканчивает этот эпизод Тинченко, «Сухов еще считался "частично признавшим свою вину", а ведь в компании арестованных преподавателей академии попадались и со всем не расколовшиеся, а потому, с позиции следствия, - безнадежные». На самом деле сомнения в широком распространении рукоприкладства в ходе операции «Весна» связаны и со следующими моментами - известно, что и 1937 году пытки и рукоприкладство приживались с трудом и далеко не сразу, поначалу подобные методы воздействия практиковались очень редко и скрывались от начальства, потребовалось известное письмо Сталина, (из «Ежова»). Что касается операции «Весна», то в момент ее проведения даже среди руководства ОГПУ не было единого мнения по поводу ее необходимости - соответственно, вряд ли сотрудники ОГПУ усердствовали в «выбивании» (в буквальном смысле этого слова) показаний из подследственных. По всей видимости, максимум на что шли следователи в начале тридцатых - это моральное давление. В общем-то об этом говорит и то, что единственные приводимые Тинченко свидетельства - это именно примеры угроз и морального давления, как в случае с С.В. Гнедичем[10] (+ цитата из Черушева).
Ошибки у Тинченко, свидетельствующие как минимум о неаккуратности последнего, проявляются постоянно, самые разные, и значительные и незначительные - так упомянув, что по его подсчетам, «основанным на сообщениях различных эмигрантских изданий, в 20-х годах домой вернулось 20 белых генералов» и затем перечисляя их, он пишет что из их числа «лишь Я. А. Слащев да А. С. Секретёв были зачислены на военно-преподавательскую работу, остальным же пришлось довольствоваться в лучшем случае положением мелких советских служащих». Между тем например упомянутый им и вернувшийся вместе со Слащевым А.С. Мильковский, в старой армии полковник, после возвращения состоял для особых поручений 1-го разряда в инспекции артиллерии и бронесил РККА. Не менее забавно утверждение автора книги о том, что, например, бывший генерал Свечин не был известен в старой армии, а карьеру военного ученого сделал лишь в рядах РККА.
Вообще изложение материала сумбурное и путанное. О слабости Тинченко как историка свидетельствует и приведенное им в конце книги сравнение германского и советского генералитета времен 1937 года и Великой Отечественной войны. Так, сравнивая советский и немецкий генералитет, Тинченко делает целый ряд в высшей степени сомнительных утверждений - например про то, «военачальники, репрессированные в 1937-1938 годах, были даже не на голову, а на две ниже своих немецких коллег», поскольку «во Вторую мировую войну немецкая армия вступила, имея в каждом батальоне по 5-6 офицеров, участвовавших в Первой мировой войне», а «подавляющее большинство командиров дивизий Гитлера в 1917-1918 командовали полками, полковые командиры - батальонами, батальонные - ротами». При этом в отличие от них, по словам Тинченко «большинство репрессированных в 1937-м комбригов и часть комдивов даже не участвовали в Первой мировой войне!». Обосновывая свое утверждение, Тинченко составил таблицу сроков службы и пребывания в различных офицерских званиях командиров Вермахта, базируясь на составленный Разведупром РККА в 1937 году справочник по германской армии.
Между тем он, во-первых, совершенно не учел, что данный справочник касался в лучшем случае реалий первой половины тридцатых - а на самом деле даже более раннего периода жизни германской армии. Если в Рейхсвере 20-х годов, связанном Версальскими ограничениями, количество офицеров действительно было жестко ограниченно, а срок службы зафиксирован и составлял 25 лет, в связи с чем рост германского комсостава в званиях был чрезвычайно замедлен. В середине 30-х, точнее даже в первой половине десятилетия, начался взрывной рост германских вооруженных сил, что при резком дефиците командных кадров, кстати подробно описанном у Мюллера-Гиллебрандта, вызвало быстрый рост офицеров в званиях и должностях. Изучение же вышеупомянутого Мюллера-Гиллебрандта в совокупности с представлениями о численности офицерского корпуса имперской армии ставит выводы Тинченко под большое сомнение. В частности он считает, что в каждом батальоне к 1941 году должно было быть по 5-6 ветеранов Первой мировой - то есть речь шла как минимум о командире батальона, начальнике штаба и командирах рот и более старших офицерах. Или, если ориентироваться на таблицу Тинченко с его комментариями - обо всех офицерах в звании капитана и старше. Реально ли это? Согласно тому же Мюллеру-Гиллебрандту, к сентябрю 1939 года численность офицеров в сухопутных войсках составляла 105 тысяч человек (при общей численности сухопутных войск в 3,7 млн. человек)[11]. Если распространить эти пропорции на общую численность вооруженных сил - 7,2 млн. человек в 1941 году с учетом ВВС, ВМФ, войска СС - то общую численность офицерского корпуса к 1941 году мы получим в 210 тысяч человек. В Рейхсвере в 1922 году из 4000 офицеров должности до командира роты включительно занимали более 3080 офицеров[12], еще около 400 человек занимали должности офицеров санитарной и ветеринарной служб, соответственно около 500 офицеров, или каждый шестой, занимали должности от командира батальона (и равные им штабные должности) в звании от майора и выше. Можно предположить, что при росте армии доля, занимаемая старшими офицерами, сохранилась, соответственно среди 210 000 тысяч количество офицеров количество офицеров в звании от майора составило 35 тыс. человек. С учетом того, что по утверждениям Тинченко, в каждом батальоне должно было быть 5-6 ветеранов Первой мировой, то есть к ним он относил не только майоров, но и капитанов, то их (ветеранов) число в армии в целом должно было существенно превысить упомянутые 35 тысяч. Между тем в 1918 году численность офицерского корпуса Рейхсвера уже насчитывала всего 34 тысячи человек[13] - как видим, для выполнения достижения указанных Тинченко цифр по наличию офицеров-ветеранов ПМВ в батальоне Вермахту не хватило бы даже тех, кто занимал офицерские должности в 1918 году, включая офицеров военного времени. При этом к середине 30-х годов по утверждению Мюллера-Гиллебрандта «офицеры, демобилизовавшиеся в 1918 г., постарели на 17 лет и после демобилизации никакой военной подготовки не проходили», соответственно далеко не все они были годны для занятия офицерских должностей. Результатом этого было то, что проблема дефицита офицерских кадров при создании Вермахта оказалось в числе наиболее острых проблем и решалась самыми разными путями[14] - при этом призыв годных офицеров старой императорской армии дал лишь 1800 офицеров. Разумеется необходимо учитывать, что ветеранами могли оказаться какая-то часть из призванных на военную службу офицеров полиции и офицеров австрийской армии - но даже суммируя их всех с 4000 офицерами Рейхсвера мы получим не более 10 тысяч офицеров - в реальности же офицеров-ветеранов было еще меньше (учитывая, что к моменту прихода Гитлера к власти из 4000 офицеров более 1000 начали службу уже после Первой мировой войны[15], а также что далеко не все офицеры полиции и австрийской армии были офицерами-ветеранами мировой войны). Таким образом, к 1941 году максимум треть всех старших офицеров Вермахта могла быть ветеранами ПМВ (к сентябрю 1939 года процентов 60-70 от общего числа старших офицеров), при этом среди капитанов их не могло быть в принципе. Это кстати подтверждается и простым изучением биографий высшего комсостава Вермахта, о чем пойдет речь ниже.
Итак, во-вторых, Тинченко даже просто не удосужился изучить биографии хотя бы нескольких представителей немецкого генералитета, занимавших высшие посты в военной иерархии германской армии. Если следовать его логике, согласно которой «подавляющее большинство командиров дивизий Гитлера в 1917-1918 командовали полками, полковые командиры - батальонами, батальонные - ротами»[16], мы получим, что высший генералитет (командиры армий, групп армий) в Первую мировую должен был бы занимать генеральские должности (в частности, командир корпуса в звании генерал-лейтенанта должен был в Первую мировую войну командовать дивизией в звании генерал-майора), в худшем случае должности командиров полков (хотя это, по Тинченко, прерогатива дивизионных командиров Вермахта). Между тем под ограничения Тинченко не попадают даже генералы, командовавшие группами армий в 1939 году - Лееб, Бок, Рундштедт, хотя и родившиеся на 3-8 лет ранее срока, указанного Тинченко для генерал-майоров обр. 41 года и соответственно получившие свои звания также на 5-11 лет позже, тем не менее к концу Первой мировой войны имели звания майоров и соответственно быть полными генералами к сентябрю 1939 года никак не могли, а могли, следуя логике Тинченко, командовать полками и максимум дивизиями в звании генерал-майоров.
Среди командовавших армиями в 1939-41 годах ситуация была еще хуже - согласно Тинченко практически все они даже близко не могли занимать свои должности. Так, Эрнст Буш родившийся в 1885 году, ставший офицером в 1904 году, Первую мировую закончил командиром батальона в звании капитана - в соответствии с требованиями Тинченко он в 1939 году должен был быть полковником, а в 1941 - генерал-майором, при этом по должности он должен был командовать полком, и максимум дивизией в 1941 году. Между тем в реальной жизни он уже в 1937 году был командиром дивизии и генерал-лейтенантом. Максимилиан Вейхс, 1881 г.р., офицером стал в 1902 году - несколько выходит за рамки, очерченные Тинченко, и следуя его табличке, должен был стать генерал-майором и максимум командиром дивизии в 1939 году - между тем, дивизией он командовал уже в 1933 году, а в 1937 году стал командиром корпуса. Точно также и Эрвин фон Витцлебен, 1881 г.р., офицер производства 1901 года, в Первую мировую войну воевавший командиром роты и батальона и на штабных должностях и закончивший ее в звании капитана, по Тинченко никак не мог стать генерал-майором в 1934 году, в 1935 - генерал-лейтенантом, а в 1936 - генералом от инфантерии. Фридрих Дольман, 1882 г.р. и офицер производства 1901 года, в Первую мировую войну в чине капитана служивший воздушным наблюдателем и командовавший батареей, уже в 1932 году был генерал-майором, год спустя генерал-лейтенантом и инспектором артиллерии, а в 1936-м году генералом от артиллерии. Гюнтер фон Клюге, 1881 г.р., капитан Первой мировой войны, полком в звании полковника командовал уже в 1929 году, в 1933 году стал генерал-майором, а в 1934 - генерал-лейтенантом и получил должность начальника дивизии, вскоре переформированной в корпус. Георг Кюхлер, 1881 г.р., поступивший на военную службу в 1900 году, Первую мировую прослуживший в основном в звании капитана на штабных должностях, генерал-майором стал уже 1934 году, а в 1937 году в звании генерала артиллерии и командующим округом. Вильгельм Лист, 1880 г.р., ставший лейтенантом в 1900 году, генерал-майором стал не в 1938, как посчитал бы Тинченко, а уже в 1930 году, а в 1935 году в звании генерала от инфантерии принял командование корпусом. Адольф Штраус, 1879 г.р., в Первую мировую капитан, в 1935 году командовал дивизией, в 1938 году - корпусом. Аналогичная ситуация была и с первыми командующими танковых армий: Эвальд фон Клейст, 1881 г.р., начавший службу кадетом в 1900 году, к концу войны был капитаном, а в 1933 году он уже генерал-лейтенант и командир дивизии, в 1936 году - генерал от кавалерии и командир корпуса. Герман Гот, 1880 г.р., поступивший на военную службу в 1904 году, с 1935 года командир дивизии, а с 1938 - корпуса. Эрих Гепнер, 1886 г.р., лейтенант с 1906 года, по Тинченко должен был в 1941 году лишь получить звание генерал-майора, между тем, он в 1938 году принимает корпус у Гудериана. Гейнц Гудериан, 1888 г.р., звание лейтенанта получил в 1908 году, в 1916 году получил звание капитана - в соответствии с требованиями Тинченко - он к 1941 мог из подполковников стать полковником. В реальной жизни подполковником он стал уже в 1931 году, а в 1935 году он уже генерал-майор и командир одной из первых танковых дивизий. В 1938 году он уже генерал-лейтенант и командир корпуса - а по Тинченко в это время он был бы достоин лишь звания подполковника и должности командира батальона, максимум полка. Такую же карьеру должен был сделать и Эрих фон Манштейн. Родившийся в 1887 году, офицером также стал в 1907 или 1908 году, а войну закончил капитаном - но в 1932 году он уже в звании подполковника посещает СССР, в 1936 получает звание генерал-майора, а в 1938 году - генерал-лейтенанта и должность командира дивизии. В 1940 году он уже командует корпусом.
Похоже складывалась и карьера известных и более молодых военачальников, занимавших к 1941 году более низкие должности - Моделя, Паулюса, Роммеля, Шернера, Штудента. Все они родились в 1890-1892 гг., офицерские звания получили в 1910-1912 гг., первую войну закончили также в звании капитанов (Шернер лейтенантом, а Роммель получил звание капитана лишь в 1918 году) и командовали максимум ротами (Паулюс и вовсе лишь два месяца командовал орудийным расчетом и всю войну по сути провел на штабных должностях). По Тинченко все они должны были к 1941 году получить звания подполковника или максимум полковника, и командовать батальонами и полками. Однако реально все они занимали гораздо большие должности: Модель уже в 1938 году стал генерал-майором и начальником штаба корпуса, а в 1940 году в звании генерал-лейтенанта возглавил танковую дивизию, Паулюс в 1939 году в звании генерал-майора возглавил штаб 4-го командования, преобразованного впоследствии в 10-ю, а затем в 6-ю армию, а ко времени вторжения в Россию он уже генерал-лейтенант, Роммель в 1937 году стал полковником, а в 1939 - генерал-майором, и во Франции он уже командует дивизией, Шернер действительно подполковником стал только в 1937 году, но к 1941 году и он уже генерал-майор и командир дивизии, Штудент в полковники был произведен в 1934 году, в 1938 году он в звании генерал-майора создает - и затем возглавляет - 7-ю парашютно-десантную дивизию. Даже офицеры военного времени, причем, как правило попадавшие в Рейхсвер после длительного перерыва, умудрялись перепрыгивать ограничения, установленные Тинченко. Так например Эрик Абрахам, 1895 г.р., добровольно поступивший на военную службу в 1914 и ставший лейтенантом резерва в 1915 году - в 1920-м году вышел в отставку в звании обер-лейтенанта. В 1935 году он уже снова в армии и получает звание майора, в 1938 году становится подполковником. Согласно Тинченко, он к началу кампании в России должен был только получить звание подполковника (а в 1939 году быть майором) и командовать максимум батальоном. Между тем звание подполковника, как мы видели, он получил уже в 1938 году, и уже с апреля 1940 года он командовал пехотным полком. Один из самых известных германских танкистов Хассо фон Мантейфель, 1897 г.р., также был офицером военного времени - офицером он стал лишь в 1916 году и Первую мировую закончил в звании лейтенанта, не успев покомандовать даже эскадроном. Тем не менее, и он в 1939 году уже подполковник и, занимая в начале русской кампании должность командира батальона, уже в августе 41 года занимает должность командира полка. Автор известного меморандума, названного по его фамилии, Бернхард Лоссберг, 1899 г.р., попал в армию в 1916 году, когда ему еще не исполнилось и 17 лет, а лейтенантом он стал в 1917 году - и звание подполковника он также получил уже в 1939 году, что по мнению Тинченко для офицера Вермахта было просто невозможно. И совершенно не вписываются в картину мира Тинченко вовсе не служившие в Первую мировую войну офицеры, такие как например Вальтер Венк, 1900 г.р., поступивший в рейхсвер рядовым в 1920 году, а в 1923 году ставший только лишь унтер-офицером - и уже в 1940 году получивший звание подполковника.
Окончание: http://eugend.livejournal.com/810.html
Не менее интересно и описание методов следствия - практически всегда Тинченко пишет про издевательства и жестокое обращение сотрудников ОГПУ с подследственными, использование пытки, методов физического воздействия, но как обычно, доказательства практически не приводит. Поскольку большевики у Тинченко априори кровожадны, то любой факт нормального обращения вызывает у него удивление, как в случае с генералом от инфантерии Даниловым[9]. Интереснее написать без какой-либо конкретики про то, что «как видно из дела Ольдерогге, над ним издевались немилосердно». Выше уже упоминалось про «долгие измывательства в тюрьмах» над бывшими генералами, авторами воззвания к офицерам во время советско-польской войны, при том, что сам же признается, что у него нет даже данных о датах арестах, и вообще вся информация отрывочная. То же самое наблюдается и при описании арестов и следственных действий во время операции «Весна», хотя при внимательном изучении приводимых Тинченко примеров ситуация вырисовывается как минимум неоднозначная. Так, про арест преподавателей Военной академии (Смысловского К.Е., Лукирского С.Г., Новицкого Ф.Ф., Сухова В.Г., а также отставников Галицинского А.Н., Новикова А.В., Беляева Н.С. (см. Черушева)) Тинченко пишет, что «допросы длились сутками, причем, по всей видимости, подследственных сильно били. По крайней мере, есть основания считать, что генерал Галицинский умер именно от побоев». При этом оснований Тинченко не приводит, а поведение генералов скорее заставляет сделать обратные выводы: «судя по протоколам допросов, большая часть арестованных держала себя очень достойно, в особенности - все три отставных генерала и подполковник В. Г. Сухов». Последний, при том, что «допросы длились сутками», а «последственных сильно били», на допросах, как пишет Тинченко «откровенно валял дурака, занимался популизмом и очковтирательством, разбрасывался громкими фразами типа: "Считаю себя виновным в том, что я тогда не осознал преступной сущности этой речи (Брусилова, - Т.Я.) и не доложил об этом по начальству" (ГАСБУ, фи, д. 67093, т. 83(63), дело Сухова В. Г., с. 221). Несмотря на такие многообещающие откровения и раскаяния, Сухов не спешил особо распространяться по поводу участников "контрреволюционной организации" и своей причастности к ней. В общем, ничего интересного от бывшего подполковника следователи так и не получили». Как заканчивает этот эпизод Тинченко, «Сухов еще считался "частично признавшим свою вину", а ведь в компании арестованных преподавателей академии попадались и со всем не расколовшиеся, а потому, с позиции следствия, - безнадежные». На самом деле сомнения в широком распространении рукоприкладства в ходе операции «Весна» связаны и со следующими моментами - известно, что и 1937 году пытки и рукоприкладство приживались с трудом и далеко не сразу, поначалу подобные методы воздействия практиковались очень редко и скрывались от начальства, потребовалось известное письмо Сталина, (из «Ежова»). Что касается операции «Весна», то в момент ее проведения даже среди руководства ОГПУ не было единого мнения по поводу ее необходимости - соответственно, вряд ли сотрудники ОГПУ усердствовали в «выбивании» (в буквальном смысле этого слова) показаний из подследственных. По всей видимости, максимум на что шли следователи в начале тридцатых - это моральное давление. В общем-то об этом говорит и то, что единственные приводимые Тинченко свидетельства - это именно примеры угроз и морального давления, как в случае с С.В. Гнедичем[10] (+ цитата из Черушева).
Ошибки у Тинченко, свидетельствующие как минимум о неаккуратности последнего, проявляются постоянно, самые разные, и значительные и незначительные - так упомянув, что по его подсчетам, «основанным на сообщениях различных эмигрантских изданий, в 20-х годах домой вернулось 20 белых генералов» и затем перечисляя их, он пишет что из их числа «лишь Я. А. Слащев да А. С. Секретёв были зачислены на военно-преподавательскую работу, остальным же пришлось довольствоваться в лучшем случае положением мелких советских служащих». Между тем например упомянутый им и вернувшийся вместе со Слащевым А.С. Мильковский, в старой армии полковник, после возвращения состоял для особых поручений 1-го разряда в инспекции артиллерии и бронесил РККА. Не менее забавно утверждение автора книги о том, что, например, бывший генерал Свечин не был известен в старой армии, а карьеру военного ученого сделал лишь в рядах РККА.
Вообще изложение материала сумбурное и путанное. О слабости Тинченко как историка свидетельствует и приведенное им в конце книги сравнение германского и советского генералитета времен 1937 года и Великой Отечественной войны. Так, сравнивая советский и немецкий генералитет, Тинченко делает целый ряд в высшей степени сомнительных утверждений - например про то, «военачальники, репрессированные в 1937-1938 годах, были даже не на голову, а на две ниже своих немецких коллег», поскольку «во Вторую мировую войну немецкая армия вступила, имея в каждом батальоне по 5-6 офицеров, участвовавших в Первой мировой войне», а «подавляющее большинство командиров дивизий Гитлера в 1917-1918 командовали полками, полковые командиры - батальонами, батальонные - ротами». При этом в отличие от них, по словам Тинченко «большинство репрессированных в 1937-м комбригов и часть комдивов даже не участвовали в Первой мировой войне!». Обосновывая свое утверждение, Тинченко составил таблицу сроков службы и пребывания в различных офицерских званиях командиров Вермахта, базируясь на составленный Разведупром РККА в 1937 году справочник по германской армии.
Между тем он, во-первых, совершенно не учел, что данный справочник касался в лучшем случае реалий первой половины тридцатых - а на самом деле даже более раннего периода жизни германской армии. Если в Рейхсвере 20-х годов, связанном Версальскими ограничениями, количество офицеров действительно было жестко ограниченно, а срок службы зафиксирован и составлял 25 лет, в связи с чем рост германского комсостава в званиях был чрезвычайно замедлен. В середине 30-х, точнее даже в первой половине десятилетия, начался взрывной рост германских вооруженных сил, что при резком дефиците командных кадров, кстати подробно описанном у Мюллера-Гиллебрандта, вызвало быстрый рост офицеров в званиях и должностях. Изучение же вышеупомянутого Мюллера-Гиллебрандта в совокупности с представлениями о численности офицерского корпуса имперской армии ставит выводы Тинченко под большое сомнение. В частности он считает, что в каждом батальоне к 1941 году должно было быть по 5-6 ветеранов Первой мировой - то есть речь шла как минимум о командире батальона, начальнике штаба и командирах рот и более старших офицерах. Или, если ориентироваться на таблицу Тинченко с его комментариями - обо всех офицерах в звании капитана и старше. Реально ли это? Согласно тому же Мюллеру-Гиллебрандту, к сентябрю 1939 года численность офицеров в сухопутных войсках составляла 105 тысяч человек (при общей численности сухопутных войск в 3,7 млн. человек)[11]. Если распространить эти пропорции на общую численность вооруженных сил - 7,2 млн. человек в 1941 году с учетом ВВС, ВМФ, войска СС - то общую численность офицерского корпуса к 1941 году мы получим в 210 тысяч человек. В Рейхсвере в 1922 году из 4000 офицеров должности до командира роты включительно занимали более 3080 офицеров[12], еще около 400 человек занимали должности офицеров санитарной и ветеринарной служб, соответственно около 500 офицеров, или каждый шестой, занимали должности от командира батальона (и равные им штабные должности) в звании от майора и выше. Можно предположить, что при росте армии доля, занимаемая старшими офицерами, сохранилась, соответственно среди 210 000 тысяч количество офицеров количество офицеров в звании от майора составило 35 тыс. человек. С учетом того, что по утверждениям Тинченко, в каждом батальоне должно было быть 5-6 ветеранов Первой мировой, то есть к ним он относил не только майоров, но и капитанов, то их (ветеранов) число в армии в целом должно было существенно превысить упомянутые 35 тысяч. Между тем в 1918 году численность офицерского корпуса Рейхсвера уже насчитывала всего 34 тысячи человек[13] - как видим, для выполнения достижения указанных Тинченко цифр по наличию офицеров-ветеранов ПМВ в батальоне Вермахту не хватило бы даже тех, кто занимал офицерские должности в 1918 году, включая офицеров военного времени. При этом к середине 30-х годов по утверждению Мюллера-Гиллебрандта «офицеры, демобилизовавшиеся в 1918 г., постарели на 17 лет и после демобилизации никакой военной подготовки не проходили», соответственно далеко не все они были годны для занятия офицерских должностей. Результатом этого было то, что проблема дефицита офицерских кадров при создании Вермахта оказалось в числе наиболее острых проблем и решалась самыми разными путями[14] - при этом призыв годных офицеров старой императорской армии дал лишь 1800 офицеров. Разумеется необходимо учитывать, что ветеранами могли оказаться какая-то часть из призванных на военную службу офицеров полиции и офицеров австрийской армии - но даже суммируя их всех с 4000 офицерами Рейхсвера мы получим не более 10 тысяч офицеров - в реальности же офицеров-ветеранов было еще меньше (учитывая, что к моменту прихода Гитлера к власти из 4000 офицеров более 1000 начали службу уже после Первой мировой войны[15], а также что далеко не все офицеры полиции и австрийской армии были офицерами-ветеранами мировой войны). Таким образом, к 1941 году максимум треть всех старших офицеров Вермахта могла быть ветеранами ПМВ (к сентябрю 1939 года процентов 60-70 от общего числа старших офицеров), при этом среди капитанов их не могло быть в принципе. Это кстати подтверждается и простым изучением биографий высшего комсостава Вермахта, о чем пойдет речь ниже.
Итак, во-вторых, Тинченко даже просто не удосужился изучить биографии хотя бы нескольких представителей немецкого генералитета, занимавших высшие посты в военной иерархии германской армии. Если следовать его логике, согласно которой «подавляющее большинство командиров дивизий Гитлера в 1917-1918 командовали полками, полковые командиры - батальонами, батальонные - ротами»[16], мы получим, что высший генералитет (командиры армий, групп армий) в Первую мировую должен был бы занимать генеральские должности (в частности, командир корпуса в звании генерал-лейтенанта должен был в Первую мировую войну командовать дивизией в звании генерал-майора), в худшем случае должности командиров полков (хотя это, по Тинченко, прерогатива дивизионных командиров Вермахта). Между тем под ограничения Тинченко не попадают даже генералы, командовавшие группами армий в 1939 году - Лееб, Бок, Рундштедт, хотя и родившиеся на 3-8 лет ранее срока, указанного Тинченко для генерал-майоров обр. 41 года и соответственно получившие свои звания также на 5-11 лет позже, тем не менее к концу Первой мировой войны имели звания майоров и соответственно быть полными генералами к сентябрю 1939 года никак не могли, а могли, следуя логике Тинченко, командовать полками и максимум дивизиями в звании генерал-майоров.
Среди командовавших армиями в 1939-41 годах ситуация была еще хуже - согласно Тинченко практически все они даже близко не могли занимать свои должности. Так, Эрнст Буш родившийся в 1885 году, ставший офицером в 1904 году, Первую мировую закончил командиром батальона в звании капитана - в соответствии с требованиями Тинченко он в 1939 году должен был быть полковником, а в 1941 - генерал-майором, при этом по должности он должен был командовать полком, и максимум дивизией в 1941 году. Между тем в реальной жизни он уже в 1937 году был командиром дивизии и генерал-лейтенантом. Максимилиан Вейхс, 1881 г.р., офицером стал в 1902 году - несколько выходит за рамки, очерченные Тинченко, и следуя его табличке, должен был стать генерал-майором и максимум командиром дивизии в 1939 году - между тем, дивизией он командовал уже в 1933 году, а в 1937 году стал командиром корпуса. Точно также и Эрвин фон Витцлебен, 1881 г.р., офицер производства 1901 года, в Первую мировую войну воевавший командиром роты и батальона и на штабных должностях и закончивший ее в звании капитана, по Тинченко никак не мог стать генерал-майором в 1934 году, в 1935 - генерал-лейтенантом, а в 1936 - генералом от инфантерии. Фридрих Дольман, 1882 г.р. и офицер производства 1901 года, в Первую мировую войну в чине капитана служивший воздушным наблюдателем и командовавший батареей, уже в 1932 году был генерал-майором, год спустя генерал-лейтенантом и инспектором артиллерии, а в 1936-м году генералом от артиллерии. Гюнтер фон Клюге, 1881 г.р., капитан Первой мировой войны, полком в звании полковника командовал уже в 1929 году, в 1933 году стал генерал-майором, а в 1934 - генерал-лейтенантом и получил должность начальника дивизии, вскоре переформированной в корпус. Георг Кюхлер, 1881 г.р., поступивший на военную службу в 1900 году, Первую мировую прослуживший в основном в звании капитана на штабных должностях, генерал-майором стал уже 1934 году, а в 1937 году в звании генерала артиллерии и командующим округом. Вильгельм Лист, 1880 г.р., ставший лейтенантом в 1900 году, генерал-майором стал не в 1938, как посчитал бы Тинченко, а уже в 1930 году, а в 1935 году в звании генерала от инфантерии принял командование корпусом. Адольф Штраус, 1879 г.р., в Первую мировую капитан, в 1935 году командовал дивизией, в 1938 году - корпусом. Аналогичная ситуация была и с первыми командующими танковых армий: Эвальд фон Клейст, 1881 г.р., начавший службу кадетом в 1900 году, к концу войны был капитаном, а в 1933 году он уже генерал-лейтенант и командир дивизии, в 1936 году - генерал от кавалерии и командир корпуса. Герман Гот, 1880 г.р., поступивший на военную службу в 1904 году, с 1935 года командир дивизии, а с 1938 - корпуса. Эрих Гепнер, 1886 г.р., лейтенант с 1906 года, по Тинченко должен был в 1941 году лишь получить звание генерал-майора, между тем, он в 1938 году принимает корпус у Гудериана. Гейнц Гудериан, 1888 г.р., звание лейтенанта получил в 1908 году, в 1916 году получил звание капитана - в соответствии с требованиями Тинченко - он к 1941 мог из подполковников стать полковником. В реальной жизни подполковником он стал уже в 1931 году, а в 1935 году он уже генерал-майор и командир одной из первых танковых дивизий. В 1938 году он уже генерал-лейтенант и командир корпуса - а по Тинченко в это время он был бы достоин лишь звания подполковника и должности командира батальона, максимум полка. Такую же карьеру должен был сделать и Эрих фон Манштейн. Родившийся в 1887 году, офицером также стал в 1907 или 1908 году, а войну закончил капитаном - но в 1932 году он уже в звании подполковника посещает СССР, в 1936 получает звание генерал-майора, а в 1938 году - генерал-лейтенанта и должность командира дивизии. В 1940 году он уже командует корпусом.
Похоже складывалась и карьера известных и более молодых военачальников, занимавших к 1941 году более низкие должности - Моделя, Паулюса, Роммеля, Шернера, Штудента. Все они родились в 1890-1892 гг., офицерские звания получили в 1910-1912 гг., первую войну закончили также в звании капитанов (Шернер лейтенантом, а Роммель получил звание капитана лишь в 1918 году) и командовали максимум ротами (Паулюс и вовсе лишь два месяца командовал орудийным расчетом и всю войну по сути провел на штабных должностях). По Тинченко все они должны были к 1941 году получить звания подполковника или максимум полковника, и командовать батальонами и полками. Однако реально все они занимали гораздо большие должности: Модель уже в 1938 году стал генерал-майором и начальником штаба корпуса, а в 1940 году в звании генерал-лейтенанта возглавил танковую дивизию, Паулюс в 1939 году в звании генерал-майора возглавил штаб 4-го командования, преобразованного впоследствии в 10-ю, а затем в 6-ю армию, а ко времени вторжения в Россию он уже генерал-лейтенант, Роммель в 1937 году стал полковником, а в 1939 - генерал-майором, и во Франции он уже командует дивизией, Шернер действительно подполковником стал только в 1937 году, но к 1941 году и он уже генерал-майор и командир дивизии, Штудент в полковники был произведен в 1934 году, в 1938 году он в звании генерал-майора создает - и затем возглавляет - 7-ю парашютно-десантную дивизию. Даже офицеры военного времени, причем, как правило попадавшие в Рейхсвер после длительного перерыва, умудрялись перепрыгивать ограничения, установленные Тинченко. Так например Эрик Абрахам, 1895 г.р., добровольно поступивший на военную службу в 1914 и ставший лейтенантом резерва в 1915 году - в 1920-м году вышел в отставку в звании обер-лейтенанта. В 1935 году он уже снова в армии и получает звание майора, в 1938 году становится подполковником. Согласно Тинченко, он к началу кампании в России должен был только получить звание подполковника (а в 1939 году быть майором) и командовать максимум батальоном. Между тем звание подполковника, как мы видели, он получил уже в 1938 году, и уже с апреля 1940 года он командовал пехотным полком. Один из самых известных германских танкистов Хассо фон Мантейфель, 1897 г.р., также был офицером военного времени - офицером он стал лишь в 1916 году и Первую мировую закончил в звании лейтенанта, не успев покомандовать даже эскадроном. Тем не менее, и он в 1939 году уже подполковник и, занимая в начале русской кампании должность командира батальона, уже в августе 41 года занимает должность командира полка. Автор известного меморандума, названного по его фамилии, Бернхард Лоссберг, 1899 г.р., попал в армию в 1916 году, когда ему еще не исполнилось и 17 лет, а лейтенантом он стал в 1917 году - и звание подполковника он также получил уже в 1939 году, что по мнению Тинченко для офицера Вермахта было просто невозможно. И совершенно не вписываются в картину мира Тинченко вовсе не служившие в Первую мировую войну офицеры, такие как например Вальтер Венк, 1900 г.р., поступивший в рейхсвер рядовым в 1920 году, а в 1923 году ставший только лишь унтер-офицером - и уже в 1940 году получивший звание подполковника.
Окончание: http://eugend.livejournal.com/810.html