(no subject)
Нарыл в свое время на просторах интернета - но не поможет ли кто-либо чуть более точно идентифицировать тексты? И более точно проставить ссылки?
Из письма генерала А.И. Деникина начальнику Русского Общевоинского Союза генералу А.П. Архангельскому.
взято из журнала "Родина - Вторая Мировая война (неизвестные страницы)" 1991 год.
...Началась война. Вы отдали приказ 1 сентября 1939 г.: “Чины РОВС-а должны исполнить свое обязательство перед страной, в которой они находятся, и зарекомендовать себя с лучшей стороны, как подобает русскому воину”. Что касается принявших иностранное подданство - это дело их совести. Но призывать служить одинаково ревностно всем - и друзьям и врагам России - это обратить русских воинов-эмигрантов в ландскнехтов.
Советы выступили войной против Финляндии. Вы “в интересах (якобы) русского национального дела” предложили контингенты РОВС-а Маннергейму. Хорошо, что из этого ничего не вышло. Ибо не могло быть “национального дела” в том, что русские люди сражались бы в рядах финляндской армии, когда финская пропаганда каждодневно поносила не только большевиков и СССР, но и Россию вообще, и русский народ. А теперь уже нет сомнений в том, что при заключении перемирия Ваши соратники, соблазнившиеся Вашими призывами, были бы выданы Советам головой, как выдают теперь “власовцев”.
Допустим, что это были ошибки. Всякий человек может добровольно заблуждаться. Но дальше уже идут не ошибки, а преступления.
Челобития Ваши и начальников отделов РОВС-а о привлечении чинов его на службу германской армии, после того, как Гитлер, его сотрудники и немецкая печать и во время войны, и задолго до нее высказывали свое презрение к русскому народу и к русской истории, открыто проявляли стремления к разделу и колонизации России и к физическому истреблению ее населения,- такие челобитные иначе как преступными назвать нельзя.
Пропаганда РОВС-а толкала чинов Союза и в немецкую армию, и в иностранные легионы, и на работу в Германию, и в организацию Шпеера, вообще всюду, где можно было послужить потом и кровью целям, поставленным Гитлером. Уже 23 апреля 1944 г., когда не только трещали все экзотические легионы, но и сама германская армия явно шла к разгрому. Вы еще выражали сожаление: “даже к участию в “голубой испанской дивизии” не были допущены белые русские... Для нас это было горько и обидно...”
Но самое злое дело - это “Шютцкор” - корпус, сформированный немцами из русских эмигрантов, преимущественно из чинов РОВС-а в Югославии. Он подавлял сербское национальное восстание против немецкого завоевания. Тяжело было читать ростопчинские афиши главных вербовщиков и Ваше “горячее пожелание всем сил и здоровья для нового подвига и, во всяком случае, для поддержания зажженного ген. Алексеевым света в пустыне”. Должно быть, праведные кости ген. Алексеева, покоящиеся на сербской земле, перевернулись в гробу от такого уподобления.
У Вас не могло быть даже иллюзии, что немецкое командование пошлет “Шютцкор” на Восточный фронт, ибо оно никогда такого обещания не давало.
В результате почти весь “Шютцкор” погиб. Погибло и множество непричастных русских людей не только от злодейства чекистов, но и благодаря той ненависти, которую вызвали в населении Югославии недостойные представители нашей эмиграции. Русскому имени нанесен был там жестокий удар.
Правда, в 1944 г. Вы охладели к “Шютцкору”, “из которого стали уходить здоровье и хорошие элементы”, но было уже поздно. Ваши устремления направились на РОА, или так называемую “Армию Власова”. И в то время, как несчастные участники ее, попав в тупик, проклиная свою судьбу, только и искали способов вырваться из своей петли, Вы с сокрушением писали: “нас не только не допускают в РОА, но, во многих случаях, даже ограничивают наши возможности общения с ними” (...).
Теперь, в свете раскрывшихся страниц истории, невольно встает вопрос: что было бы, если бы все призывы руководителей РОВС-а были услышаны, если бы все намерения их были приведены в исполнение? Только недоверие к нам немцев и пассивное сопротивление большинства членов Союза предохранило их от массовой и напрасной гибели.
Вот те мысли, которые были высказаны мною на закрытом собрании, по возможности щадя Вас, и которые, по словам ген. Ионова (начальники отдела РОВС-а в Северной Америке), вызвали “общее негодование лучшей части Белого воинства против ген. Деникина”.
Позвольте мне не поверить ни Вам, ни ген. Ионову.
После четверти века небывалых в истории испытаний уцелевшее русское воинство, раскиданное по всему земному шару, в большинстве своем и “в лучшей части” сохранило русский дух и русское лицо.
Ваше Превосходительство! Когда-то, в роковые дни крушения Российской империи, я говорил:
- Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности.
К Вам и к тем, что с Вами единомышленны, эти слова не относятся.
ОБРАЩЕНИЕ ГЕНЕРАЛА А. ДЕНИКИНА К ДОБРОВОЛЬЦАМ 15 НОЯБРЯ 1917-1944 гг.
Двадцать седьмую годовщину основания Добровольческой армии мы вспоминаем в обстановке, весьма отличной от той, которая существовала последние четыре года. Но не менее сложной, вызывающей целую гамму противоречивых чувств и застающую русскую эмиграцию опять на распутьи. А подонки ее - вчерашние мракобесы, пораженцы, гитлеровские поклонники - уже меняют личины и славословят без меры, без зазрения совести новых господ положения...
Обстановка в международном масштабе в корне изменилась. Враг изгнан из пределов Отечества. Мы - и в этом неизбежный трагизм нашего положения - не участники, а лишь свидетели событий, потрясавших нашу родину за последние годы. Мы могли лишь следить с глубокой скорбью за страданиями нашего народа и с гордостью - за величием его подвига. Мы испытывали боль в дни поражений армии, хотя она и зовется “Красной”, а не Российской, и радость - в дни ее побед. И теперь, когда мировая война еще не окончена, мы всей душой желаем ее победного завершения, которое обеспечит страну нашу от наглых посягательств извне.
Но не изменилась обстановка внутрироссийская. В дни, когда весь мир перестраивает свою жизнь на новых началах международного сотрудничества, социальной справедливости, освобождения народного труда и самодеятельности от эксплуатации капиталом и государством, не могут народы российские пребывать в крепостном состоянии. Не могут жить и работать без самых хотя бы необходимых условий человеческого существования:
1) Основных свобод,
2) Раскрепощения труда,
3) Упразднения кровавого произвола НКВД,
4) Суда - независимого, равного для всех, основанного на праве, законе, чуждого партийного лицеприятия и административного воздействия.
Пока этого нет, мы будем идти своим прежним путем, завещанным нам основоположниками Добровольчества, какие бы тернии ни устилали наш путь.
Ибо судьбы России важнее судеб эмиграции.
Из коллекции редакции журнала “Часовой” Архива Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета (Калифорния, США),
Публикация В. БОРТНЕВСКОГО
UPD. (спасибо ув. k_pavlov83 за предоставленную информацию)
«Брюссель Копия
21 июля 1946 года.
Ваше Превосходительство,
Отвечаю вам на письмо от 16 мая не для бесполезной полемики и не для ненужного самооправдания, а исключительно для того, чтобы по чувству долга перед моими сотрудниками и чинами Рус. О. Воин. Союза привести некоторые данные в разъяснении ошибочности Ваших утверждений.
Не сомневаюсь, что всякий мало-мальски беспристрастный судья вынес бы всем обвиненным Вами иной, чем Вы приговор (как это и было со мной в 1919 г.) и признал бы, что если и были совершенны «ошибки», то они были вызваны не желанием «послужить Гитлеру потом и кровью», а совершенно другими, чисто патриотическими жертвенными побуждениями, всегда одушевлявшими наши воинские организации.
По обстоятельству времени приходится быть кратким, касаясь, главным образом, лишь Бельгии, Франции и Германии, а Балкан и Шюцкора лишь вскользь.
Вы усмотрели «Кампанию против Вас, поднятую с достойным с достойным удивления единодушием с большевиками», в информации РОВС-а о Ваших выступлениях в Америке.
Трудно признать за кампанию против Вас совершенно естественное осведомление чинов Рус. О. Воин. Союза о Ваших докладах, для чего по РОВС-у были разосланы и газетные отчеты о них и выдержки из письма ген. Ионова, признанные Вами - «ложными», но сущность
Коих теперь вполне подтверждена Вашим письмом ко мне. Еще менее может быть признано «кампанией» против Вас те меры, кои мною были приняты для того, чтобы Вы были встречены в Америке нашими чинами с подобающим, как бывший Главнокомандующий, почетом и вниманием. Мало того, позднее, когда я уже узнал о Ваших выступлениях против РОВС-а и меня, я приветствовал начинания одного из руководителей его в защиту Вас при Ваших неприятностях с властями.
Нет, Рус. О. Воин. Союз, особенно при мне, «кампании» против Вас не вел и не ведет, считая ее для себя совершенно ненужной, - а для всего русского дела, как и всякие любые эмигрантские раздоры, и вредной.
Вы находите мой приказ от 1 сентября 1939 г. «обращением русских эмигрантов и воинов в ландскнехтов».
Вы, вероятно, забыли, что во Франции тогда были мобилизованы русские эмигранты, угроза их мобилизации была и в других странах, это было несчастье для русских, вынужденных проливать свою кровь за чуждые нам интересы, но избежать это несчастье мы не могли и должны были его нести, сохраняя честь и славу русского имени. Именно об этом последнем и говорит мой приказ. Но вам должно быть известно, что я был против добровольного вступления, а тем более отдельными русскими отрядами, в армии воюющих стран, раз не затронуты русские интересы, и в этом отношении мною и давались соответствующие указания.
Предложение «контингента РОВС-а» генералу Маннергейму во время войны СССР против Финляндии.
С генералом Маннергеймом я обменялся письмами по вопросу о возможности для белых русских принять участие в войне против советской власти, считая, что победы Финляндии никак не могла угрожать существенным интересам России, а война, как всякий внешний толчок, могла повлечь за собой падение советской власти.
Ваши обвинения меня и начальников отделов РОВС-а в «челобитьях о привлечении чинов его на службу Германской армии и в пропаганде, толкающих чинов его на службу и в армию, и в иностранные легионы, и на работы в Германии, вообще всюду, где можно было бы потом и кровью» послужить Гитлеру и целям, поставленным им.
Эти обвинения обращены не по адресу (оговариваюсь, что о Шюцкоре будет сказано ниже).
Обратимся к фактам.
А) Время от мая 1940 г. до начала войны с СССР. Германия в союзе с СССР.
После оккупации Франции и Бельгии многие русские, жившие в этих, остались без работы и вынуждены были поступать из-за куска хлеба (как и местные жители) на службу и на работу в германские учреждения, как на месте, так и в Германии. Прием на службу немцами проводился помимо РОВС-а [курсив автора письма - Прим К.А.], к которому немцы питали недоверие. Даже в Германии прием на работы происходил помимо управления генерала Лампе.
Какая-либо пропаганда со стороны РОВС-а была просто излишней, ибо сама жизнь и ее условия заставляли людей идти на работы. Но руководители РОВС-а не возражали против поступлению на работы и, насколько могли, даже помогали устройству и на местах, и для отъезда в Германию.
В 1941 г. немцы в оккупированных странах организовали сначала «Комитеты», а потом «Управления по делам русской эмиграции» (УДРЭ), получившие большие права в отношении русских эмигрантов. С их появлением деятельность управлений РОВС-а была сильно стесненна.
Предвидя эти стеснения и возможность затруднений в сношениях, я 10 апреля 1941 г. предоставил начальникам отделов широкие права и большую самостоятельность.
Через несколько дней после этого Гестапо воспретило мне мою деятельность, как начальника РОВС-а иначе, как под контролем местного начальника УДРЭ (тогда еще комитета). То же было сделано и в отношении местного начальника РОВС-а. Не считая для себя возможным подчиняться такому контролю, мы оба совершенно отстранились от местной жизни, но я не счел возможным прекратить свои сношения с начальниками отделов и продолжал их, рискуя неприятностями всякого рода.
В Париже положение было более легкое, но и там генерал Витковский, не шедший на сближение с УДРЭ, был через некоторое время смещен генералом Головиным, вошедшим в состав последнего.
В Югославии РОВС был совершенно разгромлен тотчас после оккупации и генерал Барбович устранен.
Б) Время после объявления Германией войны СССР.
Война Германии против СССР была встречена в эмиграции с радостью и надеждами на свержение советской власти: большинство считало, что Германия будет вести войну только против советской власти и коммунизма, а не против России и Русского Народа, дабы обеспечить себе дружбу и помощь своего соседа. В России также ждали прихода немцев и встречали их, как «освободителей» цветами; войска сдавались в плен целыми частями, не желая защищать советскую власть.
Позднейшие обстоятельства показали, что эти предположения были ошибочны.
На вопросы, обращенные ко мне нашими чинами, как относится к призывам местного начальника УДРЭ записываться добровольцами в армию, формировать отряды и т.п., я отвечал, что надо выждать, пока не выяснится - ведет ли Германия войну против только советской власти и коммунизма, или война ведется против России и Русского народа.
В развитие этих указаний и для разъяснения нашего положения мною была составлена 27 июля 1941 г. «Памятная запискам по вопросу об участии Русского эмиграции в Русских воинских организаций в борьбе против совестей власти и против коммунизма».
В этой записке я говорил, что борьба с советской властью м коммунизмом для нас имеет не только идеологический характер, но велась нами и должна вестись во имя России и Русского Народа. Будущее России после свержения большевиков не может не волновать нас. Необходимо определенное (со стороны немцев) заявление о целях войны для облегчения совести национальных русских сил, как внутри России, так и за рубежом.
Это были не «челобитные» о приеме на службу, а указания условий, при которых эмиграция могла [курсив автора письма - Прим. К.А.] бы принять участие в борьбе*.
Местный начальник УДРЭ - выразитель мнения Германского командования - на публичном заседании, в присутствии почти всей русской диаспоры, призывая помогать немцам, говорил о моей записке с большим негодованием и угрозами.
Зная из писем ген. Лампе, что и он, заявляя Германскому командованию о возможном и желательном для русской эмиграции участии в борьбе против СССР, возглавляемого Советским Правительством, также указывал на наши задачи по восстановлению Великой России. В том же тоне говорил с представителями Германского командования и ген. Абрамов.
Все эти заявления еще больше укрепили немцев в убеждении, что в силу своих национальных устремлений, Русские воинские организации для них неприемлемы и последние стали подвергаться еще большим стеснениям. Как я сказал выше, в Париже был сменен ген. Витковский, в Праге - капитан 1 ранга Подгорный в связи с его статьями в издаваемой им «Информации», говорившими о русском национализме.
Пропаганда в пользу немцев велась, но не руководителями РОВС-а - а УДРЭ и лицами, близка к ним ставшими и не поддерживающими связи с РОВС-ом. Поступления на службу переводчиками, в организации Шпеера и в иностранные легионы происходило помимо руководителей РОВС-а, даже и отдельных чинов Рус. О. Воин. Союза и без их посредства. У меня имеется приказ ген. Лампе, коим он сдерживает излишнее рвение некоторых лиц, стремившихся и в армию, и в разные организации.
В свое время мною было широко распространено разъяснение генерала Бескупского, в коем говорилось, что до окончания войны на Востоке из Русской эмиграции могут быть приняты лишь отдельные лица, отдающие себя при поступлении на службу всецело интересам Германской государственности, как доказательство того, что при настоящем условиях «наше время, время белой борьбы» еще не настало и нам в германских рядах не место. Но я должен тут же отметить, что поступившие на службу к немцам в огромном своем большинстве, шли «не в интересах германской государственности» или для того, чтобы «послужить Гитлеру». Большинство, в том числе и отдельные чины РОВС-а, шло, чтобы помочь Русскому Народу. Знаю достоверно, что очень многие принесли много пользы русскому населению, предохраняя его от грабежей, насилий и смертных казней. Большинство переводчиков было убрано немцами с фронта, так как они, по мнению немцев, слишком миролюбивы к населению.
В доказательство обвинений меня в пропаганде, пораженчестве и даже «скорби», что мы не могли «послужить Гитлеру потом и кровью», вы приводите некоторые отдельные [курсив автора письма - Прим. К.А.] фразы из моих писем, придавая им совершенно произвольный характер.
Сопоставляя эти фразы с общим смыслом моих писем, с указаниями, при каких условиях мы могли бы принять участие в войне - слова «горько и обидно» приобретают иной смысл, а именно скорби и горечи о том направлении, которое приняла немецкая политика в отношении России и Русского Народа, при коей нам нет места в ведущейся борьбе.
В условиях Германской цензуры и при «запрещении» мне моей деятельности я не мог высказаться так определенно, как это делаете теперь Вы, находясь в свободной стране, в Америке, и потому теперь легко выбирать из моих писем разные цитаты для того, чтобы сделать их них желательные для Вас выводы и даже «опровергнуть печатным словом наши информации». Однако немцы усматривали в моих письмах совсем не то, что теперь по отдельным цитатам находите Вы. И в результате за свои письма я подвергался обыскам, и вызовам в разные учреждения для неприятных объяснений и «внушений». Само собой разумеется, что я мог бы укрыться за «запрещением» меня и прекратить сношения с моими сотрудниками и чинами РОВС-а: тогда я не имел бы и неприятностей от немцев, и сохранил бы, подобно Вам «белые ризы», и никто не мог бы бросать мне обвинения в пораженчестве, в пропаганде и т.д., на основании выхваченных из моих писем цитат… Но я считал свой отход от деятельности в трудную минуту недостойным, и предпочел, рискуя неприятностями, оставаться связывающим центром для чинов РОВС для сохранения нашего единения и давая информации и напоминая о задачах РОВС-а, вытекающих из сущности Белого Движения, поддерживать их дух и веру в то, что наше время, «время Белой Борьбы, в интересах России» еще придет. При добросовестном прочтении всех моих писем эти мысли нетрудно уловить. Но ни в одном письме, в его целом, нельзя найти призывов служить немцам и их интересам.
Остается сказать о Балканах и Шюцкоре, составившем настоящею трагедию русской эмиграции. В Шюцкоре сплетаются и искренний идеализм, и вера в возможность борьбы против большевиков и коммунизма, поддерживаемая убеждением в неизбежности перемены политики немцев в отношении России, и неоднократный обман со стороны немцев, и личные интересы немногих отдельных лиц. Тут была и пропаганда о вступлении в Шюцкор (но не на службу немцам).
Для того, чтобы судить беспристрастно о Шюцкоре нужно иметь все данные. У меня их нет и я не берусь ни защищать, ни оправдывать, ни обвинять инициаторов и руководителей Шюцкора.
Но я категорически возражаю против утверждения, что Шюцкор образовался из-за желания «послужить немцам и их целям». В образовании Шюцкора люди видели осуществление заветной мечты, лелеянной в течении четверти века о новом выступлении с оружием в руках против красных поработителей своей Родины. Нельзя также забывать, что в первое время части корпуса действовали не против сербских партизан, а против коммунистических шаек, которые с начала войны Германии против Югославии истребляли сербское буржуазное население и белых русских (еще до образования Шюцкора было убито до 300 человек в разных пунктах Югославии).
К возникновению Шюцкора в Югославии РОВС отношения не имел. РОВС был по приходу немцев разгромлен, все его руководители отстранены и их место заняли представители организации, относившейся к РОВС-у и ко мне лично враждебно. О Шюцкоре я узнал много позднее его формирования, равно как и об отправке пополнений чинами РОВС-а из Болгарии после того, как отправка уже началась. Имею основания думать по письмам генерала Абрамова, что он согласился помочь Штейфону, стоявшему во главе Шюцкора, и призывал чинов РОВС-а к вступлению Шюцкор (но не на службу немцам), будучи совершенно уверен в неизбежности, по необходимости, перемены политики немцев по отношению к России.
Остановить формирование и пополнение Шюцкора ни я, ни кто другой не имели ни малейшей возможности. Я мог только в переписке со своими сотрудниками указывать на недостатки Шюцкора и условий его применения, при которых он не мог принести русскому делу ту пользу, какую он мог бы принести при иных условиях.
На этом я заканчиваю свои краткие разъяснения о действиях РОВС-а и его руководителей во время войны.
Ваши обвинения РОВС-а в разных прегрешениях и недостатков мы слышим не в первый раз. На просьбы руководителей РОВС-а формулировать их определенно - дабы помочь РОВС-у их изжить - Вы всегда уклонялись от прямого ответа.
Ныне Вы поспешили, на основании имеющихся у Вас данных о действиях РОВС-а, далеко не полных, обвинить РОВС в тяжких преступлениях и ошибках и присудить безапелляционно его и его руководителей к моральной смерти.
На это я напомню Вам, что РОВС, пережив многие тяжкие удары, нанесенные ему советской властью, и все попытки многих лиц и организаций разложить и раздробить его, всегда находил в себе внутренние силы, чтобы сохранить и свое единство, и свой дух, и заветы Белого Дела, и жертвенную готовность, не на словах только, а и на деле, служить России и Русскому Народу.
Найдет он и теперь эти силы, чтобы пережить и новые на него нападки и Ваш, слишком поспешный приговор.
Объединяя в своих рядах и около себя лучшую часть Белого Воинства, он найдет и правильные пути для своего служения Родине. Всегда стремясь к единению всей эмиграции для борьбы с нашим общим врагом, он готов принять и всякое добросовестное и доброжелательное указание и на «ошибки прошлого» и на помощь в изыскании путей своего служения, ни на что, при этом, не претендуя для себя.
Ваши оскорбления, по адресу моих сотрудников и меня лично, я, не желая вступать в этом отношении на Ваш путь, оставляю без ответа.
Примите уверение в искреннем к Вам уважении.
(подпись) А. АРХАНГЕЛЬСКИЙ.
Из письма генерала А.И. Деникина начальнику Русского Общевоинского Союза генералу А.П. Архангельскому.
взято из журнала "Родина - Вторая Мировая война (неизвестные страницы)" 1991 год.
...Началась война. Вы отдали приказ 1 сентября 1939 г.: “Чины РОВС-а должны исполнить свое обязательство перед страной, в которой они находятся, и зарекомендовать себя с лучшей стороны, как подобает русскому воину”. Что касается принявших иностранное подданство - это дело их совести. Но призывать служить одинаково ревностно всем - и друзьям и врагам России - это обратить русских воинов-эмигрантов в ландскнехтов.
Советы выступили войной против Финляндии. Вы “в интересах (якобы) русского национального дела” предложили контингенты РОВС-а Маннергейму. Хорошо, что из этого ничего не вышло. Ибо не могло быть “национального дела” в том, что русские люди сражались бы в рядах финляндской армии, когда финская пропаганда каждодневно поносила не только большевиков и СССР, но и Россию вообще, и русский народ. А теперь уже нет сомнений в том, что при заключении перемирия Ваши соратники, соблазнившиеся Вашими призывами, были бы выданы Советам головой, как выдают теперь “власовцев”.
Допустим, что это были ошибки. Всякий человек может добровольно заблуждаться. Но дальше уже идут не ошибки, а преступления.
Челобития Ваши и начальников отделов РОВС-а о привлечении чинов его на службу германской армии, после того, как Гитлер, его сотрудники и немецкая печать и во время войны, и задолго до нее высказывали свое презрение к русскому народу и к русской истории, открыто проявляли стремления к разделу и колонизации России и к физическому истреблению ее населения,- такие челобитные иначе как преступными назвать нельзя.
Пропаганда РОВС-а толкала чинов Союза и в немецкую армию, и в иностранные легионы, и на работу в Германию, и в организацию Шпеера, вообще всюду, где можно было послужить потом и кровью целям, поставленным Гитлером. Уже 23 апреля 1944 г., когда не только трещали все экзотические легионы, но и сама германская армия явно шла к разгрому. Вы еще выражали сожаление: “даже к участию в “голубой испанской дивизии” не были допущены белые русские... Для нас это было горько и обидно...”
Но самое злое дело - это “Шютцкор” - корпус, сформированный немцами из русских эмигрантов, преимущественно из чинов РОВС-а в Югославии. Он подавлял сербское национальное восстание против немецкого завоевания. Тяжело было читать ростопчинские афиши главных вербовщиков и Ваше “горячее пожелание всем сил и здоровья для нового подвига и, во всяком случае, для поддержания зажженного ген. Алексеевым света в пустыне”. Должно быть, праведные кости ген. Алексеева, покоящиеся на сербской земле, перевернулись в гробу от такого уподобления.
У Вас не могло быть даже иллюзии, что немецкое командование пошлет “Шютцкор” на Восточный фронт, ибо оно никогда такого обещания не давало.
В результате почти весь “Шютцкор” погиб. Погибло и множество непричастных русских людей не только от злодейства чекистов, но и благодаря той ненависти, которую вызвали в населении Югославии недостойные представители нашей эмиграции. Русскому имени нанесен был там жестокий удар.
Правда, в 1944 г. Вы охладели к “Шютцкору”, “из которого стали уходить здоровье и хорошие элементы”, но было уже поздно. Ваши устремления направились на РОА, или так называемую “Армию Власова”. И в то время, как несчастные участники ее, попав в тупик, проклиная свою судьбу, только и искали способов вырваться из своей петли, Вы с сокрушением писали: “нас не только не допускают в РОА, но, во многих случаях, даже ограничивают наши возможности общения с ними” (...).
Теперь, в свете раскрывшихся страниц истории, невольно встает вопрос: что было бы, если бы все призывы руководителей РОВС-а были услышаны, если бы все намерения их были приведены в исполнение? Только недоверие к нам немцев и пассивное сопротивление большинства членов Союза предохранило их от массовой и напрасной гибели.
Вот те мысли, которые были высказаны мною на закрытом собрании, по возможности щадя Вас, и которые, по словам ген. Ионова (начальники отдела РОВС-а в Северной Америке), вызвали “общее негодование лучшей части Белого воинства против ген. Деникина”.
Позвольте мне не поверить ни Вам, ни ген. Ионову.
После четверти века небывалых в истории испытаний уцелевшее русское воинство, раскиданное по всему земному шару, в большинстве своем и “в лучшей части” сохранило русский дух и русское лицо.
Ваше Превосходительство! Когда-то, в роковые дни крушения Российской империи, я говорил:
- Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности.
К Вам и к тем, что с Вами единомышленны, эти слова не относятся.
ОБРАЩЕНИЕ ГЕНЕРАЛА А. ДЕНИКИНА К ДОБРОВОЛЬЦАМ 15 НОЯБРЯ 1917-1944 гг.
Двадцать седьмую годовщину основания Добровольческой армии мы вспоминаем в обстановке, весьма отличной от той, которая существовала последние четыре года. Но не менее сложной, вызывающей целую гамму противоречивых чувств и застающую русскую эмиграцию опять на распутьи. А подонки ее - вчерашние мракобесы, пораженцы, гитлеровские поклонники - уже меняют личины и славословят без меры, без зазрения совести новых господ положения...
Обстановка в международном масштабе в корне изменилась. Враг изгнан из пределов Отечества. Мы - и в этом неизбежный трагизм нашего положения - не участники, а лишь свидетели событий, потрясавших нашу родину за последние годы. Мы могли лишь следить с глубокой скорбью за страданиями нашего народа и с гордостью - за величием его подвига. Мы испытывали боль в дни поражений армии, хотя она и зовется “Красной”, а не Российской, и радость - в дни ее побед. И теперь, когда мировая война еще не окончена, мы всей душой желаем ее победного завершения, которое обеспечит страну нашу от наглых посягательств извне.
Но не изменилась обстановка внутрироссийская. В дни, когда весь мир перестраивает свою жизнь на новых началах международного сотрудничества, социальной справедливости, освобождения народного труда и самодеятельности от эксплуатации капиталом и государством, не могут народы российские пребывать в крепостном состоянии. Не могут жить и работать без самых хотя бы необходимых условий человеческого существования:
1) Основных свобод,
2) Раскрепощения труда,
3) Упразднения кровавого произвола НКВД,
4) Суда - независимого, равного для всех, основанного на праве, законе, чуждого партийного лицеприятия и административного воздействия.
Пока этого нет, мы будем идти своим прежним путем, завещанным нам основоположниками Добровольчества, какие бы тернии ни устилали наш путь.
Ибо судьбы России важнее судеб эмиграции.
Из коллекции редакции журнала “Часовой” Архива Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета (Калифорния, США),
Публикация В. БОРТНЕВСКОГО
UPD. (спасибо ув. k_pavlov83 за предоставленную информацию)
«Брюссель Копия
21 июля 1946 года.
Ваше Превосходительство,
Отвечаю вам на письмо от 16 мая не для бесполезной полемики и не для ненужного самооправдания, а исключительно для того, чтобы по чувству долга перед моими сотрудниками и чинами Рус. О. Воин. Союза привести некоторые данные в разъяснении ошибочности Ваших утверждений.
Не сомневаюсь, что всякий мало-мальски беспристрастный судья вынес бы всем обвиненным Вами иной, чем Вы приговор (как это и было со мной в 1919 г.) и признал бы, что если и были совершенны «ошибки», то они были вызваны не желанием «послужить Гитлеру потом и кровью», а совершенно другими, чисто патриотическими жертвенными побуждениями, всегда одушевлявшими наши воинские организации.
По обстоятельству времени приходится быть кратким, касаясь, главным образом, лишь Бельгии, Франции и Германии, а Балкан и Шюцкора лишь вскользь.
Вы усмотрели «Кампанию против Вас, поднятую с достойным с достойным удивления единодушием с большевиками», в информации РОВС-а о Ваших выступлениях в Америке.
Трудно признать за кампанию против Вас совершенно естественное осведомление чинов Рус. О. Воин. Союза о Ваших докладах, для чего по РОВС-у были разосланы и газетные отчеты о них и выдержки из письма ген. Ионова, признанные Вами - «ложными», но сущность
Коих теперь вполне подтверждена Вашим письмом ко мне. Еще менее может быть признано «кампанией» против Вас те меры, кои мною были приняты для того, чтобы Вы были встречены в Америке нашими чинами с подобающим, как бывший Главнокомандующий, почетом и вниманием. Мало того, позднее, когда я уже узнал о Ваших выступлениях против РОВС-а и меня, я приветствовал начинания одного из руководителей его в защиту Вас при Ваших неприятностях с властями.
Нет, Рус. О. Воин. Союз, особенно при мне, «кампании» против Вас не вел и не ведет, считая ее для себя совершенно ненужной, - а для всего русского дела, как и всякие любые эмигрантские раздоры, и вредной.
Вы находите мой приказ от 1 сентября 1939 г. «обращением русских эмигрантов и воинов в ландскнехтов».
Вы, вероятно, забыли, что во Франции тогда были мобилизованы русские эмигранты, угроза их мобилизации была и в других странах, это было несчастье для русских, вынужденных проливать свою кровь за чуждые нам интересы, но избежать это несчастье мы не могли и должны были его нести, сохраняя честь и славу русского имени. Именно об этом последнем и говорит мой приказ. Но вам должно быть известно, что я был против добровольного вступления, а тем более отдельными русскими отрядами, в армии воюющих стран, раз не затронуты русские интересы, и в этом отношении мною и давались соответствующие указания.
Предложение «контингента РОВС-а» генералу Маннергейму во время войны СССР против Финляндии.
С генералом Маннергеймом я обменялся письмами по вопросу о возможности для белых русских принять участие в войне против советской власти, считая, что победы Финляндии никак не могла угрожать существенным интересам России, а война, как всякий внешний толчок, могла повлечь за собой падение советской власти.
Ваши обвинения меня и начальников отделов РОВС-а в «челобитьях о привлечении чинов его на службу Германской армии и в пропаганде, толкающих чинов его на службу и в армию, и в иностранные легионы, и на работы в Германии, вообще всюду, где можно было бы потом и кровью» послужить Гитлеру и целям, поставленным им.
Эти обвинения обращены не по адресу (оговариваюсь, что о Шюцкоре будет сказано ниже).
Обратимся к фактам.
А) Время от мая 1940 г. до начала войны с СССР. Германия в союзе с СССР.
После оккупации Франции и Бельгии многие русские, жившие в этих, остались без работы и вынуждены были поступать из-за куска хлеба (как и местные жители) на службу и на работу в германские учреждения, как на месте, так и в Германии. Прием на службу немцами проводился помимо РОВС-а [курсив автора письма - Прим К.А.], к которому немцы питали недоверие. Даже в Германии прием на работы происходил помимо управления генерала Лампе.
Какая-либо пропаганда со стороны РОВС-а была просто излишней, ибо сама жизнь и ее условия заставляли людей идти на работы. Но руководители РОВС-а не возражали против поступлению на работы и, насколько могли, даже помогали устройству и на местах, и для отъезда в Германию.
В 1941 г. немцы в оккупированных странах организовали сначала «Комитеты», а потом «Управления по делам русской эмиграции» (УДРЭ), получившие большие права в отношении русских эмигрантов. С их появлением деятельность управлений РОВС-а была сильно стесненна.
Предвидя эти стеснения и возможность затруднений в сношениях, я 10 апреля 1941 г. предоставил начальникам отделов широкие права и большую самостоятельность.
Через несколько дней после этого Гестапо воспретило мне мою деятельность, как начальника РОВС-а иначе, как под контролем местного начальника УДРЭ (тогда еще комитета). То же было сделано и в отношении местного начальника РОВС-а. Не считая для себя возможным подчиняться такому контролю, мы оба совершенно отстранились от местной жизни, но я не счел возможным прекратить свои сношения с начальниками отделов и продолжал их, рискуя неприятностями всякого рода.
В Париже положение было более легкое, но и там генерал Витковский, не шедший на сближение с УДРЭ, был через некоторое время смещен генералом Головиным, вошедшим в состав последнего.
В Югославии РОВС был совершенно разгромлен тотчас после оккупации и генерал Барбович устранен.
Б) Время после объявления Германией войны СССР.
Война Германии против СССР была встречена в эмиграции с радостью и надеждами на свержение советской власти: большинство считало, что Германия будет вести войну только против советской власти и коммунизма, а не против России и Русского Народа, дабы обеспечить себе дружбу и помощь своего соседа. В России также ждали прихода немцев и встречали их, как «освободителей» цветами; войска сдавались в плен целыми частями, не желая защищать советскую власть.
Позднейшие обстоятельства показали, что эти предположения были ошибочны.
На вопросы, обращенные ко мне нашими чинами, как относится к призывам местного начальника УДРЭ записываться добровольцами в армию, формировать отряды и т.п., я отвечал, что надо выждать, пока не выяснится - ведет ли Германия войну против только советской власти и коммунизма, или война ведется против России и Русского народа.
В развитие этих указаний и для разъяснения нашего положения мною была составлена 27 июля 1941 г. «Памятная запискам по вопросу об участии Русского эмиграции в Русских воинских организаций в борьбе против совестей власти и против коммунизма».
В этой записке я говорил, что борьба с советской властью м коммунизмом для нас имеет не только идеологический характер, но велась нами и должна вестись во имя России и Русского Народа. Будущее России после свержения большевиков не может не волновать нас. Необходимо определенное (со стороны немцев) заявление о целях войны для облегчения совести национальных русских сил, как внутри России, так и за рубежом.
Это были не «челобитные» о приеме на службу, а указания условий, при которых эмиграция могла [курсив автора письма - Прим. К.А.] бы принять участие в борьбе*.
Местный начальник УДРЭ - выразитель мнения Германского командования - на публичном заседании, в присутствии почти всей русской диаспоры, призывая помогать немцам, говорил о моей записке с большим негодованием и угрозами.
Зная из писем ген. Лампе, что и он, заявляя Германскому командованию о возможном и желательном для русской эмиграции участии в борьбе против СССР, возглавляемого Советским Правительством, также указывал на наши задачи по восстановлению Великой России. В том же тоне говорил с представителями Германского командования и ген. Абрамов.
Все эти заявления еще больше укрепили немцев в убеждении, что в силу своих национальных устремлений, Русские воинские организации для них неприемлемы и последние стали подвергаться еще большим стеснениям. Как я сказал выше, в Париже был сменен ген. Витковский, в Праге - капитан 1 ранга Подгорный в связи с его статьями в издаваемой им «Информации», говорившими о русском национализме.
Пропаганда в пользу немцев велась, но не руководителями РОВС-а - а УДРЭ и лицами, близка к ним ставшими и не поддерживающими связи с РОВС-ом. Поступления на службу переводчиками, в организации Шпеера и в иностранные легионы происходило помимо руководителей РОВС-а, даже и отдельных чинов Рус. О. Воин. Союза и без их посредства. У меня имеется приказ ген. Лампе, коим он сдерживает излишнее рвение некоторых лиц, стремившихся и в армию, и в разные организации.
В свое время мною было широко распространено разъяснение генерала Бескупского, в коем говорилось, что до окончания войны на Востоке из Русской эмиграции могут быть приняты лишь отдельные лица, отдающие себя при поступлении на службу всецело интересам Германской государственности, как доказательство того, что при настоящем условиях «наше время, время белой борьбы» еще не настало и нам в германских рядах не место. Но я должен тут же отметить, что поступившие на службу к немцам в огромном своем большинстве, шли «не в интересах германской государственности» или для того, чтобы «послужить Гитлеру». Большинство, в том числе и отдельные чины РОВС-а, шло, чтобы помочь Русскому Народу. Знаю достоверно, что очень многие принесли много пользы русскому населению, предохраняя его от грабежей, насилий и смертных казней. Большинство переводчиков было убрано немцами с фронта, так как они, по мнению немцев, слишком миролюбивы к населению.
В доказательство обвинений меня в пропаганде, пораженчестве и даже «скорби», что мы не могли «послужить Гитлеру потом и кровью», вы приводите некоторые отдельные [курсив автора письма - Прим. К.А.] фразы из моих писем, придавая им совершенно произвольный характер.
Сопоставляя эти фразы с общим смыслом моих писем, с указаниями, при каких условиях мы могли бы принять участие в войне - слова «горько и обидно» приобретают иной смысл, а именно скорби и горечи о том направлении, которое приняла немецкая политика в отношении России и Русского Народа, при коей нам нет места в ведущейся борьбе.
В условиях Германской цензуры и при «запрещении» мне моей деятельности я не мог высказаться так определенно, как это делаете теперь Вы, находясь в свободной стране, в Америке, и потому теперь легко выбирать из моих писем разные цитаты для того, чтобы сделать их них желательные для Вас выводы и даже «опровергнуть печатным словом наши информации». Однако немцы усматривали в моих письмах совсем не то, что теперь по отдельным цитатам находите Вы. И в результате за свои письма я подвергался обыскам, и вызовам в разные учреждения для неприятных объяснений и «внушений». Само собой разумеется, что я мог бы укрыться за «запрещением» меня и прекратить сношения с моими сотрудниками и чинами РОВС-а: тогда я не имел бы и неприятностей от немцев, и сохранил бы, подобно Вам «белые ризы», и никто не мог бы бросать мне обвинения в пораженчестве, в пропаганде и т.д., на основании выхваченных из моих писем цитат… Но я считал свой отход от деятельности в трудную минуту недостойным, и предпочел, рискуя неприятностями, оставаться связывающим центром для чинов РОВС для сохранения нашего единения и давая информации и напоминая о задачах РОВС-а, вытекающих из сущности Белого Движения, поддерживать их дух и веру в то, что наше время, «время Белой Борьбы, в интересах России» еще придет. При добросовестном прочтении всех моих писем эти мысли нетрудно уловить. Но ни в одном письме, в его целом, нельзя найти призывов служить немцам и их интересам.
Остается сказать о Балканах и Шюцкоре, составившем настоящею трагедию русской эмиграции. В Шюцкоре сплетаются и искренний идеализм, и вера в возможность борьбы против большевиков и коммунизма, поддерживаемая убеждением в неизбежности перемены политики немцев в отношении России, и неоднократный обман со стороны немцев, и личные интересы немногих отдельных лиц. Тут была и пропаганда о вступлении в Шюцкор (но не на службу немцам).
Для того, чтобы судить беспристрастно о Шюцкоре нужно иметь все данные. У меня их нет и я не берусь ни защищать, ни оправдывать, ни обвинять инициаторов и руководителей Шюцкора.
Но я категорически возражаю против утверждения, что Шюцкор образовался из-за желания «послужить немцам и их целям». В образовании Шюцкора люди видели осуществление заветной мечты, лелеянной в течении четверти века о новом выступлении с оружием в руках против красных поработителей своей Родины. Нельзя также забывать, что в первое время части корпуса действовали не против сербских партизан, а против коммунистических шаек, которые с начала войны Германии против Югославии истребляли сербское буржуазное население и белых русских (еще до образования Шюцкора было убито до 300 человек в разных пунктах Югославии).
К возникновению Шюцкора в Югославии РОВС отношения не имел. РОВС был по приходу немцев разгромлен, все его руководители отстранены и их место заняли представители организации, относившейся к РОВС-у и ко мне лично враждебно. О Шюцкоре я узнал много позднее его формирования, равно как и об отправке пополнений чинами РОВС-а из Болгарии после того, как отправка уже началась. Имею основания думать по письмам генерала Абрамова, что он согласился помочь Штейфону, стоявшему во главе Шюцкора, и призывал чинов РОВС-а к вступлению Шюцкор (но не на службу немцам), будучи совершенно уверен в неизбежности, по необходимости, перемены политики немцев по отношению к России.
Остановить формирование и пополнение Шюцкора ни я, ни кто другой не имели ни малейшей возможности. Я мог только в переписке со своими сотрудниками указывать на недостатки Шюцкора и условий его применения, при которых он не мог принести русскому делу ту пользу, какую он мог бы принести при иных условиях.
На этом я заканчиваю свои краткие разъяснения о действиях РОВС-а и его руководителей во время войны.
Ваши обвинения РОВС-а в разных прегрешениях и недостатков мы слышим не в первый раз. На просьбы руководителей РОВС-а формулировать их определенно - дабы помочь РОВС-у их изжить - Вы всегда уклонялись от прямого ответа.
Ныне Вы поспешили, на основании имеющихся у Вас данных о действиях РОВС-а, далеко не полных, обвинить РОВС в тяжких преступлениях и ошибках и присудить безапелляционно его и его руководителей к моральной смерти.
На это я напомню Вам, что РОВС, пережив многие тяжкие удары, нанесенные ему советской властью, и все попытки многих лиц и организаций разложить и раздробить его, всегда находил в себе внутренние силы, чтобы сохранить и свое единство, и свой дух, и заветы Белого Дела, и жертвенную готовность, не на словах только, а и на деле, служить России и Русскому Народу.
Найдет он и теперь эти силы, чтобы пережить и новые на него нападки и Ваш, слишком поспешный приговор.
Объединяя в своих рядах и около себя лучшую часть Белого Воинства, он найдет и правильные пути для своего служения Родине. Всегда стремясь к единению всей эмиграции для борьбы с нашим общим врагом, он готов принять и всякое добросовестное и доброжелательное указание и на «ошибки прошлого» и на помощь в изыскании путей своего служения, ни на что, при этом, не претендуя для себя.
Ваши оскорбления, по адресу моих сотрудников и меня лично, я, не желая вступать в этом отношении на Ваш путь, оставляю без ответа.
Примите уверение в искреннем к Вам уважении.
(подпись) А. АРХАНГЕЛЬСКИЙ.