(no subject)
Название: Так раздели стеной Берлин
Оригинальное название: Give Me Back The Berlin Wall
Автор: Mistress Kat/kat_lair (e-mail:kat_lair@hotmail.com)
Бета автора: virtualinsomnia
Переводчик: E_Lain
Бета: Lynn
Пейринг: Сэм/Дин
Рейтинг (авторский): NC-17
Предупреждения: инцест, dubious con, dark
Дисклеймер: все не наше.
Саммари: Любовь не безумие. Любовь - способ выжить.
Разрешение: получено
От автора: Фик написан на челлендж Soul Overturned evil!Sam Fic/Vid/Art Challenge. Название и цитаты взяты из песни Leonard Cohen - The Future.
От переводчика: Да, я люблю такие тексты. Они кажутся мне по-настоящему сильными и крышесносными. Я не поставила бы рейтинг NC-17, от меня R. Перевод песни выполнен Дм. Ковалениным.
Дай мне ночь, и в ней погром,
С зеркалами тайный дом.
Сто два, сто три, сто… - Дин наблюдает за собой в настенном зеркале, снова и снова касаясь локтями коленей, пальцы сцеплены за головой.
После пресса он отжимается, используя в качестве упора гири из отельного спортзала, тщательно отсчитывает разы.
Больше нет необходимости поддерживать форму, но это все же важно. Так, на всякий случай.
Дин вспотевший, уставший, но мышцы приятно ноют, помнят о победах. В дУше Дин тяжело приваливается к белому кафелю мягкими, уязвимыми частями - лицом, ладонями, членом, бледно-розовой плотью бедер - зажатыми между стеной и телом, покалеченным, но живым.
На кровати - груда чистой одежды, а шкаф совершенно пуст. Вешалки не заменили после того как Дин разломал их, сделав из железных крюков оружие.
Закончив утренние процедуры, он долго смотрит в окно, прежде чем отвести взгляд.
Мир сгорает.
Дин поднимает трубку, вызывает обслуживание и заказывает завтрак.
Я тот, о ком не говорят
Журнал отца закончился несколько лет назад, последняя запись от ноября 2009, Де-Мойн. Дин каждый раз слегка улыбается, перечитывая ее - он знает, что там написано далеко не все. Хотя отец и сторонник деталей, вряд ли он хотел бы знать все, что произошло во время той странной охоты. Или после.
Дин не записал, как в момент становился растерянным, когда плечо Сэма отстранялось на долю секунды. Не писал о том, как постоянно мигала лампочка в спальне, о том, какими темными и отчаянными были глаза Сэма, и как ни с того ни с сего взорвалась аптечка, хотя никто к ней не прикасался. Нет ни одной строчки о крови, сбегавшей горячими, густыми ручейками по шее, и о ее соленом чистом вкусе на сэмовом языке. Ни слова о дешевых мотельных простынях, о коже, скользящей по коже, и о минутном спасении, найденном в грехе.
Эти детали Дин припас для себя. Он достает их, когда остается один, как тайное сокровище, и поражается цветам, уносящим его разум по гладким контурам памяти.
И будет женщина висеть ногами вверх
В ночной сорочке, сползшей к голове
Временами с ним разговаривает мама. Она сидит на закрытом унитазе, пока Дин принимает ванну и поет, или грустными глазами наблюдает, как он ходит по комнате.
«Я помню, когда ты был маленьким мальчиком» - говорит она. «Я люблю тебя, Дин. Вернись домой?»
Дин никогда не отвечает. Он не сумасшедший.
Однажды приходила Джесс, силуэт в дверном проеме - самая сексуальная галлюцинация в мире. Лицо в золотисто-медовом обрамлении шелковистых волос. Она была великолепна, и Дин действительно мог понять, что же Сэм нашел в ней.
Он почти коснулся ее, протягивая руку, стоя на коленях. Пальцы дотронулись до подола ее белого платья, пахнущего светом, наполняющего воздух, Дин так хотел, жаждал, но она пришла, чтоб забрать его, а он не уйдет.
Не уйдет. Без Сэма - нет.
Я послан свыше, чтоб сказать,
Что Время стало заедать
Оно не будет течь -
ни медленно, ни быстро
Каждый вечер они приходят проведать его.
- Привет, Дин, - говорит не-Сэм. - Я принес обед. Тебе надо больше есть.
- Привет, Сэмми, - Дин смотрит сквозь дорогую рубашку, сквозь плоть и кость, так, что Сэм точно знает, что Дин говорит именно с ним, а не с кем-либо еще.- Ну, не пропадать же зря такой восхитительной еде. Поддерживаешь мои силы, ага?
Они садятся за стол.
- Ты мог бы пригодиться мне там, - объясняет не-Сэм. - Мы братья: половина всего принадлежит тебе. Все что ты должен сделать - принять это.
- Замечательно. У них там припрятан шеф-повар - высший класс, а?
Стейк такой мягкий, что даже пластиковый нож режет его как масло.
Грохот - кувшин с водой врезался в стену.
- Я предлагаю тебе весь мир на чертовой тарелочке, тупой ты сукин сын! Мир!
Внезапно руку Дина намертво прижимает к столу с такой силой, что хватило бы раздробить кости.
Не-Сэм даже не шелохнулся.
- Помнишь стряпню Бобби? Ты никогда не думал, что ему это идет, но он точно знал как вести себя на кухне. - Дин медленно протягивает левую руку, высвобождает вилку из оцепенелых пальцев правой, и продолжает есть.
- Однажды, мы возвращались с охоты - мужская община в Джексоне, помнишь, Сэмми? И все гребанные забегаловки были закрыты - Рождество, как никак. И ты тогда сказал… - Дин улыбается так широко, как он вообще умеет - все что угодно для младшего, - … пойдем, глянем, не найдется ли у Бобби для нас индейки побольше. Ну мы и пошли. В жизни столько не ел.
Не-Сэм смотрит на свои сжатые кулаки и абсолютно точно не слушает. Хотя это не имеет значения, Дин знает, что Сэм слышит.
Дай контроль над всей Землей
Над любой живой душой:
Любить меня, малышка, -
Твоя участь!
Сильные руки прижимают голову к кровати, приоткрытые губы касаются белого хлопка, холодного как снег. Все хорошо, Сэмми. Все хорошо. Ты не делаешь мне больно. Слова впитываются в подушку - приглушенные истины, так легко произнесенные.
Он отказывается от пищи - вдруг отравлена, отказывается слушать ложь, отказывается сдаться, но от этого он никогда не отказывался.
Зубы резко впиваются в шею, Дин выгибается, подрагивает. Отчаянные, нетерпеливые стоны, непрошено срывающиеся - не только его, хотя кровь - определенно.
Удовольствие пронзает насквозь, унося его далеко-далеко, легкого, невесомого.
Иногда Дин позволяет себе думать о том первом разе в Де-Мойне, иногда останавливается только за пределами Албании. Ощущение горячей кожи, прижимающейся к коленям и приборной панели, впивающейся в спину, ощущение Сэма под ним , скользкого и задыхающегося, как и сам Дин - давит вновь и вновь и…
Иногда Дин позволяет себе кончить - воспоминания льются с губ как святая вода, и Сэм знает, что именно это спасло его.
Я видел войны, казнь рабов
и крах империй, но Любовь -
Единственный мотор для выживания.
Дину нравится, когда не-Сэм остается на ночь, но тот делает так не всегда. Тогда он может говорить с Сэмом без посторонних. Шшш, шш, все будет хорошо. Я клянусь. Может дотрагиваться до него, выводя ладонью ленивый узор на лопатке. Только не сдавайся, брат. Поцелуй в выступающую косточку, по всей длине позвоночника, исчезающего под одеялами. Для меня, Сэм. Пожалуйста. Осторожно, так чтобы не разбудить другого, легкое касание губ по сонной мягкой коже, которая пахнет Сэмом, а Дин боится, что однажды не сможет различить. Я не сдамся. Никогда.
Утра всегда красно-черные, словно вулканы. На мир надвигается огненная буря - ее эпицентр - его живое сердце, бьющееся прямо здесь, в этой комнате, на семнадцатом этаже последнего оставшегося здания.
- Это я, Дин! Это я! - стены трясутся, и в воздухе сильно пахнет озоном. - Ты должен видеть! Ты должен знать!
Но годы сплавили Дина в твердое стекло, прозрачное и небьющееся, и единственное, что он знает, единственное, кого он любит - брат. А это - кто бы он ни был - не он.
- Увидимся вечером, Сэмми, - отвечает Дин, касаясь ногами зеркального основания.
В отражение на него смотрит пара ореховых глаз; один человек, два, три. Дин не отводит пристального взгляда. - Я никуда не уйду.
Дверь хлопает, вибрация проходит через пол и кости спины.
Дин плавно изгибается, тело попадает в ритм словно любовник, словно обещание. Один, начинает он отсчет.
Два.
Три.
Оригинальное название: Give Me Back The Berlin Wall
Автор: Mistress Kat/kat_lair (e-mail:kat_lair@hotmail.com)
Бета автора: virtualinsomnia
Переводчик: E_Lain
Бета: Lynn
Пейринг: Сэм/Дин
Рейтинг (авторский): NC-17
Предупреждения: инцест, dubious con, dark
Дисклеймер: все не наше.
Саммари: Любовь не безумие. Любовь - способ выжить.
Разрешение: получено
От автора: Фик написан на челлендж Soul Overturned evil!Sam Fic/Vid/Art Challenge. Название и цитаты взяты из песни Leonard Cohen - The Future.
От переводчика: Да, я люблю такие тексты. Они кажутся мне по-настоящему сильными и крышесносными. Я не поставила бы рейтинг NC-17, от меня R. Перевод песни выполнен Дм. Ковалениным.
Дай мне ночь, и в ней погром,
С зеркалами тайный дом.
Сто два, сто три, сто… - Дин наблюдает за собой в настенном зеркале, снова и снова касаясь локтями коленей, пальцы сцеплены за головой.
После пресса он отжимается, используя в качестве упора гири из отельного спортзала, тщательно отсчитывает разы.
Больше нет необходимости поддерживать форму, но это все же важно. Так, на всякий случай.
Дин вспотевший, уставший, но мышцы приятно ноют, помнят о победах. В дУше Дин тяжело приваливается к белому кафелю мягкими, уязвимыми частями - лицом, ладонями, членом, бледно-розовой плотью бедер - зажатыми между стеной и телом, покалеченным, но живым.
На кровати - груда чистой одежды, а шкаф совершенно пуст. Вешалки не заменили после того как Дин разломал их, сделав из железных крюков оружие.
Закончив утренние процедуры, он долго смотрит в окно, прежде чем отвести взгляд.
Мир сгорает.
Дин поднимает трубку, вызывает обслуживание и заказывает завтрак.
Я тот, о ком не говорят
Журнал отца закончился несколько лет назад, последняя запись от ноября 2009, Де-Мойн. Дин каждый раз слегка улыбается, перечитывая ее - он знает, что там написано далеко не все. Хотя отец и сторонник деталей, вряд ли он хотел бы знать все, что произошло во время той странной охоты. Или после.
Дин не записал, как в момент становился растерянным, когда плечо Сэма отстранялось на долю секунды. Не писал о том, как постоянно мигала лампочка в спальне, о том, какими темными и отчаянными были глаза Сэма, и как ни с того ни с сего взорвалась аптечка, хотя никто к ней не прикасался. Нет ни одной строчки о крови, сбегавшей горячими, густыми ручейками по шее, и о ее соленом чистом вкусе на сэмовом языке. Ни слова о дешевых мотельных простынях, о коже, скользящей по коже, и о минутном спасении, найденном в грехе.
Эти детали Дин припас для себя. Он достает их, когда остается один, как тайное сокровище, и поражается цветам, уносящим его разум по гладким контурам памяти.
И будет женщина висеть ногами вверх
В ночной сорочке, сползшей к голове
Временами с ним разговаривает мама. Она сидит на закрытом унитазе, пока Дин принимает ванну и поет, или грустными глазами наблюдает, как он ходит по комнате.
«Я помню, когда ты был маленьким мальчиком» - говорит она. «Я люблю тебя, Дин. Вернись домой?»
Дин никогда не отвечает. Он не сумасшедший.
Однажды приходила Джесс, силуэт в дверном проеме - самая сексуальная галлюцинация в мире. Лицо в золотисто-медовом обрамлении шелковистых волос. Она была великолепна, и Дин действительно мог понять, что же Сэм нашел в ней.
Он почти коснулся ее, протягивая руку, стоя на коленях. Пальцы дотронулись до подола ее белого платья, пахнущего светом, наполняющего воздух, Дин так хотел, жаждал, но она пришла, чтоб забрать его, а он не уйдет.
Не уйдет. Без Сэма - нет.
Я послан свыше, чтоб сказать,
Что Время стало заедать
Оно не будет течь -
ни медленно, ни быстро
Каждый вечер они приходят проведать его.
- Привет, Дин, - говорит не-Сэм. - Я принес обед. Тебе надо больше есть.
- Привет, Сэмми, - Дин смотрит сквозь дорогую рубашку, сквозь плоть и кость, так, что Сэм точно знает, что Дин говорит именно с ним, а не с кем-либо еще.- Ну, не пропадать же зря такой восхитительной еде. Поддерживаешь мои силы, ага?
Они садятся за стол.
- Ты мог бы пригодиться мне там, - объясняет не-Сэм. - Мы братья: половина всего принадлежит тебе. Все что ты должен сделать - принять это.
- Замечательно. У них там припрятан шеф-повар - высший класс, а?
Стейк такой мягкий, что даже пластиковый нож режет его как масло.
Грохот - кувшин с водой врезался в стену.
- Я предлагаю тебе весь мир на чертовой тарелочке, тупой ты сукин сын! Мир!
Внезапно руку Дина намертво прижимает к столу с такой силой, что хватило бы раздробить кости.
Не-Сэм даже не шелохнулся.
- Помнишь стряпню Бобби? Ты никогда не думал, что ему это идет, но он точно знал как вести себя на кухне. - Дин медленно протягивает левую руку, высвобождает вилку из оцепенелых пальцев правой, и продолжает есть.
- Однажды, мы возвращались с охоты - мужская община в Джексоне, помнишь, Сэмми? И все гребанные забегаловки были закрыты - Рождество, как никак. И ты тогда сказал… - Дин улыбается так широко, как он вообще умеет - все что угодно для младшего, - … пойдем, глянем, не найдется ли у Бобби для нас индейки побольше. Ну мы и пошли. В жизни столько не ел.
Не-Сэм смотрит на свои сжатые кулаки и абсолютно точно не слушает. Хотя это не имеет значения, Дин знает, что Сэм слышит.
Дай контроль над всей Землей
Над любой живой душой:
Любить меня, малышка, -
Твоя участь!
Сильные руки прижимают голову к кровати, приоткрытые губы касаются белого хлопка, холодного как снег. Все хорошо, Сэмми. Все хорошо. Ты не делаешь мне больно. Слова впитываются в подушку - приглушенные истины, так легко произнесенные.
Он отказывается от пищи - вдруг отравлена, отказывается слушать ложь, отказывается сдаться, но от этого он никогда не отказывался.
Зубы резко впиваются в шею, Дин выгибается, подрагивает. Отчаянные, нетерпеливые стоны, непрошено срывающиеся - не только его, хотя кровь - определенно.
Удовольствие пронзает насквозь, унося его далеко-далеко, легкого, невесомого.
Иногда Дин позволяет себе думать о том первом разе в Де-Мойне, иногда останавливается только за пределами Албании. Ощущение горячей кожи, прижимающейся к коленям и приборной панели, впивающейся в спину, ощущение Сэма под ним , скользкого и задыхающегося, как и сам Дин - давит вновь и вновь и…
Иногда Дин позволяет себе кончить - воспоминания льются с губ как святая вода, и Сэм знает, что именно это спасло его.
Я видел войны, казнь рабов
и крах империй, но Любовь -
Единственный мотор для выживания.
Дину нравится, когда не-Сэм остается на ночь, но тот делает так не всегда. Тогда он может говорить с Сэмом без посторонних. Шшш, шш, все будет хорошо. Я клянусь. Может дотрагиваться до него, выводя ладонью ленивый узор на лопатке. Только не сдавайся, брат. Поцелуй в выступающую косточку, по всей длине позвоночника, исчезающего под одеялами. Для меня, Сэм. Пожалуйста. Осторожно, так чтобы не разбудить другого, легкое касание губ по сонной мягкой коже, которая пахнет Сэмом, а Дин боится, что однажды не сможет различить. Я не сдамся. Никогда.
Утра всегда красно-черные, словно вулканы. На мир надвигается огненная буря - ее эпицентр - его живое сердце, бьющееся прямо здесь, в этой комнате, на семнадцатом этаже последнего оставшегося здания.
- Это я, Дин! Это я! - стены трясутся, и в воздухе сильно пахнет озоном. - Ты должен видеть! Ты должен знать!
Но годы сплавили Дина в твердое стекло, прозрачное и небьющееся, и единственное, что он знает, единственное, кого он любит - брат. А это - кто бы он ни был - не он.
- Увидимся вечером, Сэмми, - отвечает Дин, касаясь ногами зеркального основания.
В отражение на него смотрит пара ореховых глаз; один человек, два, три. Дин не отводит пристального взгляда. - Я никуда не уйду.
Дверь хлопает, вибрация проходит через пол и кости спины.
Дин плавно изгибается, тело попадает в ритм словно любовник, словно обещание. Один, начинает он отсчет.
Два.
Три.