"быть несчастным легко"
Взяла у Манюни. Очень понравилось.
У Тани из книги Гинзбург Л.Я.
"Счастливые люди не вызывают во мне зависти, даже если они очень счастливы, ни раздражения, даже если очень довольны: вообще никогда не вызывают никаких дурных чувств. Способность быть счастливым - такая же психологическая конкретность, как ум, как мужество или доброта. Для меня важнее час поговорить со счастливым человеком, чем с умным. Я привыкла к умным людям; я знаю по опыту, что не так много нового и интересного может рассказать один умный человек другому (особенно, если они одной специальности). Зато счастливый человек, даже если он, что маловероятно, филолог, - всегда откровение, овеществлённое разрешение основной жизненной задачи.
Нелепо было бы утверждать, что следует избегать несчастных людей, но несомненно следует избегать людей принципиально несчастных. Есть люди принципиально несчастные, полагающие, что быть несчастным достойнее, чем счастливым. Это староинтеллигентская разновидность, которую революция отчасти повывела из обихода. Есть люди принципиально несчастные от зависти, от жадности и от полусуеверной-полурасчётливой уверенности в том, что следует скрывать своё благополучие. Его честно скрывают, скрывают от самих себя. Это обывательская разновидность. Есть люди принципиально несчастные оттого, что они дошли до той степени душевной усталости или неряшливости, когда каждое усилие воли становится почти физической болью. Ужасно, что быть несчастным легко; счастье же, как всё прекрасное, даётся с трудом. За исключением редких избранных- все смертные должны добывать, изготовлять ценности прежде, чем ими наслаждаться.
....Всякие нравственные страдания, в отличие от физических, сопровождаются иллюзией бесконечности. Размеры несчастья не идут в счёт: неудачный экзамен, задетое самолюбие, погибшая любовь - в тот момент, как человек их переживает, в какой-то мере угрожают наложить отпечаток на всю его последующую жизнь. Отчётливо представить себе возможность прекращения нравственного страдания - это значит уничтожить его. Люди выдерживают самые ужасные физические страдания и кончают с собой из-за душевных происшествий, которые, в случае неудавшегося самоубийства, через год оказываются не заслуживающими внимания. Не фактическая нестерпимость, а безнадёжность сокрушает человека. Тысячелетнего опыта человечества и многолетнего опыта личности едва достаёт на то, чтобы ещё и ещё раз додуматься до вечных формул: всё проходит и время лучший целитель. Утешать ими нельзя человека, потерявшего, скажем, ребёнка или покинутого любимой женщиной: это даже рискованно, если человек вспыльчив. Формулы эти ещё плавают по поверхности человеческой практики: в момент страдания они кажутся человеку удивительно пошлыми, фальшивыми и применимыми к кому и к чему хотите, но не к нему. Тем же, кто утратил способность страдать или не нуждается в этой способности, они кажутся просто банальными. Нравственное страдание, сопровождаемое сознанием его преходящести, - уже не страдание, а настроение. Напротив того, стоит нам ощутить физическую боль как не имеющую конца - и она перестаёт быть только физической болью. Мнительные люди привносят в физическое страдание элемент душевного переживания - они несчастны вдвойне.
..... Историчным, социально продиктованным является и самое интимное сознание человека. Мне пришлось наблюдать, как среди моих сверстников с отроческого возраста быстро и уверенно складывался тип интеллигента с надрывом (душевные глубины, крайняя автопсихологическая заинтересованность, перебои психического аппарата, которые сразу эстетизируются) - и как этот унаследованный склад оказался решительно не к истории. Благо тем, кого исторический вкус, жизненное чутьё, молодость уберегли от дальнейшей идеологизации надрывов. На потенциального, полуготового человека произошло наложение другого человека с другими социальными качествами. Время сообщило поколению уважение к душевному и физическому здоровью, к действию, приносящему результаты; интерес к общему; восприятие жизни в её социальных разрезах. Время сообщило ему профессионализм, небрезгливое отношение к подённому, черновому труду; лёгкую брезгливость по отношению к душевным безднам, самопоглощённости и эстетизму."
"Отчётливо представить себе возможность прекращения нравственного страдания - это значит уничтожить его".
У Тани из книги Гинзбург Л.Я.
"Счастливые люди не вызывают во мне зависти, даже если они очень счастливы, ни раздражения, даже если очень довольны: вообще никогда не вызывают никаких дурных чувств. Способность быть счастливым - такая же психологическая конкретность, как ум, как мужество или доброта. Для меня важнее час поговорить со счастливым человеком, чем с умным. Я привыкла к умным людям; я знаю по опыту, что не так много нового и интересного может рассказать один умный человек другому (особенно, если они одной специальности). Зато счастливый человек, даже если он, что маловероятно, филолог, - всегда откровение, овеществлённое разрешение основной жизненной задачи.
Нелепо было бы утверждать, что следует избегать несчастных людей, но несомненно следует избегать людей принципиально несчастных. Есть люди принципиально несчастные, полагающие, что быть несчастным достойнее, чем счастливым. Это староинтеллигентская разновидность, которую революция отчасти повывела из обихода. Есть люди принципиально несчастные от зависти, от жадности и от полусуеверной-полурасчётливой уверенности в том, что следует скрывать своё благополучие. Его честно скрывают, скрывают от самих себя. Это обывательская разновидность. Есть люди принципиально несчастные оттого, что они дошли до той степени душевной усталости или неряшливости, когда каждое усилие воли становится почти физической болью. Ужасно, что быть несчастным легко; счастье же, как всё прекрасное, даётся с трудом. За исключением редких избранных- все смертные должны добывать, изготовлять ценности прежде, чем ими наслаждаться.
....Всякие нравственные страдания, в отличие от физических, сопровождаются иллюзией бесконечности. Размеры несчастья не идут в счёт: неудачный экзамен, задетое самолюбие, погибшая любовь - в тот момент, как человек их переживает, в какой-то мере угрожают наложить отпечаток на всю его последующую жизнь. Отчётливо представить себе возможность прекращения нравственного страдания - это значит уничтожить его. Люди выдерживают самые ужасные физические страдания и кончают с собой из-за душевных происшествий, которые, в случае неудавшегося самоубийства, через год оказываются не заслуживающими внимания. Не фактическая нестерпимость, а безнадёжность сокрушает человека. Тысячелетнего опыта человечества и многолетнего опыта личности едва достаёт на то, чтобы ещё и ещё раз додуматься до вечных формул: всё проходит и время лучший целитель. Утешать ими нельзя человека, потерявшего, скажем, ребёнка или покинутого любимой женщиной: это даже рискованно, если человек вспыльчив. Формулы эти ещё плавают по поверхности человеческой практики: в момент страдания они кажутся человеку удивительно пошлыми, фальшивыми и применимыми к кому и к чему хотите, но не к нему. Тем же, кто утратил способность страдать или не нуждается в этой способности, они кажутся просто банальными. Нравственное страдание, сопровождаемое сознанием его преходящести, - уже не страдание, а настроение. Напротив того, стоит нам ощутить физическую боль как не имеющую конца - и она перестаёт быть только физической болью. Мнительные люди привносят в физическое страдание элемент душевного переживания - они несчастны вдвойне.
..... Историчным, социально продиктованным является и самое интимное сознание человека. Мне пришлось наблюдать, как среди моих сверстников с отроческого возраста быстро и уверенно складывался тип интеллигента с надрывом (душевные глубины, крайняя автопсихологическая заинтересованность, перебои психического аппарата, которые сразу эстетизируются) - и как этот унаследованный склад оказался решительно не к истории. Благо тем, кого исторический вкус, жизненное чутьё, молодость уберегли от дальнейшей идеологизации надрывов. На потенциального, полуготового человека произошло наложение другого человека с другими социальными качествами. Время сообщило поколению уважение к душевному и физическому здоровью, к действию, приносящему результаты; интерес к общему; восприятие жизни в её социальных разрезах. Время сообщило ему профессионализм, небрезгливое отношение к подённому, черновому труду; лёгкую брезгливость по отношению к душевным безднам, самопоглощённости и эстетизму."
"Отчётливо представить себе возможность прекращения нравственного страдания - это значит уничтожить его".