Валерий Гергиев как симулякр музыкальной культуры
2 мая
Мысли по поводу концерта-открытия Второй сцены Марииинского театра
Итак, вторая сцена открыта. Здание на Крюковом канале возвышается над районом Театральной площади: и уродливым пятном невразумительной, совершенно непетербургской архитектуры - и лучшим музыкальным театром России (а кое-кто говорит, что и мира). Матвиенко в годы своего кормления в Питере, если помните, объявила конкурс идей: что бы мог сделать губернатор, чтобы прославиться в Петербурге навсегда? (Прославилась, но не сильно, сгоревшим Измайловским собором и "сосулями"). Гергиеву конкурс идей не нужен: его имя теперь и впрямь увековечено. Можно было бы остановиться на постройке Концертного зала, но Гергиев останавливаться не привык: концертный зал - вторая филармония. Теперь Гергиев построил свой театр, первый в городе и стране, самый лучший. Театр Направника, Римского-Корсакова, Бородина, Чайковского, Шаляпина, Печковского, Ковалевой, Петипа, Кшесинской, Павловой, Улановой, Шелест, Нуреева, Барышникова, Макаровой, Колпаковой остался за Крюковым каналом.
Старый театр подавлен громадой нового: он превратился в игрушку из прошлого, пыльный музей полузабытых имен. Акустика в нем весьма средняя (благодаря ремонту 1980-х), оперы звучат посредственно. Сцена маленькая, балету тесно. Машинерия сцены примитивная. Технические средства на нуле: бедным ветеранам и блокадникам приходится карабкаться на третий ярус (именно туда перевел их Гергиев в первые постсоветские годы коммерческого бума - из партера и бенуара, где они сидели раньше) без всяких лифтов. Ну и что нам в нем?
Гергиеву, конечно, этот старый хлам больше не нужен. Ирония судьбы состоит в том, что человек, считающийся во всем мире лицом петербургской культуры, довольно далек от культуры и совсем чужд Петербургу. Собственные амбиции (официальная версия: удобство передвижения декораций между зданиями) оказались много важнее снесенного творения Кваренги, одного из самых замечательных петербургских архитекторов. В отношении архитектуры Великого города Гергиев совершенно солидарен со Смольным.
Традиции Мариинской сцены этому человеку тоже до лампочки. Во многом случайно оказавшись во главе театра в 1988-м, он начал карьеру с ломки давних традиций. Отменил все спектакли своего предшественника Темирканова (вернулись они на сцену через много лет): "Онегин" и "Пиковая дама" оказались не у дел. Как старуха Шапокляк, стал упорно искать, чем бы прославиться: "Сорочинская ярмарка" Мусоргского? "Хованщина" в оркестровке Шостаковича? Наконец, нашел: неизвестный Западу Прокофьев. Этот поиск продолжается и сегодня: на роль нашего всего теперь претендует Родион Щедрин. Гергиеву все равно, что играть, лишь бы "впервые на манеже". В прошлом сезоне впервые на Мариинской сцене поставили мюзикл, в котором артисты говорят и поют в микрофоны. Политика Мариинского театра уже двадцать пять лет построена не на развитии традиций, а на поиске радикально нового, что бы принесло максимум славы его руководителю. Мариинский театр - давно симулякр; бренд, не подкрепленный никакой традицией.
Принятая Гергиевым в конце восьмидесятых замечательная темиркановская труппа распалась почти сразу(впрочем, тут сыграло свою роль и голодное начало 90-х. Кто мог, уезжал работать на Запад. Но мог бы и наезжать иногда?). Практически сразу он объяснил всем, включая знаменитых солистов прошлых лет, что Мариинский театр - это главный дирижер, а главный дирижер - это Гергиев. Уважения и интереса к певцу у Гергиева не было никогда. Он набирает новых солистов, прогоняет их и вновь набирает новых. Иногда получались первоклассные звезды - но они быстро уезжают работать на Запад, забывая напрочь о Мариинском театре (из последней эмиграции: когда последний раз в Мариинке пел Огновенко? Теперь ждем, когда уедет Абдразаков) и возвращаются только тогда, когда в других театрах больше не нужны. Гергиеву нужны "гергиевские певцы" - поющие плохо и громко, ибо в гергиевской опере первое место занял громыхающий оркестр. Опера Гергиева - это оперный симулякр, где нет пения и музыки, а есть что-то вроде хлыстовских радений, оглушающее зрителя и вводящее в транс.
Подмяв под себя уже весь театр, получив должность художественного руководителя - директора, Гергиев уничтожил до основания Мариинский балет, который едва-едва оправился от ран, нанесенных ему в девяностые Олегом Виноградовым. Он просто перестал балет финансировать: а зачем? Это разве прославит великого Гергиева? Особенно бессмысленно вкладывать в талантливую молодежь - когда они еще станут знамениты? И блестящие выпускники Вагановки отправляются в Большой (Ольга Смирнова). Туда же отправились все стоящие балерины и танцовщики; остались те, кто Москве не нужен. А над могилой Мариинского балета двумя симулякрами возвышаются Ульяна Лопаткина (переставшая быть балериной после травмы конца девяностых) и Диана Вишнева (появляющаяся в Мариинке крайне редко и обычно не с мариинским репертуаром).
Впрочем, историю гергиевского руководства Мариинкой в одной статье не изложишь. Закончим на том, что в течение двух последних десятилетий Мариинский театр - классный мировой бренд и очень богатая фирма. Но знаменитые исполнители из-за рубежа приезжают к нам не так, как в прочие театры мира - выступать. Они приезжают записывать диски под управлением Гергиева. А по окончании записи только солиста и видели. На запись Гергиев денег не жалеет, да и платить особо не надо: солист предвкушает заработок от продаж дисков - на всю жизнь. Заплатить солисту обычный гонорар за спектакль (серию спектаклей) Гергиев не может: жаден. При этом цены на билеты в Мариинский театр уже зашкаливают за тарифы самых дорогих театров мира. Новая сцена и в этом побивает рекорды: найти билет дешевле 50 евро крайне трудно. Для справки: в Ковент-Гардене на спектакли со суперзвездами есть тариф 7 фунтов. И этот тариф продается, а не откладывается администраторам для спекуляции.
Вернемся к зданию. Гергиев построил себе театр, свой собственный. Теперь не только солисты Мариинки, весь город должен понять, что Мариинский театр - это Гергиев (да и Петербург - это Гергиев). Осталось снести старую коробку (а это непременно сделают в ходе ремонта, который начнется сразу, как доведут до ума новый зал), и тени Направника, Чайковского и Шаляпина перестанут беспокоить великого маэстро. До этого он построил себе большую студию звукозаписи (Концертный зал), теперь у него есть самый крутой театр страны. Кто-то из сегодняшних бонз строит себе на бюджетные деньги крутой особняк. Пацаны вы перед Гергиевым!
Когда-то нам говорили, что новый театр строится для горожан. Церемония открытия, надеюсь, объяснила всем до конца, для кого был построен монстр на Крюковом канале. Открытие назначили на 2 мая задолго. Впервые, наверное, за всю российскую историю строители четко уложились в срок. Попробовали бы не уложиться. Ведь 2 мая - 60-летие великого дирижера. Гергиев устроил 2 мая корпоратив, транслировавшийся на многие страны мира. Билеты не продавались ни часа, открытие новой сцены превратилось в междусобойчик гергиевских гостей. Великий дирижер отметил юбилей покруче воров в законе, воров во власти и президентов. Корпоративчик в собственном театре с зашкаливающим количеством знаменитостей от культуры и политики, с невероятной помпой и размахом - и все на бюджетные деньги. Да еще и трансляция на весь мир. Пожалуй, даже Путину такое отмечалово не снилось!
(Кстати, последнее событие такого масштаба - гала в честь 300-летия Петебурга - тоже прошел в два дня. Первый концерт был закрытым - для президентов восьмерки. Второй концерт - официальный - был для петербургской публики. Прошло десять лет, и Гергиев изменился так же, как и российская власть. Теперь официальный концерт дается для "чистой публики", а на генеральную репитицию, так и быть, пустили горожан. Но предварительно отобранных. Моя мама, житель блокадного Ленинграда, попасть на концерт не смогла. Мариинский отфутболил ее в районную службу для блокадников, а там, разумеется, билетов не оказалось. Да и где они были?).
Прикол лишь в том, что симулякры порождают симулякры. Симулякр оперного дирижера порождает симулякр театрального здания. Вместо памятника архитектуры, построенного знаменитым архитектором (помните архитектурный конкурс, проведенный на все те же бюджетные деньги?) появляется нечто невразумительное из бетона и стекла. Зал, не отличающийся красотой, обладает идеальной акустикой. Но зал с идеальным звуком Гергиеву совершенно не нужен: в таком зале вся его грязь вылезает наружу, плохой оркестр звучит плохо, а горланящие среднего уровня певцы оказываются тем, что они есть.
Это хорошо показал симулякр гала-концерта. Концерт маленький (разогрев перед банкетом). Большую часть его заняли массовые сцены хора (это в Мариинском пока еще на уровне) и балета (солистов нет, танцует кордебалет, который по такому случаю выдрали выдрессировали). Из солистов выступили Ильдар Абдразаков (как всегда, очень хорошо), Денис Мацуев (симулякр пианиста - не случайно он любимый пианист Гергиева) и Анна Нетребко (симулякр оперной звезды). Два балетных симулякра (Лопаткина в маленькой и простой по технике сценке Ноймайера; Вишнева в "Кармен-сюите", которую танцевать не умеет) отработали свое. К ним добавилась Екатерина Кондаурова с симулякром лебедя. Все это видено петербургской публикой много раз, но концерт дается не для петербургской публики. Единственное, что могло заинтересовать театрала на этом концерте, - это Рене Папе в куплетах Мефистофеля. Этого мы еще в Петербурге не слышали. И все. Не маловато для исторического гала, которого ждали много лет? Ни одной сенсации.
(Для справки: на гала в честь 300-летия, намного более серьезном и богатом искусством, помимо всего прочего было две сенсации: первый выход на сцену - после нескольких лет отсутствия - Ульяны Лопаткиной (тогда мы еще считали ее балериной, а не симулякром) и первое появление в Петербурге Рене Флеминг - и не с чем-нибудь, а со сценой письма Татьяны (была еще и Дездемона в ее исполнении).
Я оказался рядом с театром и пошел подышать воздухом открытия. Пахло мерзко. Дорогущими духами и огромными деньгами. Перед зданием стоял народ - человек двадцать - аплодировавший съезжавшимся знаменитостям. Производило это холуйское впечатление: красной дорожки в Каннах не получилось. Кто-то из пенсионеров-завсегдатаев до последнего надеялся попасть внутрь, им было невдомек, что на этом концерте дресс-код не для их кармана. Рядом с кучкой просителей выделялись два пикета. На подступах к театру, за Крюковым каналом, на берегу исторического здания, стоял молодой человек с листочком: "Поздравляем с днем рождения директора ТРК "Мариинский". Прямо перед входом женщина держала большой черный плакат: "Герой труда, Снеси сарай или сдай медаль". Надо отдать должное, пикетчиков не трогали. И даже, к моему удивлению, улицу Декабристов (Офицерскую) не перекрыли: и траспорт и простые двуногие свободно передвигались вдоль стен театра им. Гергиева.
Забавные мы все-таки люди. Этот человек двадцать пять лет насилует сцену императорской оперы, мешает нам слушать редких оперных звезд и пиарится за счет Петербурга, демонстрируя полное неуважение к петербуржцам: чего стоят его опоздания на 30-40-50 минут на спектакль. И мы все равно аплодируем и радуемся. И только 25 лет спустя, когда этот человек снес здание Кваренги, два петербуржца выразили свой протест. Каждый город достоин своего театра.
Мысли по поводу концерта-открытия Второй сцены Марииинского театра
Итак, вторая сцена открыта. Здание на Крюковом канале возвышается над районом Театральной площади: и уродливым пятном невразумительной, совершенно непетербургской архитектуры - и лучшим музыкальным театром России (а кое-кто говорит, что и мира). Матвиенко в годы своего кормления в Питере, если помните, объявила конкурс идей: что бы мог сделать губернатор, чтобы прославиться в Петербурге навсегда? (Прославилась, но не сильно, сгоревшим Измайловским собором и "сосулями"). Гергиеву конкурс идей не нужен: его имя теперь и впрямь увековечено. Можно было бы остановиться на постройке Концертного зала, но Гергиев останавливаться не привык: концертный зал - вторая филармония. Теперь Гергиев построил свой театр, первый в городе и стране, самый лучший. Театр Направника, Римского-Корсакова, Бородина, Чайковского, Шаляпина, Печковского, Ковалевой, Петипа, Кшесинской, Павловой, Улановой, Шелест, Нуреева, Барышникова, Макаровой, Колпаковой остался за Крюковым каналом.
Старый театр подавлен громадой нового: он превратился в игрушку из прошлого, пыльный музей полузабытых имен. Акустика в нем весьма средняя (благодаря ремонту 1980-х), оперы звучат посредственно. Сцена маленькая, балету тесно. Машинерия сцены примитивная. Технические средства на нуле: бедным ветеранам и блокадникам приходится карабкаться на третий ярус (именно туда перевел их Гергиев в первые постсоветские годы коммерческого бума - из партера и бенуара, где они сидели раньше) без всяких лифтов. Ну и что нам в нем?
Гергиеву, конечно, этот старый хлам больше не нужен. Ирония судьбы состоит в том, что человек, считающийся во всем мире лицом петербургской культуры, довольно далек от культуры и совсем чужд Петербургу. Собственные амбиции (официальная версия: удобство передвижения декораций между зданиями) оказались много важнее снесенного творения Кваренги, одного из самых замечательных петербургских архитекторов. В отношении архитектуры Великого города Гергиев совершенно солидарен со Смольным.
Традиции Мариинской сцены этому человеку тоже до лампочки. Во многом случайно оказавшись во главе театра в 1988-м, он начал карьеру с ломки давних традиций. Отменил все спектакли своего предшественника Темирканова (вернулись они на сцену через много лет): "Онегин" и "Пиковая дама" оказались не у дел. Как старуха Шапокляк, стал упорно искать, чем бы прославиться: "Сорочинская ярмарка" Мусоргского? "Хованщина" в оркестровке Шостаковича? Наконец, нашел: неизвестный Западу Прокофьев. Этот поиск продолжается и сегодня: на роль нашего всего теперь претендует Родион Щедрин. Гергиеву все равно, что играть, лишь бы "впервые на манеже". В прошлом сезоне впервые на Мариинской сцене поставили мюзикл, в котором артисты говорят и поют в микрофоны. Политика Мариинского театра уже двадцать пять лет построена не на развитии традиций, а на поиске радикально нового, что бы принесло максимум славы его руководителю. Мариинский театр - давно симулякр; бренд, не подкрепленный никакой традицией.
Принятая Гергиевым в конце восьмидесятых замечательная темиркановская труппа распалась почти сразу(впрочем, тут сыграло свою роль и голодное начало 90-х. Кто мог, уезжал работать на Запад. Но мог бы и наезжать иногда?). Практически сразу он объяснил всем, включая знаменитых солистов прошлых лет, что Мариинский театр - это главный дирижер, а главный дирижер - это Гергиев. Уважения и интереса к певцу у Гергиева не было никогда. Он набирает новых солистов, прогоняет их и вновь набирает новых. Иногда получались первоклассные звезды - но они быстро уезжают работать на Запад, забывая напрочь о Мариинском театре (из последней эмиграции: когда последний раз в Мариинке пел Огновенко? Теперь ждем, когда уедет Абдразаков) и возвращаются только тогда, когда в других театрах больше не нужны. Гергиеву нужны "гергиевские певцы" - поющие плохо и громко, ибо в гергиевской опере первое место занял громыхающий оркестр. Опера Гергиева - это оперный симулякр, где нет пения и музыки, а есть что-то вроде хлыстовских радений, оглушающее зрителя и вводящее в транс.
Подмяв под себя уже весь театр, получив должность художественного руководителя - директора, Гергиев уничтожил до основания Мариинский балет, который едва-едва оправился от ран, нанесенных ему в девяностые Олегом Виноградовым. Он просто перестал балет финансировать: а зачем? Это разве прославит великого Гергиева? Особенно бессмысленно вкладывать в талантливую молодежь - когда они еще станут знамениты? И блестящие выпускники Вагановки отправляются в Большой (Ольга Смирнова). Туда же отправились все стоящие балерины и танцовщики; остались те, кто Москве не нужен. А над могилой Мариинского балета двумя симулякрами возвышаются Ульяна Лопаткина (переставшая быть балериной после травмы конца девяностых) и Диана Вишнева (появляющаяся в Мариинке крайне редко и обычно не с мариинским репертуаром).
Впрочем, историю гергиевского руководства Мариинкой в одной статье не изложишь. Закончим на том, что в течение двух последних десятилетий Мариинский театр - классный мировой бренд и очень богатая фирма. Но знаменитые исполнители из-за рубежа приезжают к нам не так, как в прочие театры мира - выступать. Они приезжают записывать диски под управлением Гергиева. А по окончании записи только солиста и видели. На запись Гергиев денег не жалеет, да и платить особо не надо: солист предвкушает заработок от продаж дисков - на всю жизнь. Заплатить солисту обычный гонорар за спектакль (серию спектаклей) Гергиев не может: жаден. При этом цены на билеты в Мариинский театр уже зашкаливают за тарифы самых дорогих театров мира. Новая сцена и в этом побивает рекорды: найти билет дешевле 50 евро крайне трудно. Для справки: в Ковент-Гардене на спектакли со суперзвездами есть тариф 7 фунтов. И этот тариф продается, а не откладывается администраторам для спекуляции.
Вернемся к зданию. Гергиев построил себе театр, свой собственный. Теперь не только солисты Мариинки, весь город должен понять, что Мариинский театр - это Гергиев (да и Петербург - это Гергиев). Осталось снести старую коробку (а это непременно сделают в ходе ремонта, который начнется сразу, как доведут до ума новый зал), и тени Направника, Чайковского и Шаляпина перестанут беспокоить великого маэстро. До этого он построил себе большую студию звукозаписи (Концертный зал), теперь у него есть самый крутой театр страны. Кто-то из сегодняшних бонз строит себе на бюджетные деньги крутой особняк. Пацаны вы перед Гергиевым!
Когда-то нам говорили, что новый театр строится для горожан. Церемония открытия, надеюсь, объяснила всем до конца, для кого был построен монстр на Крюковом канале. Открытие назначили на 2 мая задолго. Впервые, наверное, за всю российскую историю строители четко уложились в срок. Попробовали бы не уложиться. Ведь 2 мая - 60-летие великого дирижера. Гергиев устроил 2 мая корпоратив, транслировавшийся на многие страны мира. Билеты не продавались ни часа, открытие новой сцены превратилось в междусобойчик гергиевских гостей. Великий дирижер отметил юбилей покруче воров в законе, воров во власти и президентов. Корпоративчик в собственном театре с зашкаливающим количеством знаменитостей от культуры и политики, с невероятной помпой и размахом - и все на бюджетные деньги. Да еще и трансляция на весь мир. Пожалуй, даже Путину такое отмечалово не снилось!
(Кстати, последнее событие такого масштаба - гала в честь 300-летия Петебурга - тоже прошел в два дня. Первый концерт был закрытым - для президентов восьмерки. Второй концерт - официальный - был для петербургской публики. Прошло десять лет, и Гергиев изменился так же, как и российская власть. Теперь официальный концерт дается для "чистой публики", а на генеральную репитицию, так и быть, пустили горожан. Но предварительно отобранных. Моя мама, житель блокадного Ленинграда, попасть на концерт не смогла. Мариинский отфутболил ее в районную службу для блокадников, а там, разумеется, билетов не оказалось. Да и где они были?).
Прикол лишь в том, что симулякры порождают симулякры. Симулякр оперного дирижера порождает симулякр театрального здания. Вместо памятника архитектуры, построенного знаменитым архитектором (помните архитектурный конкурс, проведенный на все те же бюджетные деньги?) появляется нечто невразумительное из бетона и стекла. Зал, не отличающийся красотой, обладает идеальной акустикой. Но зал с идеальным звуком Гергиеву совершенно не нужен: в таком зале вся его грязь вылезает наружу, плохой оркестр звучит плохо, а горланящие среднего уровня певцы оказываются тем, что они есть.
Это хорошо показал симулякр гала-концерта. Концерт маленький (разогрев перед банкетом). Большую часть его заняли массовые сцены хора (это в Мариинском пока еще на уровне) и балета (солистов нет, танцует кордебалет, который по такому случаю выдрали выдрессировали). Из солистов выступили Ильдар Абдразаков (как всегда, очень хорошо), Денис Мацуев (симулякр пианиста - не случайно он любимый пианист Гергиева) и Анна Нетребко (симулякр оперной звезды). Два балетных симулякра (Лопаткина в маленькой и простой по технике сценке Ноймайера; Вишнева в "Кармен-сюите", которую танцевать не умеет) отработали свое. К ним добавилась Екатерина Кондаурова с симулякром лебедя. Все это видено петербургской публикой много раз, но концерт дается не для петербургской публики. Единственное, что могло заинтересовать театрала на этом концерте, - это Рене Папе в куплетах Мефистофеля. Этого мы еще в Петербурге не слышали. И все. Не маловато для исторического гала, которого ждали много лет? Ни одной сенсации.
(Для справки: на гала в честь 300-летия, намного более серьезном и богатом искусством, помимо всего прочего было две сенсации: первый выход на сцену - после нескольких лет отсутствия - Ульяны Лопаткиной (тогда мы еще считали ее балериной, а не симулякром) и первое появление в Петербурге Рене Флеминг - и не с чем-нибудь, а со сценой письма Татьяны (была еще и Дездемона в ее исполнении).
Я оказался рядом с театром и пошел подышать воздухом открытия. Пахло мерзко. Дорогущими духами и огромными деньгами. Перед зданием стоял народ - человек двадцать - аплодировавший съезжавшимся знаменитостям. Производило это холуйское впечатление: красной дорожки в Каннах не получилось. Кто-то из пенсионеров-завсегдатаев до последнего надеялся попасть внутрь, им было невдомек, что на этом концерте дресс-код не для их кармана. Рядом с кучкой просителей выделялись два пикета. На подступах к театру, за Крюковым каналом, на берегу исторического здания, стоял молодой человек с листочком: "Поздравляем с днем рождения директора ТРК "Мариинский". Прямо перед входом женщина держала большой черный плакат: "Герой труда, Снеси сарай или сдай медаль". Надо отдать должное, пикетчиков не трогали. И даже, к моему удивлению, улицу Декабристов (Офицерскую) не перекрыли: и траспорт и простые двуногие свободно передвигались вдоль стен театра им. Гергиева.
Забавные мы все-таки люди. Этот человек двадцать пять лет насилует сцену императорской оперы, мешает нам слушать редких оперных звезд и пиарится за счет Петербурга, демонстрируя полное неуважение к петербуржцам: чего стоят его опоздания на 30-40-50 минут на спектакль. И мы все равно аплодируем и радуемся. И только 25 лет спустя, когда этот человек снес здание Кваренги, два петербуржца выразили свой протест. Каждый город достоин своего театра.