Разбрасывая искры на воздушных стрелках, звонко щелкая автоматом регулировки тяги, с разворотного кольца в мою сторону шуршит широкими шинами новенький троллейбус.
Я, семилетний мальчишка, завороженно наблюдаю за маневром «двойки» на конечной остановке, что на Беловке. Двери открываются. Обгоняю замешкавшихся студентов и занимаю «престижное» место за кабиной водителя. Передо мной овальное окно в салон, с обратной стороны иллюминатора, немного выгоревший на солнце календарь с девушками в кокошниках на фоне берез и надписью «Оренбургский народный хор».
Надрывно и одновременно нежно завывают электродвигатели, и троллейбус скользит по Советской мимо медицинского института, набирает скорость перед перекрестком и готовится принять свежую порцию пассажиров у магазина «Океан». Мне еще 8 остановок отсчитывать...
Я еще успел застать на оренбургских маршрутах ЗИУ 5, длинные двух дверные машины темно синего и белого цвета. Они «ходили» по старым маршрутам №2,5,1,8. Увлекаемые новыми микрорайонами в восточной части города «на дальняк» отрывались ЗИУ 7. Эти машины отличались от «старшего брата» трех дверным салоном, угловатыми формами и вертикально установленным остеклением лба и кормы. ЗИУ 5 были не так удобны в час пик: пассажирам «на выход» приходилось оттаптывать ноги тем, кто остается, пробираясь к задней или передней двери. Новые ЗИУ 7 были удобнее для посадки и высадки, но раздражали «горкой» пола салона на задней площадке. Зимой не было дня, что бы кто-то не упал на поручни а то и на пол во время движения.
Летом, в салоне троллейбуса, мы чувствовали себя комфортнее, чем в том же автобусе ЛАЗ восемнадцатого маршрута. Установленный в его корме двигатель сжигал пассажиров адовым жаром в угоду охлаждения бензиновой «восьмерки». Зимой, напротив, мы мечтали об уютной жаре автобусов. Бессильно жужжащий отопитель салона, под вторым сидением салона по правому борту, согревал разве что, ноги сидящих на нем пассажиров и нижнюю кромку ближайшего окна.
В особенно непогожие зимние дни, на задней площадке троллейбуса собирались небольшие сугробы, а проход по салону обмерзал льдом. Я стоял у жарко натопленной изнутри кабины водителя и с завистью смотрел на рулившего в одной оранжевой жилетке «вагоновожатого». И я был не одинок...
Часто, на поворотах, «штанги» токоприемника соскальзывали с контактных проводов. Троллейбус останавливался и беспомощно размахивал в небе «руками», пока водитель спешил поймать канаты, привязанные к концу штанг. Иногда обламывался принимающий «уголь». Осколки графитового токоприемника, напоминающего стертый грифель карандаша, увеличенный в 100 раз, мы с мальчишками подбирали на конечной остановке и показывали друг другу в перепачканных карманах.
К удивлению мальчишки познающего законы окружающего мироздания, троллейбусами управляли не только усатые «дядьки», но и «тетки» с пышными кудрявыми шевелюрами, порой разодетые в бесформенные рабочие куртки, не сумевшие прикрыть бедра облаченные в короткие юбки тех ног, что венчали веселые босоножки на тонких высоких каблуках. Тетки лихо вращали огромный, горизонтально расположенный руль, топтали изящной ножкой огромную педаль «газа» и томным голосом объявляли в прижатый к губам микрофон,- «Постникова, следующая Рыбаковская».
Кабина каждого троллейбуса носила неповторимое убранство: темные бархатные шторы с висюльками тянулись по всему ее периметру, на тумблерах открывания дверей красовались яркие обрезки разноцветной кабельной изоляции. На приборной панели шевелился ветерком длинный искусственный мех, а рулевое колесо было обернуто широким бежевым или черным мягким молдингом...