Sep 30, 2008 15:35
В Домодедово на регистрации на ереванский рейс хнычет и вздыхает гламурный юноша. Стильная стрижечка подмазана гелем, пиджачок приталенный, батистовая рубашечка. Вид типично московский - непонятная национальность, метросексуал. Везет какие-то картины, что-то не так в документах, тетеньки суетятся, а он поминутно звонит по мобильному и с небрежным московским выговором стонет в трубку: "Николай Викторычу, ну я право же не могу, никуда я не полечу, это невыносимо, ну что вот мне прикажете делать?" Наконец проблему разруливают, и он томно шествует на посадку. Звонит прощаться Леночке и Людочке, потом по мобильному жалуется Вадику, что это просто мучение какое-то.
В самолете мы оказываемся рядом. Юноша достает из рюкзачка толстенный учебник по исскуствоведению для второго курса, плюхает себе на колени, просит, чтобы не беспокоили, и засыпает.
При посадке просыпается - и как будто волна по нему пробегает. Меняет карточку в мобильном, набирает номер, и по-армянски, с оттяжкой, на ереванском жаргоне:
- Сатик тетя? Я прилетел, уже сели, нет, конечно не забыл, как можно, вай, а бабуля как? Как не приеду? А я вообще зачем приехал, цаватаным, щас картины ребятам отдам и сразу к вам...
Вроде и гель куда-то рассосался - обычная ереванская стрижка. И томность куда-то делась, и выражение лица совсем другое - такой вот ереванский парень из хорошей семьи. Становится любезным, разговорчивым, и голос - на пару тонов ниже, чем был в Москве.
Во народ!