Если попробовать избавиться от соленых запахов моря, разнообразных специй, жареной рыбы, свежесваренного кофе, крепкого табака и всевозможных сладостей, то, возможно, удастся быть более объективным. Но он, - этот единый, сладко-горький запах, - заплетается в волосы, как косы; пропитывает одежду лучше любых духов, и проступает мелкими солеными капельками на коже. И никакая вода, никакой душ не могу смыть его.
Этот запах неизменен и стоек, как суровые, немного грубоватые и одновременно доброжелательные рыбаки на Галатском мосту. Ночью они греются от костров в небольших бочках, окутанные благоуханием ладана и надеждой на неплохой, пристойный или даже удовлетворительный улов, который уже следующим утром можно будет продать в один из бесчисленных ресторанов или кафе на нижнем уровне моста.
Мечеть Ени-джамия купается в мягком свете фонарей и ждет утра. Магазины, рестораны, базары и забегаловки (на стене фото Атарюрка - молодой, зрелый, и уже в возрасте) окутаны тяжелой, молчаливой, по-своему даже величественной тьмой. И только пустой, до неприличия и ужаса пустынный перрон вокзала Сиркеджи все еще живет, слегка пульсирует, слабо, но дышит, - здесь, немногим далее ресторана с памятной табличкой «Orient Express», на первой же лавочке за колоколом скреплен двумя парами губ поцелуй. Пусть так и будет. Первый ночной поцелуй на Сиркеджи в двадцати метрах от спрятанных в холле ресторана черно-белых фотографий Агаты Кристи…
Нога в ногу, шаг за шагом, они повторяют путь, уже пройденный сотнями тысяч - миллионами людей: местными жителями, контрабандистами, подгулявшими моряками, беспечными туристами, желчными и страдающими от язв желудка и алкоголизма журналистами, писателями из самых разных стран, простыми пьяницами и дряхлыми, уже никому ненужными стариками, рабочими, грузчиками, прилежными учениками, беспечными студентами и начинающими фотографами…
У кого еще нет фото с видом на Золотой Рог? Фото с видом на мечеть Рюстем Паша и нависающую над ней, сползающую в залив мечеть Сулеймание?
Только держи карман ближе к сердцу - девочки-цыганки своими крошечными, смуглыми ручками, которые кажутся напрочь лишенными вен и сухожилий, уже поглаживают сумки, внешние карманы курток, пальто и рубашек; а лица их скорбны и алчны одновременно, нарушая любое представление о возрасте и течении времени.
Броситься в воду - не лучший способ спрятаться от них. Всегда можно уйти под землю и оцепенеть среди бурлящей, курящей, говорящей на десятках всевозможных языков толпе; среди восточной и европейской музыки, торговцев одеждой, носильщиков, которые безмятежно тянут свои дюжие тюки туда - вверх - в самый центр, в самое сердце Капалы Чарши.
Лучше купить жареных каштанов в бумажном, промасленном пакете и пропасть с ними в глубинах Египетского базара, где есть специи, всевозможные сыры из самых отдаленных регионов Турции, изысканные вина, как местные, так и зарубежные; расписная посуда - от блюдец и пиалок, обеденных блюд и декоративных тарелок - цветов шафрана, бирюзы, предрассветного неба, цвета слезы ребенка зачатого в святой месяц Рамадан и прочих; мыла на основе корицы, жимолости, алоэ, лаванды и даже вытяжки из слизи улиток; мельхиоровых турок, рюмок и перечниц… Идеальный хаос, - почти дом родной.
Хотя, также, всегда есть другой вариант - развернуться в сторону Бейоглу, в надежде найти старые, утоптанные, проклопленные бордели, с продубленными от спермы и женских секреций матрацами; забытые кинотеатры, с изорванными в мелкие клочья афишами и пропахшими мокрой псиной и сыростью кинозалами; расписанными современными граффити улочками и минилипутским кафе, в которых подают настоящий гранатовый фрэш. Или подняться на смотровую площадку Галатской башни, и оттуда напряженно и восторженно всматриваться в мрачные, набрякшие от ярости и влаги грозовые тучи над площадью Таксим.
Если уж все уж совсем безнадежно, то всегда можно сесть на паром и уплыть в сторону не менее безлюдного вокзала Хайдарпаша. И Голубая Мечеть, и София с другого берега кажутся миниатюрными, игрушечными, ненастоящими, призрачными, иллюзорными, - вот-вот исчезнут вовсе или будут сломлены ногами капризного ребенка, которому все равно - что рушить белые башни дворца Топкапы, вырывая с корнем беззащитные, лишенные кожи платаны, что давить рассыпчатые песочные замки…
***
Они просыпались под трель трамваев. Разбрасывая во все стороны смятые подушки и белоснежные простыни, скатывались с кровати и бежали к окну, выходившему на перекресток.
- Это был «Мадам не дала», - говорил он.
- Да прям уж. «Мадам не дала» заходит в поворот с меньшим пафосом. Спорим, что это был «Орхан»?
Они окрестили часть трамваев, дали им имена, придумали биографии и внимательно следили за судьбой каждого.
«Мадам не дала» был трамваем, по бокам которого располагалась реклама то ли косметических средств, то ли женской одежды. В одной из моделей они увидели поразительное сходство с Сашей Грей.
- «Підманули Сааанюю, забрали до Стамбулу», - спела она в тот раз.
Он оценил и поэтому промолчал. Но зато когда они впервые увидели «Орхана», то сразу полюбили его.
- Он похож на того Орхана, который водил нас по Айя-Софии. Помнишь? От него еще несло ракией.
- Да ну. От него пахло йогуртом и, слегка, грейпфрутом. И он отлично говорил по-английски.
- Если бы я выпил столько ракии, как он, то мог бы провести экскурсию на эсперанто.
Затем они шли в душ, страстно, но из уважения к соседям, - тихо, занимались любовью, завтракали и шли на набережную.
- Я знаю, - говорила она. - Ты умеешь. Ну-ка, ну-ка, сообрази мне чудо.
Он молча вел ее в кафе, где они заказывали салаты, красное вино и рыбу, которую, после, обильно поливали лимонным соусом. Официант был более, чем учтив, и не став говорить о погоде, перекинулся с ними парой слов о политике Эрдогана.
- Ты слишком хороший. Такого вообще не может быть. В этом есть нечно пугающее - давай показывай. Какой ты на самом деле?
- На самом деле я сейчас лежу под телевизором пьяный и толстый. - и он заказал еще пива.
- Допустим я тебе поверила. А я? Я какая?
Он пожевал усы, сдул пивную пену с бокала, задумчиво посмотрел на пролетевший за окном трамвай «Орхан».
- Мммм... Под моим телевизором тебя нет. Ты чуть полнее, чем сейчас. На тебе мешковатые штаны. На футболке в районе груди мокрый след - скорее всего от молока. Твой муж...
- Стоп! - она подтвердила свои слова жестом, выставив вперед раскрытую ладонь. - Уверен?
- Пф!
- На еще по бокалу вина! - сказала она официанту, убиравшему тарелки. - Хотя... Знаете, что... Давайте сразу бутылку.