Гуманизм навыворот
Гуманистическая традиция проистекает из позитивного отношения к человеку, из веры в его силы, способности и таланты. А вот для меня всё наоборот: я считаю человека существом несчастным (хотя бы потому, что он сознает факт своего бытия, но не знает, зачем живет и исчерпывается ли его бытие единственной земной жизнью), крайне несовершенным, но при этом глуповатым, наглым и самонадеянным. Более того, я не очень люблю людей, но мне их (нас) жалко. Отсюда странным образом проистекает гуманистический вывод: не стоит убивать и мучить людей и вообще сознательно доставлять им неприятности, поскольку какое право имеет один убогий издеваться над другими такими же? Live and let live.
Возможно, корни моей любви к монархии Габсбургов где-то здесь и кроются. Пожалуй, это была единственная империя Нового времени, чьи правители - уж не знаю, сознательно или нет, философами они не были - поняли, что мир не изменить, а все эти шествия с флагами под барабанную дробь в светлое завтра (вариант - к далеким берегам) - полная ахинея. Единственное, что можно сделать с пространством жизни, - это более или менее сносно его организовать. И по мере сил наслаждаться тем приятным и светлым, что дано нам, несмотря на нашу смертность, ограниченность и глупость. Жизнь - привычка (и, как известно, вредная, т.к. смертность в результате нее стопроцентна), а любая традиция - способ оформления этой привычки. Поэтому монархия основывалась прежде всего на традиции, на привычке, на том, что "так заведено" - и неудивительно, что погибла она в 20-м веке, когда в моду вошел отказ от устоявшихся привычек и традиций.
Кое-что, впрочем, осталось: ранние вставания, утренний кофе, единый стиль застройки центральных городских кварталов от Львова до Триеста и от Тимишоары до Праги, яблочный штрудель, вальсы Штрауса да пара ностальгических книжек - Цвейг и Рот, Музиль и Мараи. Тени прошлого. Воспоминания о пространстве, организованном по привычке - без "великих" идей, но и без особой натуги. По законам снисходительного гуманизма - единственного утешения того, кто сознает, что человек - это звучит совсем не гордо.
Возможно, корни моей любви к монархии Габсбургов где-то здесь и кроются. Пожалуй, это была единственная империя Нового времени, чьи правители - уж не знаю, сознательно или нет, философами они не были - поняли, что мир не изменить, а все эти шествия с флагами под барабанную дробь в светлое завтра (вариант - к далеким берегам) - полная ахинея. Единственное, что можно сделать с пространством жизни, - это более или менее сносно его организовать. И по мере сил наслаждаться тем приятным и светлым, что дано нам, несмотря на нашу смертность, ограниченность и глупость. Жизнь - привычка (и, как известно, вредная, т.к. смертность в результате нее стопроцентна), а любая традиция - способ оформления этой привычки. Поэтому монархия основывалась прежде всего на традиции, на привычке, на том, что "так заведено" - и неудивительно, что погибла она в 20-м веке, когда в моду вошел отказ от устоявшихся привычек и традиций.
Кое-что, впрочем, осталось: ранние вставания, утренний кофе, единый стиль застройки центральных городских кварталов от Львова до Триеста и от Тимишоары до Праги, яблочный штрудель, вальсы Штрауса да пара ностальгических книжек - Цвейг и Рот, Музиль и Мараи. Тени прошлого. Воспоминания о пространстве, организованном по привычке - без "великих" идей, но и без особой натуги. По законам снисходительного гуманизма - единственного утешения того, кто сознает, что человек - это звучит совсем не гордо.