Елена МАТУСОВСКАЯ. Статуя
Веками в утешение меж теми,
Кто безнадежно горестно влюблен,
Взлелеян миф, что мрамор Галатеи
Любовью оживил Пигмалион.
Огонь в ответ зажегся от огня,
На стон души стук сердца стал ответом.
Но кто об этом толковать поэтам
Позволил, не спросивши у меня?
Событий не историк, а участник,
Я девой мраморной была сама,
Но каменною я была нема,
И, став телесною, хранила я молчанье.
Я вижу сквозь прошедшие века
(Так помнит ласку любящее тело),
Как, сжав резец, ваятеля рука
Упорство камня перемочь хотела.
Когда ему уменья не хватило,
Не мозг, а сердце подало совет,
И стал мой мрамор розов на просвет,
Как пальцы, заслонившие светильник.
О, только так - в любви и нежной муке,
И с сердцем, кровоточащим от ран, -
Способны человеческие руки
Воспроизвесть изгибы и излуки
Груди, плеча, лопаток и бедра.
И помню я тот миг, когда, застыв
У ног моих, со стоном мастер замер,
Поскольку откровенность наготы
Смущала обещаньем осязанья.
Но он в ответ во мне не разбудил,
Губами прикасаясь осторожно,
Ни нежности, ни жалости в груди,
А только дрожь брезгливости по коже.
Я думала: «Пигмей, Пигмалион,
Как смел меня назвать своей невестой,
Как будто я из этого же теста -
Телесного и тленного, что он.
Кто ты, художник? Только раб убогий
С мечтой о славе в будущих веках,
Послушный инструмент в руках у бога,
Такой же, как резец в твоих руках.
Лишь надо мной одной не властно время,
Лишь мной одною вечность дорожит.
Художник - червь, божественно творенье.
Художник мертв - творенье будет жить...»
...Но человек, спасаясь в новизне,
Как смерти, постоянства не приемлет.
Устав взывать к небесной белизне,
Художник взоры обратил на землю.
И был простой натурщицей прельщен,
Чей стан тяжел, а рот пунцовый грешен,
И он укрыл ее своим плащом
И был вполне утишен и утешен.
Хотя она была лишь плоть, не боле,
Мой слух ревнивый каждый вздох ловил,
И грудь, не уступившая любви,
Познала муки ревности и боли.
И был их вид мне столь невыносим,
Что жизнь во мне проснулась и восстала,
Тогда я и шагнула с пьедестала,
От ненависти губы закусив.
Матусовская Е. М. Американская реалистическая живопись: Очерки. - М.: Искусство, 1986. - С. 185-186.
Кто безнадежно горестно влюблен,
Взлелеян миф, что мрамор Галатеи
Любовью оживил Пигмалион.
Огонь в ответ зажегся от огня,
На стон души стук сердца стал ответом.
Но кто об этом толковать поэтам
Позволил, не спросивши у меня?
Событий не историк, а участник,
Я девой мраморной была сама,
Но каменною я была нема,
И, став телесною, хранила я молчанье.
Я вижу сквозь прошедшие века
(Так помнит ласку любящее тело),
Как, сжав резец, ваятеля рука
Упорство камня перемочь хотела.
Когда ему уменья не хватило,
Не мозг, а сердце подало совет,
И стал мой мрамор розов на просвет,
Как пальцы, заслонившие светильник.
О, только так - в любви и нежной муке,
И с сердцем, кровоточащим от ран, -
Способны человеческие руки
Воспроизвесть изгибы и излуки
Груди, плеча, лопаток и бедра.
И помню я тот миг, когда, застыв
У ног моих, со стоном мастер замер,
Поскольку откровенность наготы
Смущала обещаньем осязанья.
Но он в ответ во мне не разбудил,
Губами прикасаясь осторожно,
Ни нежности, ни жалости в груди,
А только дрожь брезгливости по коже.
Я думала: «Пигмей, Пигмалион,
Как смел меня назвать своей невестой,
Как будто я из этого же теста -
Телесного и тленного, что он.
Кто ты, художник? Только раб убогий
С мечтой о славе в будущих веках,
Послушный инструмент в руках у бога,
Такой же, как резец в твоих руках.
Лишь надо мной одной не властно время,
Лишь мной одною вечность дорожит.
Художник - червь, божественно творенье.
Художник мертв - творенье будет жить...»
...Но человек, спасаясь в новизне,
Как смерти, постоянства не приемлет.
Устав взывать к небесной белизне,
Художник взоры обратил на землю.
И был простой натурщицей прельщен,
Чей стан тяжел, а рот пунцовый грешен,
И он укрыл ее своим плащом
И был вполне утишен и утешен.
Хотя она была лишь плоть, не боле,
Мой слух ревнивый каждый вздох ловил,
И грудь, не уступившая любви,
Познала муки ревности и боли.
И был их вид мне столь невыносим,
Что жизнь во мне проснулась и восстала,
Тогда я и шагнула с пьедестала,
От ненависти губы закусив.
Матусовская Е. М. Американская реалистическая живопись: Очерки. - М.: Искусство, 1986. - С. 185-186.