Джинсы входили в обязательный набор вещей, олицетворяющих протест против советского образа жизни. Они происходили из Америки с ее звериным оскалом капитализма и сладкими запретными плодами, гроздьями висящими на елках там и сям. Советскому человеку настоящие denim trousers не полагались, ему полагались «квелые брючата с надписью «Ну, погоди!».
(Квелые брючата выдумал какой-то записной остряк из ЛГ, кажется, Семен Лившин). Настоящие штаны из настоящей джинсовой ткани прочно ассоциировались с чем-то иным и странным. Типы, носящие такие штаны, в советской фельетонистике заняли место стиляг 50-х годов. (Стиляга запустил бутылкой/ в орденоносца-старика,/ из седовласого затылка/ кровь заструилась, как река…) Словом, в отличие от орденоносцев, джинсоносцы были ходячим антисоветским безобразием.
У меня джинсов не было. Мама доставала из старого чемодана отрезы ткани, еще бабушкины, и шила мне платья. Иногда перелицовывала бабушкины и свои. «Ты посмотри, это же ткань «с сединой»! Ты знаешь, как за ней в очередях давились в 1950 году!» Я ненавидела и ткань с сединой (белые жесткие ворсинки по малиновому полю), и всю эту кройку и шитье, и фасоны из журнала «Работница». На школьных вечерах в модельном хламе, специально для меня по фигуре сшитом, просто делать было нечего. А на маленьких домашних «сейшнах» девчонок было ровно столько, сколько и ребят, поэтому меня приглашали танцевать. Но я все равно была круглой дурой рядом с одноклассницами в настоящих джинсах. Их родители работали в посольствах и торгпредствах, они привозили все это оттуда, куда нам ходу не было. Хотя они были вполне интеллигентны и нисколько не кичились, но… джинсы - это джинсы. Вы ж понимаете…
В Израиле джинсовая эпопея началась сызнова. Дело в том, что в школе «Беит Яаков», где учится моя дочь, джинсовая ткань и даже ее имитации ( то, из чего делают квелые брючата) строго-настрого запрещены. Речь не идет о брючатах, а именно о юбчонках. Недавно я снова подписала строгую бумаженцию, сочиненную директрисой, что джинсы - ни-ни!!! Ни-ззя! Дочь спросила, почему. Пришлось объяснять, что срамную одежду ввел еврей Леви Штраус, и придумал он ее в качестве рабочей, а рабочая одежда не к лицу настоящим леди из Беит-Яакова. (Что мы, гои, что ли, вкручивать электрические лампочки? Пусть гои вкручивают электрические лампочки, а мы пока посидим в темноте).
Вы уже догадались, что джинсовая ткань стала предметом номер один в перечне артефактов, необходимых моей дочери для подросткового бунта. На деньги, заработанные бэби-ситтерством, она купила в магазине «Фокс» комплект одежды, состоящий из довольно короткой джинсовой юбки и жилетки. Теперь, когда на горизонте показывается училка из Беит-Яакова, моя дочь порскает в кусты, как испуганная лань.
Далеко ей до одного мальчика из нашей школы, который побрил голову налысо, когда завучиха по воспитанию запретила ему длинный хипповый хейр, как у битлов. Но даже этому мальчику далеко до другого нашего мальчика, который завел роман с училкой по английскому, а она ведь была его старше на десять лет, и они поженились, и все видели их вместе, и она даже родили общего ребенка.
В общем, богатыри - не вы. А джинсовую юбку дочери я разрешила. Потому что джинсы - это свобода. Это демократия. Это клево, а не квело. Ну, и так далее.
Все равно ведь на следующем витке протеста она попросит ткань «с сединой»…
Аапдейт: седни.
Следующий виток протеста: дочь хотела перейти в харедимную школу чуть более современного направления, не такую "черную", как Беит-Яаков. Как только я стала собирать документы для другой школы... она передумала туда уходить. Подростковый бунт утих ввиду отсутствия сопротивления со стороны мамаши.
Граждане, не надо так насиловать детей. Пожалейте их. Ханох ле ноар аль-пи дарко, чесслово. Как сказал Бааль Шем Тов, если сломать человеку плохую миду, у него вместо одной плохой миды будут две.