Дж.Фидлер о Гергиеве
Обнаружил тут свои давнишине переводы фрагментов кгини Джоханны Фидлер (многолетнего пиар-представителя Мет) «Мольто аджитато» и решил тут вывесить:
Премьера «Пиковой Дамы» в 1995 году стала настоящим триумфом Гергиева и заложила фундамент его нового положения в Мет. Однако возрождение спектакля четырьмя годами позднее столкнулось с проблемами. На первой оркестровой репетиции музыканты были удивлены, услышав приветствие не от Гергиева, а от одного из его ассистентов. Оркестровые прогоны в Мет - это священный акт, и большинство дирижеров требуют дополнительного времени. А Гергиев даже не соизволил явиться.
Он, впрочем, пропустил не только оркестровые прогоны, но и большинство сценических репетиций. Хоть многие дирижеры и считают эти репетиции необязательными, но в данном случае две главные партии исполнялись именитыми певцами, Элизабет Седерстрем и Плачидо Доминго, впервые в их карьере. Оба нервничали: Седерстрем, обожаемая в Мет еще со времен Бинга, переживала из-за того, что уж больно поздно взялась за требовательную роль Графини. У Доминго же были сложности с русским языком.
Седерстрем была разочарована тем, что Гергиев ей почти не помогает. «Он очень привлекательный мужчина,» сказала она. «Только вот я хотела бы видеть его почаще на репетициях.» Седерстрем - наполовину русская, и она потратила уйму времени на изучение текста Пушкинского оригинала. «Пушкин - это моя русская душа,» сказала она, но Гергиев не выказал особого интереса к копанию в тексте. «Исследование текста - это то, смысла чего он не понимает,» сказал один из сотрудников Мет. «Ему обычно плевать на то, что происходит на сцене. Это очень осложняет жизнь певцам. Вместо того, чтобы побороть неуверенность Седерстрем, он просто не обратил не нее внимания.» На самом деле, Гергиев вообще никого не замечал кроме Доминго. Сознавая его трудности с русским языком, он часами работал с ним после того, как остальные певцы расходились.
После пресс-конференции (посвященной назначению ВГ на пост главного приглашенного дирижера - прим.переводчика) Мет устроил ланч для прессы. Гергиев, вечно перегруженный и вечно опаздывающий, спешил на самолет в Москву, где власти выказали крайнее раздражение тем, что он принял предложение Мет, не посоветовавшись с ними. Однако он нашел время, чтобы позировать для фото. Вольпе тоже, казалось, везде успевал, общаясь с репортерами в присущей ему манере: шуточки и поддразнивания, зычный рык с Нью-Йоркским акцентом. Ливайн не пришел на ланч: у него была запланирована репетиция, а это для него всегда - главный приоритет.
«Джимми ненавидит публичность,» сказал Вольпе. «Отлично, теперь у нас есть Валерий, который это обожает.»
Пресса же, взаимообразно, обожает Гергиева. Все время, когда он был в Мет, сам по себе или с труппой Маринки, давал концерты с оркестром Кировского театра, был приглашенным дирижером Нью-Йоркского филармонического, он получал совершенно восторженные отзывы от авторитетных Нью-Йоркских критиков. Он чрезвычайно фотогеничен, и его суровое лицо и глаза взывают со страниц газет и журналов, с обложек его многочисленных компакт-дисков. Да и сам он, кажется, присутствует всюду, гастролируя с театром, записывая диски, выполняя функции приглашенного дирижера с такой сумасшедшей интенсивностью, что близкие к нему люди беспокоятся за его физическое здоровье.
В назначении Гергиева была ясная логика. Мет редко прикасался к русской опере, за исключением проходных постановок «Бориса Годунова», «Евгения Онегина» и «Хованщины», Гергиев же принес с собой богатый и малоизвестный репертуар. К тому же он более общительный, чем Ливайн, которого трудно вытащить на мероприятия по привлечению спонсоров. Он любит общаться с богатыми патронами, которых неизменно очаровывает. Вольпе даже, кажется, не обеспокоился тем фактом, что один из его главных доноров, Альберто В. Вилар, распростер свои щедроты на Кировский театр, дотируя новые постановки, финансируя Гергиевский фестиваль «Белые Ночи» в С.-Петербурге и открывая офис «Белых Ночей» на Манхеттене совместно с главой международного общества друзей фестиваля, Плачидо Доминго.
С самого начала, музыканты Мет неоднозначно реагировали на Гергиева. Они были заинтригованы появлением Гергиева, прежде всего потому, что его стиль поведения за пультом резко отличался от манеры Ливайна. Гергиев подвержен сиюминутным эмоциям, в то время как Ливайн гораздо более устойчив и расчетлив. Гергиев к тому же не разделяет приверженность Ливайна к ясной репетиционной технике. Создается ощущение, что он понимает, чего хочет, но не может это доходчиво объяснить оркестру. «Он говорит, что хочет ‘серебристого звука’,» сказал один из музыкантов. «Я понимаю, что значит ‘ты играешь слишком резко’, ‘ты играешь слишком вяло’, ‘ты играешь слишком громко’ или ‘слишком быстро’. Но что означает ‘серебристый звук’, - я не понимаю.»
«Он все время держит вас в напряжении,» говорит другой музыкант, «потому что вы никогда не знаете, что он сделает дальше. Джимми давно не представляет для нас никакой тайны, Валерий же заглядывает вглубь наших душ.»
Карьера Гергиева претерпела головокружительный взлет за счет международных контрактов на дирижирование. И он обеспечил Кировскому театру гастроли и записи в таком количестве, что театр стал наиболее часто гастролирующим и записываемым театром в мире. «Он сделал потрясающе много для своего театра,» сказал один американский дирижер. «Его единственная проблема в том, что он - никудышний дирижер. Люди этого не понимают.»
Хотя перед микрофоном Ливайн не устает говорить о том, что он в восторге от присутствия Гергиева в Мет, многие ощущают, что он согласен с такой оценкой. «Ну,» сказал один сотрудник Мет, «с его-то хладнокровной проницательностью при оценке других дирижеров, Джимми, конечно, понимает, что оркестру нет от Гергиева никакой пользы. Джимми знает, что Гергиев - шарлатан (fraud)), что бы об этом ни говорили другие.»
Гергиев - амбициозный человек, поэтому невольно думаешь о том, чем он жаждет заняться после Мет, который многие рассматривают, как самую престижную артистическую позицию в мире. «Он без ума от власти,» сказал один артист. «Она для него - как наркотик. Он никогда не покинет Мет. У него мессианская вера в себя и в свою исключительную судьбу, которая проведет его через огонь и воду.»
Один из оркестрантов Мет припомнил разговор с Вольпе, в котором генеральный менеджер поведал, что хотел бы видеть Гергиева на посту музыкального директора. «Но каким образом Гергиев с этим справится?» спросил оркестрант. «Он же должен понимать, что технически не сможет вытянуть весь репертуар, в котором нуждается международная оперная компания.»
Ричард Даер, известный музыкальный критик из Бостон Глоб, так же считает, что возможности Гергиева ограничены. «Он глубоко провинциальный музыкант. Он хорош в своем маленьком кусочке репертуара, а во всем другом вообще не компетентен.»
Другие критики, тем не менее, очарованы Гергиевым и считают его исключительно одаренным. Их восхищают не только его музыкальные таланты. «Джеймс Ливайн, несмотря на всю свою одаренность, очевидно, не способен создать яркую персональную харизму.» комментирует Питер Дэйвис из Нью Йорк мэгэзин. «Город нуждается в той разновидности музыкального гламура, который Гергиев распространяет с такой легкостью и блеском.»
В Мет были крайне удивлены тем, что русские певцы обналичивают свои чеки и передают часть денег Ларисе Гергиевой, одной из двух сестер дирижера. Гергиева, пианистка и преподаватель вокала, руководит в Маринке программой «Юные артисты» и, очевидно, также является финансовым распорядителем театра. Русские певцы привыкли платить процент с их заработков еще в старинные времена Госконцерта. Теперь их деньги идут напрямую Кировскому театру, идут в твердой валюте, в которой театр так нуждается. Даже те артисты театра, которые имеют самостоятельную оперную карьеру, такие как Ольга Бородина и Дмитрий Хворостовский, не жадничают. Они знают, как это важно: 80% доходов театра поступают из-за границы.
Впрочем, шопотком постоянно обсуждалось, какая доля этих денег осядает в личном кармане Гергиева, и рассказывались истории о том, что разодетые в норку сестры Гергиева разъезжают по Петербургу на лимузинах. Но сам Гергиев живет так, будто деньги его вообще не интересуют; да и когда ему их тратить?
Премьера «Пиковой Дамы» в 1995 году стала настоящим триумфом Гергиева и заложила фундамент его нового положения в Мет. Однако возрождение спектакля четырьмя годами позднее столкнулось с проблемами. На первой оркестровой репетиции музыканты были удивлены, услышав приветствие не от Гергиева, а от одного из его ассистентов. Оркестровые прогоны в Мет - это священный акт, и большинство дирижеров требуют дополнительного времени. А Гергиев даже не соизволил явиться.
Он, впрочем, пропустил не только оркестровые прогоны, но и большинство сценических репетиций. Хоть многие дирижеры и считают эти репетиции необязательными, но в данном случае две главные партии исполнялись именитыми певцами, Элизабет Седерстрем и Плачидо Доминго, впервые в их карьере. Оба нервничали: Седерстрем, обожаемая в Мет еще со времен Бинга, переживала из-за того, что уж больно поздно взялась за требовательную роль Графини. У Доминго же были сложности с русским языком.
Седерстрем была разочарована тем, что Гергиев ей почти не помогает. «Он очень привлекательный мужчина,» сказала она. «Только вот я хотела бы видеть его почаще на репетициях.» Седерстрем - наполовину русская, и она потратила уйму времени на изучение текста Пушкинского оригинала. «Пушкин - это моя русская душа,» сказала она, но Гергиев не выказал особого интереса к копанию в тексте. «Исследование текста - это то, смысла чего он не понимает,» сказал один из сотрудников Мет. «Ему обычно плевать на то, что происходит на сцене. Это очень осложняет жизнь певцам. Вместо того, чтобы побороть неуверенность Седерстрем, он просто не обратил не нее внимания.» На самом деле, Гергиев вообще никого не замечал кроме Доминго. Сознавая его трудности с русским языком, он часами работал с ним после того, как остальные певцы расходились.
После пресс-конференции (посвященной назначению ВГ на пост главного приглашенного дирижера - прим.переводчика) Мет устроил ланч для прессы. Гергиев, вечно перегруженный и вечно опаздывающий, спешил на самолет в Москву, где власти выказали крайнее раздражение тем, что он принял предложение Мет, не посоветовавшись с ними. Однако он нашел время, чтобы позировать для фото. Вольпе тоже, казалось, везде успевал, общаясь с репортерами в присущей ему манере: шуточки и поддразнивания, зычный рык с Нью-Йоркским акцентом. Ливайн не пришел на ланч: у него была запланирована репетиция, а это для него всегда - главный приоритет.
«Джимми ненавидит публичность,» сказал Вольпе. «Отлично, теперь у нас есть Валерий, который это обожает.»
Пресса же, взаимообразно, обожает Гергиева. Все время, когда он был в Мет, сам по себе или с труппой Маринки, давал концерты с оркестром Кировского театра, был приглашенным дирижером Нью-Йоркского филармонического, он получал совершенно восторженные отзывы от авторитетных Нью-Йоркских критиков. Он чрезвычайно фотогеничен, и его суровое лицо и глаза взывают со страниц газет и журналов, с обложек его многочисленных компакт-дисков. Да и сам он, кажется, присутствует всюду, гастролируя с театром, записывая диски, выполняя функции приглашенного дирижера с такой сумасшедшей интенсивностью, что близкие к нему люди беспокоятся за его физическое здоровье.
В назначении Гергиева была ясная логика. Мет редко прикасался к русской опере, за исключением проходных постановок «Бориса Годунова», «Евгения Онегина» и «Хованщины», Гергиев же принес с собой богатый и малоизвестный репертуар. К тому же он более общительный, чем Ливайн, которого трудно вытащить на мероприятия по привлечению спонсоров. Он любит общаться с богатыми патронами, которых неизменно очаровывает. Вольпе даже, кажется, не обеспокоился тем фактом, что один из его главных доноров, Альберто В. Вилар, распростер свои щедроты на Кировский театр, дотируя новые постановки, финансируя Гергиевский фестиваль «Белые Ночи» в С.-Петербурге и открывая офис «Белых Ночей» на Манхеттене совместно с главой международного общества друзей фестиваля, Плачидо Доминго.
С самого начала, музыканты Мет неоднозначно реагировали на Гергиева. Они были заинтригованы появлением Гергиева, прежде всего потому, что его стиль поведения за пультом резко отличался от манеры Ливайна. Гергиев подвержен сиюминутным эмоциям, в то время как Ливайн гораздо более устойчив и расчетлив. Гергиев к тому же не разделяет приверженность Ливайна к ясной репетиционной технике. Создается ощущение, что он понимает, чего хочет, но не может это доходчиво объяснить оркестру. «Он говорит, что хочет ‘серебристого звука’,» сказал один из музыкантов. «Я понимаю, что значит ‘ты играешь слишком резко’, ‘ты играешь слишком вяло’, ‘ты играешь слишком громко’ или ‘слишком быстро’. Но что означает ‘серебристый звук’, - я не понимаю.»
«Он все время держит вас в напряжении,» говорит другой музыкант, «потому что вы никогда не знаете, что он сделает дальше. Джимми давно не представляет для нас никакой тайны, Валерий же заглядывает вглубь наших душ.»
Карьера Гергиева претерпела головокружительный взлет за счет международных контрактов на дирижирование. И он обеспечил Кировскому театру гастроли и записи в таком количестве, что театр стал наиболее часто гастролирующим и записываемым театром в мире. «Он сделал потрясающе много для своего театра,» сказал один американский дирижер. «Его единственная проблема в том, что он - никудышний дирижер. Люди этого не понимают.»
Хотя перед микрофоном Ливайн не устает говорить о том, что он в восторге от присутствия Гергиева в Мет, многие ощущают, что он согласен с такой оценкой. «Ну,» сказал один сотрудник Мет, «с его-то хладнокровной проницательностью при оценке других дирижеров, Джимми, конечно, понимает, что оркестру нет от Гергиева никакой пользы. Джимми знает, что Гергиев - шарлатан (fraud)), что бы об этом ни говорили другие.»
Гергиев - амбициозный человек, поэтому невольно думаешь о том, чем он жаждет заняться после Мет, который многие рассматривают, как самую престижную артистическую позицию в мире. «Он без ума от власти,» сказал один артист. «Она для него - как наркотик. Он никогда не покинет Мет. У него мессианская вера в себя и в свою исключительную судьбу, которая проведет его через огонь и воду.»
Один из оркестрантов Мет припомнил разговор с Вольпе, в котором генеральный менеджер поведал, что хотел бы видеть Гергиева на посту музыкального директора. «Но каким образом Гергиев с этим справится?» спросил оркестрант. «Он же должен понимать, что технически не сможет вытянуть весь репертуар, в котором нуждается международная оперная компания.»
Ричард Даер, известный музыкальный критик из Бостон Глоб, так же считает, что возможности Гергиева ограничены. «Он глубоко провинциальный музыкант. Он хорош в своем маленьком кусочке репертуара, а во всем другом вообще не компетентен.»
Другие критики, тем не менее, очарованы Гергиевым и считают его исключительно одаренным. Их восхищают не только его музыкальные таланты. «Джеймс Ливайн, несмотря на всю свою одаренность, очевидно, не способен создать яркую персональную харизму.» комментирует Питер Дэйвис из Нью Йорк мэгэзин. «Город нуждается в той разновидности музыкального гламура, который Гергиев распространяет с такой легкостью и блеском.»
В Мет были крайне удивлены тем, что русские певцы обналичивают свои чеки и передают часть денег Ларисе Гергиевой, одной из двух сестер дирижера. Гергиева, пианистка и преподаватель вокала, руководит в Маринке программой «Юные артисты» и, очевидно, также является финансовым распорядителем театра. Русские певцы привыкли платить процент с их заработков еще в старинные времена Госконцерта. Теперь их деньги идут напрямую Кировскому театру, идут в твердой валюте, в которой театр так нуждается. Даже те артисты театра, которые имеют самостоятельную оперную карьеру, такие как Ольга Бородина и Дмитрий Хворостовский, не жадничают. Они знают, как это важно: 80% доходов театра поступают из-за границы.
Впрочем, шопотком постоянно обсуждалось, какая доля этих денег осядает в личном кармане Гергиева, и рассказывались истории о том, что разодетые в норку сестры Гергиева разъезжают по Петербургу на лимузинах. Но сам Гергиев живет так, будто деньги его вообще не интересуют; да и когда ему их тратить?