Большая трагедия 16
Смеркалось. В зале зажгли свечи. Караваджо буквально ожил. Пир был в разгаре. Кругом валялись пьяные космические враги. Женщины обсуждали десерты. Юра ел мясо. Витек пил коньяк с оливками. Сигизмунд поглощал салат. Федя ковырялся в желе. Сторожевский курил большую электронную сигарету на двух батареях 26650 в последовательном соединении.
- Во второй сцене неопределенностей не так много, - сказал Игорь, оторвавшись от фруктов. - По крайней мере, они не бросаются в глаза. Критических неопределенностей, наподобие дырявого шлема, "тут", запаха яда, здесь, кажется, нет вообще. Но самое главное - у Барона нет собеседников, нет внешнего мотива для утаивания каких-либо значений, манипуляции ими. Он, как мы можем думать, предельно искренен. Хотя понятно нам в его речах не все. Возьмем хотя бы начало монолога. Оно, конечно, не такое странное, как начало первой сцены, но все же достаточно странное:
Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам.
Барон уподобляет верные сундуки хитрой бляди и обманутой дуре! Другие примеры любовной верности ему не знакомы?
- Интересно, кем был зачат Альбер - развратницей или дурой? - усмехнулся Витек.
- Дураки! - проснулся Склизкая Шваль. - Он просто не любит женщин. Он не уподобляет, а противопоставляет себя типичному гетеросексуальному быдлюгану, понятия не имеющему, что такое любовь и верность. Это как царь, говорящий "вот и я весь день тружусь, как последний раб". Объект приложения якобы аналогичных усилий благодаря такому неравноценному сравнению только возвеличивается.
- То есть уподобляется нетерпеливое любовное ожидание, а не его предмет? - спросил Юра. - Что ж, в этом есть резон.
- Не имеет ли он в виду сына? - предположила Наталья.
- Лукавая развратница - Клотильда? - догадался Сигизмунд.
- Хм, - почесал затылок Юра. - Возможно, Барон уже в начале монолога противопоставляет свою возвышенную страсть низким порокам наследника. Он как бы исследует, что у них общего - страсть, и тут же указывает различие.
- Погодите, если под повесой Барон имеет в виду сына, а под развратницей Клотильду, то кто обманутая дура? - спросил Федя.
Все догадались кто.
- Так она не на жалость Барона рассчитывала, а на снисхождение ввиду близких отношений с его сыном? - предположил Игорь. - На родственные чувства считай.
- Альбер заверил ее, что отец простит долг ее покойного мужа, - усмехнулся Витек.
Сторожевский сурово кашлянул.
- То есть вы исключаете вероятность того, что Барону не чужда самоирония? - спросил он.
Все задумались.
- Не исключаем, - сказал Юра.
- Он идентифицирует себя с людьми, находящимися в противоположных ситуациях, - обманываемым обожателем и любовником-обманщиком, - начала Гюльчитай. - Первая находится под контролем женщины, вторая - мужчины. Следовательно, он имеет в виду, что старается держать ситуацию под контролем, но не исключает, что находится под контролем сам. Отсюда самоирония.
- Это вполне соответствует его "мистическому" ожиданию, что вот-вот грянет гром, - заметил Сигизмунд.
- И его желанию контролировать золото после смерти, свидетельствующему, что он допускает потусторонний контроль, - добавила Лена.
- Называя сундуки верными, он тоже иронизирует? - поинтересовался Федя.
- Как сундуки могут быть верными? - спросил Юра. - Если человек их так называет, это не значит, что он их таковыми считает, просто это определение подходит для текущей ситуации, неоднозначность которой, однако, дает повод заподозрить неоднозначность данного определения: сундуки могут быть вовсе не верны или верны кому-нибудь другому. В итоге, оно лишь проблематизирует верность сундуков.
- Логично, - согласился Федя.
Все кивнули.
- Почему сундукам не быть верными? - раздраженно спросил Сторожевский. - И при чем здесь сундуки? Он же не их сравнивает с развратницей и дурой, а золото. Сундуки - верные стражи золота, ключи от них у него.
Все устыдились.
- Шеф, ты не прав, - первым опомнился Витек. - Во-первых, Барон пока ничего не говорил о золоте, следовательно вероятность страсти к сундукам исключать нельзя. Во-вторых, ниже мотив сексуального желания возникает в отношении именно сундуков:
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
И далее там будет о "неведомом чувстве", испытываемом при вкладывании ключа в замок.
- Ну да, проще представить секс с замком, чем с золотом, - усмехнулся Сторожевский.
Витек виновато почесал затылок.
- В третьих, неоднозначности сравнения замена сундуков на золото не отменяет, - заметила Гюльчитай, - уравнивание обманываемого любовника и любовника-обманщика должно иметь какую-то мотивировку.
Сторожевский развел руками.
- А вам не кажется, что эта неоднозначность связана с иррациональностью сексуального желания? - деловито спросила Лена.
- Барон не знает, с чем именно сравнить свое страстное желание уединиться с сундуками, и перебирает варианты? - насмешливо спросил Витек.
- За которыми почему-то угадывается фигура будущего обожателя сундуков - его наследника, - заметил Сигизмунд.
- Любовник-обманщик вполне рационален, - заметила Гюльчитай.
- Для того чтобы обмануть дуру, много ума не надо, - заметил Витек.
- Возможно, эту характеристику она заслужила, приняв обман за правду, а не своим поведением до него, - заметила Наталья.
- Пора перейти к выводам, - заметил Юра.
Все посмотрели на Лену.
Она не знала, что сказать.
- Зачем выводы? - вступился за нее Федя. - Пока мало материала, фиксируем неопределенность и дальше.
- Тут несколько неопределенностей, - сказала Лена, - жертва обмана и обманщик, уподобление и противопоставление, сарказм и самоирония, сундуки и золото.
- Надо зафиксировать признаки кольцевой композиции, - сказал Юра. - Сцена заканчивается тирадой в адрес наследника, возможно, и начинается с вызова ему.
- И положительную динамику, - неожиданно добавила Наталья. - Переход от положения обманываемого к положению обманщика, а потом к гармонии и счастью.
Все почесали затылок.
- Почему подвал "тайный"? - не дав никому сосредоточиться на счастье, спросил Игорь. - О нем никто, кроме Барона, не знает? Альбер же говорит о сундуках.
- Причем в его словах мотив тайны тоже проскальзывает, - заметил Юра: -
А золото спокойно в сундуках
Лежит себе. Молчи! когда-нибудь
Оно послужит мне, лежать забудет.
- Он напоминает Соломону, с которым поделился отцовской тайной, что тот должен ее хранить? - почесал затылок Федя.
- Или Ивану, - сказал Сигизмунд, - который, возможно, и выследил Барона.
- Вероятно, от сына Барон местонахождение подвала не скрывает, - заметила Наталья. - В заключительной части своего монолога он скажет, что наследнику достаточно завладеть ключами, чтобы отпереть сундуки.
- "Хотел обокрасть" тоже, кажется, говорит о том, что Альбер знает, где спрятано золото, - заметил Федя. - Хотя, возможно, он узнал об этом недавно.
- Если Альбер знает, если, как Барон признается в конце монолога, "от взоров недостойных" он подвал спрятать не может, почему он называет его "тайным"? - спросил Сторожевский.
Все посмотрели на Лену.
- Возможно, подвал тайный не в смысле местонахождения, а в каком-то другом смысле? - не обманула она ожиданий.
Все презрительно покачали головами.
- Слишком филологично, - пояснил Федя.
- Мы же потом узнаем, что подвал полон тайн, известных только Барону, - не уступала Лена.
- И сундукам, которые он тайно трахал, - пошутил Витек.
Никто не одобрил шутку.
- Вообще-то, духи места, каковым хочет стать после смерти Барон, охраняют только скрытые клады, - напомнила о себе невидимая Галя.
- Тогда все ясно! - осенило Гюльчитай. - Барон не говорит, что он не может скрыть сундуки, он выражает надежду, что сможет это делать после смерти, и заявляет, что уже делает это сейчас:
О, если б мог от взоров недостойных
Я скрыть подвал! о, если б из могилы
Прийти я мог, сторожевою тенью
Сидеть на сундуке и от живых
Сокровища мои хранить, как ныне!..
Он чувствует себя уже воцарившимся гением места, "неким демоном", не допускающим недостойных к своим сокровищам.
- Чтобы так было после смерти, надо, чтобы так было уже сейчас, "ныне"? - догадался Юра.
- Да, но он не просто изображает свою посмертную сторожевую функцию, он ее выполняет, оттачивает, совершенствует, развивает, дополняет. Он наполняет свое посмертное бытие жизнью - желаниями, мыслями, сомнениями, воспоминаниями, радостями, мучениями, как складывали в гробницу древнего правителя все предметы, которые могут пригодиться ему в загробной жизни.
- То есть создает свой витально-ментальный уголок, - научно определил Витек.
- Но, судя по его последним словам, он допускает, что у него ничего не получится, что он не сможет скрыть подвал и недостойный наследник, украв ключи, приведет сюда всякую шушару.
- Нет, он просто драматизирует, то есть внутренне динамизирует свое обреченное на вечную длительность положение. Он и после смерти будет не просто сторожить подвал, а негодовать, что наследник может прийти и обокрасть его.
- Но это же вечная пытка! - заметил Федя.
Гюльчитай пожала плечами.
- Он же говорит "как ныне", а ныне - именно так, значит он именно так и хочет.
- А наследник может прийти? Или эта вероятность находится за пределами его "сторожевого" хронотопа? - спросила Наталья.
- Конечно, может.
- И что Барон будет делать, если он придет?
- Бросит перчатку, - высказал предположение Витек.
- Ужасная вечность, ужасные сердца, - покачал головой Сигизмунд.
- Итак, Барон называет подвал тайным потому, что он чувствует себя сторожевою тенью, способной не допустить сюда недостойных? Под "тайным" он имеет в виду "защищенный от проникновения", а не "неизвестно где находящийся"? - спросил Юра.
- Да, но то, о чем сказала Лена, в это определение тоже входит.
- Гран мерси, - язвительно поблагодарила Лена, - тем более что эта тайна в число упомянутых мной тоже входит.
- Почему Барон называет нынешний день счастливым, если он всего лишь принес "привычну дань"? - спросил неугомонный Игорь.
- Во-первых, мы понимаем, что Барон далеко не каждый день пополняет "горстью бедной" свою сокровищницу, - начала Лена. - Во-вторых, учитывая его не очень древний возраст, невысокую периодичность вкладов и их небольшой объем, можно предположить, что основная часть его капитала собрана не таким образом.
- Каким таким? - спросил Юра. - Он дает деньги в долг под проценты, но не очень часто?
- Или выкупает чужие долги у других кредиторов, - сказала Наталья.
- Причем по особому принципу, - заметил Игорь, - Барона, судя по двум упомянутым должникам и последующему обобщению остальных, интересуют долги со смачной драматической составляющей. Его сундуки - это обширная библиотека человеческих страданий.
- Он может иметь в виду кровавую историю капитала вообще, - заметил Витек.
- Давайте не будем забегать вперед, - предложил Юра.
- Уже добежали, считай, - сказал Витек, - до вдовы не вижу неопределенностей.
- С вдовой вроде все ясно, - почесал затылок Федя. -
Тут есть дублон старинный… вот он. Нынче
Вдова мне отдала его, но прежде
С тремя детьми полдня перед окном
Она стояла на коленях воя.
Шел дождь, и перестал, и вновь пошел,
Притворщица не трогалась; я мог бы
Ее прогнать, но что-то мне шептало,
Что мужнин долг она мне принесла
И не захочет завтра быть в тюрьме.
- Мы несколько раз затрагивали мотивы ее перформанса, - сказала Наталья, - варианты, напомню, таковы:
1) вдова до последнего момента надеется, что Барон не лишит ее и детей средств к существованию;
2) зажиточная вдова давит на его жалость, рассчитывая сэкономить;
3) Альбер пообещал вдове, что уговорит отца простить ее долг.
Можно, наверно, еще что-нибудь придумать, но мне кажется, сюжетное значение этих и им подобных вариантов невелико - они ничего не проясняют, да тут и нечего прояснять: как ни поверни, Барон проявляет бессердечие по отношению к оставшейся без мужа многодетной матери, в этом главный смысл фрагмента.
- Поведение Барона напоминает "недогадливость" Альбера в первой сцене, - заметил Игорь.
- И чем же? - удивилась Лена.
- Оба проявляют коммуникативную пассивность, ожидая, что собеседник себя разоблачит.
- И даст денег, - добавил Витек.
- Как и в начале монолога, мы видим недоверие к женщине, - заметил Игорь.
- Причем вполне заслуженное, - заметил Витек.
- Вариант, что Барон, говоря о вдове, похваляется своей проницательностью, не рассматривается? - спросил Сторожевский.
Никто не обратил внимания на "лицевую" реплику шефа.
- Бессердечие Барона какое-то показное, он словно в рекламном ролике снимается, - заметил Игорь. - "Шел дождь, и перестал, и вновь пошел" - времена года меняются, как в корейском артхаузе.
- Витально-ментальная вечность такое допускает, - кивнул Сигизмунд.
- А как бессердечие Барона соотносится с его последующими словами? - спросил Федя: -
Иль скажет сын,
Что сердце у меня обросло мохом,
Что я не знал желаний, что меня
И совесть никогда не грызла, совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма,
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают?..
- Уж не ждал ли Барон, пока появится покойный муж несчастной вдовы? - почесал затылок Витек.
- То есть он свою совесть драконит, а не должницы? - почесал затылок Юра.
- Внутренне динамизирует витально-ментальный хронотоп, - развел руками Сигизмунд.
- А как насчет Тибо? - предложил новую тему Игорь. - Он чем-нибудь интересен?
- Он подтверждает склонность Барона видеть в деньгах источник зла, - заметила Наталья.
- Источник зла? - удивился Федя.
- Она про то, что Барон - диванный криминалист, - пояснил Юра, - Тибо якобы негде было достать деньги, кроме как украсть или кого-нибудь ограбить.
- Альбера, едущего после турнира с выкупом за доспехи, - усмехнулся Сигизмунд. - Тибо вырыл яму, Эмир в нее провалился, потому и хромает.
- Поэтому Барон не договаривает свою мысль?
Где было взять ему, ленивцу, плуту?
Украл, конечно; или, может быть,
Там на большой дороге, ночью, в роще…
Он догадался, что Тибо ограбил его сына? - предположил Федя. - Поэтому Альбер называет Соломона разбойником? Мол, тоже роет ему яму. И поэтому собирается его ограбить, то есть не выпустить без выкупа? Разбой в герцогстве, похоже, обычное дело.
Все пожали плечами. Ни подтвердить, ни опровергнуть предположение Феди было нельзя.
- Это многоточие согласуется с другими недоговариваниями о трагических смертях в данном тексте, - заметил Петр Петрович. - Вероятно, об убийствах в здешних краях вслух говорить не принято: не говорит прямо об отравлении Барона Соломон, не договаривает об этом Альбер, Барон умалчивает о причине смерти мужа вдовы, о возможном преступлении Тибо, о собственных преступлениях, будоражащих его совесть, Герцог молчит о причинах смерти отца и деда.
- И в чем причина этого табу? - спросила Лена.
- В страхе перед мертвыми? - предположил Сигизмунд.
- В неразрешимой тайне каждой смерти? - предположил Игорь. - Мы никогда не знаем всех обстоятельств. Вот и Соломон предлагает способ убийства, который нелегко определить.
- Он еще и о юноше говорит, который умер неизвестно от чего, - напомнил Федя.
- Может быть, в неразрешимой тайне смерти вообще? - предположила Наталья. - То есть с научной точки зрения. Может быть, здешнее сообщество как-то особенно озабочено этой научной проблемой?
- Лет через двадцать, право, ты да я,
Мы будем глупы перед этим малым… -
напомнил Витек.
- Полагаешь, они следят за научным прогрессом в надежде, что он раскроет тайну смерти? - спросил Юра.
- А зачем он еще нужен? - удивился Сигизмунд.
- Опять пахнуло Ренессансом, - заметил Витек.
- Тайна смерти Барона - вишенка на торте этой темы, - заметил Федя.
- В актуальности этой тайны теперь не может быть никаких сомнений, - заключил Юра.
Все уважительно кивнули.
- Я не только про то, что Барон - диванный криминалист, - сказала Наталья. - Он нигде не говорит про свое золото ничего хорошего, только плохое. Возможно, он складывает его в сундуки, чтобы обезвредить, заставить его спать "сном силы и покоя"?
- А как же пир? - спросила Лена. - Он же его устраивает: открывает сундуки, ставит перед каждым свечу, поизносит чуть ли не оду.
- Он призывает дух Банко, - неожиданно сказала Гюльчитай.
Все удивились.
- После открывания сундуков Барон произносит единственный полностью рифмованный отрывок в пьесе:
Послушна мне, сильна моя держава;
В ней счастие, в ней честь моя и слава!
Я царствую… но кто вослед за мной
Приимет власть над нею? Мой наследник!
Безумец, расточитель молодой,
Развратников разгульных собеседник!
- Больше рифм в пьесе нет? - спросил Федя.
- Есть одна нормальная - "принесут-труд" - и еще несколько тавтологических: "сотню-сотню", "слова-слово", "деньги-деньги", "совесть-совесть", "отца-отца", - ответила Галя.
- Значит это место сознательно выделено, - сказала Лена.
- В нем выражена основная коллизия: царствующий в своем воображении Барон не хочет отдавать деньги сыну, - сказал Юра.
- Похоже на лубочный фрагмент в первой сцене, - заметил Федя.
Все неуверенно кивнули.
- И зачем это выделять рифмами? - спросил Сигизмунд.
- Без рифм переход к теме наследования был бы рутинно-драматическим, - начала Гюльчитай. - Первая рифма, возможно, выскакивает случайно, на патетической волне Барон автоматически использует стихотворный штамп "держава-слава" - и рифма тут же фиксирует его возвышенное положение. Но она и подымает на котурны драму, мешающую ему царствовать спокойно. Это ранее не (или мельком) использовавшееся поэтическое средство как бы переключает действие в новый режим, точнее, констатирует подчиненность этого действия новому организующему принципу. Как слова попадают в клетку ритмических созвучий, так Барон и его наследник оказываются во власти мистических соответствий. Барон переходит к рифмам, как будто почувствовав рифму судьбы; далее нет смысла рифмовать, новое состояние зафиксировано, вызванные силы вступили в действие.
Но, возможно, он сознательно вызывает эти силы, желая увидеть своего Банко - призрак убитого им Герцога-деда.
Все почесали затылок.
- Лубочная картинка в стиле Караваджо, - усмехнулся Сигизмунд.
- "Обращение Павла", - уточнил Витек.
- А в третьей сцене где лубок? - поинтересовался Федя.
- А сам как думаешь? - усмехнулся Юра.