Птичья подземка
Анна Горбунова, I курс ФЖ
Обычный советский двухэтажный дом на окраине курортного города Минеральные Воды. Жизнь здесь спокойна и нетороплива. Но в одном из дворов можно услышать, как откуда-то снизу, из каменного подвала, доносится приглушенное попискивание и чириканье…
Каждый раз, когда ноги касаются прохладных даже в самую жаркую погоду ступенек широкой каменной лестницы, ждешь, что вот-вот произойдет то самое - неожиданное и странное. Тяжелая железная дверь, открывающая проход в широкий, но кажущийся тесным из-за темноты подвал, со скрипом отодвигается, впуская пару исхудавших, болезненных солнечных лучей. Приходится двигаться осторожно, потому что в голове каждую секунду тюкает воспоминание о том, что где-то здесь (или на шаг дальше) поджидает небольшая ступенька. Вытягиваю вперед руку: как будто это поможет зацепиться за темноту и удержаться на ногах. Иду дальше… вглубь, на звук, ещё пока глухой и неотчетливый. Звук приближающегося «города», шумного и неутомимого. Ещё один шаг. Мой дедушка - неторопливый провожатый - крепко обхватывает широкими ладонями один из прутьев серой решетки… Снова шаг. И я погружаюсь в пелену катастрофически громких звуков… Мы в дедовом птичнике…
Когда я в последний раз, четыре года назад, спускалась сюда, в этот мало кому известный экзотический мир внутри двухэтажного дома, комната с попугаями и канарейками казалась огромной. Слева от входа ещё стоял красный коммунистический диван, на котором переливались партийные значки, ордена, медали разных годов и наименований, прикрепленные к двум большим бархатно-черным стендам. Чуть дальше, в углу, еле заметно поддергивалось выцветшее, но сохранившее гордый профиль Вождя всех народов партийное знамя. Тогда, и вправду, как в Стране советов, клетушки пернатых местных жителей были поскромнее: типовые, скучненькие, они наваливались рядами друг на друга, занимая все пространство трех оставшихся стен от пола до потолка.
Но жизнь в советском птичьем мире желтощеким и синекрылым пролетариям не казалась бедной и унылой. Помнили они и более тяжелые времена, когда приходилось дружной семьей в 200 голов умещаться в крохотной однокомнатной квартире, да ещё нужда заставляла терпеть четырех хозяев жилища.
Теперь же мечты о социализме, равенстве и свободе остались в прошлом. Значки и знамя были убраны, или проданы, а место дивана заняли новые квартиры нового поколения пернатых. Исчез и мой любимый Петька, синий с фиолетовыми крапинками и вечно оплывшими глазами попугай. Удивительно было слушать в той, старой обстановке, как эта маленькая, не самая симпатичная птаха бормотала: «Налей водки!» и «Ельцин - дурак!» На смену этому выделяющемуся голоску пришли новые.
Почти 100 штук лимонно-зеленых и ярко синих попугаев сейчас смотрели на меня с протянутого над самой головой провода. Видимо, им показалось, что добродушный хозяин решил устроить местной публике представление и поэтому привел им странное, в малиновой майке существо. Они сидят строго парами, внимательно вглядываясь в мое растянутое в улыбке лицо. Но проходит мгновение, и мирное созерцание становится скучным: крохотные, с кулачок, птицы начинают миловаться и играть друг с другом.
Хотя дед и рассказывает всем, что давно отдал всех канареек и крупных попугаев, я-то знаю, что не мог он не оставить хотя бы одного красавца-карелла. И действительно, в самом углу, среди шума и писка волнистых малышей, стоит большая, увешанная елочными игрушками клетка. Кажется, что в ней и нет никого, но если подойти вплотную и, чуть наклонившись, посмотреть наверх, то увидишь кончик серого хвоста да, может, щелкнет клюв самого дорогого во всех смыслах попугая.
В этом гомоне и не останавливающемся движении бесполезно даже пытаться что-то неподвижно и тщательно рассматривать. Тут же на моем плече оказывается божья птица, которая с наглым видом начинает поклевывать локон волос. Приходится резко дернуть плечом, чтобы она вернулась на свое место, на жердь, где наколот крупный ломоть рыбы - птичий деликатес. От моего движения одномоментно вздрагивает почти сотня пар крыльев, отчего кажется, что на тебя падает потолок.
Дед немного укоризненно успокаивает любимцев и смотрит на меня с глубокой тоской. Я знаю, о чем он думает…
Больше сорока лет отдал он своим птицам: мастерил клетки, доставал корм, выслушивал укоризны. Но у него всегда получалось оставаться оптимистом: «Надо чем-то заниматься, а то помрешь быстрее!» - с лукавым прищуром поучал он своих четырех внуков.
Каждое утро, натягивая свою официальную униформу (старую милицейскую форму сына), он шел охранять порядок маленькой птичьей страны. И она жила мирно и спокойно. Теперь же, когда кормить птиц получается не в один, а в три захода, а после приходится долго растирать затекающие, в синеватых прожилках кисти, ему становится тревожно за будущее птичника. У детей и внуков своя, далекая от попугаичьих проблем жизнь: учеба, работа. Несмотря на то, что всем потомкам передалась любовь к коллекционированию, никому птицы особо не интересны. Длинноволосая Ирина постоянно находится в поиске необычных причесок или выпрашивает у родителей на день рождения новые желтые кеды, в придачу к тем, что уже стоят на полке. Маленький Олежек пока больше интересуется машинками, да и не до попугайчиков ему - в сентябре пошел в первый класс. А мы со старшим братом всегда были далеко, на другом конце страны, и жизнь птичника была и осталась для нас ярким аттракционом. Благо есть Белый - поджарый, подобранный пару лет назад кот, которого дед называет единственным своим помощником. Сомневаюсь, что медлительный и пугливый, он сильно пособляет деду. Разве что птиц не трогает, да раз в полгода мышей ловит…
Пока я стою и размышляю о будущем птичника, дед тихонечко «медитирует» около входа. Я пробую, как он, прикрыть глаза, и понимаю, что слышу не отдельные цоканья и попискивания из клеток, а какое-то непрерывное, нарастающее и убывающее журчание. Оно наполняет пространство и не хочет отпускать, кажется, что даже если ты начнешь падать, то приземлишься на ставшую осязаемой перину густого, плотного звука…
Экскурсию пора заканчивать - птицы слишком разволновались… Вытягиваю руку - и назад, снова вспоминая, где же здесь была ступенька.