Новый этап
Сдали нашу подмосковную квартирку. Договорились с жильцами, что часть вещей мы не увезем, а оставим в ящике под кроватью. Упаковывала вчера вещи, складывала поплотнее, чтобы больше уместилось, и думала: когда, интересно, придется их распаковывать? Что ждет нас впереди?
Я думала, что буду плакать при мысли о том, что наша любимая квартирка больше нам не принадлежит, что мы не сможем приехать в нее, когда захочется, но так получилось, что мы покидали ее в большой звенигородский праздник, в именины нашего сына, и каждый раз, когда мне становилось грустно, меня утешала мысль об этом дне. Мы много лет хотели оказаться в этот день в Звенигороде, пойти на службу, стать частью общей радости, и никак не получалось. И вот вчера мы там были, и на службу ходили (все мальчики - в рубашках, девочки - в белых платьицах), и потом дома Рома готовил нам самые вкусные сырные сырники, и чай с черникой был самый ароматный, и эклеры из местного кондитерского магазина самые нежные, и было это в тот день, когда мы прощались с квартирой, и было грустно, и было радостно.
Обычно, когда мы возвращались из Звенигорода в Москву после выходных, я в машине любила представлять нашу квартиру, как она осталась без нас в темноте, теплая и притихшая, будто уснувшая, и с улицы сквозь прозрачные шторы проникает в нее едва различимый отблеск далеких фонарей. Вчера было странно возвращаться и думать, что мы уехали, а в ней горят окна, ходят и разговаривают люди, раскладывают вещи по шкафам.
Там будет жить молодая семья с малышом, только не с Саввой, а с Софьей. Интересно, когда Софьина мама будет петь Софье колыбельную, сидя с ней на руках в кресле-качалке у окна, когда она будет смотреть в окно на черное небо с яркими звездами, на краешек соседнего кирпичного дома с зеленой крышей, а потом переводить взгляд на маленький светильник-бра с корраловой стрекозой на жемчужном фоне, который освещает все вокруг мягким ровным светом, будет ли она думать, что ее комната похожа на боттичеллиевскую Весну?
Я думала, что буду плакать при мысли о том, что наша любимая квартирка больше нам не принадлежит, что мы не сможем приехать в нее, когда захочется, но так получилось, что мы покидали ее в большой звенигородский праздник, в именины нашего сына, и каждый раз, когда мне становилось грустно, меня утешала мысль об этом дне. Мы много лет хотели оказаться в этот день в Звенигороде, пойти на службу, стать частью общей радости, и никак не получалось. И вот вчера мы там были, и на службу ходили (все мальчики - в рубашках, девочки - в белых платьицах), и потом дома Рома готовил нам самые вкусные сырные сырники, и чай с черникой был самый ароматный, и эклеры из местного кондитерского магазина самые нежные, и было это в тот день, когда мы прощались с квартирой, и было грустно, и было радостно.
Обычно, когда мы возвращались из Звенигорода в Москву после выходных, я в машине любила представлять нашу квартиру, как она осталась без нас в темноте, теплая и притихшая, будто уснувшая, и с улицы сквозь прозрачные шторы проникает в нее едва различимый отблеск далеких фонарей. Вчера было странно возвращаться и думать, что мы уехали, а в ней горят окна, ходят и разговаривают люди, раскладывают вещи по шкафам.
Там будет жить молодая семья с малышом, только не с Саввой, а с Софьей. Интересно, когда Софьина мама будет петь Софье колыбельную, сидя с ней на руках в кресле-качалке у окна, когда она будет смотреть в окно на черное небо с яркими звездами, на краешек соседнего кирпичного дома с зеленой крышей, а потом переводить взгляд на маленький светильник-бра с корраловой стрекозой на жемчужном фоне, который освещает все вокруг мягким ровным светом, будет ли она думать, что ее комната похожа на боттичеллиевскую Весну?