Чернильница 3 (окончание).
Как ни странно, личность преступника я и сам узнал, лишь когда стал сочинять третью часть рассказа))) Сперва думал совсем на другого персонажа) Ловко же замаскировался злодей)
- Отец настоятель, отец настоятель! - будил приора его келейник. Видя, что приор еще не проснулся, он, по обычаю, слегка потянул его за ступни.
- Что... что случилось, - прохрипел в ответ настоятель, наконец-то пробудившись, и с трудом поднявшись в постели.
- Простите, отец настоятель, я не стал бы вас беспокоить... но вы ведь сами велели - немедленно дать вам знать, если явится кто-нибудь по поводу происшедшего убийства...
- Кто же пришел? может из инквизиции?
- Нет, нет, это брат Томас. Я не хотел его впускать, но он настаивал... мол, срочно нужно поговорить с отцом настоятелем, и все тут... Упрямый такой!
- Ладно, впусти его, коли уж пришел...
Когда брат Томас вошел в опочивальню приора, он поразился, насколько отец настоятель сдал за последние часы. Дышал приор с видимым трудом, а лицо его покрывала не просто бледность - а какой-то жутковатый синюшный оттенок виден был на губах. Нос заострился, вокруг глубоко запавших глаз виднелись темные круги... Томас почти пожалел, что нарушил отдых этого тяжело больного человека... но у него не было иного выхода в сложившихся обстоятельствах.
- Отец настоятель, я глубоко сожалею, что нарушил ваш отдых - но скоро приедут от епископа и из инквизиции дознаватели... Я осмелился явится к вам, чтобы не допустить ужасной ошибки - чтобы избежать большой несправедливости...
- Говорите, брат Томас, без утайки - все что знаете - приор старался приосаниться, но в голосе его сквозили неуверенность и тревога...
- Видите ли, святой отец, меня беспокоит всеобщая уверенность в виновности нашего брата эконома...
- А ты, брат Томас, в этом неуверен? - спросил приор, поглядывая на монаха с подозрением.
- Да... вернее - нет! Я скорее уверен в обратном - эконом не убивал казначея! Ведь на столе у того остались обличающие эконома бумаги! Если бы он убил - разве не постарался бы заодно уничтожить улики? Есть и другие причины...
- Хм...но если не он, то кто тогда?
- Сначала я подумал на брата Доминго. Вы ведь знаете, удар казначею был нанесен в правый висок... а значит - били левой рукой! А ведь брат Доминго - левша! Что до повода - Доминго известен своей ревностью к благочестию монастырской жизни. Каким-то образом он мог узнать о неблаговидных поступках казначея - может просто услышал его ссору с экономом (келья брата Доминго совсем рядом), стал обличать виновника, они поссорились - и в пылу ссоры он нечаянно нанес удар первым подвернувшимся под руку предметом...
- Как это ужасно... пробормотал настоятель... - но ты сказал, что только сперва подозревал брата Доминго... значит это не он убил?
- Нет... - брат Томас замялся - ему явно не хотелось продолжать, слова почти застревали в горле... -
- Я вот о чем подумал тогда - чернильница, которой ударили казначея, была полна чернил - часть их даже разлилась по столу. Но если кто-то ею размахнулся и ударил - чернила должны были попасть и на него - на его одежду! Конечно, на черной накидке это не будет заметно, но вот на белой рясе или скапуляре брызги не скрыть! Кроме того, будучи сам переписчиком в нашем скриптории, по опыту знаю. что пятна от чернил на одежде невозможно полностью отстирать...
- Ах, да! Я же помню - в то утро брат Доминго явился в конвент без скапуляра! - воскликнул приор.
- Это верно... Он потом объяснил, что в спешке и темноте не мог найти свой скапуляр... и до сих пор найти не может!
- Но тогда... - это же улика против него!
- Видите ли, святой отец, если убийца запятнал свой скапуляр, то ему надо от него поскорее избавиться! Но как это сделать? Если просто выбросить - его обнаружат. Уничтожить? Но каким образом? Порвать на мелкие кусочки? Их тоже надо куда-то девать... Сжечь? Но для этого надо проникнуть в кухню - а доступ туда запрещен всем, кроме поваров. Я думал - что бы я сделал на месте преступника? И выход нашелся! Надо просто отдать запятнанную одежду нищим - под видом милостыни. Все так делают - и это не вызовет подозрения.
- Замечательно! - сказал приор, - но если преступник поступил таким образом, то он уже надежно избавился от единственной вещи, которая могла бы его уличить! - как ни странно, казалось приор даже испытывал некоторое облегчение при этих словах.
- Это не так, отец настоятель - тихо возразил ему брат Томас, - я стал наблюдать за нищими, когда им раздавали милостыню... и увидел что какой-то монах протянул одному из них сверток с одеждой. Я последовал за этим нищим, догнал его и выкупил у него за пару монеток этот кусок ткани!
С этими словами он вытащил из под рясы небольшой сверток и развернул его. В свертке оказался белый продолговатый кусок материи - монашеский скапуляр. На нем четко различались высохшие брызги чернил...
- На нем выткано ваше имя, отец настоятель... Это ведь вы сперва ударили казначея чернильницей - а потом, увидев, что произошло, сняли свой запятнанный скапуляр, а вместо него взяли чужой из первой попавшейся вам кельи... Потом вы, когда все монахи удалились в свои кельи на послеполуденный отдых, тайком отдали эту одежду нищему, чтобы избавиться от улики...
Томас не мог заставить себя посмотреть на приора... Но вдруг послышался глухой удар - он поднял голову и увидел, что отец настоятель упал, потеряв сознание...
... Приор умирал. Он был стар, болен, а последние события вконец подкосили его слабое здоровье - вернее жалкие остатки здоровья. По его желанию, двое братьев взяли отца настоятеля под руки, подводили к каждому из собравшихся вокруг монахов, перед которыми он простирался ниц, прося у них прощения. Приор уже открыто исповедал свой грех перед всей братией. Он рассказал, как случайно обнаружил нечестность казначея, как пришел к нему ночью, чтобы обличить его наедине и заставить раскаяться... как тот умолял его не предавать его суду, а когда настоятель не согласился, казначей яростно напал на приора, пытался его задушить... В последний момент, судорожно шаря рукой по столу, настоятель схватил чернильницу, ударил... к сожалению этот удар оказался для казначея смертельным.
Получив от своего исповедника прощение грехов и приняв последнее причастие, настоятель попросил совершить над ним древний обряд для умирающих. Братья расстелили на голой земле солому, насыпали на нее пепла в виде креста и положили поверх него своего настоятеля. Ослабевшим, прерывающимся голосом тот читал "Исповедуюсь" - Confiteor.
Все насельники монастыря стояли вокруг совершенно неподвижно - и только пение - древние слова возносились над ними, слова веры и мольбы о милосердии: "Верую во единого Бога..."
- Отец настоятель, отец настоятель! - будил приора его келейник. Видя, что приор еще не проснулся, он, по обычаю, слегка потянул его за ступни.
- Что... что случилось, - прохрипел в ответ настоятель, наконец-то пробудившись, и с трудом поднявшись в постели.
- Простите, отец настоятель, я не стал бы вас беспокоить... но вы ведь сами велели - немедленно дать вам знать, если явится кто-нибудь по поводу происшедшего убийства...
- Кто же пришел? может из инквизиции?
- Нет, нет, это брат Томас. Я не хотел его впускать, но он настаивал... мол, срочно нужно поговорить с отцом настоятелем, и все тут... Упрямый такой!
- Ладно, впусти его, коли уж пришел...
Когда брат Томас вошел в опочивальню приора, он поразился, насколько отец настоятель сдал за последние часы. Дышал приор с видимым трудом, а лицо его покрывала не просто бледность - а какой-то жутковатый синюшный оттенок виден был на губах. Нос заострился, вокруг глубоко запавших глаз виднелись темные круги... Томас почти пожалел, что нарушил отдых этого тяжело больного человека... но у него не было иного выхода в сложившихся обстоятельствах.
- Отец настоятель, я глубоко сожалею, что нарушил ваш отдых - но скоро приедут от епископа и из инквизиции дознаватели... Я осмелился явится к вам, чтобы не допустить ужасной ошибки - чтобы избежать большой несправедливости...
- Говорите, брат Томас, без утайки - все что знаете - приор старался приосаниться, но в голосе его сквозили неуверенность и тревога...
- Видите ли, святой отец, меня беспокоит всеобщая уверенность в виновности нашего брата эконома...
- А ты, брат Томас, в этом неуверен? - спросил приор, поглядывая на монаха с подозрением.
- Да... вернее - нет! Я скорее уверен в обратном - эконом не убивал казначея! Ведь на столе у того остались обличающие эконома бумаги! Если бы он убил - разве не постарался бы заодно уничтожить улики? Есть и другие причины...
- Хм...но если не он, то кто тогда?
- Сначала я подумал на брата Доминго. Вы ведь знаете, удар казначею был нанесен в правый висок... а значит - били левой рукой! А ведь брат Доминго - левша! Что до повода - Доминго известен своей ревностью к благочестию монастырской жизни. Каким-то образом он мог узнать о неблаговидных поступках казначея - может просто услышал его ссору с экономом (келья брата Доминго совсем рядом), стал обличать виновника, они поссорились - и в пылу ссоры он нечаянно нанес удар первым подвернувшимся под руку предметом...
- Как это ужасно... пробормотал настоятель... - но ты сказал, что только сперва подозревал брата Доминго... значит это не он убил?
- Нет... - брат Томас замялся - ему явно не хотелось продолжать, слова почти застревали в горле... -
- Я вот о чем подумал тогда - чернильница, которой ударили казначея, была полна чернил - часть их даже разлилась по столу. Но если кто-то ею размахнулся и ударил - чернила должны были попасть и на него - на его одежду! Конечно, на черной накидке это не будет заметно, но вот на белой рясе или скапуляре брызги не скрыть! Кроме того, будучи сам переписчиком в нашем скриптории, по опыту знаю. что пятна от чернил на одежде невозможно полностью отстирать...
- Ах, да! Я же помню - в то утро брат Доминго явился в конвент без скапуляра! - воскликнул приор.
- Это верно... Он потом объяснил, что в спешке и темноте не мог найти свой скапуляр... и до сих пор найти не может!
- Но тогда... - это же улика против него!
- Видите ли, святой отец, если убийца запятнал свой скапуляр, то ему надо от него поскорее избавиться! Но как это сделать? Если просто выбросить - его обнаружат. Уничтожить? Но каким образом? Порвать на мелкие кусочки? Их тоже надо куда-то девать... Сжечь? Но для этого надо проникнуть в кухню - а доступ туда запрещен всем, кроме поваров. Я думал - что бы я сделал на месте преступника? И выход нашелся! Надо просто отдать запятнанную одежду нищим - под видом милостыни. Все так делают - и это не вызовет подозрения.
- Замечательно! - сказал приор, - но если преступник поступил таким образом, то он уже надежно избавился от единственной вещи, которая могла бы его уличить! - как ни странно, казалось приор даже испытывал некоторое облегчение при этих словах.
- Это не так, отец настоятель - тихо возразил ему брат Томас, - я стал наблюдать за нищими, когда им раздавали милостыню... и увидел что какой-то монах протянул одному из них сверток с одеждой. Я последовал за этим нищим, догнал его и выкупил у него за пару монеток этот кусок ткани!
С этими словами он вытащил из под рясы небольшой сверток и развернул его. В свертке оказался белый продолговатый кусок материи - монашеский скапуляр. На нем четко различались высохшие брызги чернил...
- На нем выткано ваше имя, отец настоятель... Это ведь вы сперва ударили казначея чернильницей - а потом, увидев, что произошло, сняли свой запятнанный скапуляр, а вместо него взяли чужой из первой попавшейся вам кельи... Потом вы, когда все монахи удалились в свои кельи на послеполуденный отдых, тайком отдали эту одежду нищему, чтобы избавиться от улики...
Томас не мог заставить себя посмотреть на приора... Но вдруг послышался глухой удар - он поднял голову и увидел, что отец настоятель упал, потеряв сознание...
... Приор умирал. Он был стар, болен, а последние события вконец подкосили его слабое здоровье - вернее жалкие остатки здоровья. По его желанию, двое братьев взяли отца настоятеля под руки, подводили к каждому из собравшихся вокруг монахов, перед которыми он простирался ниц, прося у них прощения. Приор уже открыто исповедал свой грех перед всей братией. Он рассказал, как случайно обнаружил нечестность казначея, как пришел к нему ночью, чтобы обличить его наедине и заставить раскаяться... как тот умолял его не предавать его суду, а когда настоятель не согласился, казначей яростно напал на приора, пытался его задушить... В последний момент, судорожно шаря рукой по столу, настоятель схватил чернильницу, ударил... к сожалению этот удар оказался для казначея смертельным.
Получив от своего исповедника прощение грехов и приняв последнее причастие, настоятель попросил совершить над ним древний обряд для умирающих. Братья расстелили на голой земле солому, насыпали на нее пепла в виде креста и положили поверх него своего настоятеля. Ослабевшим, прерывающимся голосом тот читал "Исповедуюсь" - Confiteor.
Все насельники монастыря стояли вокруг совершенно неподвижно - и только пение - древние слова возносились над ними, слова веры и мольбы о милосердии: "Верую во единого Бога..."