Иван Ампилогов · Семейная память как антидот.
Слушал сейчас воспоминания о посещениях сов. интеллигенцией республик Балтийского побережья, и вспоминающий говорил, что очень ощущалось там иное культурное состояние общества, а именно разлитая в атмосфере память о сталинских ссылках и расстрелах. Мол, когда узнавал он жизнь своих литовских друзей, то начал понимать, что у каждого из них отец, мать, дядя или тетка прошли через Сибирь. И они это отлично помнят. Даже свои личности отстраивают таким знанием. Ели ты вырос таким папой и мамой - не может не влиять, да? Ну и атмосфера всей республики такая.
Случай из жизни:
Старику: - У вас очень хороший русский!
Старик: - Да… В Сибири хорошо учат…
Так вот: семейная память о расстреляном деде это лучшая пожалуй школа к формированию нормального отношения к Советскому Союзу, шире - российской власти. Она в семье создается естественно и постоянно, это - фон, норма. Скажу о себе: призрак расстрелянного деда пропитывал мое детство, он был некоей полумифической фигурой в моем детском воображении, обрастал некоторыми даже героическими чертами (которые имели основания в его истории, но в целом были обычны для тех времен).
Отношение моей матери к возвращению кырымлы потому было вполне сочувственным, а скорее естественным. Примерно таким, каким было бы отношение моей бабки к тем, кого выпустили из лагерей в 50-х. Сидели, теперь их выпустили, как-то жизнь будут налаживать, если получится. Мать вполне трезво оценивала условия, которые создадут в Крыму кырымлы, т.е. понимала, что их не будут встречать с распростёртыми объятиями, но наоборот, уже заготовили им всяких подлянок. Когда в ее присутствии какая-то кошелка высказывалась типа «все этим татарам, а русским ничего, и вообще они из Узбекистана туберкулез привезли» ее губы сжимались от гнева, а потом могла последовать короткая фраза в смысле «отстаньте наконец от татар, и на себя посмотрите, мерзавцы».
Роль личной семейной истории крайне важна, вот я о чем. «Чей я внук?» - с такими вопросами происходит формирование собственной личности, когда к тому приходит возраст.
В свое время как естественное обстоятельство узнал между делом, что дед моего друга и товарища по деятельности, не будем называть фамилий, прошел через Сибирь и еле выжил, а потом вернулся в Карпаты и вырастил сыновей. Ну да, поэтому-то он, товарищ мой, такой упрямый с своей борьбе за лучшую долю крымских украинцев. Другой бы давно рукой махнул на столь безнадежное дело, а этот нет.
Тут стоит делать оговорку о тех, у которых были совсем другие семьи и другие обстоятельства взросления, например о семьях вполне лояльных, «нормальных», или даже о семьях с дедами военными или чекистами. Или родителями-доцентами, кандидатами в партию. Путь к адекватному восприятию настоящего вполне успешно мог быть пройден и тогда, скорее это был самый обычный путь - в противопоставлении позициям родителей и семьи. Я говорю о том, что призрак расстрелянного деда это путь непротиворечивый, гармоничный. Подлец-папаша или убийца-дед - это все же непросто, с этим приходилось долго и мучительно работать, я думаю.
Интересно, как все это работало в конкретных случаях. Вспоминаю историю родителей моего друга-одноклассника.
Его отец как-то сказал по какому-то поводу: «Западенцы вообще злые». Его жена горячо поддержала это суждение.
Их история такова: будучи молодыми специалистами по распределению попали они в какое-то село на Западной Украине. Будучи «нормальными», т.е полностью русскоязычными, прижиться там не смогли. Был сделан вывод - который они пронесли через всю жизнь - что западенцы злые. Это была, думаю, история того, как двое вполне обычных (т.е. со всем багажом советских мифов, русского шовинизма, городского высокомерия) учителей столкнулись с украинской сельской общиной.
Характерно, что в воспоминаниях о том селе изредка мелькали обмолвки типа «там у каждого дед -враг народа, отсидевший».
Кстати, "злыми" эта женщина считала и кырымлы, при том, что сама была волжская татарка, но с редкими, реликтовыми практиками своего происхождения, типа пары-тройки слов на татарском и особыми пирожками (вкусными кстати, я часто бывал в их семье). Ее муж с глубоким крымским семейным бекграундом, впрочем, им в общем-то не интересовался особенно.
Оккупацию Россией Крыма восприняли, насколько мне известно, с энтузиазмом и радостью. Их сын был уверен в стремительном и беспредельном увеличении доходов «Когда Россия всерьез займется Крымом».
В копилку под условным названием «штудии антропологічні східноєвпропейські»
===
Anna Zozulya
Я до переїзду з Криму не уявляла, наскільки там заповідник СРСР. Це просто як дихати: Ленін на площі, комуністи на виборах, "Старые песни о главном", страх усього неросійського, побутовий расизм та шовінізм.
---
Иван Ампилогов
Анна Зозуля я когда современные фото из Крыма вижу, читаю их чатики, часто испытываю чувство своеобразное - смеха и тошноты одновременно. О, совки!
Случай из жизни:
Старику: - У вас очень хороший русский!
Старик: - Да… В Сибири хорошо учат…
Так вот: семейная память о расстреляном деде это лучшая пожалуй школа к формированию нормального отношения к Советскому Союзу, шире - российской власти. Она в семье создается естественно и постоянно, это - фон, норма. Скажу о себе: призрак расстрелянного деда пропитывал мое детство, он был некоей полумифической фигурой в моем детском воображении, обрастал некоторыми даже героическими чертами (которые имели основания в его истории, но в целом были обычны для тех времен).
Отношение моей матери к возвращению кырымлы потому было вполне сочувственным, а скорее естественным. Примерно таким, каким было бы отношение моей бабки к тем, кого выпустили из лагерей в 50-х. Сидели, теперь их выпустили, как-то жизнь будут налаживать, если получится. Мать вполне трезво оценивала условия, которые создадут в Крыму кырымлы, т.е. понимала, что их не будут встречать с распростёртыми объятиями, но наоборот, уже заготовили им всяких подлянок. Когда в ее присутствии какая-то кошелка высказывалась типа «все этим татарам, а русским ничего, и вообще они из Узбекистана туберкулез привезли» ее губы сжимались от гнева, а потом могла последовать короткая фраза в смысле «отстаньте наконец от татар, и на себя посмотрите, мерзавцы».
Роль личной семейной истории крайне важна, вот я о чем. «Чей я внук?» - с такими вопросами происходит формирование собственной личности, когда к тому приходит возраст.
В свое время как естественное обстоятельство узнал между делом, что дед моего друга и товарища по деятельности, не будем называть фамилий, прошел через Сибирь и еле выжил, а потом вернулся в Карпаты и вырастил сыновей. Ну да, поэтому-то он, товарищ мой, такой упрямый с своей борьбе за лучшую долю крымских украинцев. Другой бы давно рукой махнул на столь безнадежное дело, а этот нет.
Тут стоит делать оговорку о тех, у которых были совсем другие семьи и другие обстоятельства взросления, например о семьях вполне лояльных, «нормальных», или даже о семьях с дедами военными или чекистами. Или родителями-доцентами, кандидатами в партию. Путь к адекватному восприятию настоящего вполне успешно мог быть пройден и тогда, скорее это был самый обычный путь - в противопоставлении позициям родителей и семьи. Я говорю о том, что призрак расстрелянного деда это путь непротиворечивый, гармоничный. Подлец-папаша или убийца-дед - это все же непросто, с этим приходилось долго и мучительно работать, я думаю.
Интересно, как все это работало в конкретных случаях. Вспоминаю историю родителей моего друга-одноклассника.
Его отец как-то сказал по какому-то поводу: «Западенцы вообще злые». Его жена горячо поддержала это суждение.
Их история такова: будучи молодыми специалистами по распределению попали они в какое-то село на Западной Украине. Будучи «нормальными», т.е полностью русскоязычными, прижиться там не смогли. Был сделан вывод - который они пронесли через всю жизнь - что западенцы злые. Это была, думаю, история того, как двое вполне обычных (т.е. со всем багажом советских мифов, русского шовинизма, городского высокомерия) учителей столкнулись с украинской сельской общиной.
Характерно, что в воспоминаниях о том селе изредка мелькали обмолвки типа «там у каждого дед -враг народа, отсидевший».
Кстати, "злыми" эта женщина считала и кырымлы, при том, что сама была волжская татарка, но с редкими, реликтовыми практиками своего происхождения, типа пары-тройки слов на татарском и особыми пирожками (вкусными кстати, я часто бывал в их семье). Ее муж с глубоким крымским семейным бекграундом, впрочем, им в общем-то не интересовался особенно.
Оккупацию Россией Крыма восприняли, насколько мне известно, с энтузиазмом и радостью. Их сын был уверен в стремительном и беспредельном увеличении доходов «Когда Россия всерьез займется Крымом».
В копилку под условным названием «штудии антропологічні східноєвпропейські»
===
Anna Zozulya
Я до переїзду з Криму не уявляла, наскільки там заповідник СРСР. Це просто як дихати: Ленін на площі, комуністи на виборах, "Старые песни о главном", страх усього неросійського, побутовий расизм та шовінізм.
---
Иван Ампилогов
Анна Зозуля я когда современные фото из Крыма вижу, читаю их чатики, часто испытываю чувство своеобразное - смеха и тошноты одновременно. О, совки!