Не очень люблю фанфики, но тем не менее иногда прорывается.
Этот рассказ написан совместно с
clancynorthwind, за что ему огромное спасибо.
ВТОРОЙ
Орбитальная база
Семь часов утра. Когда-то это было лучшим временем предстоящего дня - можно, не вставая, упорядочить планы и перспективы. Потом это было время мечты - можно примерно оценить, сколько осталось дней до призыва, и ещё раз убедиться, что готов и духом, и телом.
Сейчас осталась привычка - одна из многих, созданных мемплантом для будущих боевых пилотов. Промежуточная версия, никогда не выходившая на открытый рынок, с двадцатью процентами на осложнение, и без автоматической деинсталляции. Зато почти бесплатная для своего набора функций.
Перед глазами развернулся список почты, пришедшей за ночь. Три заказа на внутрисистемный транспорт, один - через два сектора. Письмо от родителей, двенадцать напоминаний о неоплаченных счетах, две рекламных листовки.
Мемплант подсветил одно из писем. Восемьдесят процентов релевантности по предварительному сканированию семантики? От незнакомца? Пётр хмыкнул и открыл письмо.
От: Варри Коосула
Тема: Заказ, тридцать тысяч кубометров, один день, два сектора
Тело письма: Привет, пилот! Мне попалось интересное дело. Это касается твоей карьеры. Помнишь Анатоля? Он обещал поговорить за тебя в комиссариате, если мы справимся. Остальное лично.
Осмысление и прикидка вероятностей заняли ровно двадцать семь секунд. Пилот рывком поднялся с постели, заправил её и начал одеваться. В фоне мемплант составил вежливый ответ, подтверждающий желание встретиться.
Строка “Если это то, что я думаю, то я согласен даже бесплатно” в ответное письмо не вошла. “Но мне уже тридцать девять, куда я годен?” - тем более.
Капсула
Сознание возвращалось рывками. Сначала Пётр почувствовал левую руку - и закричал. Так он понял, что жив. На секунду замолчал, попытался покрутить головой, но, не успев закричать, снова потерял сознание.
Очнувшись во второй раз, он до крови закусил нижнюю губу и открыл глаза.
Темнота была - хоть глаз выколи.
Дико болела левая рука, голова раскалывалась на части, мутило с такой силой, что уплывало сознание. Стараясь не делать резких движений и не шевелить головой, Пётр потянулся вперёд, неловко повернулся - и от боли отключился снова.
В третий раз он долго лежал неподвижно. Не шевелясь, не думая и даже почти не дыша. Рука почти не чувствовалась, и это было скорее хорошо. О голове так нельзя было сказать при всём желании, но к тошноте тоже можно привыкнуть. Главное - не делать резких движений. Пётр несколько раз глубоко вдохнул, осторожно приподнял голову и попытался сесть, опираясь здоровой рукой об пол.
Осколки были повсюду. Правая рука оказалась порезанной в нескольких местах, но по сравнению с левой, её можно было назвать здоровой. Немного крови - пустяк. Левую руку Пётр почти не чувствовал. Иногда она давала о себе знать, вспышка боли заставляла вздрогнуть, и Пётр, уже не в силах кричать, лишь стискивал зубы сильнее, пережидая.
А из глаз текли слёзы.
Прежде чем Пётр встал, прошла вечность. Он цеплялся за стены - почти теряя сознание, содрогаясь в приступах рвоты - но не оставлял попыток. Глаза по-прежнему ничего не видели, и Петр не знал, то ли он ослеп от удара по голове, то ли в рубке настолько темно.
На ощупь, крохотными неуверенными шагами, Пётр подошёл к пульту управления. Чтобы понять, что плита, расколотая в нескольких местах и страшно мешающая, и есть пульт, потребовалась ещё одна вечность и несколько кругов по капсуле. Осознание, что пульт управления превратился в мусор, тоже пришло не сразу.
Голова по-прежнему соображала плохо, но вместе с этим пониманием пришло озарение. Пульт управления - неотъемлемая часть капсулы, и мог быть расколот только вместе с ней.
Но с разрушением капсулы пилот погибает тоже.
Туман в голове медленно рассеивался, даже левая рука почти перестала болеть.
“Я мёртв!” Пётр думал, что крикнул это вслух, но на деле не смог даже прошептать.
Почти сразу пришла другая мысль. О том, что если он умер, то давно должен был возродиться в клоне. И если он находится не в медотсеке на станции, а в рубке собственного корабля, тогда… что?
Думать о смерти не хотелось. Думать о том, что случилось, и почему он жив - тоже. Вообще не хотелось ни о чём думать; закрыть глаза, заснуть, а потом проснуться - и чтобы не было под руками разбитого пульта, над головой - разбитой капсулы, за стенами - трупов. В том, что в искореженных обломках живых больше нет, сомневаться не приходилось. Пётр, пилот-хаулер второй категории, так и не получивший за десять лет полётов первую, закрыл глаза и представил, во что превратилось всё, что было за пределами капсульного отсека. Если капсула пилота, сердце и душа корабля, превратилась в мусор, значит, грузовика “Каррин” больше не существует.
Во всяком случае, одним куском.
Пётр случайно опёрся об остатки пульта обеими руками - и чудовищная боль вырвалась наружу. Пётр кричал, падая на спину, а боль, вытекая из левой руки, пройдя через голову, разливалась по всему телу.
Потеряв сознание, Пётр всё ещё кричал.
Медотсек
Смерть отличается от сна только глубиной.
Просыпаясь, Пётр уже знал, что он был мёртв - не из-за памяти, как это случилось, а потому что чёрный омут, из которого выплывало сознание, был вязок и тягуч, как и все четыре предыдущих смерти.
Память, что он попал под огонь за два прыжка до точки назначения, пришла чуть позже. Вой защитных систем, пытающихся отстрелить вражеские ракеты - последнее осознанное воспоминание. На линии фронта не бывает нейтральных кораблей.
Осознание, что груз уничтожен или разграблен - ещё позже. А это значило, что он не справился с заданием. Мемплант подтвердил: статус контракта - провален.
Вежливая медсестра проводила его в душ - как всегда, пространственная ориентация восстанавливалась одной из последних. Не лучший возможный ход процесса, но бывает и хуже. Пётр лично знал человека, который вспоминал, как читать, только к пятому часу новой жизни.
Под обжигающе-ледяными струями воды ушли злость и отчаяние. Осталась обречённая решимость студента-двоечника, идущего на последнюю пересдачу.
От традиционного обеда пришлось отказаться, несмотря на плохую примету. Времени не было. Груз надо доставить за сутки, десять часов уже ушли на смерть и воскрешение, ещё минимум пять - даже при идеальном стечении обстоятельств - уйдёт на оформление документов и повторный полёт.
Значит, не больше четырёх часов на то, чтобы добыть новый грузовик. С маскировкой.
Пётр проверил кредитный лимит, убедился, что с деньгами проблем не будет. Осталось найти друзей, у которых есть лишний грузовик армейской поставки со спецсистемами - и вот это было куда сложнее.
Два часа бесплодных попыток и сообщений спустя - “адрес вычеркнут”, “извини, старик, не моя компетенция”, “а что, ты ещё не во флоте?” - Пётр отзвонился заказчику и признал, что контракт действительно провален.
Ещё через пять минут он был полон новых надежд.
Рубка
Путь в сторону рубки занял несколько дней. Пётр терял сознание, падал, вставал, проваливался в забытьё, но продолжал идти, отчаянно надеясь, что там, в рубке, уцелело хоть что-то. Или хотя бы кто-то. В коридорах царили хаос и смерть; фонарик, найденный в разбитой капсуле, выхватывал то обломки, то обгоревшую проводку, то обугленные стены, дыры в перекрытиях… И - людей. Ещё недавно они были живы, а теперь - кто-то сгорел, кто-то задохнулся в ядовитом дыму, кто-то погиб под осколками.
Только пилот пробирался в сторону рубки и, кажется, был ещё жив.
Искусственная гравитация работала, пусть и в десятую часть мощности. Воздух провонял дымом и гарью, но по крайней мере он был. Надежда, что на корабле что-то ещё работает, заставляла его идти вперёд.
До дверей, ведущих в рубку, оставалось метров пятьдесят, когда силы оставили пилота. Он сполз на пол, прислонился спиной к стене, закрыл глаза. Под веками было ясно видно: вот он входит в рубку, под ногами всё те же осколки, но у почти неповреждённого пульта стоит электронщик Ольстер и, тыкая своими инструментами по микросхемам, пытается соединить неработающие контакты напрямую. Рядом толстяк Глен навалился на пульт и пытается связаться то с капсулой пилота, то с ушедшими к двигательному отсеку ремонтниками, и ему даже кто-то отвечает. А перед обзорным экраном стоит капитан, Анатоль, китель валяется рядом, а Анатоль тыкает пальцем в экран, на котором среди помех можно угадать кусок звёздной системы…
Из полузабытья Петра вывел странный звук - словно от корабля, со скрипом и скрежетом, отрывали огромный кусок. Пол мелко завибрировал, потом дрожь стала сильнее, воздух пришёл в движение. Через несколько секунд всё стихло. Покрывшись испариной, Пётр округлившимися от ужаса глазами смотрел в конец коридора, где находилась рубка, и откуда был слышен этот душераздирающий скрежет. Однако дрожь прекратилась, звук стих, а в луче фонаря не было видно ничего необычного.
Поднявшись на ноги, Пётр побрёл к цели своего путешествия. Остаток пути дался ему с трудом - но, стиснув зубы, он держался на ногах и шёл вперёд.
“Думать только о следующем шаге, так легче...”.
Оказавшись у дверей в рубку, приложил ладонь к считывателю. Подождал, приложил ладонь снова. Зачем-то огляделся вокруг, толкнул гигантскую бронированную дверь. Что происходит? Не работают приводы двери? Не работает считыватель? Не работает система опознавания? Да, да и да - может быть всё, что угодно. Но должен же быть какой-то другой выход!
Пётр, почти не соображая, что делает, толкал дверь, стучал по ней и кричал, пока не отбил себе здоровую руку и не охрип. На секунду остановившись, Пётр огляделся ещё раз - и зацепился взглядом за светодиод рядом со считывателем. Не веря, он погасил фонарик и посмотрел снова. Ошибки быть не могло. Пётр закрыл глаза и обессилено ткнулся головой в стену. Зря, всё зря. Красный цвет. Там, в рубке - вакуум. Пётр снова ткнулся головой в бронированную плиту стены и от боли потерял сознание.
Очнувшись, он долго лежал на спине, бездумно глядя в потолок. Капсула разбита. В рубке - вакуум. Живых на корабле нет. Передатчик - чтобы просто послать сигнал бедствия - и тот находится в рубке. Можно перекинуться через ограждение второго яруса и разбиться о бетонный пол, это хотя бы будет быстрее, чем угасать от недостатка кислорода. Почему, ну почему не сработала его капсула? Будь он простым членом экипажа, а не пилотом, успел бы добраться до обычной спасательной капсулы, отстрелился бы от корабля, послал сигнал о помощи…
Стоп. Спасательная капсула. Может, это - выход? Отсек с капсулами находится на другом конце корабля, там тоже может быть вакуум, но чем сидеть и ждать смерти, может, попробовать?
Пётр зашевелился, приподнялся, сел на колени. Закусив губу, резко поднялся на ноги. Огляделся, закрыл глаза - перед глазами всплыла намертво вбитая схема корабля (вот уж когда пригодилась!). Выключил фонарик, снова зажёг. Побрёл по коридору, мысленно обещая себе, если выживет, пилотировать только самые маленькие корабли.
Потому что нет больше сил идти.
Блокадник
Процесс первого согласования пилота и корабля не требовал человеческого внимания, но мог идти только в тишине, темноте и при условии неподвижности пилота. Каждый раз Пётр хотел увидеть, как цифры на индикаторе готовности сменятся с 99% на 100%. Каждый раз желание не сбывалось.
Пётр закричал и проснулся.
Перед глазами стоял образ из сна - он идёт по мёртвому кораблю, он ранен и, кажется, почти потерял руку. Бесконечный коридор, по которому надо идти, потому что…
Здесь память расплывалась и таяла. Но сон был реален. В глубине души пилот знал, что это реальность, что он не умер, или умер не совсем. Но так не бывает - а если бы и было, специальным указом президента запрещалось существование лишних копий пилотов капсул.
Правильный и законный путь - а также положительная отметка в резюме - выдать координаты спецслужбам, которые устранят проблему.
Пилот фыркнул. Прогнал рабочий цикл системы маскировки, убедился, что двигатели готовы к старту.
Звёзды слились в сияющий коридор, до первых гиперворот осталось десять минут пути.
“Я сделаю это сам, потому что я не хочу светить груз перед полицией”.
Проходя сквозь третий блокадный отряд на линии фронта, он уже знал, что это не так.
Спасательная капсула
О том, что на корабле есть живые, Пётр начал догадываться, когда до отсека со спасательными капсулами оставалось метров двести. Первым знаком стал попавший под ноги окровавленный кусок тряпки. Пётр приподнял ногу, мутным взором посмотрел на тряпку, безразлично шагнул вперёд. Пол под ботинком неожиданно окрасился красным.
Пилоту понадобилось сделать ещё несколько шагов и случайно обернуться назад, чтобы сообразить, что здесь что-то не так. Если по отсекам прошёл пожар, если в живых никого не осталось, крови здесь быть не должно. А позади в свете фонарика отчётливо виднелись кровавые следы, начинающиеся от той самой тряпки и заканчивающиеся у ботинок пилота.
Пётр судорожно вздохнул, вновь повернулся и пошёл дальше. До отсека капсул ещё идти и идти; неизвестно, сможет ли он сделать эти несколько сотен шагов, чтобы получить призрачную надежду на спасение. Или чтобы увидеть, что отсек разгерметизирован, что там нет ни одной целой капсулы, что механизм пуска требует энергии, которой у него нет, потому что корабль разрушен. Разрушен, чёрт его дери!
Пётр повернул за угол и от неожиданности остановился. Прямо перед ним, на полу, виднелся отчётливый кровавый след. Он начинался от пятна на стене и тянулся по полу в ту же сторону, куда шёл Пётр. Пилот повернул голову и посмотрел на собственную левую руку. Кость по-прежнему торчала из предплечья, рука висела плетью, но крови не было. Не считая той, что засохла на рукаве комбинезона, на ладони правой руки, на лице, на ботинках…
На полу пилотской капсулы, которая осталась далеко позади.
Откуда-то появились силы. Пётр, как заворожённый, шёл вдоль следа, забыв об усталости. Поворот, другой, раскуроченная дверь в зал, за которым ближайший вход в отсек со спасательными капсулами… Не без труда Пётр перебрался через остатки двери и, едва отдохнув, снова двинулся было вдоль всё того же кровавого следа, но тут увидел странную неестественность в окружающем - и остановился.
Капли крови, что до сих пор складывались в относительно прямую дорожку, здесь, в этом зале, стали идти странным, неестественным, хаотичным зигзагом. Словно тот, кто шёл сюда, внезапно потерял направление и, обезумев, начал метаться из стороны в сторону.
Пётр стоял, а свет от фонарика медленно двигался вперёд, освещая след, оставленный тем, другим. Который прошёл здесь совсем недавно и которого пилот так надеялся найти. Лишь после того, как луч пробежал через весь зал от начала и до конца трижды, Пётр, кажется, понял, почему человек проделал столь странный путь. И что он искал.
Но так и не понял, зачем.
Словно заворожённый, пилот медленно пошёл вдоль следа. Когда он уткнулся в первый труп, остановился. Сколько прошло дней с момента катастрофы? Три? Пять? Неделя? Человек в обугленной одежде, с неестественно вывернутой ногой и с сизо-чёрной рваной раной в животе, все эти дни был мёртв. Он, Пётр, даже не смог бы с уверенностью сказать, встречался ли он с этим человеком, не говоря уже об имени. Но тот, кто пришёл сюда раньше, целенаправленно шёл именно к нему.
Пётр посветил фонариком на лицо лежавшего перед ним. Глаза человека были аккуратно прикрыты.
Экономя силы, Пётр пошёл напрямик. Словно желая что-то найти или доказать самому себе, свет его фонарика изредка выхватывал лица людей, оставшихся здесь. Большинство из них он не знал. С некоторыми встречался во время полёта или в доках. Кое с кем успел познакомиться. Рядом с каждым из них останавливался этот, неизвестный. Теряя время, теряя драгоценную кровь. Теряя шанс на спасение.
Отсек спасательных капсул оказался цел и почти невредим. Пожар добрался и сюда, но лишь слегка опалил стены и потолок, не нанеся существенного вреда. Пётр шёл вдоль стены, вдоль которой находились спасательные капсулы и лишь отмечал про себя: “Капсула отстрелена. Капсула повреждена. Отстрелена. Отсутствует. Отсутствует. Повреждена…”
Капсул не было. То ли люди успели спастись, то ли капсулы снесло взрывной волной, которая почему-то пощадила сам отсек, но для него, пилота второго класса, Петра Джаней, спасательной капсулы не осталось. Уже ни на что не надеясь, Пётр шёл вперёд, продолжая, словно минуты оставшейся жизни, отсчитывать капсулы, которых не было.
В конце коридора он резко остановился. Посветил фонариком вперёд, потом - себе под ноги. Удивлённый, повернулся в сторону капсул. Шлюз, ведущий к последней капсуле, был открыт. И именно оттуда снова послышался стон.
Каждая спасательная капсула предназначалась для одного человека. Двое могли влезть внутрь, но при этом дальнейшее путешествие было бы для них весьма некомфортным. Троих капсула не могла бы вместить при всём желании. В этой, единственной уцелевшей, уже кто-то был.
Несколько минут Пётр вглядывался в мертвенно-бледное лицо. Потом человек в капсуле открыл глаза - и Пётр узнал его.
- Глен? Ты жив?
- А-а, Пётр… - Глен едва шевелил губами, но тем не менее говорил ясно и отчётливо, - не ожидал тебя увидеть. Ты уже давным-давно должен был забыть этот маленький инцидент, получить страховку, найти новое корыто для полётов, - Глен слабо улыбнулся.
Пётр только рукой махнул:
- Вернусь - запрошу неустойку. Моя капсула - вдребезги. Я, кажется, тоже, - Пётр кивнул в сторону своей левой руки, плетью висевшей вдоль тела.
- Ты ещё неплохо держишься, - Глен попытался подмигнуть, но вместо этого просто закрыл глаза, - а мне недолго осталось. В спине - осколок. Может быть, не один. Если б я не был таким толстым, погиб бы вместе с остальными, а так… вот.
- А капсула?
- Капсула? - переспросил Глен, - капсула - фикция. Ты думаешь, сел в капсулу - и полетел домой? - Глен засмеялся, но потом вдруг поперхнулся, сплюнул кровью на живот, посмотрел прямо на стоящего перед ним пилота: - Это тебе не пилотская капсула. Эта штука годится только чтобы убраться подальше от разрушенного корабля, да подать сигнал бедствия. А потом - сиди внутри и надейся, что кто-то тебя найдёт до того, как ты сдохнешь.
- Тогда зачем ты сюда шёл, Глен?
- Понимаешь, Пётр… Жить очень хочется. Даже мне. Даже сейчас. Хотелось воспользоваться этим шансом.
- Ну так воспользуйся, чёрт тебя дери! Чего ждёшь?
- Я пробовал, - голос Глена становился всё глуше, - механизм отстрела не работает. Наверное, энергии нет, - Глен еле слышно вздохнул. Потом снова посмотрел пилоту прямо в глаза: - Но у тебя есть шанс, Пётр. Ты знаешь, какой груз мы везли?
Пётр покачал головой:
- Военная техника. При чём тут это?
Глен снова засмеялся:
- Эх ты, пилот. Мы везли истребители. Настоящие боевые истребители. Я лично их принимал. Но я не умею водить даже простейший челнок. А вот ты можешь справиться.
- Что с них толку, если они в виде деталей, рассованных по разным ящикам?
- Эти были в сборе, залезай да лети. Сходи, проверь.
- А ты?
- Я уже пришёл. Медик говорит, что я уже умер - а мне нет смысла ему не доверять, - и Глен снова слабо улыбнулся, - возьми его себе, может, он и про тебя так же пошутит, - и Глен протянул Петру коробочку с роботом-диагностом.
Пётр кивнул и, положив диагноста в карман, направился прочь.
Уже у выхода из шлюза Пётр обернулся:
- Глен, скажи… Зачем ты закрывал глаза людям? Там, в зале?
- Понимаешь… Я их всех знал. Пройти мимо них и не сделать хоть что-то я не мог.
Пётр кивнул вновь и пошёл в сторону грузового отсека, который был совсем рядом.
Место боестолкновения
Оттормозившись и зависнув в паре километров от обломков «Каррина», Пётр присмотрелся - то есть, разведсистемы блокадника собрали адаптированную картинку для человеческого восприятия.
Тишина. Работает блок искусственной гравитации. Фрегат без идентификации в половине мегаметра от обломков. Есть рассеянное свечение в инфракрасном диапазоне. Содержание азота и кислорода в пространстве существенно повышено. Вероятность условий, всё ещё пригодных для жизни - семьдесят процентов.
“Сто процентов” - мысленно поправил Пётр. Он знал, что происходит внутри. Знал и видел, как хороший навигатор видит будущий маршрут, а хороший поэт - ненаписанное стихотворение.
Силовое поле едва слышно шипело, поглощая скользящие в космосе микроскопические объекты и перерабатывая их в энергию.
Фрегат начал разогрев варп-двигателя. Пётр направил корабль на запасную точку, разогнался, отдал команду на вход в варп-режим - и тут же отстрелил капсулу в сторону обломков.
Пилот фрегата потратил секунду на оценку рисков и выгоды, и исчез в стреле варп-туннеля, направившись следом за пустым блокадником.
Капсула с Петром внутри неторопливо приближалась к развороченному корпусу «Каррина».
Блокадник, подчиняясь последним командам, вышел из варпа и растворился в пустоте космоса. Рано или поздно пират его найдёт, идеальной маскировки не бывает - но два-три часа Пётр выиграл.
Грузовой отсек
Ощущение важной забытой детали преследовало Петра несколько последних часов. Боль не давала сосредоточиться на нём. На подходе к грузовому отсеку из блуждающих мыслей собрался образ: в обход шлюза в него не попасть! Работает ли шлюзовая камера? Ещё одна возможная проблема на пути...
Шлюз, ведущий в грузовой отсек, выглядел целым. Пётр не без труда нацепил на себя скафандр, хранившийся тут же, ткнул кнопку активации механизма и замер, ожидая чуда.
Он ни на что уже не надеялся. Единственный живой в мёртвом корабле, Пётр готов был провести свои последние часы здесь, в шлюзовой камере. Позади осталась целая жизнь. Впереди - метр стали, вакуум, остатки груза и, возможно, шанс на спасение. Шанс, которого ему могут не дать.
Механизм тихо щёлкнул и за спиной сошлись створки дверей, отсекая шлюзовую камеру от остальной части корабля. Пётр закрыл глаза и медленно сосчитал до ста. Когда он открыл глаза, прямо перед ним оказался проход, ведущий в грузовой отсек. Пётр задержал дыхание и шагнул вперёд.
Только когда двери шлюза закрылись за спиной, Пётр медленно выдохнул. Повезло. Хотя бы здесь - повезло. Он огляделся, пытаясь сообразить, в каком месте корабля сейчас находится, и где могут быть истребители, о которых говорил Глен - и тут же увидел перед собой боевую машину.
Она занимала чуть ли не четверть всего грузового отсека. Верхняя часть её упиралась в потолок, нижняя терялась далеко внизу. Повсюду валялись обломки, в стенах и потолке зияли огромные пробоины, но Пётр не видел всего этого. Словно заворожённый, он двинулся вперёд, желая прикоснуться к этой машине - и немедленно наткнулся на ограждение. Очнувшись, Пётр посмотрел перед собой, снова огляделся вокруг.
Он находился почти под самым потолком. Отсюда шло множество дорожек - по всему отсеку. Часть была разрушена. Часть держалась на честном слове и могла рухнуть в любую минуту. Но самое неприятное было в другом: чтобы попасть к боевой машине, нужно было спуститься в самый низ.
Одно неверное движение - и его не спасёт то, что искусственная гравитация почти не работает. Хватит и высоты, и силы тяжести, чтобы сломать шею. Пётр подошёл к лестнице, посмотрел вниз. Глубоко вздохнул и, неловко схватившись за поручень правой рукой, начал спускаться.
Ступенька. Вторая. Третья. Ещё одна. Самым сложным было работать рукой, но Пётр стиснул зубы и, постаравшись отключить голову, продолжал спускаться. Туман клубился перед глазами, в голове гудело, ноги дрожали. Шаг. Ещё шаг. Ещё. Смертельно уставший, Пётр спускался вниз, уже не замечая, что с каждым шагом слабеет всё больше.
Сознание отключилось, когда Пётр проделал едва ли половину пути.
Домой
Четыре боевые машины. Новейший тип, ещё не протестированный в бою. Во всяком случае - официально не протестированный. Все четыре в целости и сохранности Пётр доставил на секретную военную базу - далеко за передовой, в тылу у противника. Вопрос о происхождении вмятин и сколов Пётр проигнорировал. Вопрос о неполном боезапасе - тоже.
Он просто дождался разгрузки, немедленно запросил разрешение на вылет и, едва дождавшись команды, послал корабль прочь.
Всю обратную дорогу - мимо патрулей, мимо заблокированных секторов, мимо боевых кораблей, готовых уничтожить сразу, не задавая лишних вопросов - Пётр почти не спал. Едва он закрывал глаза, как тут же видел самого себя - он, другой он, открывал глаза, смотрел на самого себя, улыбался и едва слышным голосом говорил: “Так я всё-таки выжил…”
Пётр почти не разговаривал с командой, отвечая лишь на запросы, касающиеся полёта. А рядом с ним, в той же капсуле, лежал он же.
Пилот старался лишний раз не смотреть на самого себя, но всё равно знал ответ на тот нечаянный вопрос, заданный много часов назад - целую вечность.
“Нет. Не выжил. Я всё-таки не выжил”.
О письме от бывшего заказчика мемплант сообщил, когда до места назначения оставалось меньше часа лёту.
“Принимая во внимание… Учитывая обстоятельства… Блестяще проведённая операция… Приняты в боевую группу…”
Пётр проглядел письмо и, задумавшись на мгновение, стёр из памяти.
Через несколько минут пришёл вызов из рубки.
- Пётр, срочный запрос. Очень большая шишка хочет с тобой поговорить.
- Передайте ему, пусть убирается.
- Сдурел, пилот? Соединяю, договаривайся с ним сам.
Экран включился, показывая крупного человека в военной форме. Шрам над левой бровью, ёжик седых волос. Погоны… А, какая разница. Кажется, Пётр мельком видел его там, на базе, куда он вёз груз.
- Вы получили моё письмо? - тон у военного был такой, что хотелось вскочить и немедленно рявкнуть что-то вроде “Да, сэр!”.
С трудом подавив в себе это желание, Пётр прикрыл глаза.
- Да.
- В течение трёх дней жду вас в тренировочном лагере. Координаты найдёте в письме.
Вот она. Мечта всей жизни. Добился. Но какой ценой?
Стараясь сохранять самообладание, Пётр негромко ответил:
- Я отказываюсь.
- Что? Не понял!
- Я отказываюсь! - сказал Пётр громче.
- Вы вообще соображаете, что говорите, пилот? Большие люди замолвили за вас слово, а вы…
- Убирайся к чёрту, - пробормотал Пётр и отключил связь.
Потом, убедившись, что с кораблём всё в порядке, слез с кресла и сделал шаг к человеку в скафандре, лежавшему рядом.
- Я уже получил своё, - сказал Пётр тихо. Потом посмотрел на измождённое лицо человека, лежавшего перед ним, и добавил, - мы получили.
Пётр потянулся к человеку и наконец-то закрыл ему глаза.