ЗАБЛУЖДЕНИЯ О ГЕНДЕРЕ. ВСТУПЛЕНИЕ (часть2)
Читать часть 1
Идея рассматривать мозг, чтобы объяснить и оправдать гендерный статус кво также не нова. В семнадцатом столетии французский философ Николя Мальбранш (Nicolas Malebranche) объявил женщин «неспособными постигать истины, которые не так уж трудно открыть», добавив, что «все абстрактное непостижимо для них». Нейробиологическое объяснение этому, предполагает он, лежит в «слабости мозговых волокон»[33]. Предположим, что абстрактных мыслей слишком много, и - бзынь! - те волокна треснут. За прошедшие столетия по ходу улучшения и усложнения нейробиологических исследований появлялись все новые объяснения разным мужским и женским ролям, занятиям и достижениям. Первые ученые, специализировавшиеся на работе мозга, использовали передовые техники своего времени, в частности: деловито заполняли пустые черепа перловкой, тщательно классифицировали формы голов, используя рулетки, а также посвящали значительную часть своей карьеры взвешиванию мозга [34]. К сожалению, эти исследования привели к печально известному предположению: женский интеллект неполноценен, так как мозг женщин меньше и легче. Этот феномен стал широко известным викторианской публике как «недостающие пять унций женского мозга»[35]. В то время считалось, что эти половые различия в мозге создают глубокие психологические различия между мужчинами и женщинами. Главным приверженцем этих гипотез был Пол Брока (Paul Broca), один из наиболее влиятельных ученых того времени. Только когда у ученых не осталось сомнений в том, что масса мозга не связана с уровнем интеллекта, ученым пришлось признать, что более крупный мужской мозг может просто соответствовать их более крупному телу. Это сподвигло исследователей искать такую относительную, а не абсолютную, массу мозга, которая позволила бы полу с большим абсолютным размером мозга оставаться впереди. Историк науки Синтия Русетт (Cynthia Russett) пишет:
«Пытались использовать много коэффициентов: отношение массы мозга к росту, к массе тела, к мышечной массе, к размеру сердца и даже (видимо, кто-то совсем отчаялся) - к какой-нибудь кости, например, бедренной» [36].
Сейчас мы больше знаем о сложности мозга. Бесспорно то, что научный прогресс продвинулся в изучении мозга как такового, и что это лучше, чем изучение его внешнего корпуса. Это определенно был важный момент, когда передовой ученый девятнадцатого века, с напряжением теребя рулетку, был единственным, кто стал подозревать, что его анализы оставили множество важных деталей неохваченными, и сказал задумчиво: «Дайте мне, пожалуйста, тот мозг и те весы?». Но даже неискушенные обыватели двадцать первого столетия могут понять, что это лишь ненамного приблизило ученых к разгадке тайны создания мышления мозговыми клетками, и могут осознать, что предположение о женской интеллектуальной неполноценности, взвешенной в унциях - было слишком поспешно.
Может показаться, что такой вид предрассудков не мог закрасться в современные дебаты, потому что сейчас мы все очень просвещенные; возможно… даже слишком просвещенные? Те писатели, которые соглашаются с существованием врожденных различий между полами и оценивают существующее положение дел в вопросах гендера, часто любят позиционировать себя как смелых борцов за истину, храбро противостоящих удушающей идеологии политкорректности. Однако я подозреваю, что все эти заявления о «существенных различиях» - не более чем отражение мнения большинства, - которые, к тому же, придают этому мнению научную значимость [37]. Если история нас чему-то научила, так это тому, что нужно внимательней присматриваться к нашему обществу и науке. Это и есть основная цель книги «Заблуждения о гендере».
В центре внимания первой части этой книги, «Наполовину измененный мир, наполовину измененное мышление», лежит критическая идея, что душа - это «не дискретная сущность, упакованная в мозге. Скорее это совокупность психологических процессов, которые формируются под воздействием и, соответственно, отражающих культуру, которая их окружает» [38]. Мы зачастую не думаем о себе в таком ключе, и нам легко недооценить влияние среды на наше сознание. Когда мы уверенно сравниваем «женское мышление» и «мужское мышление», мы представляем себе нечто устойчивое, постоянное, продукты «женского» или «мужского» мозга. Но то, что очень детально изучили социальные и культурные психологи, совершенно не похоже на подобную точную машину по обработке информации. Как отметила психолог Гарвардского Университета Мазарин Банаджи (Mahzarin Banaji), нет «четкой линии, отделяющей личностное от культурного», и культура, в которой мы развиваемся и функционируем, оставляет «глубокий след» в нашем сознании [39]. Именно по этой причине мы не можем понять гендерные различия в мужском и женском мышлении - источнике наших мыслей, чувств, возможностей, мотиваций и поведения - пока мы не поймем, насколько психологически проницаемым является череп, который отделяет мышление от социокультурного контекста, в котором он находится. Когда среда заостряет внимание на гендере, происходит цепная реакция в сознании. Мы начинаем думать о себе в соответствии с нашим гендером, и гендерные стереотипы и общественные ожидания начинают влиять на наше мышление. Это может изменить самовосприятие, интересы, ослабить или усилить способности и непреднамеренно запустить дискриминацию. Другими словами, на то, кто вы есть, как вы думаете и что вы делаете, влияет социальный контекст. И эти мысли, мироощущения и в первую очередь поведение становятся частью социального контекста. Все взаимосвязано. И запутанно. Необходимо начать думать о гендере в другом ключе.
Кроме того, существует и более заметная, сознательная дискриминация против женщин, принимающая различные формы: исключение из определенных сфер, домогательства и различные проявления несправедливости, как в профессиональной сфере, так и дома. Причина этому - в не таких уж и древних, но до сих пор популярных идеях о правильных ролях и месте мужчин и женщин в мире. К концу первой части книги приходится задаться вопросом, не наткнулись ли мы на слепое пятно двадцать первого столетия. Как прокомментировала профессор математики Калифорнийского университета в Ирвайне Элис Силверберг (Alice Silverberg):
«Когда я была студенткой, женщины старшего поколения рассказывали страшные истории о дискриминации и добавляли: ‘Но все изменилось. Этого никогда не случится с тобой’. Но дело в том, что подобное говорили и поколениям перед этим, и мое поколение будет говорить то же самое следующему. Конечно, годами позже мы всегда задаемся вопросом: ‘Как мы могли считать, что это и есть равноправие?’ И не оказываем ли мы следующему поколению медвежью услугу, говоря, что все равны, если на самом деле это не так?» [40]
Во второй части книге, «Нейросексизм», мы ближе взглянем на некоторые утверждения о мужском и женском мозге. Что имеют в виду люди, говоря, что это внутренние гендерные различия и что два пола с рождения предназначены для разных ролей и занятий? Джиордана Гросси (Giordana Grossi), когнитивный нейробиолог, заметила: эти легко используемые фразы, «как и постоянные отсылки к половым гормонам, создают иллюзию стабильности и постоянности: мужское и женское поведение различно, потому что структура их мозга различна» [41]. Заядлые читатели книг и статей в жанре популярной науки про гендер, вероятно, решили, что наука доказала: мужской или женский мозг складывается уже в утробе матери, и эти различные структуры мозга создают существенно различающиеся интеллекты. Что действительно существуют половые различия в мозге. Что также существуют большие (хотя в основном убывающие) половые различия в том, кто что делает и кто чего достигает. Может показаться, что эти факты связаны между собой, и, возможно, так оно и есть. Но если приглядеться к современной науке, мы найдем немало пробелов, предположений, противоречий, неудачных методологий и принятий на веру, не говоря уж об отголосках нездорового прошлого. Энн Фаусто-Стерлинг (Anne Fausto-Sterling), профессор биологии Брауновского университета, отмечает: «несмотря на множество недавних прорывов в исследовании мозга, этот орган остается неизведанной территорией, на которую можно легко (иногда и непроизвольно) спроецировать свои догадки о гендере»[42]. Сама сложность мозга дает возможность давать усложненные интерпретации и делать поспешные выводы. Изучив все противоречия, нам останется лишь задаться вопросом, а не присоединятся ли современные нейробиологические интерпретации гендера к давно отправленным на помойку измерениям веса и объема мозга и хрупкости нейронов.
Для ученых очень важно осознавать вероятность такого исхода, потому что чудовищные фикции популярных писателей берут корни в научных предположениях. Снова и снова так называемые эксперты производят сенсации, «прикрывая старые добрые стереотипы видимостью научной правдоподобности», предостерегают Кэрил Риверс и Розалинд Барнетт (Caryl Rivers, Rosalind Barnett) в «Бостон Глоуб»[43]. И этот «популярный нейросексизм» легко проникает в научные книги и статьи для интересующихся читателей, в том числе родителей и учителей [44]. Уже сейчас сексизм, замаскированный под нейронауку, проникает в сферу образования детей.
Нейросексизм отражает и подкрепляет культурные убеждения о гендере - и делает это очень убедительно. Сомнительные «факты о мозге» разных полов становятся общеизвестны. И, как я пишу в «Переработке гендера», третьей части книги, гендерный цикл готов запуститься и в следующем поколении, активизированный и подкрепленный нейросексизмом. Дети, желающие понять и найти свое место в обществе, четко разделенном на два, рождаются в наполовину измененный мир, родителями с наполовину измененным разумом.Я не думаю, что при моей жизни женщина будет премьер-министром.
Маргарет Тэтчер (1971), премьер-министр Великобритании с 1979 по 1990 гг.
Стоит помнить, как сильно общество может измениться в относительно короткий промежуток времени. Прецеденты все еще устанавливаются. Сможет ли когда-нибудь существовать общество, в котором мужчины и женщины имеют равные положения? Иронично, но, вероятно, не биология мешает этому, а наши культурные позиции [46]. Никто не знает, смогут ли мужчины и женщины когда-нибудь насладиться в полной мере равенством. Но в одном я уверена: если возражения, собранные в этой книге и основанные на исследованиях, примутся к вниманию, то уже через 50 лет люди оглянутся на наши дебаты начала двадцать первого века и удивятся, как мы могли думать, что современное положение вещей - самое близкое к равноправию.
ССЫЛКИ
БИБЛИОГРАФИЯ
Идея рассматривать мозг, чтобы объяснить и оправдать гендерный статус кво также не нова. В семнадцатом столетии французский философ Николя Мальбранш (Nicolas Malebranche) объявил женщин «неспособными постигать истины, которые не так уж трудно открыть», добавив, что «все абстрактное непостижимо для них». Нейробиологическое объяснение этому, предполагает он, лежит в «слабости мозговых волокон»[33]. Предположим, что абстрактных мыслей слишком много, и - бзынь! - те волокна треснут. За прошедшие столетия по ходу улучшения и усложнения нейробиологических исследований появлялись все новые объяснения разным мужским и женским ролям, занятиям и достижениям. Первые ученые, специализировавшиеся на работе мозга, использовали передовые техники своего времени, в частности: деловито заполняли пустые черепа перловкой, тщательно классифицировали формы голов, используя рулетки, а также посвящали значительную часть своей карьеры взвешиванию мозга [34]. К сожалению, эти исследования привели к печально известному предположению: женский интеллект неполноценен, так как мозг женщин меньше и легче. Этот феномен стал широко известным викторианской публике как «недостающие пять унций женского мозга»[35]. В то время считалось, что эти половые различия в мозге создают глубокие психологические различия между мужчинами и женщинами. Главным приверженцем этих гипотез был Пол Брока (Paul Broca), один из наиболее влиятельных ученых того времени. Только когда у ученых не осталось сомнений в том, что масса мозга не связана с уровнем интеллекта, ученым пришлось признать, что более крупный мужской мозг может просто соответствовать их более крупному телу. Это сподвигло исследователей искать такую относительную, а не абсолютную, массу мозга, которая позволила бы полу с большим абсолютным размером мозга оставаться впереди. Историк науки Синтия Русетт (Cynthia Russett) пишет:
«Пытались использовать много коэффициентов: отношение массы мозга к росту, к массе тела, к мышечной массе, к размеру сердца и даже (видимо, кто-то совсем отчаялся) - к какой-нибудь кости, например, бедренной» [36].
Сейчас мы больше знаем о сложности мозга. Бесспорно то, что научный прогресс продвинулся в изучении мозга как такового, и что это лучше, чем изучение его внешнего корпуса. Это определенно был важный момент, когда передовой ученый девятнадцатого века, с напряжением теребя рулетку, был единственным, кто стал подозревать, что его анализы оставили множество важных деталей неохваченными, и сказал задумчиво: «Дайте мне, пожалуйста, тот мозг и те весы?». Но даже неискушенные обыватели двадцать первого столетия могут понять, что это лишь ненамного приблизило ученых к разгадке тайны создания мышления мозговыми клетками, и могут осознать, что предположение о женской интеллектуальной неполноценности, взвешенной в унциях - было слишком поспешно.
Может показаться, что такой вид предрассудков не мог закрасться в современные дебаты, потому что сейчас мы все очень просвещенные; возможно… даже слишком просвещенные? Те писатели, которые соглашаются с существованием врожденных различий между полами и оценивают существующее положение дел в вопросах гендера, часто любят позиционировать себя как смелых борцов за истину, храбро противостоящих удушающей идеологии политкорректности. Однако я подозреваю, что все эти заявления о «существенных различиях» - не более чем отражение мнения большинства, - которые, к тому же, придают этому мнению научную значимость [37]. Если история нас чему-то научила, так это тому, что нужно внимательней присматриваться к нашему обществу и науке. Это и есть основная цель книги «Заблуждения о гендере».
В центре внимания первой части этой книги, «Наполовину измененный мир, наполовину измененное мышление», лежит критическая идея, что душа - это «не дискретная сущность, упакованная в мозге. Скорее это совокупность психологических процессов, которые формируются под воздействием и, соответственно, отражающих культуру, которая их окружает» [38]. Мы зачастую не думаем о себе в таком ключе, и нам легко недооценить влияние среды на наше сознание. Когда мы уверенно сравниваем «женское мышление» и «мужское мышление», мы представляем себе нечто устойчивое, постоянное, продукты «женского» или «мужского» мозга. Но то, что очень детально изучили социальные и культурные психологи, совершенно не похоже на подобную точную машину по обработке информации. Как отметила психолог Гарвардского Университета Мазарин Банаджи (Mahzarin Banaji), нет «четкой линии, отделяющей личностное от культурного», и культура, в которой мы развиваемся и функционируем, оставляет «глубокий след» в нашем сознании [39]. Именно по этой причине мы не можем понять гендерные различия в мужском и женском мышлении - источнике наших мыслей, чувств, возможностей, мотиваций и поведения - пока мы не поймем, насколько психологически проницаемым является череп, который отделяет мышление от социокультурного контекста, в котором он находится. Когда среда заостряет внимание на гендере, происходит цепная реакция в сознании. Мы начинаем думать о себе в соответствии с нашим гендером, и гендерные стереотипы и общественные ожидания начинают влиять на наше мышление. Это может изменить самовосприятие, интересы, ослабить или усилить способности и непреднамеренно запустить дискриминацию. Другими словами, на то, кто вы есть, как вы думаете и что вы делаете, влияет социальный контекст. И эти мысли, мироощущения и в первую очередь поведение становятся частью социального контекста. Все взаимосвязано. И запутанно. Необходимо начать думать о гендере в другом ключе.
Кроме того, существует и более заметная, сознательная дискриминация против женщин, принимающая различные формы: исключение из определенных сфер, домогательства и различные проявления несправедливости, как в профессиональной сфере, так и дома. Причина этому - в не таких уж и древних, но до сих пор популярных идеях о правильных ролях и месте мужчин и женщин в мире. К концу первой части книги приходится задаться вопросом, не наткнулись ли мы на слепое пятно двадцать первого столетия. Как прокомментировала профессор математики Калифорнийского университета в Ирвайне Элис Силверберг (Alice Silverberg):
«Когда я была студенткой, женщины старшего поколения рассказывали страшные истории о дискриминации и добавляли: ‘Но все изменилось. Этого никогда не случится с тобой’. Но дело в том, что подобное говорили и поколениям перед этим, и мое поколение будет говорить то же самое следующему. Конечно, годами позже мы всегда задаемся вопросом: ‘Как мы могли считать, что это и есть равноправие?’ И не оказываем ли мы следующему поколению медвежью услугу, говоря, что все равны, если на самом деле это не так?» [40]
Во второй части книге, «Нейросексизм», мы ближе взглянем на некоторые утверждения о мужском и женском мозге. Что имеют в виду люди, говоря, что это внутренние гендерные различия и что два пола с рождения предназначены для разных ролей и занятий? Джиордана Гросси (Giordana Grossi), когнитивный нейробиолог, заметила: эти легко используемые фразы, «как и постоянные отсылки к половым гормонам, создают иллюзию стабильности и постоянности: мужское и женское поведение различно, потому что структура их мозга различна» [41]. Заядлые читатели книг и статей в жанре популярной науки про гендер, вероятно, решили, что наука доказала: мужской или женский мозг складывается уже в утробе матери, и эти различные структуры мозга создают существенно различающиеся интеллекты. Что действительно существуют половые различия в мозге. Что также существуют большие (хотя в основном убывающие) половые различия в том, кто что делает и кто чего достигает. Может показаться, что эти факты связаны между собой, и, возможно, так оно и есть. Но если приглядеться к современной науке, мы найдем немало пробелов, предположений, противоречий, неудачных методологий и принятий на веру, не говоря уж об отголосках нездорового прошлого. Энн Фаусто-Стерлинг (Anne Fausto-Sterling), профессор биологии Брауновского университета, отмечает: «несмотря на множество недавних прорывов в исследовании мозга, этот орган остается неизведанной территорией, на которую можно легко (иногда и непроизвольно) спроецировать свои догадки о гендере»[42]. Сама сложность мозга дает возможность давать усложненные интерпретации и делать поспешные выводы. Изучив все противоречия, нам останется лишь задаться вопросом, а не присоединятся ли современные нейробиологические интерпретации гендера к давно отправленным на помойку измерениям веса и объема мозга и хрупкости нейронов.
Для ученых очень важно осознавать вероятность такого исхода, потому что чудовищные фикции популярных писателей берут корни в научных предположениях. Снова и снова так называемые эксперты производят сенсации, «прикрывая старые добрые стереотипы видимостью научной правдоподобности», предостерегают Кэрил Риверс и Розалинд Барнетт (Caryl Rivers, Rosalind Barnett) в «Бостон Глоуб»[43]. И этот «популярный нейросексизм» легко проникает в научные книги и статьи для интересующихся читателей, в том числе родителей и учителей [44]. Уже сейчас сексизм, замаскированный под нейронауку, проникает в сферу образования детей.
Нейросексизм отражает и подкрепляет культурные убеждения о гендере - и делает это очень убедительно. Сомнительные «факты о мозге» разных полов становятся общеизвестны. И, как я пишу в «Переработке гендера», третьей части книги, гендерный цикл готов запуститься и в следующем поколении, активизированный и подкрепленный нейросексизмом. Дети, желающие понять и найти свое место в обществе, четко разделенном на два, рождаются в наполовину измененный мир, родителями с наполовину измененным разумом.Я не думаю, что при моей жизни женщина будет премьер-министром.
Маргарет Тэтчер (1971), премьер-министр Великобритании с 1979 по 1990 гг.
Стоит помнить, как сильно общество может измениться в относительно короткий промежуток времени. Прецеденты все еще устанавливаются. Сможет ли когда-нибудь существовать общество, в котором мужчины и женщины имеют равные положения? Иронично, но, вероятно, не биология мешает этому, а наши культурные позиции [46]. Никто не знает, смогут ли мужчины и женщины когда-нибудь насладиться в полной мере равенством. Но в одном я уверена: если возражения, собранные в этой книге и основанные на исследованиях, примутся к вниманию, то уже через 50 лет люди оглянутся на наши дебаты начала двадцать первого века и удивятся, как мы могли думать, что современное положение вещей - самое близкое к равноправию.
ССЫЛКИ
БИБЛИОГРАФИЯ