Хогвартс, воспоминания. Теодор Нотт
...
Четвёртый курс. Я обратил на него внимание в феврале того же года, и стал наблюдать. Хрупкий и пластичный еврейский мальчик, вечно стихийно организующий вокруг себя суматоху, беспорядок и накал эмоций, купающийся в всеобщем внимании - любопытном и раздражённом - захватил мой разум и поселился в нём. Непокоряемое вездесущее существо дополняло моё того времени ощущение упоительной лёгкости бытия и внушало душе радость и мир. Я с бездеятельным любопытством следил за его общением и учёбой, и все его интонации, движения, эмоции - всё в нём ублажало мой взор.
Однажды ночью - это было где-то спустя две недели, я долго не мог уснуть, много думал и прокручивал в голове события последних дней, хорёк с младшего курса не давал мне покоя, всё время всплывал перед внутренним взором - я понял, что возбуждён, что вспотел и сон даже не думает идти. На завтра была назначена тренировка, и мне следовало выспаться, так что я разозлился на Нотта и в конце концов уснул.
Целый день я развлекал себя: вычислил прогноз на месяц для Козерога, загнал в клетку живой макет упыря одним своим видом ("Монтегю в боевой готовности"), попробовал исландского кальмара за обедом и отрецензировал Маркусу, утешил мандрагору, полюбил трансфигурацию, наконец, сшиб Боула квоффлом с метлы и отправился на дополнительное занятие к Снейпу. Я не люблю расточать свои ментальные ресурсы на отвлечённые бессмысленные влечения, и тем более не терплю, когда моё сознание захватывают без моей на то воли. Я сам распоряжаюсь своим временем и занятиями, все предметы моего внимания имеют иерархический порядок и чётко расставленные приоритеты, мои идеи критично рассматриваются, а планы тщательно обдумывают. И Нотт в эти планы не входил. Однако...
Когда я направлялся из кабинета декана в гостиную - а это было уже после отбоя - Теодор, загруженный огромной стопкой книг, вырулил из нашего коридора и, не заметив меня, свернул в другой. Я дошёл до поворота и остановился посмотреть,что хорёк удумал, а он тем временем вливался в Выручай-комнату. Решение было принято мгновенно.
Мы долго разговаривали. А затем...
Нотт орал.
Но я же умею утешать детей.
С той самой ночи я заимел ещё одно увлечение. Пожалуй даже, привычку.
...
Первые две недели, встречаясь за обедом или в гостиной мы старательно не обращали друг на друга внимание. Нотт меня лихорадочно избегал, а я снова наблюдал, иногда даже в открытую. Впрочем, я посвящал этому определённое время, не забывая о других делах. С самого момента нашего близкого знакомства я решил, что это - не последний раз, хотя с момента принятия решения и до того, как всё случилось, я оставлял вопрос открытым. Теперь я лениво выжидал, я чувствовал, что "малыш Нотт" прекрасно разбирается в людях и уже знает мой характер.
Он внезапно появился в гостиной, внезапно вклинился в моё обсуждение какого-то вопроса из сферы теории магии с Маркусом Флинтом, мистером Корнишем, мистером Монтгомери и, кажется, мистером Уоррингтоном, расположившись рядом со мной, как бы под прикрытием. Я, улыбнувшись про себя, принял его позицию и с любопытством слушал. В вопросе малыш Нотт был хорошо осведомлён и жарко выступал со свом мнением, вступая в спор со старшекурсниками. Себастиан, резко отрицавший позицию Нотта относительно обсуждаемого (не помню, в чём был конфликт), в какой-то момент нахмурил брови и посмотрел на меня, наши взгляды столкнулись. Больше вопросов не было. Нотт имеет право на место, которое занял. Взаимокоординация. Это слово я придумал специально для него.
Вечером мы гуляли у озера и продолжали дискуссию, начатую в гостиной. Теперь это был мой Нотт. Теперь у меня было всё, чего я хочу. Всё, что мне требовалось для счастья.
...
Теперь у Жиля остался только Теодор. Сейчас он сидел напротив и дальше от окна, погруженный в чтение, и не замечал ничего вокруг.
...
Однажды тихим выходным в гостиной, когда все занимались или отдыхали, Драко Малфой возлежал в кресле и, по своему обыкновению, пространно рассуждал о достоинствах Поттера, кои, несомненно, ниже подошв его новых туфель. Крэбб и Гойл поддакивали, Забини, всегда воспринимающий всё серьёзно, вставлял свои разумные замечания, Паркинсон сочувственно негодовала относительно нравов большинства современных волшебников, а малыш Нотт изредка отпускал язвительные комментарии, - в гостиной царила благостная атмосфера умиротворения. Старшекурсники, тихо сидевшие по углам, как притаившиеся пастыри, и развлекались представлением. Я сидел возле столика у стены с каким-то лёгким чтивом для практики английского и исподволь наблюдал за Теодором, настроение моё было сонное и ленивое. В какой-то момент Нотт перешёл невидимую границу, нарушив правила "светской игры", и Драко обратил на него свой ясный взор:
- Сейчас нарвёшься!
Я позволил Нотту ответить и подождал, пока Малфой взбесится, затем учтиво попросил обоих заткнуться.
- Вы защищаете его! Вы знаете, что тем самым...
Не помню, что мне пыталаь объяснить Паркинсон, но точно не то, что я прав, и добаляю чести Малфою.
- Мистер Малфой, попросите своего адвоката успокоиться и принесите ей воды. Выяснение отношений без повода не сообщит нам ничего хорошего об уровне Вашего достоинства, - тщательно подбираю слова, чувствуя на себе внимательные взгляды старших.
- Что Вы говорите? Предъявите свои аргументы на дуэли!
К четвёртому курсу из-за моих успехов в Дуэльном клубе я заслужил репутацию "машинки для убийств". Моя техника была интуитивной, я позволял оппоненту расслабиться, подыскивать подходящее заклятье, затем атаковал с полной отдачей, хотя иногда ставил сразу на шквальную атаку и это было гарантией победы. Но Малфой об этом не знал, потому что записался в него только в прошлом году, когда декан хотел сделать Клуб общешкольным развлечением (я тогда редко присутствовал на встречах, а Малфою наскучило к каникулам). Впрочем, даже если и знал, то уповал на тёмненькие заклятья, на которые его натаскал отец. В сопровождении заинтересованных лиц и нашего строгого судьи Мэрвайна Этли мы отправились в зал на самых нижних ярусах замка, где проводились встречи Клуба. Староста попытался меня остановить, потому что Малфой - это Малфой, к тому же он младше меня и мне вообще не соперник, но я молча проигнорировал Корниша. С ним поговорим позже.
Сперва я уделал Малфоя. Потом вписавшегося за него Лонгфорда. Потом неожиданно меня сделал Уоррингтон, уже исключительно из спортивного интереса. Он бился сдержанно и технично, с чувством собственного достоинства. Впоследствии Джонатан стал судьёй, а через год - главой клуба.
Вскоре, снова идя в "клубный" зал, я встретил в коридоре Нотта, он куда-то спешил, вид его был крайне помятый, на скуле ссадина, а из носа текла кровь.Удалось выяснить, что "принцслизерина" отомстил за свой позор, натравив на Теодора своих телохранителей Крэбба и Гойла. Нет, зря Малфой сделал такую глупость... А методы его огорчили даже меня, при всей моей развязности, экстравагантности и бесцеремонности по английским меркам. Мы серьёзно поговорили. Даже помирились в итоге. "Принц" притих. По крайней мере в отношении нас.
...
Пятый курс. Итак, наличие Теодора не только насыщало меня на ряду с другими увлечениями, но и ещё с одной стороны включало в слаженный механизм факультетских отношений. Наши же отношения я строил по своим правилам, которые считал уместными для этого случая. Ничего странного не должно было быть и не было в том, что этот мальчик под моим покровительством. На пятом курсе также ничего странного не было в том, что мистер Нотт - мой друг.
Мы общались на различные злободневные темы. Мы обсуждали развитие магического образования и общие тенденции волшебной культуры с социологической и исторической точек зрения, общественные порядки. Случалось, по вечерам мы вместе готовились к уроками: Теодор приходил и комментировал мои работы, иногда давая разумные советы, и, если его присутствие было в радость, мы обсуждали вопрос, а я читал его опусы, провоцируя его стихийный разум на систематизацию и конкретику. Мы шутили на досуге в гостиной, позволяя себе большее, чем поодиночке. А иногда я приходил в спальню его курса ночью, обесшумив себя и накладывая звукоизоляцию на полог (мне очень повезло с интересами отца), или мы оказывались наедине в другом месте. Мне приходилось заботиться о том, чтобы Нотт не злоупотреблял своим положением и не выходил за рамки. Наша дружба являлась лишь частью моей жизни, и не позволительно было рассчитывать на право распространять своё влияние на другие её сферы. В случае, когда я был сосредоточен, я не делал скидок, и не выделял Нотта из среды других младшекурсников. Тогда ещё нет.
Свободы Теодора я не ограничивал, однако и не терпел игнорирования моих просьб или регламентированных правил моего понятия о порядке. С его третьего по пятый курсы отношения "патрон - протеже" метаморфировали в дружбу двух равных людей, равно имеющих устойчивое положение на факультете, равно пользующихся услугами друг друга в уязвимых областях способностей и равно включенных в "светскую игру". Так это выглядело. Однако моя система взаимокоординации рассчитана на подобные случаи: в ней есть Равенство Избранных, даже равнозависимость, но иерархического равенства нет. И я не собирался уступать позиции, так что то, что я уступал Нотту всё больше пространства в сфере своих дел было проявлением большего интереса к Теодору и формой сближения, но никак не объединением. Мы действительно были вместе в тех делах, где были нужны друг другу. Я видел задачу в том, чтобы координировать Нотта как внешний элемент, и справлялся с задачей. Я держал его так, чтобы ему было удобно, и так, чтобы мы могли независимо двигаться в "светской игре", которая рассчитана на движение по жизни в обществе и представляет из себя его правила. Я всегда с самоотдачей отношусь ко всем имеющимся у меня делам и интересам. И я всегда с самоотдачей относился к Теодору.
...
Четвёртый курс. Я обратил на него внимание в феврале того же года, и стал наблюдать. Хрупкий и пластичный еврейский мальчик, вечно стихийно организующий вокруг себя суматоху, беспорядок и накал эмоций, купающийся в всеобщем внимании - любопытном и раздражённом - захватил мой разум и поселился в нём. Непокоряемое вездесущее существо дополняло моё того времени ощущение упоительной лёгкости бытия и внушало душе радость и мир. Я с бездеятельным любопытством следил за его общением и учёбой, и все его интонации, движения, эмоции - всё в нём ублажало мой взор.
Однажды ночью - это было где-то спустя две недели, я долго не мог уснуть, много думал и прокручивал в голове события последних дней, хорёк с младшего курса не давал мне покоя, всё время всплывал перед внутренним взором - я понял, что возбуждён, что вспотел и сон даже не думает идти. На завтра была назначена тренировка, и мне следовало выспаться, так что я разозлился на Нотта и в конце концов уснул.
Целый день я развлекал себя: вычислил прогноз на месяц для Козерога, загнал в клетку живой макет упыря одним своим видом ("Монтегю в боевой готовности"), попробовал исландского кальмара за обедом и отрецензировал Маркусу, утешил мандрагору, полюбил трансфигурацию, наконец, сшиб Боула квоффлом с метлы и отправился на дополнительное занятие к Снейпу. Я не люблю расточать свои ментальные ресурсы на отвлечённые бессмысленные влечения, и тем более не терплю, когда моё сознание захватывают без моей на то воли. Я сам распоряжаюсь своим временем и занятиями, все предметы моего внимания имеют иерархический порядок и чётко расставленные приоритеты, мои идеи критично рассматриваются, а планы тщательно обдумывают. И Нотт в эти планы не входил. Однако...
Когда я направлялся из кабинета декана в гостиную - а это было уже после отбоя - Теодор, загруженный огромной стопкой книг, вырулил из нашего коридора и, не заметив меня, свернул в другой. Я дошёл до поворота и остановился посмотреть,что хорёк удумал, а он тем временем вливался в Выручай-комнату. Решение было принято мгновенно.
Мы долго разговаривали. А затем...
Нотт орал.
Но я же умею утешать детей.
С той самой ночи я заимел ещё одно увлечение. Пожалуй даже, привычку.
...
Первые две недели, встречаясь за обедом или в гостиной мы старательно не обращали друг на друга внимание. Нотт меня лихорадочно избегал, а я снова наблюдал, иногда даже в открытую. Впрочем, я посвящал этому определённое время, не забывая о других делах. С самого момента нашего близкого знакомства я решил, что это - не последний раз, хотя с момента принятия решения и до того, как всё случилось, я оставлял вопрос открытым. Теперь я лениво выжидал, я чувствовал, что "малыш Нотт" прекрасно разбирается в людях и уже знает мой характер.
Он внезапно появился в гостиной, внезапно вклинился в моё обсуждение какого-то вопроса из сферы теории магии с Маркусом Флинтом, мистером Корнишем, мистером Монтгомери и, кажется, мистером Уоррингтоном, расположившись рядом со мной, как бы под прикрытием. Я, улыбнувшись про себя, принял его позицию и с любопытством слушал. В вопросе малыш Нотт был хорошо осведомлён и жарко выступал со свом мнением, вступая в спор со старшекурсниками. Себастиан, резко отрицавший позицию Нотта относительно обсуждаемого (не помню, в чём был конфликт), в какой-то момент нахмурил брови и посмотрел на меня, наши взгляды столкнулись. Больше вопросов не было. Нотт имеет право на место, которое занял. Взаимокоординация. Это слово я придумал специально для него.
Вечером мы гуляли у озера и продолжали дискуссию, начатую в гостиной. Теперь это был мой Нотт. Теперь у меня было всё, чего я хочу. Всё, что мне требовалось для счастья.
...
Теперь у Жиля остался только Теодор. Сейчас он сидел напротив и дальше от окна, погруженный в чтение, и не замечал ничего вокруг.
...
Однажды тихим выходным в гостиной, когда все занимались или отдыхали, Драко Малфой возлежал в кресле и, по своему обыкновению, пространно рассуждал о достоинствах Поттера, кои, несомненно, ниже подошв его новых туфель. Крэбб и Гойл поддакивали, Забини, всегда воспринимающий всё серьёзно, вставлял свои разумные замечания, Паркинсон сочувственно негодовала относительно нравов большинства современных волшебников, а малыш Нотт изредка отпускал язвительные комментарии, - в гостиной царила благостная атмосфера умиротворения. Старшекурсники, тихо сидевшие по углам, как притаившиеся пастыри, и развлекались представлением. Я сидел возле столика у стены с каким-то лёгким чтивом для практики английского и исподволь наблюдал за Теодором, настроение моё было сонное и ленивое. В какой-то момент Нотт перешёл невидимую границу, нарушив правила "светской игры", и Драко обратил на него свой ясный взор:
- Сейчас нарвёшься!
Я позволил Нотту ответить и подождал, пока Малфой взбесится, затем учтиво попросил обоих заткнуться.
- Вы защищаете его! Вы знаете, что тем самым...
Не помню, что мне пыталаь объяснить Паркинсон, но точно не то, что я прав, и добаляю чести Малфою.
- Мистер Малфой, попросите своего адвоката успокоиться и принесите ей воды. Выяснение отношений без повода не сообщит нам ничего хорошего об уровне Вашего достоинства, - тщательно подбираю слова, чувствуя на себе внимательные взгляды старших.
- Что Вы говорите? Предъявите свои аргументы на дуэли!
К четвёртому курсу из-за моих успехов в Дуэльном клубе я заслужил репутацию "машинки для убийств". Моя техника была интуитивной, я позволял оппоненту расслабиться, подыскивать подходящее заклятье, затем атаковал с полной отдачей, хотя иногда ставил сразу на шквальную атаку и это было гарантией победы. Но Малфой об этом не знал, потому что записался в него только в прошлом году, когда декан хотел сделать Клуб общешкольным развлечением (я тогда редко присутствовал на встречах, а Малфою наскучило к каникулам). Впрочем, даже если и знал, то уповал на тёмненькие заклятья, на которые его натаскал отец. В сопровождении заинтересованных лиц и нашего строгого судьи Мэрвайна Этли мы отправились в зал на самых нижних ярусах замка, где проводились встречи Клуба. Староста попытался меня остановить, потому что Малфой - это Малфой, к тому же он младше меня и мне вообще не соперник, но я молча проигнорировал Корниша. С ним поговорим позже.
Сперва я уделал Малфоя. Потом вписавшегося за него Лонгфорда. Потом неожиданно меня сделал Уоррингтон, уже исключительно из спортивного интереса. Он бился сдержанно и технично, с чувством собственного достоинства. Впоследствии Джонатан стал судьёй, а через год - главой клуба.
Вскоре, снова идя в "клубный" зал, я встретил в коридоре Нотта, он куда-то спешил, вид его был крайне помятый, на скуле ссадина, а из носа текла кровь.Удалось выяснить, что "принцслизерина" отомстил за свой позор, натравив на Теодора своих телохранителей Крэбба и Гойла. Нет, зря Малфой сделал такую глупость... А методы его огорчили даже меня, при всей моей развязности, экстравагантности и бесцеремонности по английским меркам. Мы серьёзно поговорили. Даже помирились в итоге. "Принц" притих. По крайней мере в отношении нас.
...
Пятый курс. Итак, наличие Теодора не только насыщало меня на ряду с другими увлечениями, но и ещё с одной стороны включало в слаженный механизм факультетских отношений. Наши же отношения я строил по своим правилам, которые считал уместными для этого случая. Ничего странного не должно было быть и не было в том, что этот мальчик под моим покровительством. На пятом курсе также ничего странного не было в том, что мистер Нотт - мой друг.
Мы общались на различные злободневные темы. Мы обсуждали развитие магического образования и общие тенденции волшебной культуры с социологической и исторической точек зрения, общественные порядки. Случалось, по вечерам мы вместе готовились к уроками: Теодор приходил и комментировал мои работы, иногда давая разумные советы, и, если его присутствие было в радость, мы обсуждали вопрос, а я читал его опусы, провоцируя его стихийный разум на систематизацию и конкретику. Мы шутили на досуге в гостиной, позволяя себе большее, чем поодиночке. А иногда я приходил в спальню его курса ночью, обесшумив себя и накладывая звукоизоляцию на полог (мне очень повезло с интересами отца), или мы оказывались наедине в другом месте. Мне приходилось заботиться о том, чтобы Нотт не злоупотреблял своим положением и не выходил за рамки. Наша дружба являлась лишь частью моей жизни, и не позволительно было рассчитывать на право распространять своё влияние на другие её сферы. В случае, когда я был сосредоточен, я не делал скидок, и не выделял Нотта из среды других младшекурсников. Тогда ещё нет.
Свободы Теодора я не ограничивал, однако и не терпел игнорирования моих просьб или регламентированных правил моего понятия о порядке. С его третьего по пятый курсы отношения "патрон - протеже" метаморфировали в дружбу двух равных людей, равно имеющих устойчивое положение на факультете, равно пользующихся услугами друг друга в уязвимых областях способностей и равно включенных в "светскую игру". Так это выглядело. Однако моя система взаимокоординации рассчитана на подобные случаи: в ней есть Равенство Избранных, даже равнозависимость, но иерархического равенства нет. И я не собирался уступать позиции, так что то, что я уступал Нотту всё больше пространства в сфере своих дел было проявлением большего интереса к Теодору и формой сближения, но никак не объединением. Мы действительно были вместе в тех делах, где были нужны друг другу. Я видел задачу в том, чтобы координировать Нотта как внешний элемент, и справлялся с задачей. Я держал его так, чтобы ему было удобно, и так, чтобы мы могли независимо двигаться в "светской игре", которая рассчитана на движение по жизни в обществе и представляет из себя его правила. Я всегда с самоотдачей отношусь ко всем имеющимся у меня делам и интересам. И я всегда с самоотдачей относился к Теодору.
...