Наспех переоборудованный фургон булочной с криво намалёванной красной каплей на боку двигался зигзагом по изрытой провалами дороге в сторону фронта, туда, где серое пасмурное небо темнело грозовыми тучами.
Пейзаж вокруг не баловал разнообразием трёх пассажиров, трясущихся в двурядной открытой кабине. У руля сопел бычьей наружности парень не из местных, рядом с ним крутил кучерявой головой по сторонам тощий смуглый вояка из наёмного полка. Позади них, ровно по середине восседала невысокая дама в бесформенной тёмно-синей накидке почти до самых лодыжек и голубовато-серой шляпе. Удивительно светлые глаза дамы смотрели строго вперёд, не отвлекаясь на окружающий ландшафт. Она нервничала и торопилась.
Впрочем, смотреть и так было не на что. Мимо проносилась безжизненная мартовская пустыня, разгромленная, разбитая кратерами от взрывов, раскисшая от снега и дождей. Пустыня, устроенная руками кровожадных людей на месте некогда цветущих садов и плодородных полей.
Захри не сдавалась, и тяжёлые снаряды со стороны наступающих океанийцев и обороняющихся ниволирцев обращали “страну роз” в труху.
- Леди, закройте глаза, - впервые заговорил шофёр.
На обочине, у самого въезда в разломанный в щепки лес, лежали лошадиные трупы из накрытого артиллерией обоза. На тонких окоченелых ногах и вздувшихся животах шевелилось жужжащее покрывало из жирных чёрных мух.
Генриетта натянула на нос надушенный красный шёлковый шарф с восточными белыми змеевидными драконами, и поспешила отвернуться от мерзкого зрелища. Что-то подсказывало ей, что впереди ждало не меньше подобных картин.
Тяжёлый бой длился почти неделю. Блестящий прорыв сильно задержала усилившаяся вражеская артиллерия и некстати нагрянувшая поддержка с воздуха. Дивизия вгрызалась в позиции врага медленно, но с редким упорством.
Четвёртый горский был в её составе, как положено - на самом острие наступления. Вести от полковника перестали поступать почти две недели назад. Генриетта забросила все дела в тот же час, как узнала об успехе операции и временном затишье, из-под земли раздобыла проводника - раненого местного наёмника, спешащего обратно на передовую, выкупила нерабочий мобиль и, наскоро проведя ремонт переоборудовала его под медицинские нужды.
Вновь принялся моросить дождь, и женщина плотнее закуталась в плащ.
- Говорят, тут водились даже дикие зубры и лоси.
- Ага. Впереди - лес царь-зверя, там много чего водилось, - кивнул проводник, поворачиваясь к ней, - А мы сейчас с вами на яблочном тракте, сударыня. Этой дорогой на север возили фрукты, когда было чего возить, конечно. Позади - “бесконечные поля”. Они, конечно, не столь уж бесконечные, но довольно большие. Были. Принадлежали первой фермерской коммуне. Чего только там не росло!
- И куда же всё делось? - с сомнением спросила леди.
- Так забросили три года назад. Сначала красные мундиры тут всё обстреляли, потом - синие, в обратку, теперь вот снова… За хорошим растением нужен уход, сударыня. Там сейчас бурьян да шиповник. Хотя, говорят, солдаты иногда приносят одичалую картошку или ещё что. Если повезёт - не травятся.
- Почему же вы выступаете за океанийцев? Они принесли войну на вашу землю.
- Под северянами тяжело жить нашему брату. Да, землю они ценят, уж поверьте. Но я ремесленник, металлург - не пахарь и не садовод. Головой и руками работать привык, а не в поле. Но делать своё дело мне было совсем в тягость, а в самой Ниволирии для меня места нет - разве что растопщиком возьмут, ежели повезёт, или ещё на какую чёрную работу. Они страшно болеют за свою нацию.
Леди фыркнула:
- Хотите денег и заводских работ - добро пожаловать в Гелиополис.
- О, я такой ошибки не совершу, - ухмыльнулся захриец, - В Полис, поговаривают, легко попасть, а вот вернуться из него ой как непросто. Я хоть и не люблю в грязи ковыряться, свою родину не покину, нет-нет. Кстати, звать-то вас как? Не то чтоб я не любил деньги, вы страшно щедрая, леди...
- Леди Генриетта.
- Поль Карим. Ужасно рад знакомству. А ты, за баранкой?
- Буч, - неохотно ответил шофёр.
- Ты мне тоже нравишься, - расцвёл в улыбке Поль, - Эх, до чего ж жаль, что я не успел до битвы. Заварушка, небось, была та ещё. Ох уж мне эти осколки. Поверите, нет, но из меня вытащили штук десять, да столько же оставили. Врач, говорят, рукой махнул, но тем не менее я выжил и даже рука двигается как по-старому. Леди Генриетта, а вы, кстати, уверены, что вас пропустят через заставы? С мобилем-то вы ловко придумали, а вот дальше...
- Поверьте, о том, что за бардак творится в такое время на фронте, я знаю не по наслышке. Вдобавок, у меня там было несколько друзей, - неохотно ответила женщина.
Захриец пожал плечами и осмотрелся по сторонам. Генриетта тоже обвела взглядом проплывающие мимо остатки леса. По бокам из земли торчали стволы с редкими обломанными сучьями вместо ветвей, местами обгорелые, напоминая старый поломанный гребень для волос. Где-то вдалеке слева к небу поднимался высокий столб дыма и пепла - признак пожара. Даже проклятый дождь не мог остановить бушующее химическое пламя зажигательного снаряда.
- Деревья тут стеной стояли, - со вздохом сказал Поль и умолк.
Скоро начали встречаться едущие навстречу госпитальные машины. Леди перестала обращать внимание на завязавшийся между Каримом и Бучем разговор. Она внимательно рассматривала всех, кто проезжал мимо в открытых кузовах, или ковылял в сторону ближайшего поселения.
Пленных было немного. Ниволирцы были свирепыми бойцами, и бились до смерти, как их соперники, верные сыны островов Океании и серых гор Литабеннатан. И Генриетту это пугало.
Мобиль пришлось оставить у второй заставы сразу за артиллеристами. Командир расчёта был резко против болтающейся без дела машине - по его мнению, её следовало отдать на нужды фронта, но после короткого, но обстоятельного разговора с леди, а так же ящика отличного самогона, неожиданно потеплел и даже предложил выделить бойцов в сопровождение.
Впрочем, от дополнительного конвоя леди отказалась, разумно предположив, что у них и так полно дел и мало людей на своей позиции. Она экипировала Поля своей объёмной и тяжёлой походной сумкой, и их отряд выдвинулся к неуязвимой до последних месяцев линии Миновского.
По пути им встретилась застрявшая в раскисшей дороге пушка. Орудие страшных размеров уставилось в небо кошмарным, превышающим человеческий рост вдвое дулом. Впервые оказавшись рядом с таким огромным устройством Генриетта испытала чувство, похожее на страх.
И жалость.
- Столько железа впустую…
- Не волнуйтесь, леди! - бодро отозвался нагнувшийся за ящиком с боеприпасами юнец в артиллерийском мундире, - Мы свои орудия просто так не бросаем. Оно ещё постреляет немало синепузых, вот увидите!
- Я не о том.
- А о чём же?
- Здесь столько металла, что можно собрать половину скоростного локомотива. Штук десять швейных машин или пару километров рельс с заклёпками. А если пустить эту сталь только на иглы, зажимы и скальпели, можно обеспечить все больницы Захри.
- А, вы в этом смысле.
Артиллерист поволок ящик в сторону, мигом потеряв интерес к разговору.
- Первый раз вижу даму, которая стала жалеть металл, - осторожно заметил Поль.
- Я выросла в месте, где мальчишки скорее усвоят обращение с фрезерным станком, чем научатся строгать палочки. В моём родном городе дерево на вес золота, а сталь бы с радостью начали есть, будь это в силах человека.
Генриетта разгладила шёлковый шарф пальцами, точно стараясь распутать узор из белых драконов, и медленно побрела прочь от ужасающего орудия.
- Кстати, что вам известно о низурийских верованиях?
- Боюсь, что ничего, леди. Я с дальним востоком почти не знаком.
- Они считают, что металл - это пятая стихия, сверх материя. На священной пентаграмме стихий верхний, чёрный угол отводят именно металлу. Он бывает твёрже камня, жидким как вода, может испаряться в воздухе, и ранить, как огонь. Рождается чистый металл только на стыке четырёх стихий, не без помощи человека. Его можно и нужно использовать во благо, но… Но главное в этом всём - металл по своей природе убийца. Думаю, низурийский конец света выглядел бы именно так, - леди обвела рукой открывавшийся пейзаж.
Карим проследил за её небольшой ладонью и сейчас, как во сне, перед ним открылась картина прошедшего боя, так похожая на его прошлые похождения...
Из небольшого грязевого болотца торчал неразорвавшийся снаряд с заботливой отметкой - тоненькой веточкой и повязанной красной тряпицей. Кругом раскинулась распаханная тяжёлыми бороздами-ранами земля, тревожащая своим видом воспоминания о медном запахе крови и металле - металле рукоятей в руке, металл осколков в воздухе. Свист пуль и грохот взрывов всплыли из памяти Карима, такие настоящие, точно его переместили во времени в эту битву…
Поль очнулся от наваждения в одиночестве. К счастью, леди с красным шарфом была здесь одна, и её легко было вычислить в этой свалке. Карим перехватил ремень сумки по-удобнее и кинулся в погоню.
Выглянуло жаркое солнце. Не замедляя ходу, Генриетта скинула просторный плащ и перебросила его через руку. Поль увидел чёрную кожаную перевязь на строгом, простого кроя серо-голубом платье. На левом боку леди качались латунные ножны с длинной рукоятью, на правом - кобура с увесистым револьвером, прежде не различимые под полами плаща. На груди сверкали два ордена - небольшая восьмиконечная звезда и стальная цапля.
- Поль? На что вы уставились?
Захриец запнулся, чуть не упал, и почесал в затылке.
- Гм. Леди Генриетта, а я случайно не мог слышать о вас…. Или читать в газетах?..
- Ну что вы. Об офицерских жёнах мало пишут. Пойдёмте, мне нужно разыскать штаб этого балагана.
Карим утих, но в расположение своей части решил вернуться только после того, как поможет даме. Впрочем, Генриетту это устраивало.
Вместе с леди они обошли всю передовую. Она разыскивала полковника Манлаина, и во всех четырёх списках погибших, что встретились им в штабе и у санитаров, он значился погибшим. Однако очевидцев его смерти или хотя бы внятных свидетельств тому, где он встретил атаку, не было, и леди продолжала искать, внимательно вглядываясь во всех раненых и осматривая каждую палатку, каждый занятый братством красной капли блиндаж.
Умирающих были сотни. Ровные ряды табличек с именами высились сразу за окопами, и ещё больше мертвецов, наскоро укрытых брезентом ждали своей очереди. Благоухающий розовой водой шарф не спасал от трупного запаха, вони пороховых газов и вездесущей гари. Генриетта с тоской вспомнила о своей маске из пустынного обмундирования - с толстым войлоком, она наверняка лучше бы справилась с задачей, нежели тонкий шёлк.
- Леди, позвольте вопрос?
- Конечно, Поль.
- Почему вы проходите мимо… эээ, погибших?
- Раненному ещё можно помочь, и каждая минута для него важна, - спокойно ответила она, - А мертвец может и подождать.
Кавалеристы, полевые кухни, артиллерия - всё вперемешку создавало вид странной праздничной толпы. Иногда приходилось локтями проталкиваться сквозь эту невероятную толчею. Было много пьяных, но, к удивлению наёмника, никто даже не думал соваться к женщине. Впрочем, он бы и сам не стал приставать к обладательнице орденов и такого внушительного арсенала.
От заставы, где оставили Буча и мобиль, они отдалились на добрых шесть километров. В одной из наскоро поставленных госпитальных палаток леди встретился знакомый, раненый в голову рядовой. Он рассказал ей про прорыв группы офицеров напротив колокольни и спецроту, с которыми - вроде бы - видели в последний раз и полковника. Генриетта несколько удивилась рассказу, но, подбодрив раненого добрыми словами и плоской флягой с самогоном из болтавшейся на Поле сумки, увела проводника в указанном направлении.
Подол светлого платья уже до середины забрызгала бордовая от крови и глины хлябь, но леди даже не думала о том, чтобы замедлиться.
Позиция с разбитой колокольней осталась позади. Там про полковника тоже не слышали со времени последнего штурма, который прошёл почти трое суток назад. Рассказать что-то мог разве что адъютант, безотрывно за ним следовавший, и леди Генриетта нашла его в ближайшей госпитальной палатке - немого, поседевшего и бьющегося в страшной горячке.
У разорванного снарядом ниволирского блиндажа курили двое братьев красной капли в рубахах, вымокших от пота и чужой крови, не смотря на мясницкие кожаные фартуки и до плеч закатанные рукава.
- Надо было бросить того синепузого бородача.
- Вот именно. Зачем его вообще тащили, и так уже не жилец...
На даму в платье, деловито осматривавшую раненых, они даже не обратили внимания - в санитарах плотно засел тот тип усталости, когда в голове не остаётся ничего, кроме дела и мало-мальски места для своих собственных нужд. Покуда мадам не срывала с их губ сигареты и не портила повязки раненым, она оставалась для них невидимкой.
Генриетта оставила Кариму свой плащ и смело спрыгнула в окоп, прошлась между носилками со стонущими ранеными. Кто-то просил воды, кто-то признал в ней давно отошедшую мать и стал вслух читать сквозь слёзы молитву. Все ответвления сооружения так же были почти доверху забиты страдающими людьми.
Леди остановилась у самой глубокой из них. В узкой, выбитой в глине штольне, больше похожей на печь, плечом к плечу и головой в проход лежало двое осунувшихся раненых. Первый был обёрнут марлевыми бинтами, как древней кирасой, на голове второго красовалась побуревшая от грязи и крови повязка.
Запах крови едва пробивался сквозь невыносимую гниль и сырость, Генри задержала дыхание и заглянула в сумрак этого провала.
Эта женщина не верила в интуицию, но узнала мужа только благодаря ей.
- Вест, - в ужасе прошептала она.
Он был облачён в грязную, сырую дождя и крови шинель северян, с тщательно отпоротыми знаками отличия. Лицо его, что было видно из-под повязок, посерело и осунулось, и только шрам, спускающийся с челюсти на шею в слипшейся клочковатой бороде, остался верной приметой.
- Я… Я заберу тебя отсюда.
- Ах, меня бы кто забрал отсюда, - отозвался второй раненый.
- Как вас зовут?
- Забрал бы далеко-далеко...
- Не раскисай, - леди мигом собралась, и влепила солдату ободряющую пощёчину, - Звание. Имя. Часть!
Раненый вздрогнул. Кое-как он развернулся на живот и изумлённо уставился на Генриетту.
- Леди Манлаин… Я, право… сержант Хэйр. Я был с лоуранами в Данма-кесу.
Генриетта улыбнулась в ответ.
- Остряк! Вот так встреча. Как ваши дела?
- Плохи, - коротко ответил сержант и вновь повалился на покрытые кровью и глиной доски не то топчана, не то пола штольни, - Их взрывом накрыло, осталось трое, потом я полковника видел, потащил к своим… Забрал бы кто меня. Да ну, бред, я уехал из тех краёв три года назад...
Хэйр затих. Леди на всякий случай положила ладонь на его лоб, но и так было ясно - сержанта лихорадило.
- Эти мясники до вас нескоро доберутся, - заключила она и вышла в траншею.
- Поль! Подайте руку, пожалуйста.
Карим помог леди подняться по выдолбленной в глине лестнице:
- Вы нашли?
- Да. Я попрошу вас остаться пока я кое-что не улажу. Дело пятнадцати минут, не более.
- Конечно, леди. Сколько вам будет угодно.
- Спасибо.
Генриетта рассеянно осмотрелась, с трудом подавляя желание закатить истерику медицинским служащим.
Встреченные по пути сюда братья красной капли докурили и вернулись к своим обязанностям. Один из них - похожий на колодец-”журавль”, с мутными серыми глазами, замешкался и входа в госпитальную палатку. Тут-то его и сцапала леди.
- Эй. Почему вы не доставили из окопа полковника? Он что, должен там ещё сутки мариноваться?
- Какого ещё полковника?
- Командующего четвёртым горским.
- Нету тут таких, - отмахнулся медик, - И вообще, не мешайте. Не фронт, а цирк с мадамами
- Я спрашиваю, почему ты не доложил о полковнике?
Санитар шатался как пьяный, не понимая её.
- Да нет тут полковников.
- В штольне напротив!
- Там никого… Только этот, из северян и...
Генри выругалась про себя, вытащила револьвер и выстрелила в воздух прямо перед носом брата красной капли. Мужчина взвизгнул и уставился на неё огромными от испуга глазами.
- Это твой командир! Ты, вошь безглазая, пойдёшь под трибунал за содействие врагу!
Медик страшно побледнел:
- Я не знал… На нём вражеская шинель, и ничего в карманах не нашлось!
- Конечно, ничего не было в карманах! Чтобы северяне не могли его сцапать, как трофей!
- Помилуйте, у него же повязка, на лице!
- Это война. А он твой начальник. Да ты его помнить должен лучше собственной матери!
Генриетта убрала револьвер и с трудом прорычала:
- Поль!
- Да, мадам?
- Здесь поблизости должна быть спецрота четвёртого горского. Приведите с собой четырёх человек с носилками. Скажите, что леди Генриетта нашла полковника и что ей нужна помощь.
- Слушаюсь, - захриец козырнул и отправился прочь.
Женщина повернулась к замершему медику, глаза её страшно сверкали, а в голосе слышалась сталь:
- Вы сейчас же достанете тех раненых, так так бережно и ласково, чтобы добрые духи плакали патокой от умиления. В противном случае я оторву тебе башку и подам её трибуналу с чесноком. Ты понял меня?
Медик, поначалу растерявшийся от напора, рассвирепел:
- Послушайте, вы, гражданская...
- Мамаша твоя гражданская! Видишь это?
Генри ткнула пальцем в свои награды. То, что санитар сослепу принял за дамские штучки-дрючки - не то брошки, не то вышивку, оказались медалями за отвагу и личные заслуги перед Её Бессмертным Величеством.
Такой набор наград был только у одной женщины во всём мире. У жены полковника, племянницы именитого генерала. У “Белой смерти”, слухов о которой хватило бы на целую книгу.
Санитар уставился на действительно белую и бледную от гнева даму новыми глазами.
- Леди Манлаин.
Ей хотелось ответить грубо, но леди сдержалась и от всей души пообещала:
- Если мой муж из-за тебя погибнет, солдат, это будет последняя ошибка в твоей жизни. Я тебе гарантирую.
Спецрота четвёртого полка к праздным шатаниям не присоединилась. Они разрыли укрепление северян, нашли в нём превосходнейших консервов и ещё полезных мелочей, и сейчас ряд аппетитно шкворчащих жирком банок обнимал крохотный, но бойкий костерок, разведённый прямо в землянке. Между сержантами лежала, добавляя уюта, полная бутылок объёмная сумка. Не расстававшийся с песнями рядовой Гулиаст неплохо осваивал трофейную деревянную свирель.
Такими, усталыми, но умиротворёнными приближающимся обедом и песнями свирели, остатки спецроты нашёл старший лейтенант Импл.
- Сидите. Неплохо вы тут устроились, молодцы. Полковника разыскали?
- Ага. Его забрала Белая смерть.
Лейтенант побледнел и сорвал с головы фуражку.
- Но как… Мы же... Я лично проверил тела, его не было...
Сержант Оринжер рассмеялся. Солдат слева передал ему бутыль хорошего самогона.
- Жена его, - подхватил кто-то справа, - Её так прозвали в Данма-кесу. Вот, нашла и нас, оставила пару подарков. Хотите?
- Что? Нет! В смысле?
- Полковник был страшно плох, - продолжил Оринжер, - Не знаю, вернётся ли к нему зрение. Контужен, отравлен газами, но жив. Удивительно, что леди его вообще заметила. Они же сунулись без опознавательных знаков.
- Так там должен был майор Вит заправлять?
- Убит в первые минуты штурма. Слыхали тут недавно выстрел?
- Я думал, кто-то добил лошадь.
- Да нет. Это леди едва не прикончила санитара-растяпу.
- Что? Да как она вообще...
- О, она страшная женщина, - поддержал Оринжера старый солдат, - Сначала она подчинила себе генерала Мангрейва и отправила вырезать замок Литтов...
- Брехня, - коротко ответил ему сержант.
- А ты думаешь, отчего он не погиб от раскроенного черепа? И дух его его заключён в её палаше, он почернел от силы и гнева. А потом вот и полковник. Она утопила его в ночь мертвеца в священных водах Ниланки, затем выкормила своей кровью.
- Ой, Пейдж, хорош уже, - отмахнулся от старика другой солдат.
- Да чего не так? - упорствовал тот, - Я слышал, она жила в песках Великой Пустыни пять лет, среди духов инвентиров. Конечно, после этого для неё человеческие ценности теряют свою, скажем так, привлекательность.
- А как ты объяснишь то, что у них появились дети? - хитро улыбнулся Оринжер.
- А это… Просто… Да, это слабое место в моей теории.
- “Теории”... Старый ты фантазёр, Пейдж, и никакие это не теории. Не задерживай бутылку.