Постановка Льва Додина "Коварство и любовь" по пьесе Фридриха Шиллера. Записки зрителя.
Они целовались долго, со вкусом, чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений- вот она страсть, сметающая все на своем пути: сословное неравенство, страх людской молвы, смущение невинной шестнадцатилетней девушки, а за ними уже наблюдали два человека, строившие свои планы на их любовь и их жизнь.
Политическая необходимость круто замешанная на личных интересах сметает все на своем пути, а друзья, жены, любовницы, дети- лишь винтики в несущейся вперед машине власти. Не успел отскочить? Раздавлен. Попытался сопротивляться- уничтожен. Конечно, Фридрих Шиллер писал и об этом, как и том, что рано или поздно под ее колеса попадают и сами машинисты. Лев Додин, сделавший именно такой акцент в своей постановке, даже изменил финал пьесы, для большей доходчивости заменив святую надежду на отмщение отзвуками катящейся дальше реальности. Он по своему прав, но…
Любовь и страсть, первая любовь и обманутая страсть, ближе каждому из нас, ведь каждый испытал нечто подобное или хотел бы испытать. Поэтому зритель всматривался и вслушивался в игру актеров, улавливая любые намеки на эту самую неземную любовь, терзающую душу, раздирающую чистое сердце на куски, бросающую себя на жертвенный алтарь. Толкающую сына с ножом в руках защищать честь своей возлюбленной, даже если главный злодей- его отец; но совсем скоро, подносящую этой возлюбленной чашу с ядом, когда неземной образ ее был низвергнут в преисподнюю ревнивой уверенностью ее измены.
Понравилась мне пьеса?- наверное, ведь я увидела не ее, а лишь спектакль - нарезку из сцен, этакую выжимку, современные фантазии, где автор идеи- Фридрих Шиллер.
Понравилась ли мне игра актеров? Эта нарезка, выхолостившая все признаки представляемой нам эпохи, разрушила логику в поведении героев, а ведь все участники этой драмы - дети своего времени( Германия конца XVIII века).
Сыновий протест и дочерняя любовь лишь внешне схожи с тем, что мы видим в наши дни. Потребность свободы и женская независимость, в преддверии кровавых революций и войн, лишь нарождались в умах европейцев, но страх божьей кары и упование на божье милосердие, жертвенность и уверенность, что жертва эта будет оценена в жизни вечной, душа очистится, а злодеи будут неминуемо наказаны- во многом определяло поведение людей той поры. В постановке этот слой отсутствовал вовсе, просто был выброшен за ненадобностью.
«Последний мой взор милосердному богу». Наивность любви? Долой наивность!
На сцене двигались, но не жили, вполне современные люди, которые почему-то совершали странные для современных нас поступки. Иногда поступки эти, вразрез с оригиналом пьесы, были и не странные вовсе, но в этом случае сопровождались они странным текстом, совсем их не поддерживающим.
Эти противоречия лишили героев возможности маневра, и от Елизаветы Боярской, играющей Луизу, требовалось нечто большее, чем она пока обладает, чтобы оживить этот образ, но не удалось. Все то же прищёлкивание каблуком при остановке, ровное звучание голоса, не меняющего высоты и тембра, деревянные жесты, обреченное выражение горестной досады на лице, не меняющееся практически на протяжении всей пьесы. Слезы? От горя по потерянной любви, от бессилия, от обиды, от злости -от чего были слезы, которые так часто орошали ее глаза? Сложно, слов-то нет, их героине просто не оставили.
Единственная сцена, где Луиза была органична, где это была живая женщина, несчастная, обреченная своей любовью, не желающая верить в то, что видят ее глаза - сцена написания письма, в котором она клевещет сама на себя. За столом с пером в руке, рядом с великолепно играющим партнером (секретарь Вурм- Игорь Черневич), она расслабилась и
раскрылась.
Я подумала- наконец-то и затаилась, но… не сбылось. Грянул ее дуэт с Леди Мильфорд ( Ксения Раппопорт )- и разница между актрисой и попыткой ею стать была настолько заметна, что мне было жалко работающую за двоих Ксению.
Роль Фердинанда в этой постановке (Данила Козловский) едва ли проще. Борьба между воспитанной с малолетства сыновней покорностью и стремлением к свободе, не то, чтобы героизм, но обычное состояние молодых просвещенных умов, а страсть- лишь катализатор, оскорбленная страсть- и уже нет тормозов.
Актер сыграл понятно, не то, чтобы блестяще, но логично и убедительно. Жаль, что бьющая через край современность не была сдобрена шиллеровской святой наивностью героя. И снова не хватало нюансов, слов ли, действия, возможно музыки или игры света… не знаю.
Уверена, что если бы партнерша смогла полноценно ему подыгрывать, то дуэт влюбленных получился бы гораздо
интереснее, что и подтвердила его сцена с Леди Мильфорд.
Вот уж где попадание в самую точку, с переливами чувств, замаскированными настолько, что истинные мотивы поступков лишь прорываются сквозь маску через жесты и взгляды.
Возможно, я излишне резка в своих суждения, но я не скованна корпоративной этикой и боязнью потерять работу.
Зрители хлопали, многим понравилось настолько, что они повставали со своих мест (жаль, не разобрала национальность восторгавшихся). На выходе, когда мы с моими спутниками обсуждали свои впечатления, к нам обернулась молодая женщина со словами: «Вам тоже не понравилась Боярская?» Мы рассмеялись…
Уважаемая Елизавета, мы очень ценим Ваши удачные роли, Ваш талант, но, пожалуйста, УЧИТЕСЬ, ведь настоящие актеры рядом с Вами есть.
Пьеса Фридриха Шиллера «Коварство и любовь" в постановке Льва Додина (Малый драматический театр - Театр Европы, Петербург) удостоен "Золотой маски" как лучшая постановка большой формы.
«Упс!» -как пела тоже знаменитейшая, но американская и почти певица.
Ходите в театр. Это такое увлекательное зрелище!
