Выход из сугубо мужской бильярдной комнаты ведет в музыкальную гостиную. Здесь начинается женская половина дома на втором этаже. Не говорите мне, что эта фотография засвечена, я и сама знаю, что против света снимать плохо, но мне кажется, что этот снимок более всего передает необычность этой комнаты с полукруглым эркером.
Интерьер музыкальной гостиной тоже воссоздан, как и почти все другие (я уже говорила, что после того, как усадьбу превратили в многоквартирный жилой дом, в ней почти ничего не осталось). Но мебель подбиралась исключительно из того времени, а парные печи с обеих сторон комнаты и вовсе подлинные. С печами в этом доме связана очень интересная история.
Когда Державин и его жена Екатерина Яковлевна переехали в Петербург из Тамбова, где он служил губернатором, они купили этот дом у друга семьи, писателя И.С.Захарова. Тогда это было небольшое двухэтажное строение без флигелей и даже без внутренней отделки. И Державин обратился с просьбой о завершении работ к другому своему близкому другу, знаменитому архитектору Н.А. Львову (он построил крепостные Невские ворота Петропавловской крепости, Приоратский дворец в Гатчине, Почтовый стан - нынешний Главпочтамт и многое другое). Причем, что характерно, обратился в стихах. На мой взгляд, плохих, но я пристрастна.
Зодчий Аттики преславный,
Мне построй покойный дом.
Вот черты и мысли главны
Здесь начертаны пером
На брегу реки Фонтанки.
С другой стороны, хоть не Херасков. Но это только начало истории.
Львов был не только хорошим архитектором, но и потрясающим изобретателем. Он превратил камины в доме Державина в своего рода кондиционеры: через отдушины в наружной стене дома в них поступал свежий воздух; проходя через змеевик камина он нагревался, затем по каналу поступал в специальные вазы, котоые стояли рядом с каждым камином. Вазы были наполнены розовой водой или другими ароматическими жикостями, и воздух, проходя сквозь решетку ваз, поступал в комнаты свежим, теплым и с приятным запахом. А кроме того Львов придумал для дома Державина "паровую кухню", в которой с помощью пара готовили еду и мыли посуду. Ну не круто ли для конца XVIII века? Кстати, я забыла написать, что идея Соломенной гостиной также принадлежала Львову, а панно из соломки делали мастерцы из его имения под руководством его жены.
А это еще один каминный экран.
В музыкальной гостиной стоят клавикорды 1792 года. Исторически здесь должна была стоять и арфа, но, как мне сказали смотрительницы, пока не удалось подыскать подлинную арфу того времени, а более поздние образцы музей не интересуют.
Ноты на клавикордах - собрание народных русских песен "с их голосами" того же Львова в соавторстве с И.Прачем, сделавшим нотную запись. 1790 год. Какие разносторонние тогда были люди, однако. Кстати, на клавикордах написано имя мастера: Johann Shimpff Secit Moskau 1792, кажется, так. Правда, поиск в интернете по этому имени мне пока ничего не дал. А ведь это интересно, московский мастер. Равно как и не удалось мне найти значение слова Secit - это явно латынь, но в словарях его нет, попалось только в каком-то древнем заклинании: < i>per nomina ipsius alti Dei, qui secit aquam aridam apparere... Должно быть, это некая грамматическая форма, которую словари не опознают, а я в латыни безграмотна. Кто-нибудь может мне помочь?
И еще. Мне очень нравятся эти слегка запавшие старые клавиши.
Следующая комната очень необычна. Это любимая комната Екатерины Яковлевны, "Диванчик". Здесь принимали только самых близких друзей семьи и родственников. Комнату почти полностью занимает полог или балдахин, под которым размещены полукруглый диван и маленький столик. Это довольно уютное место. Одна из трех дверей, ведущих сюда, выходит прямо в спальню (в опочивальню) супругов Державиных, это давало возможность Е.Я. проводить здесь время, даже будучи уже глубоко больной.
Зеркало на стене сохранилось с тех времен, оно необычайно мутное и неровное, и отражающиеся в нем фигуры похожи на привидения. Вот, например, привидение смотрительницы. Еще одна деталь - забытая на диванчике книжка. На самом деле, как доверительно сообщила мне та же смотрительница, это муляж. Видимо, в целях сохранности подлинных экспонатов от наглой и беспринципной публики.
"Диванчик" был воспет Державиным в стихах к его другу, поэту Вельяминову. Похоже, старик пел, как акын, обо всем, что видел, и при этом не стеснялся фривольностей:
Гостю
Сядь, милый гость! Здесь на пуховом
Диване мягком отдохни;
В сем тонком пологу перловом
И в зеркалах вокруг усни...
Вздремли после стола немножко,
Приятно часик похрапеть:
Златой кузнечик, сера мошка
Сюда не могут залететь.
Случится, что из снов прелестных
Приснится здесь тебе какой;
Хоть клад из облаков небесных
Златой посыплется рекой,
Хоть девушки мои домашни
Рукой тебе махнут, - я рад:
Любовные приятны шашни,
И поцелуй в сей жизни - клад.
Но на столике под балдахином лежит другой автограф, впрочем, обращенный к тому же Вельяминову:
Поетъ
Между тѣмъ къ намъ Вельяминовъ
Ты приди хотя согбенъ,
Огнь разложимъ средь каминовъ,
Милыхъ сердцу соберемъ
И подъ Арфой тихогласной
Наливая алый сокъ,
Воспоемъ нашъ хладъ прекрасной:
Дай зимѣ здоровье Богъ!
Выйдя из "Диванчика", мы попадаем в столовую, интерьер которой был оформлен уже при второй жене Державина, Дарье Алексеевне. Да, он женился повторно и не далее, чем через год после кончины столь любимой им Екатерины Яковлевны. Его избранницей стала дочь обер-прокурора Дьякова. Надо сказать, что это была выдающаяся семья, потому что на ее родных сестрах были женаты два близких друга поэта - Львов и Капнист.
Это не была романтическая любовь. Ей было 28 лет, ему - 52. Получив предложение, Дарья Алексеевна пожелала узнать о материальном благополучии жениха, потребовала приходно-расходные книги и две недели их изучала. Вероятно, и Державин не сильно был ею увлечен, но он давно и хорошо знал ее характер и нужался в помощнице, чтобы вести хозяйственные дела. Дарья Алексеевна не обманула его ожиданий, сразу же взяла в руки многочисленное хозяйство и стала образцовой женой. С гостями и посетителями она была сдержана. Современник отмечал, что она и в средних летах "была красавица, высокого роста и крупных форм, величавая, но холодная; правильным чертам ее недоставало одушевления и живости".
Державин называл ее Милена. Удивительное у нее было лицо. Конечно же, большой контраст с Пленирой, но Милена нравится мне намного больше.
Судя по всему, Державин любил застолья с друзьями. Именно в доме на Фонтанке он написал стихотворение "Приглашение к обеду":
Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В графинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят;
С курильниц благовоньи льются,
Плоды среди корзин смеются,
Не смеют слуги и дохнуть,
Тебя стола вкруг ожидая;
Хозяйка статная, младая
Готова руку протянуть.
Да и стол здесь стоит непростой. Его называли "сороконожка" по количеству ножек, и благодаря своей замысловатой конструкции он развигался почти на всю комнату. Любезная смотрительница приподняла скатерть, чтобы я могла сфотографировать эти ножки для вас. Стол стоит как будто на пуантах.
В углу стоит горка с уникальной посудой XVIII - начала XIX века. На средней полке - сервиз Tête-à-Tête (чайный сервиз на две персоны), преподнесенный в дар музею послом Франции.
marinni пишет: "Сервизы тет-а-тет (от французского tete-a-tete - «наедине», буквально «голова к голове»), часто дарились на свадьбу и символизировали дальнейшую совместную жизнь молодых супругов. Потом эта посуда часто передавалась по наследству. Нередко подобные сервизы в быту не использовались, а служили украшением интерьеров".
Как вы думаете, что это такое? Нет, это не самовар. Это сосуд для вина, причем уникальной конструкции - в верхнюю часть можно было засыпать лед, чтобы охлаждать белые вина, а внизу под ним встроена спиртовка, чтобы подогревать красные! - Необыкновенно удобная, полезная и просто красивая вещь.
Один из выходов из столовой приводит нас в комнату племянницы. Здесь восстановлена характерная обстановка комнаты молодой дворянской девушки в то время. У Державина не было своих детей - ни от Плениры, ни от Милены. Но в его доме жили племяники - дети Капниста и Львова (помните, они были женаты на сестрах Дарьи Алексеевны), и он о них очень заботился. А когда в 1803 году умер Львов, а в 1807 его жена, Державин стал опекуном трех их дочерей - Елизаветы, Веры и Прасковьи. Девочки получили хорошее образование, занимались переводами, записывали под диктовку сочинения Державина, помогали ему в делах и ухаживали за ним. Они составили основу труппы домашнего театра, о котором я писала в прошлый раз. Кстати, интересно, что их мать, Мария Алексеевна, в свое время вышла замуж за Львова тайно из-за запрета родителей, которые признали их брак только через четыре года.
И последнее, о чем я хочу сегодня рассказать - кабинет Дарьи Алексеевны. Он напомнил мне кабинет Софьи Андреевны в усадьбе Толстого в Хамовниках.
Она точно так же ловко управлялась с делами, руководствуясь многочисленными книгами по ведению хозяйства.
Сама вела бухгалтерию и счета, писала много писем.
Но посмотрите на ее книжный шкаф. Я не могу утверждать, что это точно ее книги, но верю, что сотрудники музея поставили их сюда не без оснований. Судя по всему, Дарья Алексеевна была женщиной редких качеств.