(no subject)
Полное излечение.
Туман растаял.
Миша привстал с подушек - в голове загудело. Перед ним на больничном стуле сидела пожилая женщина. Ее седые волосы были уложены в опрятную халу, серые грустные глаза неотрывно смотрели на Мишу. Руки женщины покоились на кожаной темной сумке, стоящей на коленях.
- Ну наконец-то проснулся. Как ты чувствуешь себя, Мишенька?
- Хорошо, - пролепетал он.
Улыбка, появившаяся было на лице женщины, совершенно пропала. Взгляд окрасился тревогой.
- Ты что, не узнаешь меня?
“Ну вот, опять, - поморщился Миша и в голове болезненно кольнуло. - Просто невозможно!.. Кто же это может быть? Попробую наудачу.”
- Бабушка… - неуверенно протянул он.
В глазах женщины отразилось заметное облегчение.
- Бабуля, - поправила она его. - Когда это ты меня бабушкой называл?.. Я тебе печенье принесла. Твое любимое.
Она вынула из сумки красивую круглую коробку и протянула Мише. Он взял ее, снял крышку, вынул нежный комок овальной формы с душистым запахом и откусил от него небольшой кусочек, который сразу растаял во рту. Миша положил весь комок в рот - и зажмурился от удовольствия.
- Ну вот и хорошо, - одобрительно кивнула бабушка. - Тебе что-нибудь еще нужно? Тут вот фрукты, шоколад… Тебя нормально кормят?
- Не знаю… - сказал Миша, но сразу спохватился: - То есть нормально.
Бабушка внимательно посмотрела на внука.
- Еще не очень хорошо ты все помнишь… - посетовала она. - Ну ничего - врач говорил, что ты идешь на поправку.
“Да я ничего не помню! - чуть не закричал Миша. - Ни где живу, ни с кем, ни чем занимаюсь, ни… ничего! И вас я не помню тоже!.. А вот печенье - да. Печенье я помню…”
В голове заскрежетало. Он прикрыл глаза.
- Тяжело тебе? Поспи тогда, - сказала бабушка. - А я пойду.
“Как же ее зовут?”
- Хочешь, я приду завтра? Что-нибудь тебе принести?
- Не знаю… Ничего не надо.
- Может быть книжки какие-нибудь?
Что-то шевельнулось внутри у Миши. “Книжки, книжки…”
- Тебе наверное читать пока не стоит. Тебе ведь тяжело еще читать… Может ты в лото хочешь поиграть? Помнишь, как мы с тобой в детстве в лото играли?
Мишу словно молнией ударило. “Тоня! Моя бабушка! Бабуля… Ну конечно! Еще бы мне не помнить, как мы в детстве в лото играли! Любимое занятие!.. А помню, как я один раз проиграл и полез с кулаками - на собственную бабушку! Азартный ребенок…”
Ему стало стыдно от внезапно пришедшего воспоминания. Прошло несколько секунд, пока он не справился с ним и краска смущения не схлынула с лица. Теперь ему было легко и приятно.
- Нет, бабуль, не надо лото, - сказал он и улыбнулся. - Ты мне книжек принеси.
- Каких, Мишунь?
“А действительно, каких?”
- Давай я тебе те, что на столе лежат, принесу, - выручила его бабушка.
- Да, точно. Их и принеси.
- Хорошо. А ты давай-ка поспи. А то вон у тебя даже пот на лбу выступил.
“Это от радости, что вспомнил.”
Она погладила его по голове и вышла из палаты.
…
- Вы довольно быстро идете на поправку, Михаил Валерьевич. За три месяца, что вы у нас, вы вспомнили почти все.
- Да. Спасибо ребятам.
- Прошу прощения, каким ребятам?
“Опять он меня проверяет.”
- Ну как каким? Из института. Они же навещают меня - раз в неделю. Вот я постепенно все и вспомнил.
- Да, да, - закивал седой красавец в щеголевато накинутом поверх костюма белом халате - Мишин лечащий врач. - А еще этот, как его…
- Кто? - не понял Миша.
- Ну, приходил к вам… - врач скользнул взглядом по своим листкам.
За толстым стеклом задыхалось от переизбытка воздуха московское небо и ленивые птицы двигали себя по гипнотическим траекториям.
- Сосед! Юра.
- Точно. Он вам тоже помог?
- Угу. Там вообще смешно было. Сначала... мы разговаривали о том о сем, а потом он вдруг попросил задачку ему помочь решить. Я сначала вообще не понял, о чем идет речь. Но он мне напомнил, что раньше я помогал ему с математикой, физикой, химией… Он сейчас в выпускном классе… Но тут мне тяжело пришлось. Пока я вспомнил, что такое физика и математика, прошло недели две. Он мне учебники притащил… Ну, вспомнил потихоньку. Потом ребята институтские со мной занимались.
- Да, да, - кивал головой врач. - Ваши институтские ребята утверждают, что в бюро без вас работа не идет как надо. Я спрашивал их мнение относительно вашего теперешнего состояния. Они за вас ручаются… Это очень хорошо. Было бы жаль потерять такого хорошего инженера… А как меня зовут вы не забыли?
- Помилуйте! Вы же мой тезка.
- А отчество не запамятовали?
- Михаил Семенович, да не беспокойтесь вы - помню я все. Вот голова побаливает, это есть.
- Ну голова у вас, Михаил Валерьевич, у вас пройдет - это я вам обещаю… Есть одна загвоздочка. Вы никак не можете вспомнить, что же вы все-таки делали в доме, предназначенном под снос. Там, где вас нашли.
- Да я просто гулял. Ну, тут уж ничего не поделаешь - я всегда был немного романтиком (“Что я несу? Каким еще романтиком? Да ничего я ни про какой дом не помню! Чего они с этим домом ко мне привязались?”). По-моему в наше время без этого не проживешь. Вы не находите?
- И вам нравится по полуразрушенным зданиям гулять? Странное проявление романтики.
- Отчего же странное? Самое обычное проявление. Знаете, как одухотворяет!
- Обычно ходят в походы - костры, гитары там…
- Ну это тоже… И все-таки это другое.
- Угм. А стихи вы случайно не пишите?
- Ну… писал, но последнее время как-то не до этого. Работа, в-основном.
“Неужели я стихи писал? Впрочем, все может быть. Надо у бабули спросить…”
В этот момент врач исполнил целую пантомиму: он снова пробежал глазами по листкам, скривил недовольную гримасу и что-то пробормотал, потом еле слышно крякнул и, не поднимая глаз со своих записей, неожиданно выпалил совершенно непринужденным тоном:
- Понимаете, Михаил Валерьевич, следователю не нравятся три обстоятельства. Первое - это личность того, кто вызвал скорую.
- Да, я знаю, он мне говорил.
- Ведь и правда странная картина вырисовывается. Представьте себе сами: кто-то находит вас лежащим со сломанной головой в заброшенном здании, вызывает “скорую”, а сам пропадает. Странно как-то. Но это еще ничего. Экспертиза показала, что звонок имел место через час после того, как с вами случилось несчастье. Это подозрительно, особенно если учесть время звонка - два часа ночи.
“Ох! Опять он намекает, что на меня покушались!”
- Второе более чем странное обстоятельство, - врач снял очки и посмотрел на Мишу тревожным и даже слегка паникующим взглядом. - Да нет, я бы сказал, фантастическое обстоятельство. При осмотре происшествия в здании были обнаружены, - врач развел руками, - скрытые ловушки. Маленькие катапульты, - проговорил он с сильным нажимом. - Ни больше ни меньше. И еще какие-то штуковинки. Явно военного предназначения - но принципа работы так выяснить и не смогли… Мистика какая-то… Что бы это могло значить? - спросил он скорее себя. - Как вам это нравится? - это он уже обратился к Мише.
- Катапульты? - переспросил Миша.
- Да. рычаги, которые при нажатии чем-нибудь выстреливают… например, камнем...
- Ой. Кошмар какой!
- Так вы ничего об этом не знаете?
- Прошу прощения?
- Я хочу сказать, вам это ничего не напоминает?
- Что же это должно мне напоминать?
- Да уж не знаю. Именно это мы и пытаемся выяснить.
- Нет, ничего не напоминает.
- Понятно, - в голосе врача сквозила безнадежность. - Третье обстоятельство, знаете какое? - спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: - Вам был нанесен удар. И по всей видимости умышленный. Теперь это точно доказано. Во всяком случае Андрей Дмитриевич так мне передал.
“Андрей Дмитриевич - это следователь, - на всякий случай напомнил себе Миша. - Мужик с квадратной головой. Не хотелось бы с ним больше встречаться…”
И словно в ответ на его пожелание Михаил Семенович отложил свои бумажки и сказал:
- Тем не менее следствие временно приостановлено… Я не знаю почему. Андрей Дмитриевич на этот счет меня не проинформировал. Он лишь просил меня передать вам, что если вы что-нибудь вспомните, или вам станет что-либо известно, - большая просьба немедленно сообщить ему.
- Да, конечно. Разумеется.
- Ну вот и прекрасно… - голос врача стал совершать резкие, но вполне оправданные модуляции. Сначала он окрасился молодеческой бодростью. - Ну-с, молодой человек… - Михаил Семенович сделал паузу, после которой в голосе его зазвучали заговорщицкие интонации, - небось домой хотите, а?
- Пожалуй.
- Угм… Вот и мы решили вас выписать. Вы на инвалидности, побудьте пока дома, пообвыкнитесь. Если что - сразу звоните мне. У вас есть бабушка, она живет неподалеку, будет вам помогать. Сосед ваш Сергей - он, кажется, ваш друг - тоже обещал за вами присмотреть. Через недельку зайдите к нам, мы вас осмотрим. Ну вот - всего вам наилучшего.
…
“Сосиски в холодильнике. Надеюсь, ты сможешь их разогреть. Если нет, я скоро приду.”
Есть он не хотел.
За окном зазвенел трамвай. Этот звук рассеял туман в голове Миши - и ему стало легко и спокойно в этих стенах, потому что в этот момент он признал свой дом.
Две комнаты - одна большая, другая поменьше, малюсенькая кухня, ванная, туалет. Кривой балкон - кажется, единственный кривой балкон во всем микрорайоне, архитектура которого вообще не признавала ничего кроме прямых углов. Северо-восток столицы.
Пять школ - из них Миша успел поучиться в трех. Две из них он видит из окна. Четыре детских сада - Миша побывал в двух.
Поликлиника - из нее Миша в детстве не вылезал.
Яуза - речка настолько грязная, что в ней не замерзает вода зимой.
Пруд, действующая церковь, футбольные площадки, два кладбища, рынок, станция метро, больница, райком.
Заводы, заводы…
Все пришло. Все восстановлено в памяти.
Здесь он родился и прожил всю мвою жизнь - 25 лет. Родители его погибли… он был совсем маленьким…
Вешалка, репродукция Ван-Гога (всегда здесь висела), телевизор, диван, торшер. Ковер. Кровать, стол, шкаф с книгами. И все. Обстановку нельзя назвать спартанской, но и лишнего ничего нет.
Да, кажется, он все вспомнил. Миша подошел к шкафу, провел пальцами по корешкам книг. Старые издания. Он вытянул наугад одну книжку. Желтые, погрубевшие от времени страницы. “История германского народа. 1858 г.” С лишними буквами - “ер”, “ъ” и “i”.
Он очень любил свои старые книги.
“Попробуем выяснить, помню ли я что-нибудь, - решил Миша. - Так. Гогенштауфены, Оттон Великий, Генрих и папа, “салическая правда”, гвельфы. Вроде помню.”
Он поставил книгу на место. “Да, интересно возвращается память, - оценил Миша. - Откуда-то из тумана приходят названия, всплывают события… возвращаются чувства… В стене должен быть шкаф с одеждой!”
Миша развернулся и подошел к стене напротив, потянул за ручку, и отворилась дверца. На полках лежала аккуратно сложенная одежда. “Бабуля складывала, - сразу вспомнил Миша. - Я так не могу.”
Да, кажется, в памяти восстановилось все - и только осталось иррациональное ощущение, будто он не был дома много лет - хотя на самом деле отсутствовал всего месяца три-четыре.
Миша подсел к столу, выдвинул ящик и вытащил из него стопку папок. В папках были сложены чертежи. Миша просматривал их в пол-глаза и отбрасывал один за другим. Но на одном остановился, скинул папки со стола и аккуратно расстелил чертеж.
Вот она, штуковина! Миша углубился в изучение чертежа. Вот здесь можно подправить… Чего тут еще… Ах да, вот этот вопрос не давал ему покоя долгое время… Хм, интересно - а может так?.. А в чем собственно проблема? Ну конечно так! Странно, почему он раньше не догадывался? Чушь какая-то…
Внезапно Миша рывком оторвался от чертежа и встревоженно огляделся. “Чего-то не хватает!” Возникла секундная заминка - он нахмурил лоб, щелкнул пальцем. Затем подошел к дивану и поднял сиденье. Мозг как-будто ожгло каленым железом.
Под сиденьем был целый арсенал оружия. Винтовка, пистолет, миниавтомат, охотничье ружье, дымовые шашки… Но гораздо больше было колющего и режущего оружия - Миша нашел несколько пращей разных видов - некоторые были по всей видимости старинной выделки, - потрясающий по красоте лук, два спортивных арбалета и, что больше всего удивило Мишу, целая куча духовых трубок. А кроме того - десятки ножей, тесаков, стилетов, сабель.
Миша вытащил одну из сабель из кучи и взялся за рукоять. Приятная дрожь прошла по телу. Он вытащил саблю из ножен и немного пожонглировал ножнами, подбивая их мягкими точными ударами сабли. Потом отбросил их и произвел серию быстрых взмахов. Лезвие сабли исчезло из вида, в воздухе несколько секунд стоял жуткий свист, а вокруг Миши образовалось беспокойное мерцающее облако.
Внезапно лезвие появилось вновь - оно словно нацелилось на груль невидимого врага, стоящего перед Мишей. Он обнаружил себя в странной, но очень приятной позе: полусидя, одна из ног касалась пола вытянутым носком, свободная рука чуть в стороне.
Миша испугался сам себя. “Что это я сейчас сделал?” - спросил он у неведомого зрителя-всезнайки. Хотя и так все было понятно: тело его помнило то, что мозг почему-то вспомнить не мог. Но сейчас Мише было не до раздумий - потому что тело его неожиданно подалось вперед и вторая, свободная, рука выхватила из недр дивана еще одну саблю. От легкого толчка ножны соскочили - и в течение минуты Миша двигался внутри созданного саблями смертоносного шара, периодически на мгновение застывая в сдержанных грозных позах.
Когда он закончил упражняться, его настигла мысль: “Нужно оружие в порядок привести.” Почистив и поточив сабли, он сложил их среди остального оружия и сказал:
- Эх! Вот сейчас бы сосисок поесть!
…
- Бабуль, слышь?
- Что?
- Ты… в диван заглядывала?
- А чего туда заглядывать?
- Ну, я же тебя спросил!
- Да зачем мне? На железяки твои смотреть?
- А! Значит ты знаешь?
- Про твой склад? Конечно, знаю. Вот посадят тебя когда-нибудь в тюрьму…
Мишино сердце ухнуло куда-то вниз.
- Так это незаконно? - спросил он. Начала болеть голова.
- … - прошептала бабушка.
- Что? - он наклонился к ней.
- Автомат? - услышал он ее шепот. - Автомат может быть законным? - она постучала пальцами по лбу.
- Ага, - сказал растерянно Миша. - А кто-нибудь еще об этом знает?
- Это у тебя надо спросить.
- Угм… Понятно… (“Что же мне с этим делать?”) Бабуль, а ты не могла бы рассказать мне - что ты об оружии этом знаешь? Понимаешь, я что-то не очень помню.
Бабушка в недоумении развела руками:
- А чего рассказывать-то?
- Ну… откуда оно у меня?
- Не знаю. Где-то ты его достаешь.
- А зачем, бабуль?
- Ну как зачем? Нравится тебе, - бабушка отвлеклась от своих кухонных хлопот и присела на табурет. - Ты же с пяти лет оружием увлекаешься. У тебя же пол-стола грамотами и медалями забито.
- А что - я в соревнованиях участвовал? - голова болела все сильней и сильней.
- Да конечно участвовал! Постоянно!.. Во всяком случае, пока в школе учился… Ты что, совсем не помнишь?
Миша промолчал.
- А как с дядькой занимались - тоже не помнишь?
Слово “дядька” почему-то немедленно вызвало в Лешиной памяти целую серию картин. Открытое лицо с пронзительным взглядом синих глаз… “Вспомнил: дядя Леша! Ой!..” Голова совершенно перестала болеть - и вернулось множество воспоминаний! Дядя Леша занимался им, Мишей, своим племянником, с тех пор как погибли его родители. И все-таки как-то смутно… Рыбалка, шахматы… а! точно! Секция по фехтованию! И еще - они с дядей фехтуют. Да, дядя привил ему охоту к оружию - вспомнил!
- Помню, бабуля… А где дядя Леша-то?
Лицо бабушки перекосилось в отчаянии.
- Господи, когда когда же эта гадость у тебя пройдет?.. - забормотала она.
- Что такое, бабуль? - оторопел Миша.
- Что такое? - переспросила бабушка Тоня и горестно покачала головой. - Дядя Леша три года в могиле!
Вот так раз! Три года! Но воспоминание об этом не приходило. Ох! Как же все-таки странно возвращается память! Болезненно и как-то чудно’… Миша почувствовал страшную усталость.
- Бабуля, я пожалуй лягу, посплю.
- Конечно, зая. Ложись. Я тут кое-что на кухне доделаю и потом уйду.
Засыпая, он думал: “Что ж я никак не могу вспомнить… Дядя… И этот арсенал… Его нужно срочно перепрятать, а то следователь объявится… Если он это увидит, то даже не знаю… С его квадратной головой… Куда перепрятать?.. “
…
Вечером зазвонил телефон. Миша поднял трубку.
- Алло, - услышал он, - кто это?
- Миша.
- О! Наконец-то! Ты куда пропал? Я тебе два месяца дозвониться не могу.
- Я в больнице был.
- Да ты что! А что с тобой случилоь?
- Травма мозга.
- Ой! Кошмар! А как ты сейчас?
- Да вроде бы нормально.
- Слава Богу… Слушай, я по поводу книжек.
“Каких еще книжек?”
- Может я тебе их сейчас занесу?
- Заноси.
- Я через час буду. Только у меня дела, посидеть не получится. Ты уж извини, в другой раз.
- Хорошо.
- Ну, до скорого.
- Пока.
“Интересно, кто это такой?”
…
Раздался звонок в дверь. Миша открыл и увидел невысокого лысеющего очкарика плотного сложения примерно его возраста.
- А, Мишель! - рот незнакомца расплылся в широкой улыбке. - Наконец-то! А я уж Бог весть что думать начал… Так у тебя голова-то как - прошла? Если что - у меня есть один специалист…
- Да нет, вроде все нормально. Ты проходи.
Но тот проходить не стал, а остался стоять в дверях.
- Слушай, Мишка, я так занят, что даже зайти на минуту не могу, - сказал он. - Вот книжки отдам и помчусь.
- Ну… хорошо.
- На, - очкарик протянул Мише пакет, который держал в руке.
“Нужно хоть что-нибудь сказать,” - подумал Миша.
- Понравились?
- Кто? Учебники? - ухмыльнулся очкарик. - Чрезвычайно занятное чтение, - он хохотнул. - А распечатка… - тут он как-то испуганно моргнул, - знаешь, это, пожалуй, слишком… То-есть интересно, конечно… - он посмотрел на свои наручные часы. - Знаешь, давай на неделе встретимся и это все обсудим?
- Ну… хорошо.
Миша закрыл дверь.
Он вынул из пакета книги и положил их на стол. Действительно, научная литература. Но, в-основном, конспекты. Сделанные его, Мишиной, рукой.
Сразу стало клонить в сон. Так всегда бывало, когда он пытался что-нибудь вспомнить. Но нет, на этот раз не получилось. Не помнит он, как эти конспекты писал. Однако же, почерк его.
Вот блин! Надо прилечь поспать, сил нету…
…
Когда Миша складывал конспекты в ящик стола, он наткнулся на сшитую домашним способом книжку из отпечатанных на машинке листов.
Он раскрыл книгу.
“История уфалов словно специально предназначена для того, чтобы демонстрировать нам, насколько зыбок наш, человеческий, мир, условны общепринятые воззрения и сомнительны достижения духа.
Обращение к анализу бывшего некогда притчей во языцех, а ныне полузабытого уклада жизни этого племени на многое могло бы раскрыть глаза как современным психологам так и современным политикам - и вообще всем тем, кто заявляет, что печется о благосостоянии и духовном здоровье людского рода.
Практически безоговорочно признается всеми исследователями, что уфальский народ ведет свое происхождение с гор Кавказа - хотя по иронии судьбы в нынешнее время в республиках как Закавказья так и Кавказа не встречается, кажется, ни одного уфала. Впрочем, серьезных исследований в этом регионе не проводилось.
Существует ряд гипотез об обстоятельствах обретения жизненным духом той формы выражения у уфалов, которая впоследствии так ярко выделила этот народ из массы других.
Приводим ту, которая не вызывает протеста у большинства исследователей.
По видимому немногим более 1500 лет назад на севере Кавказского хребта в одном из высокогорных племен возникла новая и совершенно необыкновенная религия, обрядовая суть которой заключалась в том, что любой взрослый мужчина этого племени, при встрече со своим единоверцем был обязан убить его.
Скорее всего причиной подобного переворота в сознании народа было вполне обдуманное решение старейшин племени, призванное любой ценой сохранить племя от окончательного исчезновения, к которому неизбежно привел бы его уже в самом скором времени разгул кровной мести.
В этом нет ничего удивительно, если принять во внимание тот достаточно изученный и вполне достоверный факт, что время от времени то или иное кавказское горное племя, увлекшись кровной местью, подрывало свой генофонд и совершенно исчезало. Так вымерли многие племена Кавказа. Подобное происходило также и на Балканах и Пиренеях.
Необходимо подчеркнуть, что убийство соплеменника - как ни дико это звучит - было в крови местного населения (возможно, здесь мы имеем дело с древнейшим, если не изначальным, укладом человеческой психологии) - так что выдумку старейшин с полным правом можно назвать гениальной.
Заповедь убить ближнего своего, осиянная светом Служения Высшему Аболюту, превращенная в высший момент “служения” и совершенно оторванная от понятия “гордость”, тесно переплетенного с духом законов кровной мести, и отныне сомкнутая с понятиями “смирение” и “всепожертвование”, привела впоследствии, как это ни парадоксально, к крайне бережному отношению к жизни соплеменников. Так свершилось кардинальное перерождение людской общности. Об этом будет рассказано ниже.
Побочным эффектом уфальского “служения” стало рассеяние самого племени. Вероятно новая религия привилась не сразу, а в течение нескольких поколений, но уже в начале 5 столетия от Р. Х. мы встречаем упоминания о ритуальных поединках в армянских хрониках, а чуть позже и в иранских. У византийских хронистов примерно в то же время фиксируется имя уфалов, а в Эфесском сборнике сказок (8 в.) уфалы фигурируют весьма широко (из 19 сказок в трех).
В древних преданиях народов Азербайджана сохранились отголоски обрядов “революционной” религии уфалов. Красочные сказания о грандиозных сражениях, в которых каждый воин бьется за себя - безусловно отголоски ранней эпохи в истории уфальской религии, когда мужчины этого племени сходились на поле большим числом во имя богатой Жертвы.
По всей видимости уфалы сделались настолько ревностными последователями кровожадной доктрины, что были не прочь закласть весь народ во имя Высшего, но этого не произошло по причине противодействия властей. Ритуалы уфалов были запрещены повсеместно.
Здесь нужно указать одну важную деталь. Уфалы вследствие своего глубокого погружения в новую, полностью отличную систему мировоззрения и перенесения своего воинственного духа исключительно в сферу религии, совершенно перестали обращать внимание на вопросы обороны и в скором времени потеряли всякую независимость. Скорее всего они были изгнаны из исконных мест своего обитания. Горные народы - соседи уфалов - считали ниже своего достоинства истреблять племя, не прилагающего ни малейшего усилия для своей защиты.
Оказавшись в Кавказской Албании (Азербайджане), Армении, а позже в Ширазе, Хорасане и Белуджистане, уфалы были вынуждены рассеяться по деревням практически в количестве одной семьи на поселок. Армянские уфалы довольно быстро сошли на нет в силу невнимательного к ним отношения туземного населения, слишком поглощенного непрестанной борьбой за собственное выживание. В более благополучных исламских странах власти не допускали ритуальных поединков - под страхом казни всей семьи принесенного в жертву (т. е. проигравшего поединок).
По закону уфалов участвовать в ритуальном поединке, позднее получившем название “священной охоты”, был обязан каждый достигший 19-летнего возраста мужчина. Всем остальным, т. е. женщинам и подросткам подобная деятельность была запрещена.
Мужчина не смел отказаться от поединка при встрече с соплеменником. Как проиграть поединок так и выйти из него победителем в равной степени являлось высшей честью и смыслом существования для каждого уфала.
Как они узнавали друг друга? Каким образом уфал убеждался в том, что завидел посреди улицы или многолюдного базара своего единоплеменника? По всей видимости, изначально их отличала от других народов одежда. Но вместе с запретами на поединки была запрещено и ношение национальной одежды - и тогда сыны этого всежертвенного племени стали придумывать различные тайные знаки, по которым и узнавали друг друга.
Поскольку уфалы принесли с собой в страны своего нового обитания тонкое знание многих ремесел - так, например, совершенно точно известно, что им не было равных в оружейном деле - то их старались беречь. В Ширазе по записям визиря Эль-Кавуса в каждом селе или городке держали одну уфальскую семью и не допускали туда хотя бы еще одну, и кроме того старались препятствовать выходу главы семейства за пределы населенного пункта. То же самое известно при Сирию и отчасти территорию Малой Азии.
Несмотря на все эти меры предосторожности до нас доходят сведения о смертельных поединках…”
- Кажется… когда-то я и это читал… - нахмурил лоб Миша. - А может быть мне просто кажется… Название вроде бы какое-то знакомое…
Но воспоминание ускользнуло.
продолжение следует
Туман растаял.
Миша привстал с подушек - в голове загудело. Перед ним на больничном стуле сидела пожилая женщина. Ее седые волосы были уложены в опрятную халу, серые грустные глаза неотрывно смотрели на Мишу. Руки женщины покоились на кожаной темной сумке, стоящей на коленях.
- Ну наконец-то проснулся. Как ты чувствуешь себя, Мишенька?
- Хорошо, - пролепетал он.
Улыбка, появившаяся было на лице женщины, совершенно пропала. Взгляд окрасился тревогой.
- Ты что, не узнаешь меня?
“Ну вот, опять, - поморщился Миша и в голове болезненно кольнуло. - Просто невозможно!.. Кто же это может быть? Попробую наудачу.”
- Бабушка… - неуверенно протянул он.
В глазах женщины отразилось заметное облегчение.
- Бабуля, - поправила она его. - Когда это ты меня бабушкой называл?.. Я тебе печенье принесла. Твое любимое.
Она вынула из сумки красивую круглую коробку и протянула Мише. Он взял ее, снял крышку, вынул нежный комок овальной формы с душистым запахом и откусил от него небольшой кусочек, который сразу растаял во рту. Миша положил весь комок в рот - и зажмурился от удовольствия.
- Ну вот и хорошо, - одобрительно кивнула бабушка. - Тебе что-нибудь еще нужно? Тут вот фрукты, шоколад… Тебя нормально кормят?
- Не знаю… - сказал Миша, но сразу спохватился: - То есть нормально.
Бабушка внимательно посмотрела на внука.
- Еще не очень хорошо ты все помнишь… - посетовала она. - Ну ничего - врач говорил, что ты идешь на поправку.
“Да я ничего не помню! - чуть не закричал Миша. - Ни где живу, ни с кем, ни чем занимаюсь, ни… ничего! И вас я не помню тоже!.. А вот печенье - да. Печенье я помню…”
В голове заскрежетало. Он прикрыл глаза.
- Тяжело тебе? Поспи тогда, - сказала бабушка. - А я пойду.
“Как же ее зовут?”
- Хочешь, я приду завтра? Что-нибудь тебе принести?
- Не знаю… Ничего не надо.
- Может быть книжки какие-нибудь?
Что-то шевельнулось внутри у Миши. “Книжки, книжки…”
- Тебе наверное читать пока не стоит. Тебе ведь тяжело еще читать… Может ты в лото хочешь поиграть? Помнишь, как мы с тобой в детстве в лото играли?
Мишу словно молнией ударило. “Тоня! Моя бабушка! Бабуля… Ну конечно! Еще бы мне не помнить, как мы в детстве в лото играли! Любимое занятие!.. А помню, как я один раз проиграл и полез с кулаками - на собственную бабушку! Азартный ребенок…”
Ему стало стыдно от внезапно пришедшего воспоминания. Прошло несколько секунд, пока он не справился с ним и краска смущения не схлынула с лица. Теперь ему было легко и приятно.
- Нет, бабуль, не надо лото, - сказал он и улыбнулся. - Ты мне книжек принеси.
- Каких, Мишунь?
“А действительно, каких?”
- Давай я тебе те, что на столе лежат, принесу, - выручила его бабушка.
- Да, точно. Их и принеси.
- Хорошо. А ты давай-ка поспи. А то вон у тебя даже пот на лбу выступил.
“Это от радости, что вспомнил.”
Она погладила его по голове и вышла из палаты.
…
- Вы довольно быстро идете на поправку, Михаил Валерьевич. За три месяца, что вы у нас, вы вспомнили почти все.
- Да. Спасибо ребятам.
- Прошу прощения, каким ребятам?
“Опять он меня проверяет.”
- Ну как каким? Из института. Они же навещают меня - раз в неделю. Вот я постепенно все и вспомнил.
- Да, да, - закивал седой красавец в щеголевато накинутом поверх костюма белом халате - Мишин лечащий врач. - А еще этот, как его…
- Кто? - не понял Миша.
- Ну, приходил к вам… - врач скользнул взглядом по своим листкам.
За толстым стеклом задыхалось от переизбытка воздуха московское небо и ленивые птицы двигали себя по гипнотическим траекториям.
- Сосед! Юра.
- Точно. Он вам тоже помог?
- Угу. Там вообще смешно было. Сначала... мы разговаривали о том о сем, а потом он вдруг попросил задачку ему помочь решить. Я сначала вообще не понял, о чем идет речь. Но он мне напомнил, что раньше я помогал ему с математикой, физикой, химией… Он сейчас в выпускном классе… Но тут мне тяжело пришлось. Пока я вспомнил, что такое физика и математика, прошло недели две. Он мне учебники притащил… Ну, вспомнил потихоньку. Потом ребята институтские со мной занимались.
- Да, да, - кивал головой врач. - Ваши институтские ребята утверждают, что в бюро без вас работа не идет как надо. Я спрашивал их мнение относительно вашего теперешнего состояния. Они за вас ручаются… Это очень хорошо. Было бы жаль потерять такого хорошего инженера… А как меня зовут вы не забыли?
- Помилуйте! Вы же мой тезка.
- А отчество не запамятовали?
- Михаил Семенович, да не беспокойтесь вы - помню я все. Вот голова побаливает, это есть.
- Ну голова у вас, Михаил Валерьевич, у вас пройдет - это я вам обещаю… Есть одна загвоздочка. Вы никак не можете вспомнить, что же вы все-таки делали в доме, предназначенном под снос. Там, где вас нашли.
- Да я просто гулял. Ну, тут уж ничего не поделаешь - я всегда был немного романтиком (“Что я несу? Каким еще романтиком? Да ничего я ни про какой дом не помню! Чего они с этим домом ко мне привязались?”). По-моему в наше время без этого не проживешь. Вы не находите?
- И вам нравится по полуразрушенным зданиям гулять? Странное проявление романтики.
- Отчего же странное? Самое обычное проявление. Знаете, как одухотворяет!
- Обычно ходят в походы - костры, гитары там…
- Ну это тоже… И все-таки это другое.
- Угм. А стихи вы случайно не пишите?
- Ну… писал, но последнее время как-то не до этого. Работа, в-основном.
“Неужели я стихи писал? Впрочем, все может быть. Надо у бабули спросить…”
В этот момент врач исполнил целую пантомиму: он снова пробежал глазами по листкам, скривил недовольную гримасу и что-то пробормотал, потом еле слышно крякнул и, не поднимая глаз со своих записей, неожиданно выпалил совершенно непринужденным тоном:
- Понимаете, Михаил Валерьевич, следователю не нравятся три обстоятельства. Первое - это личность того, кто вызвал скорую.
- Да, я знаю, он мне говорил.
- Ведь и правда странная картина вырисовывается. Представьте себе сами: кто-то находит вас лежащим со сломанной головой в заброшенном здании, вызывает “скорую”, а сам пропадает. Странно как-то. Но это еще ничего. Экспертиза показала, что звонок имел место через час после того, как с вами случилось несчастье. Это подозрительно, особенно если учесть время звонка - два часа ночи.
“Ох! Опять он намекает, что на меня покушались!”
- Второе более чем странное обстоятельство, - врач снял очки и посмотрел на Мишу тревожным и даже слегка паникующим взглядом. - Да нет, я бы сказал, фантастическое обстоятельство. При осмотре происшествия в здании были обнаружены, - врач развел руками, - скрытые ловушки. Маленькие катапульты, - проговорил он с сильным нажимом. - Ни больше ни меньше. И еще какие-то штуковинки. Явно военного предназначения - но принципа работы так выяснить и не смогли… Мистика какая-то… Что бы это могло значить? - спросил он скорее себя. - Как вам это нравится? - это он уже обратился к Мише.
- Катапульты? - переспросил Миша.
- Да. рычаги, которые при нажатии чем-нибудь выстреливают… например, камнем...
- Ой. Кошмар какой!
- Так вы ничего об этом не знаете?
- Прошу прощения?
- Я хочу сказать, вам это ничего не напоминает?
- Что же это должно мне напоминать?
- Да уж не знаю. Именно это мы и пытаемся выяснить.
- Нет, ничего не напоминает.
- Понятно, - в голосе врача сквозила безнадежность. - Третье обстоятельство, знаете какое? - спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: - Вам был нанесен удар. И по всей видимости умышленный. Теперь это точно доказано. Во всяком случае Андрей Дмитриевич так мне передал.
“Андрей Дмитриевич - это следователь, - на всякий случай напомнил себе Миша. - Мужик с квадратной головой. Не хотелось бы с ним больше встречаться…”
И словно в ответ на его пожелание Михаил Семенович отложил свои бумажки и сказал:
- Тем не менее следствие временно приостановлено… Я не знаю почему. Андрей Дмитриевич на этот счет меня не проинформировал. Он лишь просил меня передать вам, что если вы что-нибудь вспомните, или вам станет что-либо известно, - большая просьба немедленно сообщить ему.
- Да, конечно. Разумеется.
- Ну вот и прекрасно… - голос врача стал совершать резкие, но вполне оправданные модуляции. Сначала он окрасился молодеческой бодростью. - Ну-с, молодой человек… - Михаил Семенович сделал паузу, после которой в голосе его зазвучали заговорщицкие интонации, - небось домой хотите, а?
- Пожалуй.
- Угм… Вот и мы решили вас выписать. Вы на инвалидности, побудьте пока дома, пообвыкнитесь. Если что - сразу звоните мне. У вас есть бабушка, она живет неподалеку, будет вам помогать. Сосед ваш Сергей - он, кажется, ваш друг - тоже обещал за вами присмотреть. Через недельку зайдите к нам, мы вас осмотрим. Ну вот - всего вам наилучшего.
…
“Сосиски в холодильнике. Надеюсь, ты сможешь их разогреть. Если нет, я скоро приду.”
Есть он не хотел.
За окном зазвенел трамвай. Этот звук рассеял туман в голове Миши - и ему стало легко и спокойно в этих стенах, потому что в этот момент он признал свой дом.
Две комнаты - одна большая, другая поменьше, малюсенькая кухня, ванная, туалет. Кривой балкон - кажется, единственный кривой балкон во всем микрорайоне, архитектура которого вообще не признавала ничего кроме прямых углов. Северо-восток столицы.
Пять школ - из них Миша успел поучиться в трех. Две из них он видит из окна. Четыре детских сада - Миша побывал в двух.
Поликлиника - из нее Миша в детстве не вылезал.
Яуза - речка настолько грязная, что в ней не замерзает вода зимой.
Пруд, действующая церковь, футбольные площадки, два кладбища, рынок, станция метро, больница, райком.
Заводы, заводы…
Все пришло. Все восстановлено в памяти.
Здесь он родился и прожил всю мвою жизнь - 25 лет. Родители его погибли… он был совсем маленьким…
Вешалка, репродукция Ван-Гога (всегда здесь висела), телевизор, диван, торшер. Ковер. Кровать, стол, шкаф с книгами. И все. Обстановку нельзя назвать спартанской, но и лишнего ничего нет.
Да, кажется, он все вспомнил. Миша подошел к шкафу, провел пальцами по корешкам книг. Старые издания. Он вытянул наугад одну книжку. Желтые, погрубевшие от времени страницы. “История германского народа. 1858 г.” С лишними буквами - “ер”, “ъ” и “i”.
Он очень любил свои старые книги.
“Попробуем выяснить, помню ли я что-нибудь, - решил Миша. - Так. Гогенштауфены, Оттон Великий, Генрих и папа, “салическая правда”, гвельфы. Вроде помню.”
Он поставил книгу на место. “Да, интересно возвращается память, - оценил Миша. - Откуда-то из тумана приходят названия, всплывают события… возвращаются чувства… В стене должен быть шкаф с одеждой!”
Миша развернулся и подошел к стене напротив, потянул за ручку, и отворилась дверца. На полках лежала аккуратно сложенная одежда. “Бабуля складывала, - сразу вспомнил Миша. - Я так не могу.”
Да, кажется, в памяти восстановилось все - и только осталось иррациональное ощущение, будто он не был дома много лет - хотя на самом деле отсутствовал всего месяца три-четыре.
Миша подсел к столу, выдвинул ящик и вытащил из него стопку папок. В папках были сложены чертежи. Миша просматривал их в пол-глаза и отбрасывал один за другим. Но на одном остановился, скинул папки со стола и аккуратно расстелил чертеж.
Вот она, штуковина! Миша углубился в изучение чертежа. Вот здесь можно подправить… Чего тут еще… Ах да, вот этот вопрос не давал ему покоя долгое время… Хм, интересно - а может так?.. А в чем собственно проблема? Ну конечно так! Странно, почему он раньше не догадывался? Чушь какая-то…
Внезапно Миша рывком оторвался от чертежа и встревоженно огляделся. “Чего-то не хватает!” Возникла секундная заминка - он нахмурил лоб, щелкнул пальцем. Затем подошел к дивану и поднял сиденье. Мозг как-будто ожгло каленым железом.
Под сиденьем был целый арсенал оружия. Винтовка, пистолет, миниавтомат, охотничье ружье, дымовые шашки… Но гораздо больше было колющего и режущего оружия - Миша нашел несколько пращей разных видов - некоторые были по всей видимости старинной выделки, - потрясающий по красоте лук, два спортивных арбалета и, что больше всего удивило Мишу, целая куча духовых трубок. А кроме того - десятки ножей, тесаков, стилетов, сабель.
Миша вытащил одну из сабель из кучи и взялся за рукоять. Приятная дрожь прошла по телу. Он вытащил саблю из ножен и немного пожонглировал ножнами, подбивая их мягкими точными ударами сабли. Потом отбросил их и произвел серию быстрых взмахов. Лезвие сабли исчезло из вида, в воздухе несколько секунд стоял жуткий свист, а вокруг Миши образовалось беспокойное мерцающее облако.
Внезапно лезвие появилось вновь - оно словно нацелилось на груль невидимого врага, стоящего перед Мишей. Он обнаружил себя в странной, но очень приятной позе: полусидя, одна из ног касалась пола вытянутым носком, свободная рука чуть в стороне.
Миша испугался сам себя. “Что это я сейчас сделал?” - спросил он у неведомого зрителя-всезнайки. Хотя и так все было понятно: тело его помнило то, что мозг почему-то вспомнить не мог. Но сейчас Мише было не до раздумий - потому что тело его неожиданно подалось вперед и вторая, свободная, рука выхватила из недр дивана еще одну саблю. От легкого толчка ножны соскочили - и в течение минуты Миша двигался внутри созданного саблями смертоносного шара, периодически на мгновение застывая в сдержанных грозных позах.
Когда он закончил упражняться, его настигла мысль: “Нужно оружие в порядок привести.” Почистив и поточив сабли, он сложил их среди остального оружия и сказал:
- Эх! Вот сейчас бы сосисок поесть!
…
- Бабуль, слышь?
- Что?
- Ты… в диван заглядывала?
- А чего туда заглядывать?
- Ну, я же тебя спросил!
- Да зачем мне? На железяки твои смотреть?
- А! Значит ты знаешь?
- Про твой склад? Конечно, знаю. Вот посадят тебя когда-нибудь в тюрьму…
Мишино сердце ухнуло куда-то вниз.
- Так это незаконно? - спросил он. Начала болеть голова.
- … - прошептала бабушка.
- Что? - он наклонился к ней.
- Автомат? - услышал он ее шепот. - Автомат может быть законным? - она постучала пальцами по лбу.
- Ага, - сказал растерянно Миша. - А кто-нибудь еще об этом знает?
- Это у тебя надо спросить.
- Угм… Понятно… (“Что же мне с этим делать?”) Бабуль, а ты не могла бы рассказать мне - что ты об оружии этом знаешь? Понимаешь, я что-то не очень помню.
Бабушка в недоумении развела руками:
- А чего рассказывать-то?
- Ну… откуда оно у меня?
- Не знаю. Где-то ты его достаешь.
- А зачем, бабуль?
- Ну как зачем? Нравится тебе, - бабушка отвлеклась от своих кухонных хлопот и присела на табурет. - Ты же с пяти лет оружием увлекаешься. У тебя же пол-стола грамотами и медалями забито.
- А что - я в соревнованиях участвовал? - голова болела все сильней и сильней.
- Да конечно участвовал! Постоянно!.. Во всяком случае, пока в школе учился… Ты что, совсем не помнишь?
Миша промолчал.
- А как с дядькой занимались - тоже не помнишь?
Слово “дядька” почему-то немедленно вызвало в Лешиной памяти целую серию картин. Открытое лицо с пронзительным взглядом синих глаз… “Вспомнил: дядя Леша! Ой!..” Голова совершенно перестала болеть - и вернулось множество воспоминаний! Дядя Леша занимался им, Мишей, своим племянником, с тех пор как погибли его родители. И все-таки как-то смутно… Рыбалка, шахматы… а! точно! Секция по фехтованию! И еще - они с дядей фехтуют. Да, дядя привил ему охоту к оружию - вспомнил!
- Помню, бабуля… А где дядя Леша-то?
Лицо бабушки перекосилось в отчаянии.
- Господи, когда когда же эта гадость у тебя пройдет?.. - забормотала она.
- Что такое, бабуль? - оторопел Миша.
- Что такое? - переспросила бабушка Тоня и горестно покачала головой. - Дядя Леша три года в могиле!
Вот так раз! Три года! Но воспоминание об этом не приходило. Ох! Как же все-таки странно возвращается память! Болезненно и как-то чудно’… Миша почувствовал страшную усталость.
- Бабуля, я пожалуй лягу, посплю.
- Конечно, зая. Ложись. Я тут кое-что на кухне доделаю и потом уйду.
Засыпая, он думал: “Что ж я никак не могу вспомнить… Дядя… И этот арсенал… Его нужно срочно перепрятать, а то следователь объявится… Если он это увидит, то даже не знаю… С его квадратной головой… Куда перепрятать?.. “
…
Вечером зазвонил телефон. Миша поднял трубку.
- Алло, - услышал он, - кто это?
- Миша.
- О! Наконец-то! Ты куда пропал? Я тебе два месяца дозвониться не могу.
- Я в больнице был.
- Да ты что! А что с тобой случилоь?
- Травма мозга.
- Ой! Кошмар! А как ты сейчас?
- Да вроде бы нормально.
- Слава Богу… Слушай, я по поводу книжек.
“Каких еще книжек?”
- Может я тебе их сейчас занесу?
- Заноси.
- Я через час буду. Только у меня дела, посидеть не получится. Ты уж извини, в другой раз.
- Хорошо.
- Ну, до скорого.
- Пока.
“Интересно, кто это такой?”
…
Раздался звонок в дверь. Миша открыл и увидел невысокого лысеющего очкарика плотного сложения примерно его возраста.
- А, Мишель! - рот незнакомца расплылся в широкой улыбке. - Наконец-то! А я уж Бог весть что думать начал… Так у тебя голова-то как - прошла? Если что - у меня есть один специалист…
- Да нет, вроде все нормально. Ты проходи.
Но тот проходить не стал, а остался стоять в дверях.
- Слушай, Мишка, я так занят, что даже зайти на минуту не могу, - сказал он. - Вот книжки отдам и помчусь.
- Ну… хорошо.
- На, - очкарик протянул Мише пакет, который держал в руке.
“Нужно хоть что-нибудь сказать,” - подумал Миша.
- Понравились?
- Кто? Учебники? - ухмыльнулся очкарик. - Чрезвычайно занятное чтение, - он хохотнул. - А распечатка… - тут он как-то испуганно моргнул, - знаешь, это, пожалуй, слишком… То-есть интересно, конечно… - он посмотрел на свои наручные часы. - Знаешь, давай на неделе встретимся и это все обсудим?
- Ну… хорошо.
Миша закрыл дверь.
Он вынул из пакета книги и положил их на стол. Действительно, научная литература. Но, в-основном, конспекты. Сделанные его, Мишиной, рукой.
Сразу стало клонить в сон. Так всегда бывало, когда он пытался что-нибудь вспомнить. Но нет, на этот раз не получилось. Не помнит он, как эти конспекты писал. Однако же, почерк его.
Вот блин! Надо прилечь поспать, сил нету…
…
Когда Миша складывал конспекты в ящик стола, он наткнулся на сшитую домашним способом книжку из отпечатанных на машинке листов.
Он раскрыл книгу.
“История уфалов словно специально предназначена для того, чтобы демонстрировать нам, насколько зыбок наш, человеческий, мир, условны общепринятые воззрения и сомнительны достижения духа.
Обращение к анализу бывшего некогда притчей во языцех, а ныне полузабытого уклада жизни этого племени на многое могло бы раскрыть глаза как современным психологам так и современным политикам - и вообще всем тем, кто заявляет, что печется о благосостоянии и духовном здоровье людского рода.
Практически безоговорочно признается всеми исследователями, что уфальский народ ведет свое происхождение с гор Кавказа - хотя по иронии судьбы в нынешнее время в республиках как Закавказья так и Кавказа не встречается, кажется, ни одного уфала. Впрочем, серьезных исследований в этом регионе не проводилось.
Существует ряд гипотез об обстоятельствах обретения жизненным духом той формы выражения у уфалов, которая впоследствии так ярко выделила этот народ из массы других.
Приводим ту, которая не вызывает протеста у большинства исследователей.
По видимому немногим более 1500 лет назад на севере Кавказского хребта в одном из высокогорных племен возникла новая и совершенно необыкновенная религия, обрядовая суть которой заключалась в том, что любой взрослый мужчина этого племени, при встрече со своим единоверцем был обязан убить его.
Скорее всего причиной подобного переворота в сознании народа было вполне обдуманное решение старейшин племени, призванное любой ценой сохранить племя от окончательного исчезновения, к которому неизбежно привел бы его уже в самом скором времени разгул кровной мести.
В этом нет ничего удивительно, если принять во внимание тот достаточно изученный и вполне достоверный факт, что время от времени то или иное кавказское горное племя, увлекшись кровной местью, подрывало свой генофонд и совершенно исчезало. Так вымерли многие племена Кавказа. Подобное происходило также и на Балканах и Пиренеях.
Необходимо подчеркнуть, что убийство соплеменника - как ни дико это звучит - было в крови местного населения (возможно, здесь мы имеем дело с древнейшим, если не изначальным, укладом человеческой психологии) - так что выдумку старейшин с полным правом можно назвать гениальной.
Заповедь убить ближнего своего, осиянная светом Служения Высшему Аболюту, превращенная в высший момент “служения” и совершенно оторванная от понятия “гордость”, тесно переплетенного с духом законов кровной мести, и отныне сомкнутая с понятиями “смирение” и “всепожертвование”, привела впоследствии, как это ни парадоксально, к крайне бережному отношению к жизни соплеменников. Так свершилось кардинальное перерождение людской общности. Об этом будет рассказано ниже.
Побочным эффектом уфальского “служения” стало рассеяние самого племени. Вероятно новая религия привилась не сразу, а в течение нескольких поколений, но уже в начале 5 столетия от Р. Х. мы встречаем упоминания о ритуальных поединках в армянских хрониках, а чуть позже и в иранских. У византийских хронистов примерно в то же время фиксируется имя уфалов, а в Эфесском сборнике сказок (8 в.) уфалы фигурируют весьма широко (из 19 сказок в трех).
В древних преданиях народов Азербайджана сохранились отголоски обрядов “революционной” религии уфалов. Красочные сказания о грандиозных сражениях, в которых каждый воин бьется за себя - безусловно отголоски ранней эпохи в истории уфальской религии, когда мужчины этого племени сходились на поле большим числом во имя богатой Жертвы.
По всей видимости уфалы сделались настолько ревностными последователями кровожадной доктрины, что были не прочь закласть весь народ во имя Высшего, но этого не произошло по причине противодействия властей. Ритуалы уфалов были запрещены повсеместно.
Здесь нужно указать одну важную деталь. Уфалы вследствие своего глубокого погружения в новую, полностью отличную систему мировоззрения и перенесения своего воинственного духа исключительно в сферу религии, совершенно перестали обращать внимание на вопросы обороны и в скором времени потеряли всякую независимость. Скорее всего они были изгнаны из исконных мест своего обитания. Горные народы - соседи уфалов - считали ниже своего достоинства истреблять племя, не прилагающего ни малейшего усилия для своей защиты.
Оказавшись в Кавказской Албании (Азербайджане), Армении, а позже в Ширазе, Хорасане и Белуджистане, уфалы были вынуждены рассеяться по деревням практически в количестве одной семьи на поселок. Армянские уфалы довольно быстро сошли на нет в силу невнимательного к ним отношения туземного населения, слишком поглощенного непрестанной борьбой за собственное выживание. В более благополучных исламских странах власти не допускали ритуальных поединков - под страхом казни всей семьи принесенного в жертву (т. е. проигравшего поединок).
По закону уфалов участвовать в ритуальном поединке, позднее получившем название “священной охоты”, был обязан каждый достигший 19-летнего возраста мужчина. Всем остальным, т. е. женщинам и подросткам подобная деятельность была запрещена.
Мужчина не смел отказаться от поединка при встрече с соплеменником. Как проиграть поединок так и выйти из него победителем в равной степени являлось высшей честью и смыслом существования для каждого уфала.
Как они узнавали друг друга? Каким образом уфал убеждался в том, что завидел посреди улицы или многолюдного базара своего единоплеменника? По всей видимости, изначально их отличала от других народов одежда. Но вместе с запретами на поединки была запрещено и ношение национальной одежды - и тогда сыны этого всежертвенного племени стали придумывать различные тайные знаки, по которым и узнавали друг друга.
Поскольку уфалы принесли с собой в страны своего нового обитания тонкое знание многих ремесел - так, например, совершенно точно известно, что им не было равных в оружейном деле - то их старались беречь. В Ширазе по записям визиря Эль-Кавуса в каждом селе или городке держали одну уфальскую семью и не допускали туда хотя бы еще одну, и кроме того старались препятствовать выходу главы семейства за пределы населенного пункта. То же самое известно при Сирию и отчасти территорию Малой Азии.
Несмотря на все эти меры предосторожности до нас доходят сведения о смертельных поединках…”
- Кажется… когда-то я и это читал… - нахмурил лоб Миша. - А может быть мне просто кажется… Название вроде бы какое-то знакомое…
Но воспоминание ускользнуло.
продолжение следует