Стереоальбом "Крым-2024". День 3. Бахчисарай. От Ханского дворца до ущелья Марьям-Дере
Не нужно быть опытным туристом в ветровке и с большой бородой, дабы догадаться, что в самом городе я ночевать не собирался. Тем более, что за городом есть красивейшее ущелье Марьям-Дере, на бортах которого выстроен и высечен Успенский монастырь. Туда я и направил свои стопы.
Но сначала обед по расписанию, а вернее ужин. Обедал я в тот день в кафе "Алие", куда стараюсь заглядывать при каждом посещении Бахчисарая, а ужинать для разнообразия отправился в "Эски-Шеир" ("Старый город"). И тут мне, пожалуй, понравилось даже больше. Блюда примерно те же и приготовлены так же, но людей почти нет. К "Алие" за десять прошедших лет пристроили еще гостиницу, внизу соорудили небольшой магазин, и, кажется, приделали еще лишний зал, так что теперь это скорее фуд-корт, чем уютное татарское кафе. Кроме того, в меню там слишком много обычных ресторанных блюд, столь типичных для любого кафе средней руки, - пиццы, суши и прочее, и посетители радостно выкрикивают знакомые названия, видя их в меню. Как по мне, это оскорбление для местной кухни.
"Эски-Шеир" расположен чуть дальше, там поспокойнее.
И оттуда открывается отличный вид на дворец и Ханскую мечеть, а из Алие раньше был виден только Пушкин-джан, а сейчас и его не видно.
Насытились, отдохнули, рюкзак на плечи - и айда. Наша крыша - небо голубое...
Первая остановка - Тахталы-Джами, то есть деревянная мечеть.
Кстати, если вы, как и я, удивлялись, почему татарское слово "джами" ничуть не похоже на русское "мечеть", то вот вам ответ. "Мечеть" происходит от арабского "месджит", что означает как раз-таки "мечеть", но так называются только очень маленькие здания. Джами - от арабского "Джамаат", то есть "собрание", получается, что джами - это место для собрания общины. Русский аналог - "собор", как раз от слова "собирать".
Бахчисарай до революции состоял из небольших кварталов, в каждом из которых стояла небольшая мечеть. За сто лет уцелели немногие. В некоторых молятся и сейчас, другие представляют собой полуразрушенные здания, торчащие чуть ли не посреди чьего-то огорода.
Тахталы-Джами пока стоит, хоть и деревянная.
И вот пошли уже горы. Нестрашные, домашние.
Улица тут уже поменяла свое название. Была Ленина, стала Гаспринского - в честь просветителя начала XX века Исмаила-Бея Гаспринского, издававшего первую газету на крымско-татарском языке. Она называлась "Терджиман", то есть "переводчик". Тут недалеко есть и его музей, куда я впрочем, еще ни разу не попал.
Черные пятна - следы реакции известняка, из которых эти скалы в основном состоят, с дождевой водой.
Кто и зачем выпилил в камне нишу - история умалчивает.
Где-то по дороге находится ущелье Канлы-Дере ("кровавая балка"). Название свое оно получило, потому что здесь ограбили и убили какого-то богатого купца, и было это лет так триста назад. Уже в наше время в ней обнаружили стоянку первобытного человека, жившего еще раньше.
Увы, ни в одной книжке точного расположения этого достопримечательного места не указывается, и на карте оно тоже не обозначено.
Пошли каменные лбы и по правой стороне, значит, уже скоро само ущелье. Правда, по-татарски они называются носами ("бурун"), а не лбами.
Известняк тут чередуется с мергелем, то есть тем же самым известняком, перемешанным с глиной.
Слева новая и очень модная автобусная остановка.
Впереди справа далеко на горе видна опора ЛЭП. Та самая, фотография которой украшает один из предыдущих постов. Именно оттуда я и пришел в город - поверху.
Скалы все грандиозней и красивее.
А тут уже начинается сама Марьям-Дере, то есть Балка Марии. Мария - это та самая жена Иосифа и богородица. Слева уходит дорога в район Салачик, он же Староселье, справа - к Успенскому монастырю. А куда ведет незаметная тропка посередине - мы узнаем в следующий раз.
Дорога до монастыря дальше задирается вверх, не каждая машина туда может проехать, и поэтому волей-неволей свои тазики приходится оставлять тут. Впрочем, нежелающие идти пешком могут нанять джип. Их тут хватает, один попал даже на предыдущий снимок.
Последние кафе перед дикой местностью и последние магазины. Дальше, конечно, тоже имеются торговцы, но уже неорганизованные, лоточники, и продают они только чай и магнитики. Ну в монастыре еще можно купить освященный крестик.
Живописные скалы справа раньше были местом обитания скалолазов, но теперь, похоже, опустели.
Съемки монастыря я решил оставить на следующий день, потому что солнце уже явно собиралось заходить, а мне еще надо было найти хорошее место для ночевки.
Вообще за монастырем есть вполне официальная стоянка, с буками (или грабами), растущими по нескольку штук из одного корня, прекрасно мне известная и вполне подходящая.
Но нет, мне чего-то подумалось, что утром всего лишь в ста метрах от меня потекут по тропе матрасники, и как бы они не украли мой рюкзак, поэтому полезу-ка я наверх, на плато.
Хотя настоящая причина заключалась в желании испытать приступ ностальгии. Пятнадцать лет назад был у меня поход вместе с маленьким сыном, и мы чуть ли не неделю стояли наверху, спускаясь только за водой и с целью полазить по окрестностям. И носил я его тогда на руках, по тропинке, заросшей с обеих сторон можжевеловыми деревьями.
Проклятая сентиментальность.
Из-за нее мне пришлось тащиться по заметно крутому подъему. И что же я обнаружил наверху?
Вообще природа там очень интересная. Не шибляк, как на Бакле, но и лесом это назвать сложно. Тут заросли колючих тонких можжевеловых деревьев вперемешку с какими-то лиственными, но тоже худыми и невысокими. Все это диким образом переплетается друг с другом, но не всплошную, а как бы кругами, образуя регулярно повторяющиеся полянки. Чтобы попасть с одной на другую, надо драться через ветки, и заблудиться там весьма легко. Лабиринт еще тот.
В том походе с нами был знакомый белорус, и поставил он свою палатку в джунглях, чтобы ее никто не нашел. Он показал мне, как туда пройти, вот тут налево, тут направо, еще раз направо, и через эту незаметную прогалинку - но в результате я понял только, что партизанские инстинкты в белорусах никуда не делись.
И вот в таком сомнительном месте я собрался ночевать. Стало заметно темнеть, а я все еще не мог выбрать ничего подходящего для гамака. То деревья слишком тонкие, то к стволу не подберешься, то в самом неудобном месте торчат колючие ветки. Метался я так, наверное, с полчаса, оставив рюкзак на тропинке, пока не нашел хоть что-то более-менее. Правда, непонятно было даже, как оттуда можно будет потом выбраться, но об этом я решил подумать завтра.
Памятуя, как в том, старом, походе вокруг лагеря бродили ничуть не боящиеся людей лисы, и как они стащили мои пластиковые шлепки, а потом я нашел лишь левый далеко в кустах, да и то погрызанный, я тщательно развесил все вещи по деревьям, подняв сандали повыше, и залег наконец спать.
Место было мрачное и какое-то беспокойное, но спал я вроде нормально. Только проснулся как обычно в три ночи, попялился в полную темноту, перевернулся на другой бок и заснул снова.
Но сначала обед по расписанию, а вернее ужин. Обедал я в тот день в кафе "Алие", куда стараюсь заглядывать при каждом посещении Бахчисарая, а ужинать для разнообразия отправился в "Эски-Шеир" ("Старый город"). И тут мне, пожалуй, понравилось даже больше. Блюда примерно те же и приготовлены так же, но людей почти нет. К "Алие" за десять прошедших лет пристроили еще гостиницу, внизу соорудили небольшой магазин, и, кажется, приделали еще лишний зал, так что теперь это скорее фуд-корт, чем уютное татарское кафе. Кроме того, в меню там слишком много обычных ресторанных блюд, столь типичных для любого кафе средней руки, - пиццы, суши и прочее, и посетители радостно выкрикивают знакомые названия, видя их в меню. Как по мне, это оскорбление для местной кухни.
"Эски-Шеир" расположен чуть дальше, там поспокойнее.
И оттуда открывается отличный вид на дворец и Ханскую мечеть, а из Алие раньше был виден только Пушкин-джан, а сейчас и его не видно.
Насытились, отдохнули, рюкзак на плечи - и айда. Наша крыша - небо голубое...
Первая остановка - Тахталы-Джами, то есть деревянная мечеть.
Кстати, если вы, как и я, удивлялись, почему татарское слово "джами" ничуть не похоже на русское "мечеть", то вот вам ответ. "Мечеть" происходит от арабского "месджит", что означает как раз-таки "мечеть", но так называются только очень маленькие здания. Джами - от арабского "Джамаат", то есть "собрание", получается, что джами - это место для собрания общины. Русский аналог - "собор", как раз от слова "собирать".
Бахчисарай до революции состоял из небольших кварталов, в каждом из которых стояла небольшая мечеть. За сто лет уцелели немногие. В некоторых молятся и сейчас, другие представляют собой полуразрушенные здания, торчащие чуть ли не посреди чьего-то огорода.
Тахталы-Джами пока стоит, хоть и деревянная.
И вот пошли уже горы. Нестрашные, домашние.
Улица тут уже поменяла свое название. Была Ленина, стала Гаспринского - в честь просветителя начала XX века Исмаила-Бея Гаспринского, издававшего первую газету на крымско-татарском языке. Она называлась "Терджиман", то есть "переводчик". Тут недалеко есть и его музей, куда я впрочем, еще ни разу не попал.
Черные пятна - следы реакции известняка, из которых эти скалы в основном состоят, с дождевой водой.
Кто и зачем выпилил в камне нишу - история умалчивает.
Где-то по дороге находится ущелье Канлы-Дере ("кровавая балка"). Название свое оно получило, потому что здесь ограбили и убили какого-то богатого купца, и было это лет так триста назад. Уже в наше время в ней обнаружили стоянку первобытного человека, жившего еще раньше.
Увы, ни в одной книжке точного расположения этого достопримечательного места не указывается, и на карте оно тоже не обозначено.
Пошли каменные лбы и по правой стороне, значит, уже скоро само ущелье. Правда, по-татарски они называются носами ("бурун"), а не лбами.
Известняк тут чередуется с мергелем, то есть тем же самым известняком, перемешанным с глиной.
Слева новая и очень модная автобусная остановка.
Впереди справа далеко на горе видна опора ЛЭП. Та самая, фотография которой украшает один из предыдущих постов. Именно оттуда я и пришел в город - поверху.
Скалы все грандиозней и красивее.
А тут уже начинается сама Марьям-Дере, то есть Балка Марии. Мария - это та самая жена Иосифа и богородица. Слева уходит дорога в район Салачик, он же Староселье, справа - к Успенскому монастырю. А куда ведет незаметная тропка посередине - мы узнаем в следующий раз.
Дорога до монастыря дальше задирается вверх, не каждая машина туда может проехать, и поэтому волей-неволей свои тазики приходится оставлять тут. Впрочем, нежелающие идти пешком могут нанять джип. Их тут хватает, один попал даже на предыдущий снимок.
Последние кафе перед дикой местностью и последние магазины. Дальше, конечно, тоже имеются торговцы, но уже неорганизованные, лоточники, и продают они только чай и магнитики. Ну в монастыре еще можно купить освященный крестик.
Живописные скалы справа раньше были местом обитания скалолазов, но теперь, похоже, опустели.
Съемки монастыря я решил оставить на следующий день, потому что солнце уже явно собиралось заходить, а мне еще надо было найти хорошее место для ночевки.
Вообще за монастырем есть вполне официальная стоянка, с буками (или грабами), растущими по нескольку штук из одного корня, прекрасно мне известная и вполне подходящая.
Но нет, мне чего-то подумалось, что утром всего лишь в ста метрах от меня потекут по тропе матрасники, и как бы они не украли мой рюкзак, поэтому полезу-ка я наверх, на плато.
Хотя настоящая причина заключалась в желании испытать приступ ностальгии. Пятнадцать лет назад был у меня поход вместе с маленьким сыном, и мы чуть ли не неделю стояли наверху, спускаясь только за водой и с целью полазить по окрестностям. И носил я его тогда на руках, по тропинке, заросшей с обеих сторон можжевеловыми деревьями.
Проклятая сентиментальность.
Из-за нее мне пришлось тащиться по заметно крутому подъему. И что же я обнаружил наверху?
Вообще природа там очень интересная. Не шибляк, как на Бакле, но и лесом это назвать сложно. Тут заросли колючих тонких можжевеловых деревьев вперемешку с какими-то лиственными, но тоже худыми и невысокими. Все это диким образом переплетается друг с другом, но не всплошную, а как бы кругами, образуя регулярно повторяющиеся полянки. Чтобы попасть с одной на другую, надо драться через ветки, и заблудиться там весьма легко. Лабиринт еще тот.
В том походе с нами был знакомый белорус, и поставил он свою палатку в джунглях, чтобы ее никто не нашел. Он показал мне, как туда пройти, вот тут налево, тут направо, еще раз направо, и через эту незаметную прогалинку - но в результате я понял только, что партизанские инстинкты в белорусах никуда не делись.
И вот в таком сомнительном месте я собрался ночевать. Стало заметно темнеть, а я все еще не мог выбрать ничего подходящего для гамака. То деревья слишком тонкие, то к стволу не подберешься, то в самом неудобном месте торчат колючие ветки. Метался я так, наверное, с полчаса, оставив рюкзак на тропинке, пока не нашел хоть что-то более-менее. Правда, непонятно было даже, как оттуда можно будет потом выбраться, но об этом я решил подумать завтра.
Памятуя, как в том, старом, походе вокруг лагеря бродили ничуть не боящиеся людей лисы, и как они стащили мои пластиковые шлепки, а потом я нашел лишь левый далеко в кустах, да и то погрызанный, я тщательно развесил все вещи по деревьям, подняв сандали повыше, и залег наконец спать.
Место было мрачное и какое-то беспокойное, но спал я вроде нормально. Только проснулся как обычно в три ночи, попялился в полную темноту, перевернулся на другой бок и заснул снова.