Кейс пусси райот
В приговоре, озвученном судьей Сыровой в минувшую пятницу, мне наиболее поразительным показалось кричащее противоречие между мотивировочной и резолютивной частью.
В резолютивной части Толоконникова, Алехина и Самуцевич были признаны в грубом нарушении общественного порядка по мотивам религиозной ненависти. Для того, чтобы доказать этот состав преступления, требуется исследовать, что в данном случае будет составлять общественный порядок, какие действия будут считать его "грубым нарушением", как соотносятся эти действия с тем, что реально сделали обвиняемые, наконец, по каким мотивам была совершена акция. Все эти вещи ни обвинением, ни судом либо не изучались, либо изучались сугубо формально. Скажем, мотивы акции выводились, в основном, путем достаточно произвольного толкования действий обвиняемых с точки зрения обвинения, суда и потерпевших, личное отношение обвиняемых к этим действиям, что является в данном случае единственным релевантным обстоятельством, не исследовалось вообще.
Зато очень подробно исследовалась степень "оскорбительности" действий обвиняемых, что, вообще-то, на квалификацию их деяния в рамках 213 статьи УК не влияет никак. Иными словами, преступление, за которое девушек на самом деле наказали - исходя из мотивировачной части, а не резолютивной - называется не "хулиганство", а "богохульство". Что, конечно, само по себе является могучим юридическим прорывом.
При этом дело пусей, на мой взгляд, очень интересно в качестве юридического кейса. Интерес этот происходит от того, что в нем, с одной стороны, более-менее ясно, кто, что и почему делал, но куда менее ясно, как именно это надо квалифицировать с точки зрения права. Потому, раз уж "официальный" приговор представляется совершенно неудовлетворительным, мне показалось интересным набросать здесь если не альтернативный приговор, то, скажем так, альтернативный юридический анализ этого кейса.
Сразу скажу - рассматривать данное дело с точки зрения действующего сейчас на территории России законодательства мне не очень интересно. Статья Уголовного кодекса, в рамках которой им предъявили обвинения, откровенно неправовая, бессодержательная, я бы сказал, оскорбительная для самой идеи права. Всерьез анализировать юридическую подоплеку действий пусей, опираясь на нее - занятие малоблагодарное. Другие нормы нашего законодательства, которые можно так или иначе приложить к данному случаю, также кажутся неудовлетворительными, поскольку опираются на некорректную концепцию "хулиганства" (см. ниже).
Потому я не буду обращаться к современному российскому законодательству и буду исходить из гипотетического "идеального" (в моем представлении) права.
Объективная сторона.
Начать надо, пожалуй, с установления того, что именно произошло в ХХС 21 февраля 2012 года. Общедоступными источниками информации, из которых мы можем восстановить картину событий, являются:
а) конспект показаний потерпевших и свидетелей, сделанный Еленой Костюченко (раз, два);
б) конспект показаний самих девушек, сделанный той же Костюченко;
в) конспект судебного заседания, где исследовалась видеозапись случившегося - опять спасибо госпоже Костюченко;
г) изложение событий, зафиксированное в приговоре (пока, вроде, есть только видео);
д) любительская видеозапись самой акции (не путать с тем роликом, который был смонтирован на ее основе).
Из этих источников наиболее важным является, конечно, видеозапись, на которой запечатлена кульминация акции. На видео видно, что четыре девушки забираются на солею, начинают там танцевать и выкрикивать что-то неразборчивое; почти сразу к ним подходит охранник, пытается задержать одну из девушек, потом вместо этого выхватывает у другой электрогитару, убегает с ней. Потом он возвращается, забирает у другой девушки еще какой-то предмет (судя по тому, что упоминается в других источниках, это микрофон и/или магнитофон с фонограммой), опять убегает. Потом он подходит уже в сопровождении других лиц, вместе они хватают девушек (довольно аккуратно, должен заметить) и уводят. Девушки оказывают сопротивление, но низкой интенсивности (не слишком активно убегают и вырываются, не пытаясь, например, нанести удары задерживающим их лицам).
Судя по тому, что известно из других указанных источников, до событий, снятых на видео, девушки зашли в храм в неприметной одежде, и уже находясь в храме, проникли за ограждение, отделяющее солею от остальной части храма (это ограждение достаточно четко можно увидеть, например, на этой фотографии). После событий их вывели из храма и позволили им скрыться. Полиция приехала уже после того, как инцидент закончился.
На что здесь следует дополнительно обратить внимание.
Во-первых, ряд свидетелей показывает, что присутствующие в храме лица просили девушек прекратить их действия. Однако нигде не зафиксировано, чтобы кто-то им представился и объяснил, что обладает полномочиями предъявлять подобные требования (должен заметить, что небезынтересный в этой связи вопрос о том, кто имеет право отдавать внутри храма обязательные для исполнения указания, судом не исследовался). Потому, на мой взгляд, даже более активное сопротивление девушек, чем оно было, само по себе не составляло бы правонарушения.
Во-вторых, следует обратить внимание на то, что девушки проникли внутрь огороженного, отделенного от остального храма пространства. Само по себе наличие ограждения является общепонятным знаком того, что внутреннее пространство храма не монолитно, но структурировано на зоны с различными правилами допуска и поведения. С другой стороны, ограждение не представляет собой массивную стену, не препятствует обзору и распостранению звука. То есть, в информационном плане пространство храма едино. Таким образом, проникновение за заграждение можно рассматривать как проникновению на территорию с ограниченными правилами доступа, но само выступление при этом следует рассматривать руководствуясь теми же правилами, которые мы бы использовали по отношению к публичной части храма.
В-третьих, на видео возможно более-менее рассмотреть, что происходило в храме, но вот услышать, что именно было спето представляется совершенно невозможным. Во всяком случае, я смог различить только многократно повторенные слова «срань Господня». Потому для лучшего прояснения этого вопроса следует обратиться к вторичным источником.
Суд так толком и не прояснил, что именно было спето в храме, во всяком случае, в приговоре нет прямых цитат. Сами обвиняемые утверждают, что успели спеть один куплет и припев. Исходя из показаний свидетелей и потерпевших, можно достаточно уверенно утверждать, что помимо «срани Господней» были произнесены слова «Богородица, феминисткою стань», а также упоминался патриарх.
Из конспекта Костюченко видно, что в судебном процессе исследовалось некое видео, которое описано так:
12:28 Видео пошло, залу не видно абсолютно. Слышен первый куплет панк-молебна: «Черная ряса, золотые погоны//Все прихожане ползут на поклоны//Призрак свободы на небесах//Гей-прайд отправлен в Сибирь в кандалах». Голос Толоконниковой тонко выпевает: «Богоро...», ее прерывают охранники. Слышен шум, мужские голоса, женское: «Что ж вы лица-то закрываете!»
Я здесь не очень понял, к чему именно относятся ремарки «прерывают охранники» и «голоса». Если к тому, что происходило на видео, то, скорее всего, это оригинальное видео акции в значительно лучшем качестве, чем то, что я смог найти.
То есть, очень похоже на то, что был, действительно, спет первый куплет панк-молебна и припев, которые звучат так:
Черная ряса, золотые погоны
Все прихожане ползут на поклоны
Призрак свободы на небесах
Гей-прайд отправлен в Сибирь в кандалах
Глава КГБ, их главный святой
Ведет протестующих в СИЗО под конвой
Чтобы Святейшего не оскорбить
Женщинам нужно рожать и любить
Срань, срань, срань Господня
Срань, срань, срань Господня
(Хор)
Богородица, Дево, стань феминисткой
Стань феминисткой, феминисткой стань
Единственное, что сюда не очень вписывается - показания свидетелей, что был упомянут патриарх, который появляется только во втором куплете. Возможно, однако, что под «патриархом» имеется в виду «святейший», который есть в этих строчках.
Слово «Путин», исходя из имеющихся показаний, в ХХС не произносилось.
Объект.
В "официальном" суде девушек судили за правонарушение, называемое "хулиганство". Про концепцию хулиганства очень хорошо написал юзер bacchusv вот здесь:
Понятие "общественного порядка" унаследовано российским правом, также как и само преступление "хулиганство", из советского права. Хулиганство и общественный порядок в сфере права принципиально взаимосвязаны: хулиганство это акт посягательства на общественный порядок, а общественный порядок это то, на что посягает хулиган. Советские правоведы провели немало времени в попытках разорвать этот цикл самоопределений, внести какой-то смысл в понятие "общественного порядка" и тем самым как-то рационально объяснить в чем же состоит состав хулиганства, кроме как в совершении действий, которые не очень нравятся властителям.
К сожалению, так как правоведы были советскими, то и объяснения они давали соответствующие:
«общественный порядок, как определенная правовая категория, представляет собой обусловленную потребностями развития социализма систему общественных отношений».
Каковы именно потребности развития социализма в сфере общественных отношений можно было оставить на усмотрение соответствующей партии, что подходит для однопартийного государства с единой, государственно-установленной политической верой, но мало отвечает потребностям государства, построенного на минимально рациональных началах.
В современной практике, в силу продолжающейся необходимости хоть как-то объяснить наличествующую в УК статью и понятие общественного порядка, правоведы обратились к максимально общим концепциям, критиковать которые невозможно в силу неясности их конкретного наполнения:
«под общественным порядком следует понимать урегулированные нормами права и морали общественные отношения в своей совокупности, обеспечивающие общественное спокойствие, общепринятые нормы поведения, нормальную деятельность предприятий, учреждений и организаций, транспорта, сохранность всех видов собственности, а также уважение общественной нравственности, чести и достоинства граждан»
Естественно авторы не утруждают себя попыткой определения того, что такое "нормальная" деятельность предприятий, чем она отличается от "ненормальной" и какие именно общественные отношения обеспечивают эту нормальную деятельность. Резонно задаться вопросом, при таком определении общественного порядка, не является ли любое экономически значимое изобретение хулиганством, ведь такие изобретения кардинально изменяют общественные отношения, в частности отношения обеспечивающие "нормальную" деятельность предприятий, нередко приводят к банкротствам и переделам секторов.
<...>
Последние изменения в статью хулиганство были внесены в июле 2007, когда из неё были убраны все конкретные квалифицирующие признаки и оставлены неопределенные - "общественный порядок" и "неуважение к обществу", именно в этой редакции статья действует и сейчас:
Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу
Как уже обсуждено выше, что именно является нарушением общественного порядка остается либо на усмотрение следователя, либо на усмотрение действующей власти, полноценного юридического определения у статьи хулиганство на данный момент просто нет. В строгом смысле, любое действие, имеющее ощутимый результат, является нарушением существующего общественного порядка: рождение ребёнка, учреждение предприятия, внедрение изобретения, переосмысление ранее совершенных действий, издание критической литературы, организация новой партии, буквально что угодно. Можно сказать, что люди существуют именно для того, чтобы постоянно разнообразными способами нарушать сложившийся порядок и устанавливать новый, более отвечающий их предпочтениям.
Это может быть неудобно признать, но у большинства людей мысли о том, каким должен быть общественный порядок кардинально различаются. Существующий порядок в любой конкретный момент сформирован, в значительной степени, именно через конфликты разнонаправленных интересов. Предположение о том, что существует некая статичная "совокупность" общественных отношений, ориентированная на абстрактное общее благо, и что посягательство на эту совокупность является преступлением - лишь оправдание для обширного вмешательства политиков в личную жизнь граждан.
Я считаю изложенные соображения верными, потому не буду пользоваться концепцией хулиганства при анализе данного кейса. Однако, как мне кажется, возможен и рациональный взгляд на то, какими правилами должно регулироваться поведение людей, находящихся на чужой территории.
Следует принять, что собственник ХХС, открывая доступ на его территорию для всех желающих, преследовал определенную цель. Если бы он заранее знал про каких-то посетителей, что они будут использовать доступ в храм для какой-то иной цели, входящей в противоречие с той, которая имелась им в виду, он бы не стал предоставлять им доступ. Отсюда представляется правильным предположить, что посещая храм (как и любое другое место со свободным доступом) вы соглашаетесь вести себя таким образом, чтобы не разрушать его функцию.
Функция храма представляется мне двоякой. Первичная функция - место для религиозных церемоний, проводящихся в рамках строгих формализованных правил. Вторичная (по крайней мере, в рамках российской культуры) - место, где верующий может уединиться, побыть в тишине и покое и, находясь в окружении религиозных символов, войти в контакт с божеством удобным для себя способом. Именно ради последней функции храмы обычно открыты не только во время службы.
То есть, если в храме происходят вещи, которые несовместимы с уединением, покоем и молитвой - следует считать, что данная функция храма была нарушена.
Указанные функции формируют имплицитные границы поведения, за которые каждый, кто находится внутри храма, обязуется не переступать.
(Здесь должен попросить прощения за краткость; разумеется, в настоящем приговоре данные функции должны быть подробно обоснованы, но я не имею возможности проводить такое исследование, потому просто изложил как верный собственный дилетантский взгляд; если у людей, разбирающихся в этом вопросе, будут поправки, приму их с огромной благодарностью.)
Разумеется, общие рассуждения "от функции" применимы лишь в той мере, в какой мы не можем опереться на эксплицитные правила поведения, сформулированные собственником и доведенные им до всеобщего сведения. Однако в отношении ХХС мне таких правил найти не удалось.
Если рассматривать поведение девушек с данной точки зрения следует констатировать, что они своими действиями дважды нарушили правила поведения в храме. Во-первых, когда они проникли внутрь огражденного пространства, они проигнорировали общепонятный знак, установленный собственником и свидетельствующий о том, что в эту часть помещения общего доступа нет. Во-вторых, громкими выкриками шокирующего и эпатирующего характера и привлекающими внимание резкими движениями они разрушили атмосферу храма, которая является важной составляющей его функции.
Данные нарушения, однако, нанесли минимальный ущерб функционированию храма в силу того, что они были немедленно пресечены и происходили в то время дня, когда в храме было мало посетителей и не проводилось никаких официальных религиозных церемоний. Для оценки общественной опасности деяния важен вопрос о том, каков был бы ущерб, если бы акция не была прервана. А именно, важно узнать, что еще сделали бы участницы группы, если бы их не остановили. Этот вопрос не был исследован судом, и я не имею возможности самостоятельно провести его исследование. Предварительно можно сделать вывод, что обвиняемые планировали полностью исполнить песню и после этого удалиться - то есть, сделать примерно то, что представлено в смонтированном по мотивам акции клипе. Если это предположение верно, то и ущерб от полностью завершенной акции был бы невелик в силу ее краткости. Но, разумеется, в настоящем суде следовало бы рассмотреть альтернативные варианты возможного дальнейшего поведения участниц группы (исполнение других песней, дальнейшее раздевание и т. д.).
Какого-либо материального ущерба имуществу храма нанесено не было.
Все ссылки на якобы нанесенный лицам, находившимся в тот момент в храме, "моральный ущерб" следует отклонить. Находясь на территории, открытой для общего доступа, человек должен быть готов к тому, что поведение окружающих его людей будет отличаться от ожидаемого им. В любом случае, такие претензии следовало бы предъявлять не к "пусям", а к администрации ХХС, которая не смогла обеспечить ожидаемый уровень безопасности. В дальнейшем собственник ХХС мог бы предъявить "пусям" регрессное требование.
Таким образом, оснований для гражданского иска в этом деле не просматривается - нет никакого калькулируемого ущерба, возмещения которого можно было бы потребовать с «пусей». Однако остается вопрос о том, было бы оправдано в данном случае вмешательство публичной власти. Для этого следует проанализировать субъективную сторону случившегося.
Субъективная сторона.
С моей точки зрения вопрос о том, в каких случаях публичная власть должна карать за совершенное правонарушение, должен разрешаться, в общем случае, следующим образом: если лицо умышленно нарушало закон и права других людей, полностью осознавая содержание своих действий, то публичные санкции необходимы.
Исходя из этого, следует, прежде всего, проанализировать, понимали ли обвиняемые, что совершают правонарушения, описанные в предыдущем разделе. То есть, понимали ли они, что
а) проникли в зону, доступ в которую посторонних лиц ограничен и
б) нарушили своими действиями атмосферу храма, являющуюся существенной составляющей его функции?
На мой взгляд, на обе части этого вопроса следует ответить положительно. Символическое значение ограждения как знака ограничения доступа широко распространено в нашей культуре и представляется маловероятным, что они могли этого не знать. Аналогично, широко распространено в нашей культуре и знание некоторых правил поведения в храме. В частности, общеизвестно, что в храме следует себя вести тихо, не привлекая к себе излишнего внимания, чтобы не мешать другим людям молиться.
Проверочным вопросом, который позволит более четко осознать очевидность и широкую известность этих фактов, будет такой: могли ли обвиняемые рассчитывать, что им разрешат их выступление в том виде и форме, в какой оно было совершено и в присутствии случайных посетителей, если бы они запросили об этом администрацию храма в официальном порядке? Отрицательный ответ на этот вопрос очевиден, почему, собственно, обвиняемые и не обращались с соответствующей просьбой.
Таким образом, обвиняемые прекрасно знали, что их действия не будут одобрены собственником помещения, в которое они проникли, но все равно совершили их. Более того, они злоупотребили предоставленным им правом свободного доступа в эти помещения, прекрасно осознавая, что если бы собственник мог предвидеть их действия, он это право им бы не предоставил.
С моей точки зрения, данные обстоятельства свидетельствуют о наличии общественной опасности в действиях обвиняемых, выражающейся в проявленном ими пренебрежении правами собственности, и конституируют публично-правовой деликт. Потому публично-правовое наказание в данном случае необходимо.
Размер наказания зависит от конкретной степени общественной опасности, для выяснения которой следует более подробно исследовать мотивы, которые подвигли обвиняемых на совершение правонарушения.
С моей точки зрения, мотивы акции следует однозначно классифицировать как политический протест против сращивания церкви и государства. Об этом свидетельствуют собственные заявления обвиняемых (в том числе сделанные до возбуждения уголовного дела), история их предыдущих акций, которые все до одной находились в контексте политического протеста, буквальный смысл исполняемой песни.
Версию, что их мотивом, якобы, была религиозная ненависть, следует отвергнуть. Этой версии нет никаких подтверждений: никто из известных участниц группы ни до, ни после выступления не высказывал в явном виде антирелигиозных взглядов, группой никогда ранее не проводилось антирелигиозных акций, текст песни не содержит оскорблений в адрес религии, более того, священная для большинства христиан фигура Богородицы упоминается в ней в качестве положительного персонажа. Песня содержит явно выраженную ненависть к церкви как к институту вообще и к ее главе в частности, однако эта ненависть касается лишь сугубо светских аспектов церковной жизни, а именно, церковного хозяйства и политической деятельности. Данное обстоятельство укладывается в версию о политическом характере акции.
Кроме того, следует обратить внимание, что есть масса способов сделать акцию обвиняемых намного более болезненной и оскорбительной для православных верующих, чем она фактически была. Они могли бы:
- выступить голыми;
- начать вырывать икона из иконостаса;
- добавить в песню большое количество ругательств, обращенных непосредственно против религиозных символов;
- облить солею ослиной мочей;
- насрать в алтарь (в прямом или переносном смысле);
- и т. д.
Ничего этого не было сделано, то есть, если бы целью акции было надругательство над религией, то она, следует признать, была в этом плане крайне неэффективна. С другой стороны, если целью акции было политическое послание, выполненное в художественной форме, то можно заметить, что из нее нельзя безболезненно убрать ни одной детали, включая наиболее шокирующие.
Дисклеймер: нижеприведенные рассуждения являются моим дилетантским искусствоведческим мнением и, конечно, могли бы появиться в настоящем судебном решении только в качестве цитаты из соответствующей экспертизы. Соответственно, я не держусь за эти формулировки и с радостью приму любые поправки.
Так, местом выступления непременно должен был быть именно амвон, поскольку акция по сути своей была имитацией публичной молитвы, которой священник руководит с амвона.
Яркие костюмы и текст, выполненный в панк-стиле, имели целью подчеркнуть контраст их собственных взглядов и взглядов «официальной», сросшейся с государством церкви через контраст формы и содержания. Представляется, что художественный замысел был в том, чтобы противопоставить вычурной, пышной, строго формальной, «гламурной» эстетике современного православия бурные, живые, искренние, не ограниченные ничем, включая правила художественной формы, эмоции панк-концерта. Какая-то иная, более привычная постоянным посетителям храма форма сглаживала бы этот контраст и не позволяла бы в полной мере достичь художественно-политической цели акции.
То есть, акция была сделана ровно настолько шокирующей и оскорбительной, насколько это было необходимо для сообщения задуманного обвиняемыми политического послания. С другой стороны, она содержит намного меньше оскорбительных элементов, чем должна была бы содержать, если считать мотивом акции религиозную ненависть.
Это также является свидетельством в пользу политической мотивированности акции.
Тот факт, что имя Путина не было упомянуто во время выступления в храме, не влияет на сделанный вывод: участницы группы явно имели намерение исполнить песню полностью и не сделали этого лишь по той причине, что их действия были прерваны против их воли.
Таким образом, вывод о политических мотивах акции представляется верным.
Смягчающие и отягчающие обстоятельства.
На мой взгляд, политические мотивы акции являются серьезным смягчающим обстоятельством. Сама по себе готовность участвовать в политической жизни и выносить на открытое обсуждение свои политические взгляды говорят о развитом гражданском сознании, вовлеченности в общественную жизнь и определенный уровень уважения к базовым политическим институтам общества. Данные обстоятельства говорят о наличии у обвиняемых высокоразвитого мировоззрения, позволяющего в достаточной мере осознавать последствия своих поступков. Это, в свою очередь означает, что они способны контролировать общественную опасность собственных действий в большей степени, чем преступники, действующие по другим мотивам.
Смягчающим обстоятельством следует посчитать и то, что обвиняемые, как указано выше, провели акцию с минимальным количеством шокирующих, оскорбительных элементов, необходимым для достижения поставленной ими цели. Тем самым они проявили определенную заботу о том, чтобы снизить побочный ущерб от своих действий.
Наконец, в качестве смягчающего обстоятельства следует учитывать тот факт, что обвиняемые, будучи частью весьма замкнутой субкультуры, плохо осознавали, насколько болезненным будет их действие для представителей некоторых других субкультур. На суде они выразили сожаление в связи с этим обстоятельством и принесли извинения.
Отягчающих обстоятельств в действиях обвиняемых не усматривается.
Вывод.
На мой взгляд, исходя из вышесказанного, обвиняемых следует признать виновными в совершении публичного-правового деликта, выразившегося в преднамеренном проявлении неуважения к правам собственности и нарушении установленных ограничений на использование помещения, открытого для общего доступа. С учетом ряда смягчающих обстоятельств и отсутствия фактического ущерба им следует назначить наказание в виде минимального штрафа.
В резолютивной части Толоконникова, Алехина и Самуцевич были признаны в грубом нарушении общественного порядка по мотивам религиозной ненависти. Для того, чтобы доказать этот состав преступления, требуется исследовать, что в данном случае будет составлять общественный порядок, какие действия будут считать его "грубым нарушением", как соотносятся эти действия с тем, что реально сделали обвиняемые, наконец, по каким мотивам была совершена акция. Все эти вещи ни обвинением, ни судом либо не изучались, либо изучались сугубо формально. Скажем, мотивы акции выводились, в основном, путем достаточно произвольного толкования действий обвиняемых с точки зрения обвинения, суда и потерпевших, личное отношение обвиняемых к этим действиям, что является в данном случае единственным релевантным обстоятельством, не исследовалось вообще.
Зато очень подробно исследовалась степень "оскорбительности" действий обвиняемых, что, вообще-то, на квалификацию их деяния в рамках 213 статьи УК не влияет никак. Иными словами, преступление, за которое девушек на самом деле наказали - исходя из мотивировачной части, а не резолютивной - называется не "хулиганство", а "богохульство". Что, конечно, само по себе является могучим юридическим прорывом.
При этом дело пусей, на мой взгляд, очень интересно в качестве юридического кейса. Интерес этот происходит от того, что в нем, с одной стороны, более-менее ясно, кто, что и почему делал, но куда менее ясно, как именно это надо квалифицировать с точки зрения права. Потому, раз уж "официальный" приговор представляется совершенно неудовлетворительным, мне показалось интересным набросать здесь если не альтернативный приговор, то, скажем так, альтернативный юридический анализ этого кейса.
Сразу скажу - рассматривать данное дело с точки зрения действующего сейчас на территории России законодательства мне не очень интересно. Статья Уголовного кодекса, в рамках которой им предъявили обвинения, откровенно неправовая, бессодержательная, я бы сказал, оскорбительная для самой идеи права. Всерьез анализировать юридическую подоплеку действий пусей, опираясь на нее - занятие малоблагодарное. Другие нормы нашего законодательства, которые можно так или иначе приложить к данному случаю, также кажутся неудовлетворительными, поскольку опираются на некорректную концепцию "хулиганства" (см. ниже).
Потому я не буду обращаться к современному российскому законодательству и буду исходить из гипотетического "идеального" (в моем представлении) права.
Объективная сторона.
Начать надо, пожалуй, с установления того, что именно произошло в ХХС 21 февраля 2012 года. Общедоступными источниками информации, из которых мы можем восстановить картину событий, являются:
а) конспект показаний потерпевших и свидетелей, сделанный Еленой Костюченко (раз, два);
б) конспект показаний самих девушек, сделанный той же Костюченко;
в) конспект судебного заседания, где исследовалась видеозапись случившегося - опять спасибо госпоже Костюченко;
г) изложение событий, зафиксированное в приговоре (пока, вроде, есть только видео);
д) любительская видеозапись самой акции (не путать с тем роликом, который был смонтирован на ее основе).
Из этих источников наиболее важным является, конечно, видеозапись, на которой запечатлена кульминация акции. На видео видно, что четыре девушки забираются на солею, начинают там танцевать и выкрикивать что-то неразборчивое; почти сразу к ним подходит охранник, пытается задержать одну из девушек, потом вместо этого выхватывает у другой электрогитару, убегает с ней. Потом он возвращается, забирает у другой девушки еще какой-то предмет (судя по тому, что упоминается в других источниках, это микрофон и/или магнитофон с фонограммой), опять убегает. Потом он подходит уже в сопровождении других лиц, вместе они хватают девушек (довольно аккуратно, должен заметить) и уводят. Девушки оказывают сопротивление, но низкой интенсивности (не слишком активно убегают и вырываются, не пытаясь, например, нанести удары задерживающим их лицам).
Судя по тому, что известно из других указанных источников, до событий, снятых на видео, девушки зашли в храм в неприметной одежде, и уже находясь в храме, проникли за ограждение, отделяющее солею от остальной части храма (это ограждение достаточно четко можно увидеть, например, на этой фотографии). После событий их вывели из храма и позволили им скрыться. Полиция приехала уже после того, как инцидент закончился.
На что здесь следует дополнительно обратить внимание.
Во-первых, ряд свидетелей показывает, что присутствующие в храме лица просили девушек прекратить их действия. Однако нигде не зафиксировано, чтобы кто-то им представился и объяснил, что обладает полномочиями предъявлять подобные требования (должен заметить, что небезынтересный в этой связи вопрос о том, кто имеет право отдавать внутри храма обязательные для исполнения указания, судом не исследовался). Потому, на мой взгляд, даже более активное сопротивление девушек, чем оно было, само по себе не составляло бы правонарушения.
Во-вторых, следует обратить внимание на то, что девушки проникли внутрь огороженного, отделенного от остального храма пространства. Само по себе наличие ограждения является общепонятным знаком того, что внутреннее пространство храма не монолитно, но структурировано на зоны с различными правилами допуска и поведения. С другой стороны, ограждение не представляет собой массивную стену, не препятствует обзору и распостранению звука. То есть, в информационном плане пространство храма едино. Таким образом, проникновение за заграждение можно рассматривать как проникновению на территорию с ограниченными правилами доступа, но само выступление при этом следует рассматривать руководствуясь теми же правилами, которые мы бы использовали по отношению к публичной части храма.
В-третьих, на видео возможно более-менее рассмотреть, что происходило в храме, но вот услышать, что именно было спето представляется совершенно невозможным. Во всяком случае, я смог различить только многократно повторенные слова «срань Господня». Потому для лучшего прояснения этого вопроса следует обратиться к вторичным источником.
Суд так толком и не прояснил, что именно было спето в храме, во всяком случае, в приговоре нет прямых цитат. Сами обвиняемые утверждают, что успели спеть один куплет и припев. Исходя из показаний свидетелей и потерпевших, можно достаточно уверенно утверждать, что помимо «срани Господней» были произнесены слова «Богородица, феминисткою стань», а также упоминался патриарх.
Из конспекта Костюченко видно, что в судебном процессе исследовалось некое видео, которое описано так:
12:28 Видео пошло, залу не видно абсолютно. Слышен первый куплет панк-молебна: «Черная ряса, золотые погоны//Все прихожане ползут на поклоны//Призрак свободы на небесах//Гей-прайд отправлен в Сибирь в кандалах». Голос Толоконниковой тонко выпевает: «Богоро...», ее прерывают охранники. Слышен шум, мужские голоса, женское: «Что ж вы лица-то закрываете!»
Я здесь не очень понял, к чему именно относятся ремарки «прерывают охранники» и «голоса». Если к тому, что происходило на видео, то, скорее всего, это оригинальное видео акции в значительно лучшем качестве, чем то, что я смог найти.
То есть, очень похоже на то, что был, действительно, спет первый куплет панк-молебна и припев, которые звучат так:
Черная ряса, золотые погоны
Все прихожане ползут на поклоны
Призрак свободы на небесах
Гей-прайд отправлен в Сибирь в кандалах
Глава КГБ, их главный святой
Ведет протестующих в СИЗО под конвой
Чтобы Святейшего не оскорбить
Женщинам нужно рожать и любить
Срань, срань, срань Господня
Срань, срань, срань Господня
(Хор)
Богородица, Дево, стань феминисткой
Стань феминисткой, феминисткой стань
Единственное, что сюда не очень вписывается - показания свидетелей, что был упомянут патриарх, который появляется только во втором куплете. Возможно, однако, что под «патриархом» имеется в виду «святейший», который есть в этих строчках.
Слово «Путин», исходя из имеющихся показаний, в ХХС не произносилось.
Объект.
В "официальном" суде девушек судили за правонарушение, называемое "хулиганство". Про концепцию хулиганства очень хорошо написал юзер bacchusv вот здесь:
Понятие "общественного порядка" унаследовано российским правом, также как и само преступление "хулиганство", из советского права. Хулиганство и общественный порядок в сфере права принципиально взаимосвязаны: хулиганство это акт посягательства на общественный порядок, а общественный порядок это то, на что посягает хулиган. Советские правоведы провели немало времени в попытках разорвать этот цикл самоопределений, внести какой-то смысл в понятие "общественного порядка" и тем самым как-то рационально объяснить в чем же состоит состав хулиганства, кроме как в совершении действий, которые не очень нравятся властителям.
К сожалению, так как правоведы были советскими, то и объяснения они давали соответствующие:
«общественный порядок, как определенная правовая категория, представляет собой обусловленную потребностями развития социализма систему общественных отношений».
Каковы именно потребности развития социализма в сфере общественных отношений можно было оставить на усмотрение соответствующей партии, что подходит для однопартийного государства с единой, государственно-установленной политической верой, но мало отвечает потребностям государства, построенного на минимально рациональных началах.
В современной практике, в силу продолжающейся необходимости хоть как-то объяснить наличествующую в УК статью и понятие общественного порядка, правоведы обратились к максимально общим концепциям, критиковать которые невозможно в силу неясности их конкретного наполнения:
«под общественным порядком следует понимать урегулированные нормами права и морали общественные отношения в своей совокупности, обеспечивающие общественное спокойствие, общепринятые нормы поведения, нормальную деятельность предприятий, учреждений и организаций, транспорта, сохранность всех видов собственности, а также уважение общественной нравственности, чести и достоинства граждан»
Естественно авторы не утруждают себя попыткой определения того, что такое "нормальная" деятельность предприятий, чем она отличается от "ненормальной" и какие именно общественные отношения обеспечивают эту нормальную деятельность. Резонно задаться вопросом, при таком определении общественного порядка, не является ли любое экономически значимое изобретение хулиганством, ведь такие изобретения кардинально изменяют общественные отношения, в частности отношения обеспечивающие "нормальную" деятельность предприятий, нередко приводят к банкротствам и переделам секторов.
<...>
Последние изменения в статью хулиганство были внесены в июле 2007, когда из неё были убраны все конкретные квалифицирующие признаки и оставлены неопределенные - "общественный порядок" и "неуважение к обществу", именно в этой редакции статья действует и сейчас:
Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу
Как уже обсуждено выше, что именно является нарушением общественного порядка остается либо на усмотрение следователя, либо на усмотрение действующей власти, полноценного юридического определения у статьи хулиганство на данный момент просто нет. В строгом смысле, любое действие, имеющее ощутимый результат, является нарушением существующего общественного порядка: рождение ребёнка, учреждение предприятия, внедрение изобретения, переосмысление ранее совершенных действий, издание критической литературы, организация новой партии, буквально что угодно. Можно сказать, что люди существуют именно для того, чтобы постоянно разнообразными способами нарушать сложившийся порядок и устанавливать новый, более отвечающий их предпочтениям.
Это может быть неудобно признать, но у большинства людей мысли о том, каким должен быть общественный порядок кардинально различаются. Существующий порядок в любой конкретный момент сформирован, в значительной степени, именно через конфликты разнонаправленных интересов. Предположение о том, что существует некая статичная "совокупность" общественных отношений, ориентированная на абстрактное общее благо, и что посягательство на эту совокупность является преступлением - лишь оправдание для обширного вмешательства политиков в личную жизнь граждан.
Я считаю изложенные соображения верными, потому не буду пользоваться концепцией хулиганства при анализе данного кейса. Однако, как мне кажется, возможен и рациональный взгляд на то, какими правилами должно регулироваться поведение людей, находящихся на чужой территории.
Следует принять, что собственник ХХС, открывая доступ на его территорию для всех желающих, преследовал определенную цель. Если бы он заранее знал про каких-то посетителей, что они будут использовать доступ в храм для какой-то иной цели, входящей в противоречие с той, которая имелась им в виду, он бы не стал предоставлять им доступ. Отсюда представляется правильным предположить, что посещая храм (как и любое другое место со свободным доступом) вы соглашаетесь вести себя таким образом, чтобы не разрушать его функцию.
Функция храма представляется мне двоякой. Первичная функция - место для религиозных церемоний, проводящихся в рамках строгих формализованных правил. Вторичная (по крайней мере, в рамках российской культуры) - место, где верующий может уединиться, побыть в тишине и покое и, находясь в окружении религиозных символов, войти в контакт с божеством удобным для себя способом. Именно ради последней функции храмы обычно открыты не только во время службы.
То есть, если в храме происходят вещи, которые несовместимы с уединением, покоем и молитвой - следует считать, что данная функция храма была нарушена.
Указанные функции формируют имплицитные границы поведения, за которые каждый, кто находится внутри храма, обязуется не переступать.
(Здесь должен попросить прощения за краткость; разумеется, в настоящем приговоре данные функции должны быть подробно обоснованы, но я не имею возможности проводить такое исследование, потому просто изложил как верный собственный дилетантский взгляд; если у людей, разбирающихся в этом вопросе, будут поправки, приму их с огромной благодарностью.)
Разумеется, общие рассуждения "от функции" применимы лишь в той мере, в какой мы не можем опереться на эксплицитные правила поведения, сформулированные собственником и доведенные им до всеобщего сведения. Однако в отношении ХХС мне таких правил найти не удалось.
Если рассматривать поведение девушек с данной точки зрения следует констатировать, что они своими действиями дважды нарушили правила поведения в храме. Во-первых, когда они проникли внутрь огражденного пространства, они проигнорировали общепонятный знак, установленный собственником и свидетельствующий о том, что в эту часть помещения общего доступа нет. Во-вторых, громкими выкриками шокирующего и эпатирующего характера и привлекающими внимание резкими движениями они разрушили атмосферу храма, которая является важной составляющей его функции.
Данные нарушения, однако, нанесли минимальный ущерб функционированию храма в силу того, что они были немедленно пресечены и происходили в то время дня, когда в храме было мало посетителей и не проводилось никаких официальных религиозных церемоний. Для оценки общественной опасности деяния важен вопрос о том, каков был бы ущерб, если бы акция не была прервана. А именно, важно узнать, что еще сделали бы участницы группы, если бы их не остановили. Этот вопрос не был исследован судом, и я не имею возможности самостоятельно провести его исследование. Предварительно можно сделать вывод, что обвиняемые планировали полностью исполнить песню и после этого удалиться - то есть, сделать примерно то, что представлено в смонтированном по мотивам акции клипе. Если это предположение верно, то и ущерб от полностью завершенной акции был бы невелик в силу ее краткости. Но, разумеется, в настоящем суде следовало бы рассмотреть альтернативные варианты возможного дальнейшего поведения участниц группы (исполнение других песней, дальнейшее раздевание и т. д.).
Какого-либо материального ущерба имуществу храма нанесено не было.
Все ссылки на якобы нанесенный лицам, находившимся в тот момент в храме, "моральный ущерб" следует отклонить. Находясь на территории, открытой для общего доступа, человек должен быть готов к тому, что поведение окружающих его людей будет отличаться от ожидаемого им. В любом случае, такие претензии следовало бы предъявлять не к "пусям", а к администрации ХХС, которая не смогла обеспечить ожидаемый уровень безопасности. В дальнейшем собственник ХХС мог бы предъявить "пусям" регрессное требование.
Таким образом, оснований для гражданского иска в этом деле не просматривается - нет никакого калькулируемого ущерба, возмещения которого можно было бы потребовать с «пусей». Однако остается вопрос о том, было бы оправдано в данном случае вмешательство публичной власти. Для этого следует проанализировать субъективную сторону случившегося.
Субъективная сторона.
С моей точки зрения вопрос о том, в каких случаях публичная власть должна карать за совершенное правонарушение, должен разрешаться, в общем случае, следующим образом: если лицо умышленно нарушало закон и права других людей, полностью осознавая содержание своих действий, то публичные санкции необходимы.
Исходя из этого, следует, прежде всего, проанализировать, понимали ли обвиняемые, что совершают правонарушения, описанные в предыдущем разделе. То есть, понимали ли они, что
а) проникли в зону, доступ в которую посторонних лиц ограничен и
б) нарушили своими действиями атмосферу храма, являющуюся существенной составляющей его функции?
На мой взгляд, на обе части этого вопроса следует ответить положительно. Символическое значение ограждения как знака ограничения доступа широко распространено в нашей культуре и представляется маловероятным, что они могли этого не знать. Аналогично, широко распространено в нашей культуре и знание некоторых правил поведения в храме. В частности, общеизвестно, что в храме следует себя вести тихо, не привлекая к себе излишнего внимания, чтобы не мешать другим людям молиться.
Проверочным вопросом, который позволит более четко осознать очевидность и широкую известность этих фактов, будет такой: могли ли обвиняемые рассчитывать, что им разрешат их выступление в том виде и форме, в какой оно было совершено и в присутствии случайных посетителей, если бы они запросили об этом администрацию храма в официальном порядке? Отрицательный ответ на этот вопрос очевиден, почему, собственно, обвиняемые и не обращались с соответствующей просьбой.
Таким образом, обвиняемые прекрасно знали, что их действия не будут одобрены собственником помещения, в которое они проникли, но все равно совершили их. Более того, они злоупотребили предоставленным им правом свободного доступа в эти помещения, прекрасно осознавая, что если бы собственник мог предвидеть их действия, он это право им бы не предоставил.
С моей точки зрения, данные обстоятельства свидетельствуют о наличии общественной опасности в действиях обвиняемых, выражающейся в проявленном ими пренебрежении правами собственности, и конституируют публично-правовой деликт. Потому публично-правовое наказание в данном случае необходимо.
Размер наказания зависит от конкретной степени общественной опасности, для выяснения которой следует более подробно исследовать мотивы, которые подвигли обвиняемых на совершение правонарушения.
С моей точки зрения, мотивы акции следует однозначно классифицировать как политический протест против сращивания церкви и государства. Об этом свидетельствуют собственные заявления обвиняемых (в том числе сделанные до возбуждения уголовного дела), история их предыдущих акций, которые все до одной находились в контексте политического протеста, буквальный смысл исполняемой песни.
Версию, что их мотивом, якобы, была религиозная ненависть, следует отвергнуть. Этой версии нет никаких подтверждений: никто из известных участниц группы ни до, ни после выступления не высказывал в явном виде антирелигиозных взглядов, группой никогда ранее не проводилось антирелигиозных акций, текст песни не содержит оскорблений в адрес религии, более того, священная для большинства христиан фигура Богородицы упоминается в ней в качестве положительного персонажа. Песня содержит явно выраженную ненависть к церкви как к институту вообще и к ее главе в частности, однако эта ненависть касается лишь сугубо светских аспектов церковной жизни, а именно, церковного хозяйства и политической деятельности. Данное обстоятельство укладывается в версию о политическом характере акции.
Кроме того, следует обратить внимание, что есть масса способов сделать акцию обвиняемых намного более болезненной и оскорбительной для православных верующих, чем она фактически была. Они могли бы:
- выступить голыми;
- начать вырывать икона из иконостаса;
- добавить в песню большое количество ругательств, обращенных непосредственно против религиозных символов;
- облить солею ослиной мочей;
- насрать в алтарь (в прямом или переносном смысле);
- и т. д.
Ничего этого не было сделано, то есть, если бы целью акции было надругательство над религией, то она, следует признать, была в этом плане крайне неэффективна. С другой стороны, если целью акции было политическое послание, выполненное в художественной форме, то можно заметить, что из нее нельзя безболезненно убрать ни одной детали, включая наиболее шокирующие.
Дисклеймер: нижеприведенные рассуждения являются моим дилетантским искусствоведческим мнением и, конечно, могли бы появиться в настоящем судебном решении только в качестве цитаты из соответствующей экспертизы. Соответственно, я не держусь за эти формулировки и с радостью приму любые поправки.
Так, местом выступления непременно должен был быть именно амвон, поскольку акция по сути своей была имитацией публичной молитвы, которой священник руководит с амвона.
Яркие костюмы и текст, выполненный в панк-стиле, имели целью подчеркнуть контраст их собственных взглядов и взглядов «официальной», сросшейся с государством церкви через контраст формы и содержания. Представляется, что художественный замысел был в том, чтобы противопоставить вычурной, пышной, строго формальной, «гламурной» эстетике современного православия бурные, живые, искренние, не ограниченные ничем, включая правила художественной формы, эмоции панк-концерта. Какая-то иная, более привычная постоянным посетителям храма форма сглаживала бы этот контраст и не позволяла бы в полной мере достичь художественно-политической цели акции.
То есть, акция была сделана ровно настолько шокирующей и оскорбительной, насколько это было необходимо для сообщения задуманного обвиняемыми политического послания. С другой стороны, она содержит намного меньше оскорбительных элементов, чем должна была бы содержать, если считать мотивом акции религиозную ненависть.
Это также является свидетельством в пользу политической мотивированности акции.
Тот факт, что имя Путина не было упомянуто во время выступления в храме, не влияет на сделанный вывод: участницы группы явно имели намерение исполнить песню полностью и не сделали этого лишь по той причине, что их действия были прерваны против их воли.
Таким образом, вывод о политических мотивах акции представляется верным.
Смягчающие и отягчающие обстоятельства.
На мой взгляд, политические мотивы акции являются серьезным смягчающим обстоятельством. Сама по себе готовность участвовать в политической жизни и выносить на открытое обсуждение свои политические взгляды говорят о развитом гражданском сознании, вовлеченности в общественную жизнь и определенный уровень уважения к базовым политическим институтам общества. Данные обстоятельства говорят о наличии у обвиняемых высокоразвитого мировоззрения, позволяющего в достаточной мере осознавать последствия своих поступков. Это, в свою очередь означает, что они способны контролировать общественную опасность собственных действий в большей степени, чем преступники, действующие по другим мотивам.
Смягчающим обстоятельством следует посчитать и то, что обвиняемые, как указано выше, провели акцию с минимальным количеством шокирующих, оскорбительных элементов, необходимым для достижения поставленной ими цели. Тем самым они проявили определенную заботу о том, чтобы снизить побочный ущерб от своих действий.
Наконец, в качестве смягчающего обстоятельства следует учитывать тот факт, что обвиняемые, будучи частью весьма замкнутой субкультуры, плохо осознавали, насколько болезненным будет их действие для представителей некоторых других субкультур. На суде они выразили сожаление в связи с этим обстоятельством и принесли извинения.
Отягчающих обстоятельств в действиях обвиняемых не усматривается.
Вывод.
На мой взгляд, исходя из вышесказанного, обвиняемых следует признать виновными в совершении публичного-правового деликта, выразившегося в преднамеренном проявлении неуважения к правам собственности и нарушении установленных ограничений на использование помещения, открытого для общего доступа. С учетом ряда смягчающих обстоятельств и отсутствия фактического ущерба им следует назначить наказание в виде минимального штрафа.