Жизнь мимо
При всём богатстве родного и любимого мне часто не хватает в нём слов.
Вот есть же пресловутая saudade, которую никак на нашем не обозначить. Должно найтись в каком-нибудь прекрасном и неведомом мне языке и обозначение состояния, в которое я медленно впадаю в последние месяцы/недели/дни.
Нельзя назвать ни разочарованием, ни досадой, ощущение, сопровождающее постепенное осознание того, что твоё государство уверенно топчется по твоему же личному пространству, невозвратно выдавливая тебя всё дальше от нормативного образа гражданина - ни книг тебе, ни языка в общественном поле, ни реформ, ни искренности. Кто-то недалёкий и тошнотворно чуждый мне определяет теперь, как любить родину (само слово исполосовали до неупотребления в приличном обществе), чем и как живёт правильный гражданин, что и как он имеет право критиковать, на каком языке он живёт, что называет войной, а что коррупцией. И места для себя в новых дефинициях не находишь - локтями (даже много мощней моих собственных) не растолкать.
Нельзя назвать стыдом чувство, возникающее от шуток родного министра об изнасилованиях в подведомственных ему тюрьмах; от технологий искривления действительности, которые продавливают выбранные тобой же политики; от северокорейских методов борьбы за чистоту информационного поля, неожиданно догнавших тебя на родине.
Ничем уже не назвать возобновившиеся проповеди про скрепы и семейные ценности, несущиеся на тебя из всех отверстий, в том числе (по ощущениям) и из срамных. Ничем, ни в какой даже малой части, не отличающиеся от риторики, цветущей много лет, в стане «главного и самого» вражеского врага, проповеди призывают лишить тебя права на выбор образ мысли, предлагают тебе не покидать собственной спальни, считают тебя слабоумным, не способным без помощи извне определиться, где добро, а где путин.
Можно было бы сказать, что это обида, но, верьте, речь не о ней - когда ты днями и ночами напролёт бескорыстно впрягаешься творить добро, обзывая это волонтёрством, а незнакомые тебе люди с завидным упорством и незаурядной энергией клеймят тебя как вора, а знакомые смотрят как на дурака, начинаешь видеть в людях что-то новое, а в себе - неведомое. Ладно бы просто продолжали не замечать твоих усилий, не содействовать, не сопереживать, не хвалить и не поддерживать.
Эффект «опустившихся рук», конечно, недостижим без необозначаемых ощущений от нелюбимости и в личном. Примеры из народного эпоса про «ты кому-то, кто-то не тебе» ничему меня не научили. Так и вырос дурак дураком, шишку на шишке набиваю, грабли держу всегда при себе.
«Вселенское уныние накрыло этот город» - слова нет, а ощущение приходит. Конечно, не обращаю внимания, ничто не ново, всё будет, не сдадимся и прорвёмся. Но, люди, что вы делаете, блять, люди!
P. S. В общем, запомни: пятница, девятое, 23:32 - «Спокойной».