Из книги Фассела. Трупорезка и Распятый Канадец.
Слух, молва в «одежде, сплошь разрисованной языками», присутствует, как было прекрасно известно Шекспиру, на любой войне. При этом Великая война была особенно богата слухами и легендами. Можно подумать, что естественное человеческое стремление к созданию вымыслов была подстегнуто новизной, масштабностью и чудовищностью происходившего. Сама по себе война являлась злокачественным порождением человеческой фантазии, и тут уже каждое лыко было в строку. Воспоминания Марка Блока об ощущениях инвертированного скептицизма вынесены из французских окопов, но они справедливы и относительно положения дел в английских войсках. «В окопах господствовало представление, - пишет он, - что правдой может являться что угодно, кроме того, что представлено в печатном виде». Из этого скептического отношения ко всему официальному проистекало, по его словам, «повсеместное возрождение устной традиции, древней праматери всех легенд и мифов». Тем самым - и в этом состоит ирония - «правительства низвели бойца, находившегося на передовой, до информированности и состояния ума, характерных для времён древности, до появления газет, новостных бюллетеней и книг». В итоге общая психологическая обстановка напоминала времена Средневековья, с той разницей, что слухи переносили члены продовольственных отрядов, а не бродячие «торговцы, трюкачи, странники, попрошайки».
Нам известны создатели двух самых ранних и самых знаменитых легенд. «Ангелы Монса», которые якобы появились на небесах во время отступления британских войск из Монса в августе 1914 года и прикрыли отход, родились из новеллы, в которой ангелы не упоминались вовсе. 29 сентября 1914 гола Артур Махен опубликовал в «Ивнинг ньюз» откровенно вымышленный романтический рассказ «Лучники», в котором призраки английских лучников, погибших при Азенкуре, приходят на помощь своим соотечественникам и осыпают немцев стрелами, не оставляющими видимых ран, но смертоносными. Махен описал этих лучников, появившихся между линиями окопов, как «долгую череду силуэтов, окружённых сиянием». Именно со слова «сияние» всё и началось: через неделю вымышленные лучники Махена превратились в реальных ангелов, в его откровенный вымысел принял форму рассказа о факте. Сам Махен был крайне смущён такой неверной трактовкой его текста, однако многие, особенно священнослужители, заверили его, что он неправ: ангелы (в пересказе некоторых - ангелы-лучники) действительно появились в небе над Монсом. Сомнения в этом теперь считались непатриотичными и расценивались почти как предательство.
Вторая знаменитая легенда раннего периода тоже вызвана к жизни изобретательностью одного человека и тоже связана с отступлением из Монса. Ходили слухи, что кайзер отзывается о британских войсках как о “презренной крошечной армии”. Теперь известно, что родилось это выражение не в Германии, а в кабинетах британских пропагандистов, которым требовалось хлёсткое запоминающееся клише, способное поднять бевой дух. Его сочинил в Военном министерстве сэр Фредерик Морис, а потом уже вложил его в уста кайзера.
Другие распространённые слухи и легенды остались анонимными. Неведомо, кто изобрёл немецкие “Фабрики по утилизации трупов”. Легенда заключалась в том, что в Германии, по причине морской блокады, испытывают такой недостаток жиров, что немцы собирают на поле боя трупы своих бойцов, которые потом поступают на особую переработку. Полученные в результате жиры используются при производстве нитроглицерина, свечей, промышленной смазки и гуталина. Возможно, родилась эта легенда после того, как англичане намеренно исказили перевод немецкой фразы Kadaver Anstalt, вычитанной в совершенно обыденном распоряжении немецкой администрации, согласно которому все “останки” (“Kadaver” по-немецки - “останки животных”) должны были доставляться на перерабатывающие фабрики в тылу для получения из них твёрдого жира. Схожая легенда размещает такую же зловещую Трупорезку или Комбинат по переработке и на британской стороне. В качестве местоположения этого хищнического предприятия индустриальной эпохи был избран широко известный учебный центр в Этапле. Слух этот, как и большинство циркулировавших в войсках, обладает ярко выраженными литературными достоинствами: в образе Трупорезки - какое точное выражение! - сосредоточена суть всей войны. Примечателен вариант этой легенды, записанный Альфредом Хейлом:
“О’Рурк... Сказал, что [в Этапле] расположена самая большая Трупорезка во всей британской армии. Туда свозят с огромной территории всё, что подходит для переработки, и сжигают - в том числе, согласно зловещему слуху, и человеческие конечности. Кроме того, поговаривали, что там же происходят расстрелы”.
Куда уж лучше?
Миф о немецкой Трупорезке не был едиснвтенным в своём роде - с целью очернить врага изобретали и другие ужасные слухи. Например: немцы используют штыки с зазубренными лезвиями, которыми удобнее вспарывать англичана животы. Такие штыки действительно существовали - сегодня их можно увидеть в музеях - но они вовсе не были инструментами садистов: передовые отряды немецких сапёров пользовались ими для спиливания веток, и выдавались они дополнительно к обычным “противопехотным” штыкам. Однако желание сделать эти штыки доказательством особой омерзительности немцев было столь велико, что и по сей день их иногда трактуют как свидетельство изощрённого садизма бошей. Слухи о пулях “дум-дум” возникают на каждой войне; в данном случае поговаривали, что немцы прибегают к этим боеприпасам потому, что их к ним тянет инстинктивно. Однако всякий, кто видел, на что способны обычные пули, выпущенные на большой скорости из обычных винтовок, - пример тому разнесённая голова президента Кеннеди - понимают, что в особых пулях просто нет нужды. То же самое можно сказать и об обычных штыках.
Ещё один слух, приписывавший немцам особую жестокость, был связан с Распятым Канадцем. Самый расхожий вариант сообщает, что немцы взяли в плен рядового-канадца и на виду у его однополчан распяли на открытом месте, прибив руки и ноги к кресту штыками. Говорят, что он умер медленной смертью. Местом действия обычно назывался Ипрский сектор рядом со Священным лесом, где стоял Канадский корпус. В одном из вариантов погибший не был канадцем. Иэн Хей утверждает, что произошла эта история весной 1915 года и убит, по его мнению, был британец: он был ранен и взят в плен, а потом распят на дереве немецкими кавалеристами, которые “стояли вокруг, пока он не умер”. В версии, распространённой среди американцев, речь по прежнему идёт о канадце, однако - и многие сочтут это характерным - жертв уже не одна, а две. Далтон Трамбо зафиксировал этот эпизод, вошедший в коллективное американское сознание: “А газетах Лос-Анджелеса писали двух молодых канадских бойцах, которых немцы распяли прямо на глазах у их однополчан, наблюдавших с другого края нейтральной полосы. Немцы предстают в этой истории настоящими животными, и разумеется, у всех возникает одна мысль и одно желание - чтобы Германия поскорее испустила дух”.
Образ Распятого Канадца особенно интересен и потому, что вписан в контекст ярких визуальных реалий фронта, и по причине своего особого символического наполнения. За образом креста на фронте далеко ходить не приходилось, потому что вполне реальные кресты стояли во Франции и Бельгии на многих перекрёстках - те часто называли “поворотами у распятия”. Всем воевавшим на Сомме была знакома Долина Распятия, названная так по большому металлическому кресту, когда-то там стоявшему. Лучше всего известно большое деревянное распятие с городского кладбища в Ипре. Оно стало знаменитым - а кое-кто считал его и чудотворным, - потому что между древесиной и фигурой Христа застрял неразорвавшийся снаряд. (Крест стоял на кладбище до 1969 года, потом, по причине плохого состояния, его заменили). Стивен Грэм был одним из многих, кто усматривал в положении неразорвавшегося снаряда чудодейственную силу. Вот как он описывает кладбище в 1921 году:
”На этом акре, отданном на откуп смерти, по-прежнему стоит высокое деревянное распятье, с которого взирает терзаемый мукам Господь. Ни одна из сотен тысяч бомб, упавших на Ипр, не причинила Ему вреда - хотя одна попала прямо в точку, в Крест. Однако она не взорвалась, а лишь наполовину ушла в дерево, и остаётся там по сей день - нежданным символом силы Креста”.
Придорожные кресты неизбежно привлекали внимание проходивших мимо англичан, поскольку на их протестантской родине ничего такого у дорог не было. Руперт Брук цитирует слова одного рядового: “Чего мне не по душе в этой, как её, Европе, так все эти, так их, портреты Иисуса Христа и евонных родственников за всякими этими, так их, стеклышками”. Однако есть ещё одна причина, по которой образ распятия был близок бойцам: в тылу ни могли почти ежедневно наблюдать, как низших чинов подвергают “полевому наказанию №1” за мелкие нарушения устава. Наказание состояло в том, что провинившегося привязывали, раскинув ему руки, к какому-нибудь неповижному предмету; особой любовью пользовались большие, со спицами колёса повозок интендантской службы. Макс Плаумен задаёт вопрос: “Может, в армии стоило бы избегать наказаний, напоминающих о Распятии?”.
Фассел П. Великая война и современная память. СПб.: 2015. С. 160-164.
Нам известны создатели двух самых ранних и самых знаменитых легенд. «Ангелы Монса», которые якобы появились на небесах во время отступления британских войск из Монса в августе 1914 года и прикрыли отход, родились из новеллы, в которой ангелы не упоминались вовсе. 29 сентября 1914 гола Артур Махен опубликовал в «Ивнинг ньюз» откровенно вымышленный романтический рассказ «Лучники», в котором призраки английских лучников, погибших при Азенкуре, приходят на помощь своим соотечественникам и осыпают немцев стрелами, не оставляющими видимых ран, но смертоносными. Махен описал этих лучников, появившихся между линиями окопов, как «долгую череду силуэтов, окружённых сиянием». Именно со слова «сияние» всё и началось: через неделю вымышленные лучники Махена превратились в реальных ангелов, в его откровенный вымысел принял форму рассказа о факте. Сам Махен был крайне смущён такой неверной трактовкой его текста, однако многие, особенно священнослужители, заверили его, что он неправ: ангелы (в пересказе некоторых - ангелы-лучники) действительно появились в небе над Монсом. Сомнения в этом теперь считались непатриотичными и расценивались почти как предательство.
Вторая знаменитая легенда раннего периода тоже вызвана к жизни изобретательностью одного человека и тоже связана с отступлением из Монса. Ходили слухи, что кайзер отзывается о британских войсках как о “презренной крошечной армии”. Теперь известно, что родилось это выражение не в Германии, а в кабинетах британских пропагандистов, которым требовалось хлёсткое запоминающееся клише, способное поднять бевой дух. Его сочинил в Военном министерстве сэр Фредерик Морис, а потом уже вложил его в уста кайзера.
Другие распространённые слухи и легенды остались анонимными. Неведомо, кто изобрёл немецкие “Фабрики по утилизации трупов”. Легенда заключалась в том, что в Германии, по причине морской блокады, испытывают такой недостаток жиров, что немцы собирают на поле боя трупы своих бойцов, которые потом поступают на особую переработку. Полученные в результате жиры используются при производстве нитроглицерина, свечей, промышленной смазки и гуталина. Возможно, родилась эта легенда после того, как англичане намеренно исказили перевод немецкой фразы Kadaver Anstalt, вычитанной в совершенно обыденном распоряжении немецкой администрации, согласно которому все “останки” (“Kadaver” по-немецки - “останки животных”) должны были доставляться на перерабатывающие фабрики в тылу для получения из них твёрдого жира. Схожая легенда размещает такую же зловещую Трупорезку или Комбинат по переработке и на британской стороне. В качестве местоположения этого хищнического предприятия индустриальной эпохи был избран широко известный учебный центр в Этапле. Слух этот, как и большинство циркулировавших в войсках, обладает ярко выраженными литературными достоинствами: в образе Трупорезки - какое точное выражение! - сосредоточена суть всей войны. Примечателен вариант этой легенды, записанный Альфредом Хейлом:
“О’Рурк... Сказал, что [в Этапле] расположена самая большая Трупорезка во всей британской армии. Туда свозят с огромной территории всё, что подходит для переработки, и сжигают - в том числе, согласно зловещему слуху, и человеческие конечности. Кроме того, поговаривали, что там же происходят расстрелы”.
Куда уж лучше?
Миф о немецкой Трупорезке не был едиснвтенным в своём роде - с целью очернить врага изобретали и другие ужасные слухи. Например: немцы используют штыки с зазубренными лезвиями, которыми удобнее вспарывать англичана животы. Такие штыки действительно существовали - сегодня их можно увидеть в музеях - но они вовсе не были инструментами садистов: передовые отряды немецких сапёров пользовались ими для спиливания веток, и выдавались они дополнительно к обычным “противопехотным” штыкам. Однако желание сделать эти штыки доказательством особой омерзительности немцев было столь велико, что и по сей день их иногда трактуют как свидетельство изощрённого садизма бошей. Слухи о пулях “дум-дум” возникают на каждой войне; в данном случае поговаривали, что немцы прибегают к этим боеприпасам потому, что их к ним тянет инстинктивно. Однако всякий, кто видел, на что способны обычные пули, выпущенные на большой скорости из обычных винтовок, - пример тому разнесённая голова президента Кеннеди - понимают, что в особых пулях просто нет нужды. То же самое можно сказать и об обычных штыках.
Ещё один слух, приписывавший немцам особую жестокость, был связан с Распятым Канадцем. Самый расхожий вариант сообщает, что немцы взяли в плен рядового-канадца и на виду у его однополчан распяли на открытом месте, прибив руки и ноги к кресту штыками. Говорят, что он умер медленной смертью. Местом действия обычно назывался Ипрский сектор рядом со Священным лесом, где стоял Канадский корпус. В одном из вариантов погибший не был канадцем. Иэн Хей утверждает, что произошла эта история весной 1915 года и убит, по его мнению, был британец: он был ранен и взят в плен, а потом распят на дереве немецкими кавалеристами, которые “стояли вокруг, пока он не умер”. В версии, распространённой среди американцев, речь по прежнему идёт о канадце, однако - и многие сочтут это характерным - жертв уже не одна, а две. Далтон Трамбо зафиксировал этот эпизод, вошедший в коллективное американское сознание: “А газетах Лос-Анджелеса писали двух молодых канадских бойцах, которых немцы распяли прямо на глазах у их однополчан, наблюдавших с другого края нейтральной полосы. Немцы предстают в этой истории настоящими животными, и разумеется, у всех возникает одна мысль и одно желание - чтобы Германия поскорее испустила дух”.
Образ Распятого Канадца особенно интересен и потому, что вписан в контекст ярких визуальных реалий фронта, и по причине своего особого символического наполнения. За образом креста на фронте далеко ходить не приходилось, потому что вполне реальные кресты стояли во Франции и Бельгии на многих перекрёстках - те часто называли “поворотами у распятия”. Всем воевавшим на Сомме была знакома Долина Распятия, названная так по большому металлическому кресту, когда-то там стоявшему. Лучше всего известно большое деревянное распятие с городского кладбища в Ипре. Оно стало знаменитым - а кое-кто считал его и чудотворным, - потому что между древесиной и фигурой Христа застрял неразорвавшийся снаряд. (Крест стоял на кладбище до 1969 года, потом, по причине плохого состояния, его заменили). Стивен Грэм был одним из многих, кто усматривал в положении неразорвавшегося снаряда чудодейственную силу. Вот как он описывает кладбище в 1921 году:
”На этом акре, отданном на откуп смерти, по-прежнему стоит высокое деревянное распятье, с которого взирает терзаемый мукам Господь. Ни одна из сотен тысяч бомб, упавших на Ипр, не причинила Ему вреда - хотя одна попала прямо в точку, в Крест. Однако она не взорвалась, а лишь наполовину ушла в дерево, и остаётся там по сей день - нежданным символом силы Креста”.
Придорожные кресты неизбежно привлекали внимание проходивших мимо англичан, поскольку на их протестантской родине ничего такого у дорог не было. Руперт Брук цитирует слова одного рядового: “Чего мне не по душе в этой, как её, Европе, так все эти, так их, портреты Иисуса Христа и евонных родственников за всякими этими, так их, стеклышками”. Однако есть ещё одна причина, по которой образ распятия был близок бойцам: в тылу ни могли почти ежедневно наблюдать, как низших чинов подвергают “полевому наказанию №1” за мелкие нарушения устава. Наказание состояло в том, что провинившегося привязывали, раскинув ему руки, к какому-нибудь неповижному предмету; особой любовью пользовались большие, со спицами колёса повозок интендантской службы. Макс Плаумен задаёт вопрос: “Может, в армии стоило бы избегать наказаний, напоминающих о Распятии?”.
Фассел П. Великая война и современная память. СПб.: 2015. С. 160-164.