Андрей Януарьевич Вышинский до 1949 года был заместителем министра иностранных дел, с 1949 по 1953 сам был министром.
Историк Владимир Григорьевич Трухановский, который с 43-го по 53-й работал в НКИДе/МИДе, вспоминал:
"Биография Вышинского известна. Находиться под его началом было очень трудно. Личностью он был весьма неприятной, но работал много и старательно.
Режим работы в МИД тогда полностью копировал кремлёвский. Покончишь с делами в два часа ночи, к половине третьего доберёшься до дому, и тут же телефонный звонок. Ехидный голос Вышинского: "Вы уже устали? А не могли бы Вы приехать на пару часиков, чтобы закончить с таким-то вопросом? Машина за Вами уже ушла".
Сам он отличался большой выносливостью и любил подчёркивать это. Как-то в конце 40-х - ему тогда было далеко за 60 - его помощник в поздний ночной час предложил прервать работу, поскольку Вышинский лишь недавно перенёс операцию по удалению аппендицита. "Не говорите ерунды, - оборвал его Вышинский. - Я вполне здоров. Вот вы можете переплыть Дунай? А я ещё месяц назад его переплывал".
У Вышинского была такая манера: свои выступления - на Генеральной ассамблее ООН, например, - он поручал писать четырём работникам сразу. Каждый готовил свой вариант. Когда написанное приносили, он неизменно раскритиковывал все четыре текста в пух и прах, при этом не стеснялся в выражениях. На моих глазах Вышинский швырнул профессору М. В. Хвостову - будущему академику, работавшему тогда в МИД, - подготовленный им документ со словами: "Заберите ваше профессорское г...!" Всех четверых он заставлял переделывать свои варианты и после переделки говорил: "Теперь лучше. Но пока это ещё не годится. Идите и доведите материал до готовности".
Изучив привычки Вышинского, мы обычно делали так: в третий раз приносили ему тот текст, который был им забракован с первого захода. "Вот видите, вы же умеете работать, когда захотите, - говорил он. - На этот раз получилось".
Брал наши тексты и писал свой собственный, совершенно отличный от них вариант. Однажды, в редкую для Вышинского минуту благодушия, мы спросили, зачем нужны наши усилия, если всё равно свои выступления он пишет сам. "Как вы не понимаете, это очень важно, - ответил он. - Я отталкиваюсь от ваших тезисов, они будят мою мысль",
Вышинский страшно боялся Сталина. Ездил к нему на доклад по четвергам и уже загодя, в ожидании этой встречи, приходил в дурное настроение. Чем ближе к четвергу, тем мрачнее и раздражительнее он становился. Мне казалось, что, уезжая на аудиенцию к Сталину, он никогда не был уверен, что вернётся обратно. А в пятницу, когда всё уже было позади, позволял себе на пару дней расслабиться. Опытные люди знали, что именно в эти дни следовало докладывать ему наиболее сложные дела и обращаться с просьбами по личным вопросам.
В раздражении Вышинский мог сказать своим подчинённым всё, что угодно. Я слышал, как он обещал одному сотруднику бубновый туз на спину. Мне он однажды пригрозил: "Я вас в лагерную пыль сотру". Вина моя заключалась в том, что я показал одной английской делегации - кстати, в полном соответствии с утверждённой свыше программой визита - Институт нейрохирургии Н. Н. Бурденко. Почему-то это донельзя рассердило Вышинского. Правда, на моей памяти ни одна из его угроз не было приведена в исполнение".
Ответы академика В. Г. Трухановского на вопросы редакции журнала // Новая и новейшая история. 1994. №6. С. 78-79.
Первоначально я это опубликовал в "Исторической и военной документалистике":
http://vk.com/wall-18181383_180280А теперь понял, что у меня ни в электронном, ни в печатном виде этот текст нигде не хранится, только в тетради с библиотечными выписками. А в "Истовендоке" в минувшем году по непонятным причина целая куча старых постов исчезла. Так что я уж продублирую здесь, для сохранности.