Побег из СССР
Сегодня расскажу одну быль. Про СССР. Вернее, про самый финал СССР. Всё здесь изложенное - чистая правда. И, однако, выглядит это частично абсурдно. Вернее, строго говоря, это не совсем про СССР. Поскольку многие описываемые события проходил за пределами СССР. Но участвовал в них гражданин СССР. Который гражданином СССР быть не хотел и поэтому чуть ли не с детства мечтал из СССР убежать. И таки убежал. Вот об этом я вам сейчас и поведаю. Так что устраивайтесь поудобнее и внемлите.
Всё, что здесь описано, произошло с моим другом детства. Поскольку он «широко известен в узких кругах», назову его другим именем. Пусть он будет - Лёха.
Свой путь Лёха начал в том же году, что и я. Да и почти в том же месяце. Так что мы с ним полные ровесники. В школьные годы Лёха отличился тем, что глумливо утопил в унитазе свой пионерский галстук. В годы отрочества, когда я пошёл в 9-й класс, Лёха отправился в ПТУ. В эти годы он входил в одну из злобных молодёжных банд нашего района и со своими дружкам немало совершил всякого рода драк пьяной лавочке. Впрочем, ничего такого особенного в его жизненным пути не было. В конце 70-х - начале 80-х - это был обычный досуг советских учащихся ПТУ, то есть огромной массы советской молодёжи.
Когда Лёхе исполнилось 16, его дружки избили в автобусе милиционера, который был в гражданской одежде. «Я - сотрудник милиции, прекратите нападение», - прокричал сотрудник, доставая удостоверение, но ответом ему был пушечный удар в лицо, которым так славился Лёхин дружок Галкин - удар, которым небольшого роста Игорь отправлял в нокаут противников гораздо более крупных. Сын офицера, переведённого из Кахахстана Москву, Галкин, когда накачивался портвейном, представлял из себя боевую машину для убийства. И рано или поздно что-нибудь в этом роде должно было произойти. И опять же - ничего особенного в этом не было. Очень многие мои погодки, ушедшие в ПТУ, потом оказались в местах не столь отдалённых. Разумеется, отправились туда Галкин и другой дружок Лёхи - Андрос. А Лёха остался как бы один.
Я познакомился с Лёхой в 1983 году в подвале слесарей нашего ЖЭКа, который слесаря предоставляли в наше распоряжение по вечерам для репетиций рок-группы, в которой я играл. Отличием нашей группы от всех прочих дворовых команд было то, что мы пели не только «Воскресенье», «Машину» и «Круиз», но и песни собственного сочинения. В связи с чем наш подвал очень скоро стал этаким клубом, в котором зимними вечерами собиралась вся окрестная шпана, чтобы попить портвейну и потискать девчонок.
Лёха, который был лучшим в районе гитаристом, как-то довольно быстро стал чем-то вроде нашего продюсера. Найдя общую тему для разговора через музыку, мы как-то быстро сблизились с ним. Как выяснилось, несмотря на свой брутальный образ жизни, Лёха был нафарширован всевозможными идеями, которые он брал из каких-то недоступных простому советскому человеку книжек. Именно от Лёхи впервые я услышал слово «Совдеп» в том контексте, который использую и поныне. Лёха рассказывал всякое. И про Карлоса Кастанеду и про Солженицына, за хранение книг которого выгнали из МГУ како-то лёхиного приятеля. Отношение к Совдепу в моей семье было всегда критическим. И моя мать, и все её подруги/друзья про «прелести СССР» говорили много за разными праздничными застольями. Впрочем, думаю, в этом не было ничего необычного для второй половины 70-х годов. Но вот то, что изрекал Лёха, было самой настоящей антисоветчиной со всеми вытекающими.
По большому счёту, Лёха был философского склада ума. Он был просто нафарширован всякими альтернативными знаниями. И была у него одна мечта. Он очень хотел свалить из СССР. СССР он ненавидел всеми фибрами души. Он вдвоём с матерью жили в однокомнатной квартирке в двухэтажном барачного вида доме красного кирпича в квартальчике точно таких же убогих домов - рабочем квартале. Все вокруг бухали портвейн и устраивали пьяные драки. И Лёха в общем-то, вёл до какого-то момента такую же жизнь. Но, как оказалось, жизнью этой тяготился. Какой-то перспективы для себя в СССР Лёха просто не видел. Это был 1984 год.
В ноябре 1984-го я ушёл в армию. Это был апофеоз убогой совковой серости. Чтобы передать ощущение от СССР 1984 года на полотне, надо просто выплеснуть на холст побольше краски серого цвета - это будет аутентичное изображение. Помню, даже фильмы в кинотеатрах стали показывать какие-то редкостно убогие. Ну то есть такую серую совковую гадость, что хоть стреляйся. Единственное яркое пятно, которое мне запомнилось - американский фильм «Спартак», который почему-то вдруг стали крутить в московских кинотеатрах осенью 1984 года. Лёха в армию не ушёл - он получил «белый билет» (для особо интересующихся: симуляция вялотекущей шизофрении).
Пришёл я домой 7 ноября 1986 года - это была совершенно иная Москва. Радостная, весёлая, нарядная. И дело было не только в 7 ноябре. Просто унылый Совок, казалось, куда-то отступил. На улицах Москвы стали появляться разные кафешки, появился пешеходный Арбат - тогда это в самом деле было необычно. Главное - произошла какая-то перемена в людях, они стали более веселы, более раскованы, с большим оптимизмом смотреть в будущее. Кстати, именно на этот период приходится вспышка рождаемости, которую сейчас совки любят показывать, как антитезу демографическому коллапсу 90-х. Правда совки забывают, что во-первых, до 1985 года в РСФСР наоборот шло снижение рождаемости и во-вторых, народ как-то воспрял духом именно потому, что поверил, что начались реальные улучшения. Но я отвлёкся.
Мечту о побеге из СССР, тем не менее, Лёха не оставил. Но она стала как-то более реалистичной, что ли. Лёха работал киномехаником (я и регулярно смотрел из его кинобудки все новые фильмы) и усиленно изучал английский язык - он был уверен, что все в Европа отлично говорят по-английски.
Время шло. Лёха начал серьёзно готовиться. Он стал копить доллары. А Совдеп, тем временем, потихоньку разваливался. Мы неоднократно обсуждали его побег, я спрашивал: а стоит ли? Ведь от того Совка уже мало что осталось. Но Лёха был непреклонен. В 1990-м году в воздухе запахло чем-то до боли знакомым. По центральному телевидению стали показывать мультфильмы 60-х о сумасшедших абстракционистах и тренировках бойцов дивизии им. Дзержинского. Лёха сказал: «Пора. Совок возвращается».
Его план был следующим: он покупает туристическую путёвку в Венгрию - благо в ту пору это уже стало очень легко, - в Венгрии отправляется на венгерско-австрийскую границу, которую переходит ночью и добирается до Вены. Из Вены на поезде отправляется в Брюссель, где приходит в перевалочный центр для эмигрантов (не помню точное его название), просит политическое убежище и - вуаля. Было правда одно слабое место в этом плане - в конце 1990-го года просить политического убежища, когда вся Европа упивалась демократизацией и гласностью в СССР - было несколько странно. Но Лёха решил рискнуть.
Мы провожали Лёху шумно. Это была ранняя весна 1991 года. Было много народа. Некоторые условились с ним, что как только он обустроится в Европе, то сразу же пришлёт им вызов. Я никуда и никогда эмигрировать не собирался, а потому прощался с Лёхой навсегда. Было несколько грустно.
И Лёха уехал в Венгрию. Поездом.
1991 год был годом непростым, так скажем. К тому же мне надо было писать диплом. Так что про Лёху я вспоминал не часто. И вдруг однажды, у меня дома зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал знакомый голос: «Привет. Узнаёшь?». «Узнаю», - ответствовал я, соображая, почему это при звонке из-за границы московский звонок. «Как ты думаешь, где я?», - спросил с усмешкой на том конце голос. «Судя по звонку - похоже, что в Москве». «Верно, - ответил Лёха. - Если хочешь, приходи ко мне». И я помчался слушать увлекательный рассказ о лёхиных странствованиях .
Продолжение: http://germanych.livejournal.com/134974.html