Из искры разгорится пламя
В моём ЖЖ лежит старый текст, с некоторыми тезисами которого я уже не готов согласиться.
И я, пожалуй, поставлю на то, что [русский] сюжет ещё не кончился. Ещё и потому, что мне жутко не нравится сюжет американский. Он туп, как туп бездарный голливудский боевик. Звездно-полосатая борьба хороших парней с плохими.
Не, ну Россия круче всех, кто с этим спорит. Но про американский сюжет я глупость сказал. Из серии "вы просто не умеете его готовить" и "вы просто с ним незнакомы". Американский сюжет ОХРЕНИТЕЛЕН. Ну, по крайней мере, в своей исторической части. Дело не в том, что хорошие парни воюют с плохими. Дело в том, что хорошие парни иногда выигрывают.
Да, потом я читал про американскую революцию и гражданскую войну, курил идею Запада по этическим системам Крылова и так далее. Всё это присказка. Я хотел процитировать книгу Доусона "Боги революции", в которой он, помимо прочего, исследует идейные и исторические корни современного Запада. Сам Доусон был английским католиком (вспоминаем Честертона и Толкиена), и как таковой, к Западу-по-Крылову относился с большим скепсисом. Но как бы то ни было. Наслаждаемся пафосом:
"Политическая философия Сиднея и Локка обеспечивала общую платформу, на которой такие представители американского Просвещения, как Франклин и Джефферсон, могли бы объединиться с лидерами пуританской демократии Новой Англии наподобие Сэмюэля Адамса...
Сноска:
Адамс, Сэмюэль (1722-1803) - политический лидер и публицист времён Американской революции. В 1743 году выступил с диссертацией, в которой развил тезис "о законности сопротивления верховным магистратам". Руководитель революционной организации "Сыны свободы". В 1794-97 гг. - губернатор штата Массачусетс.
В Новой Англии в особенности инициаторами революционного движения явились не богатые купцы и даже не обладавшие избирательными правами фермеры; ими стали бесправные массы, организовавшиеся в тайные общества типа "Сынов свободы", которые господствовали на городских собраниях и держали в благоговейном страхе торговцев и верноподданных благодаря самосуду и массовому терроризму...
Конечно же, как только движение протеста стало политически самосознательным, лидерство неизбежно перешло к элементам недемократическим - юристам, политикам и таким богатым и высокопоставленным людям, как Вашингтон и [Ричард Генри] Ли. Но ведущая сила, стоявшая за движением, была демократической, и даже среди вождей были представители Просвещения наподобие Франклина в Пенсильвании и Джефферсона в Виргинии, благодаря которым демократические принципы, подразумеваемые Американской революцией, наконец, получили свою классическую формулировку в Декларации независимости. Ибо развитие полемики само заставило юристов и политиков отказаться от ограниченной позиции, основанной на конституционном прецеденте и прибегнуть к основополагающим догмам новой религии. "Священные права человечества, - писал Гамильтон, - не следует искать среди старых пергаментов или заплесневелых записей. Они записаны, словно солнечным лучом, в целом томе человеческой природы рукой самого Божества и никогда не могут быть стёрты или затушёваны".
Но своё наиболее ясное выражение этот призыв к первичным принципам демократии нашёл не в произведениях Гамильтона или Джефферсона. Беспорядочные демократические устремления американского народа окончательно привёл к полному осознанию своих революционных целей Томас Пейн - безвестный акцизный чиновник, недавно высадившийся в Америке с рекомендательным письмом Франклина. В "Здравом смысле" (Common Sense), своём известном памфлете, он нетерпеливо отмёл в сторону юридические и конституционные разногласия и с пламенным красноречием призвал к освобождению человечества и к созданию нового мира:
"О ты, что любишь человечество, - пишет он, - ты, что смеешь противиться не только тирании, но и тирану, стой дальше; каждое пятно старого мира истощается угнетением. За свободой охотились по всему земному шару. Азия и Африка долго изгоняли её. Европа смотрит на неё как на незнакомку, а Англия уже предупреждала о её кончине! О! Прими беглянку и приготовь со временем удобный дом для человечества.
В нашей власти начать мир сызнова. Ситуация, подобная нынешней, не повторялась с Ноевых дней до наших. День рождения нового мира близок, и человеческая раса, возможно, столь же многочисленная, сколь вмещает в себя вся Европа, получит свою долю свободы в течение нескольких месяцев. Образ величественный - и в этот момент какими пустячными, какими смехотворными кажутся мелкие придирки нескольких слабых и заинтересованных людей, когда сравниваешь [их] с этим мировым делом".
В этом памфлете мы встречаем, я думаю, впервые, две черты, которые станут характерными для революционного движения в будущем. Одна - это концепция политической революции как части всемирного и почти космического изменения, выходящего далеко за пределы местных и исторических обстоятельств какого-либо отдельного государства. Другой чертой, тесно с ней связанной, была нота мессианского идеализма, обращённого в будущее к тысячелетнему царству социального равенства и рождению нового человечества. Ни один из этих элементов не играл какой-либо существенной роли в предшествующей истории Английской революции 1688 года или французского Просвещения. Их корни - в революционных и апокалиптических устремлениях протестантской Реформации среди анабаптистов и миллениаристских сект, и именно союз этих элементов с рационализмом и натурализмом Просвещения, впервые достигнутый Томасом Пейном, отмечает точное появление современного революционного символа веры. Благодаря влиянию Пейна, Джефферсона и Франклина, американское дело стало идентифицироваться в глазах всего мира с этим революционным идеализмом, и из местной ссоры по поводу суммы налогов и колониальных прав конфликт превратился в крестовый поход за права человека и дело человечества.
Сноска:
"То, что мы раньше называли "Революциями", - писал Пейн пятьдесят лет спустя, - было не более чем сменой личностей, или переменой частных обстоятельств. Они возникли и исчезли, как нечто само собой разумеющееся, и в их существовании или гибели не было ничего такого, что могло бы оказать влияние за пределами породившего их места. Но то, что мы сейчас видим в мире, начиная с революций в Америке и Франции, является восстановлением естественного порядка вещей, системой принципов таких же универсальных, как истина и человеческое существование, и сочетающих мораль с политической удачей и народным процветанием".
Ни в одной другой стране эти события не нашли более искреннего приятия, чем во Франции, где для этого была подготовлена почва благодаря деятельности Руссо и Просвещению и где дело американской независимости имело в высшей степени благоприятную судьбу благодаря тому, что его представителем являлся гений Бенджамина Франклина. Как я уже замечал, Франклин обладал тем соединением космополитической культуры с личной оригинальностью и экзотическим привкусом американской демократии, который был привлекателен для романтического либерализма века Людовика XVI, а его отношения с философами, физиократами и франкмасонами позволили ему войти в узкий круг французского аристократического общества. Под легендарной внешностью патриархальной добродетели и демократической простоты он скрывал хитрость и finesse прирождённого дипломата, так что был способен направлять неопределённый идеализм философского либерализма на конкретные политические цели. Таким образом, французская интеллигенция стала видеть в Америке осуществление руссоистского идеала государственного и общественного строя, основанного на естественных принципах и воодушевлённого духом братства и равенства. Она забыла о самосуде, о том, как вымазывали дёгтем и обваливали в перьях, а также о тех безжалостных гонениях на меньшинство, с помощью которых демократия в Новой Англии отстаивала права человека. Она забыла, что либеральная культура и разносторонняя жизнь Монтичелло и Маунт-Вернона оплачивалась лишь благодаря существованию негритянского рабства. Она видела только благородный идеализм Джефферсона, республиканские добродетели Вашингтона и зрелую мудрость Франклина.
Так миф об Американской революции приобрёл определённую форму во Франции ещё задолго до того, как сами Соединённые Штаты приобрели форму политическую, и оказал гораздо большее влияние, чем последняя, на общественное мнение и развитие демократических идеалов во Франции. В глазах Тюрго и Мабли, Рейналя и Бриссо, Кондорсе и Лафайета значение Соединённых Штатов определялось не тем, чем они являлись в действительности, но тем, чем они могли стать, и ещё больше тем, чем могло стать человечество, следуя их примеру. Как писал Пейн:
"То, что Архимед говорил относительно механических сил, может быть приложено к Разуму и Свободе. "Дайте нам, - сказал он, - точку опоры, и мы перевернём мир". Революция в Америке представляет в политике то, что являлось лишь теорией механики. Столь глубоко были укоренены все правительства старого мира и столь действенно утверждала себя в умах тирания и древность привычки, что начало реформированию политической конституции человека не могло быть положено в Азии, Африке или Европе. Но такова непреодолимая природа Истины, что всё, чего она просит и хочет, - это свобода проявления. Солнце не нуждается в надписи для того, чтобы отличить его от тьмы; и как только американские правительства покажут себя миру, деспотизм испытает шок и человек начнёт размышлять об исправлении".
После этого на "Великий Октябрь" смотришь, как на говно. Похожа свинья на коня, да хвост не тот. Жалкий закос под Американскую Революцию, но только в исполнении подонков, подлецов и убийц. А теорию "слабого звена" Ленин всё равно содрал у Пейна.
Разница в том, что у американцев получилось. Не стоит недооценивать хороших людей.
А Пейн сам по себе красавчик, хоть и маньяк. В моём личном каноне он будет одним из предтеч психоистории :).
И я, пожалуй, поставлю на то, что [русский] сюжет ещё не кончился. Ещё и потому, что мне жутко не нравится сюжет американский. Он туп, как туп бездарный голливудский боевик. Звездно-полосатая борьба хороших парней с плохими.
Не, ну Россия круче всех, кто с этим спорит. Но про американский сюжет я глупость сказал. Из серии "вы просто не умеете его готовить" и "вы просто с ним незнакомы". Американский сюжет ОХРЕНИТЕЛЕН. Ну, по крайней мере, в своей исторической части. Дело не в том, что хорошие парни воюют с плохими. Дело в том, что хорошие парни иногда выигрывают.
Да, потом я читал про американскую революцию и гражданскую войну, курил идею Запада по этическим системам Крылова и так далее. Всё это присказка. Я хотел процитировать книгу Доусона "Боги революции", в которой он, помимо прочего, исследует идейные и исторические корни современного Запада. Сам Доусон был английским католиком (вспоминаем Честертона и Толкиена), и как таковой, к Западу-по-Крылову относился с большим скепсисом. Но как бы то ни было. Наслаждаемся пафосом:
"Политическая философия Сиднея и Локка обеспечивала общую платформу, на которой такие представители американского Просвещения, как Франклин и Джефферсон, могли бы объединиться с лидерами пуританской демократии Новой Англии наподобие Сэмюэля Адамса...
Сноска:
Адамс, Сэмюэль (1722-1803) - политический лидер и публицист времён Американской революции. В 1743 году выступил с диссертацией, в которой развил тезис "о законности сопротивления верховным магистратам". Руководитель революционной организации "Сыны свободы". В 1794-97 гг. - губернатор штата Массачусетс.
В Новой Англии в особенности инициаторами революционного движения явились не богатые купцы и даже не обладавшие избирательными правами фермеры; ими стали бесправные массы, организовавшиеся в тайные общества типа "Сынов свободы", которые господствовали на городских собраниях и держали в благоговейном страхе торговцев и верноподданных благодаря самосуду и массовому терроризму...
Конечно же, как только движение протеста стало политически самосознательным, лидерство неизбежно перешло к элементам недемократическим - юристам, политикам и таким богатым и высокопоставленным людям, как Вашингтон и [Ричард Генри] Ли. Но ведущая сила, стоявшая за движением, была демократической, и даже среди вождей были представители Просвещения наподобие Франклина в Пенсильвании и Джефферсона в Виргинии, благодаря которым демократические принципы, подразумеваемые Американской революцией, наконец, получили свою классическую формулировку в Декларации независимости. Ибо развитие полемики само заставило юристов и политиков отказаться от ограниченной позиции, основанной на конституционном прецеденте и прибегнуть к основополагающим догмам новой религии. "Священные права человечества, - писал Гамильтон, - не следует искать среди старых пергаментов или заплесневелых записей. Они записаны, словно солнечным лучом, в целом томе человеческой природы рукой самого Божества и никогда не могут быть стёрты или затушёваны".
Но своё наиболее ясное выражение этот призыв к первичным принципам демократии нашёл не в произведениях Гамильтона или Джефферсона. Беспорядочные демократические устремления американского народа окончательно привёл к полному осознанию своих революционных целей Томас Пейн - безвестный акцизный чиновник, недавно высадившийся в Америке с рекомендательным письмом Франклина. В "Здравом смысле" (Common Sense), своём известном памфлете, он нетерпеливо отмёл в сторону юридические и конституционные разногласия и с пламенным красноречием призвал к освобождению человечества и к созданию нового мира:
"О ты, что любишь человечество, - пишет он, - ты, что смеешь противиться не только тирании, но и тирану, стой дальше; каждое пятно старого мира истощается угнетением. За свободой охотились по всему земному шару. Азия и Африка долго изгоняли её. Европа смотрит на неё как на незнакомку, а Англия уже предупреждала о её кончине! О! Прими беглянку и приготовь со временем удобный дом для человечества.
В нашей власти начать мир сызнова. Ситуация, подобная нынешней, не повторялась с Ноевых дней до наших. День рождения нового мира близок, и человеческая раса, возможно, столь же многочисленная, сколь вмещает в себя вся Европа, получит свою долю свободы в течение нескольких месяцев. Образ величественный - и в этот момент какими пустячными, какими смехотворными кажутся мелкие придирки нескольких слабых и заинтересованных людей, когда сравниваешь [их] с этим мировым делом".
В этом памфлете мы встречаем, я думаю, впервые, две черты, которые станут характерными для революционного движения в будущем. Одна - это концепция политической революции как части всемирного и почти космического изменения, выходящего далеко за пределы местных и исторических обстоятельств какого-либо отдельного государства. Другой чертой, тесно с ней связанной, была нота мессианского идеализма, обращённого в будущее к тысячелетнему царству социального равенства и рождению нового человечества. Ни один из этих элементов не играл какой-либо существенной роли в предшествующей истории Английской революции 1688 года или французского Просвещения. Их корни - в революционных и апокалиптических устремлениях протестантской Реформации среди анабаптистов и миллениаристских сект, и именно союз этих элементов с рационализмом и натурализмом Просвещения, впервые достигнутый Томасом Пейном, отмечает точное появление современного революционного символа веры. Благодаря влиянию Пейна, Джефферсона и Франклина, американское дело стало идентифицироваться в глазах всего мира с этим революционным идеализмом, и из местной ссоры по поводу суммы налогов и колониальных прав конфликт превратился в крестовый поход за права человека и дело человечества.
Сноска:
"То, что мы раньше называли "Революциями", - писал Пейн пятьдесят лет спустя, - было не более чем сменой личностей, или переменой частных обстоятельств. Они возникли и исчезли, как нечто само собой разумеющееся, и в их существовании или гибели не было ничего такого, что могло бы оказать влияние за пределами породившего их места. Но то, что мы сейчас видим в мире, начиная с революций в Америке и Франции, является восстановлением естественного порядка вещей, системой принципов таких же универсальных, как истина и человеческое существование, и сочетающих мораль с политической удачей и народным процветанием".
Ни в одной другой стране эти события не нашли более искреннего приятия, чем во Франции, где для этого была подготовлена почва благодаря деятельности Руссо и Просвещению и где дело американской независимости имело в высшей степени благоприятную судьбу благодаря тому, что его представителем являлся гений Бенджамина Франклина. Как я уже замечал, Франклин обладал тем соединением космополитической культуры с личной оригинальностью и экзотическим привкусом американской демократии, который был привлекателен для романтического либерализма века Людовика XVI, а его отношения с философами, физиократами и франкмасонами позволили ему войти в узкий круг французского аристократического общества. Под легендарной внешностью патриархальной добродетели и демократической простоты он скрывал хитрость и finesse прирождённого дипломата, так что был способен направлять неопределённый идеализм философского либерализма на конкретные политические цели. Таким образом, французская интеллигенция стала видеть в Америке осуществление руссоистского идеала государственного и общественного строя, основанного на естественных принципах и воодушевлённого духом братства и равенства. Она забыла о самосуде, о том, как вымазывали дёгтем и обваливали в перьях, а также о тех безжалостных гонениях на меньшинство, с помощью которых демократия в Новой Англии отстаивала права человека. Она забыла, что либеральная культура и разносторонняя жизнь Монтичелло и Маунт-Вернона оплачивалась лишь благодаря существованию негритянского рабства. Она видела только благородный идеализм Джефферсона, республиканские добродетели Вашингтона и зрелую мудрость Франклина.
Так миф об Американской революции приобрёл определённую форму во Франции ещё задолго до того, как сами Соединённые Штаты приобрели форму политическую, и оказал гораздо большее влияние, чем последняя, на общественное мнение и развитие демократических идеалов во Франции. В глазах Тюрго и Мабли, Рейналя и Бриссо, Кондорсе и Лафайета значение Соединённых Штатов определялось не тем, чем они являлись в действительности, но тем, чем они могли стать, и ещё больше тем, чем могло стать человечество, следуя их примеру. Как писал Пейн:
"То, что Архимед говорил относительно механических сил, может быть приложено к Разуму и Свободе. "Дайте нам, - сказал он, - точку опоры, и мы перевернём мир". Революция в Америке представляет в политике то, что являлось лишь теорией механики. Столь глубоко были укоренены все правительства старого мира и столь действенно утверждала себя в умах тирания и древность привычки, что начало реформированию политической конституции человека не могло быть положено в Азии, Африке или Европе. Но такова непреодолимая природа Истины, что всё, чего она просит и хочет, - это свобода проявления. Солнце не нуждается в надписи для того, чтобы отличить его от тьмы; и как только американские правительства покажут себя миру, деспотизм испытает шок и человек начнёт размышлять об исправлении".
После этого на "Великий Октябрь" смотришь, как на говно. Похожа свинья на коня, да хвост не тот. Жалкий закос под Американскую Революцию, но только в исполнении подонков, подлецов и убийц. А теорию "слабого звена" Ленин всё равно содрал у Пейна.
Разница в том, что у американцев получилось. Не стоит недооценивать хороших людей.
А Пейн сам по себе красавчик, хоть и маньяк. В моём личном каноне он будет одним из предтеч психоистории :).