Земля - это мир мяса. Да и мясо так себе

[gest]

Наверное, мой любимая ксенобиологическая и ксенопсихологическая сцена в фантастике. Это Джон Норман, "Звери Гора" (Beasts of Gor), разговор Тарла Кэбота и Зарендаргара Пол-Уха: первое настоящее знакомство читателя с расой курий. Курии - одна из моих любимых фантастических разумных рас, и я ещё надеюсь о них когда-нибудь написать. Для пущей жести (трудности контакта, ненадёжный рассказчик), разговор ведётся через автоматический переводчик, и это двойной перевод. Сначала Зарендаргар рычит на своём, на курийском. Компьютер в режиме реального времени переводит его рычание в горианские фразы. Затем, пару месяцев спустя, Тарл Кэбот восстанавливает по памяти этот разговор и записывает его, переводя на английский, одновременно наполняя его своими предрассудками и субъективными интерпретациями.





Главный герой и рассказчик, Тарл Кэбот, находится в плену на базе курий, где его должны скоро съесть, и это все понимают. При этом, Зарендаргар Пол-Уха, командующий базов и главный курия в регионе ("народный генерал"), испытывает к Тарлу то, что американцы называют man crush, и очень надеется на bromance. Проще говоря, он из шкуры лезет, чтобы Тарлу понравится и скрасить его пребывание на базе. А Тарл с ним довольно холоден, по понятным причинам, но в границах вежливости.

***

"You do not cook your meat?" I asked.
The translator, turned on, accepted the human phonemes, processed them, and, momentarily, produced audible, correspondent phonemes in one of the languages of the Kur.
The beast responded. I waited.
"We sometimes do," he said. It looked at me. "Cooked meat weakens the jaws," it said.
"Fire, and cooked meat," I said, "makes possible a smaller jaw and smaller teeth, permitting less cranial musculature and permitting the development of a larger brain case."
"Our brain cases are larger than those of humans," it said. "Our anatomy could not well support a larger cranial development. In our history, as in yours, larger brain cases have been selected for."
"In what way?" I asked.
"In the killings," it said.
"The Kur is not a social animal?" I asked, "It is a social animal," it said. "But it is not as social as the human."
"That is perhaps a drawback to it as a species," I said.
"It has its advantages," it said. "The Kur can live alone. It can go its own way. It does not need its herd."
"Surely, in ancient times, Kurii came together," I said.
"Yes," it said, "in the matings, and the killings." It looked at me, chewing. "But that was long ago," it said. "We have had civilization for one hundred thousand years, as you would understand these things. In the dawn of our prehistory small bands emerged from the burrows and the caves and forests. It was a beginning."
"How can such an animal have a civilizatioit?" I asked.
"Discipline," it said.
"That is a slender thread with which to restrain such fierce, titanic instincts," I said.
The beast extended to me a thigh of the lart. "True," it said. "I see you understand us well."
I took the meat and chewed on it. It was fresh, warm, still porous with blood.
"You like it, do you not?" asked the beast.
"Yes," I said.
"You see," it said, "you are not so different from us."
"I have never claimed to be," I said.
"Is not civilization as great an achievement for your species as for mine?" it asked.
"Perhaps," I said.
"Are the threads on which your survival depends stouter than those on which ours depends?" it asked.
"Perhaps not," I said.
"I know little of humans," it said, "but it is my understanding that most of them are liars and hypocrites. I do not include you in this general charge."
I nodded.
"They think of themselves as civilized animals, and yet they are only animals with a civilization. There is quite a difference."
"Admittedly," I said.
"Those of Earth, as I understand it, which is your home world, are the most despicable. They are petty. They mistake weakness for virtue. They take their lack of appetite, their incapacity to feel, as a merit. How small they are. The more they betray their own nature the more they congratulate themselves on their perfection. And they put economic gain above all. Their greed and their fevered scratching repulses me."
"Not all on Earth are like that," I said.
"It is a food world," it said, "and the food is not of the best."
"What do you put above all?" I asked.
"Glory," it said. It looked at me. "Can you understand that?" it asked.
"I can understand it," I said.
"We are soldiers," it said, "the two of us."
"How is it that an animal without strong social instincts can be concerned with glory?" I asked.
"It emerges, we speculate, from the killings."
"The killings?" I asked.
"Even before the first groups," it said, "we would gather for the matings and killings. Great circles, rings of our people, would form in valleys, to watch."
"You fought for mates?" I asked.
"We fought for the joy of killing," it said. "Mating, however, was a prerogative of the victor." It took a rib bone from the lart and began to thrust it, scraping, between its fangs, freeing and removing bits of wedged meat. "Humans, as I understand it, have two sexes, which, among them, perform all the functions pertinent to the continuance of the species.
"Yes," I said, "that is true."
"We have three, or, if you prefer, four sexes," it said. "There is the dominant, which would, I suppose, correspond most closely to the human male. It is the instinct of the dominant to enter the killings and mate. There is then a form of Kur which closely resembles the dominant but does not join in the killings or mate. You may, or may not, regard this as two sexes. There is then the egg-carrier who is impregnated. This form of Kur is smaller than the dominant or the non-dominant, speaking thusly of the nonreproducing form of Kur."
"The egg-earner is the female," I said.
"If you like," said the beast, "but, shortly after impregnation, within a moon, the egg-carrier deposits the fertilized seed in the third form of Kur, which is mouthed, but sluggish and immobile. These fasten themselves to hard surfaces, rather like dark, globular anemones. The egg develops inside the body of the blood-nurser and, some months later, it tears its way free."
"It has no mother," I said.
"Not in the human sense," it said. "It will, however, usually follow, unless it itself is a blood-nurser, which is drawn out, the first Kur it sees, providing it is either an egg-carrier or a nondominant."
"What if it sees a dominant?" I asked.
"If it is itself an egg-carrier or a nondominant, it will shun the dominant," it said. "This is not unwise, for the dominant may kill it."
"What if it itself is potentially a dominant?" I asked.
The lips of the beast drew back. "That is what all hope," it said. "If it is a dominant and it encounters a dominant, it will bare its tiny fangs and expose its claws."
"Will the dominant not kill it then?" I asked.
"Perhaps later in the killings, when it is large and strong," he said, "but certainly not when it is small. It is on such that the continuance of the species depends. You see, it must be tested in the killings."
"Are you a dominant?" I asked.
"Of course," it said. Then it added, "I shall not kill you for the question."
"I meant no harm," I said.
Its lips drew back.
"Are most Kurii dominants?" I asked.
"Most are born dominants," it said, "but most do not survive the killings."
"It seems surprising that there are many Kurii," I said.
"Not at all," he said. "The egg-carriers can be frequently impregnated and frequently deposit the fertilized egg in a blood-nurser. There are large numbers of blood-nursers. In the human species it takes several months for a female to carry and deliver an offspring. In the same amount of time a Kur egg-carrier will develop seven to eight eggs, each of which may be fertilized and deposited in a blood-nurser."
"Do Kur young not drink milk?" I asked.
"The young receive blood in the nurser," he said, "When it is born it does not need milk, but water and common protein."
"It is born fanged?" I asked.
"Of course," it said. "And it is capable of stalking and killing small animals shortly after it leaves the nurser."
"Are the nursers rational?" I asked.
"We do not think so," it said.
"Can they feel anything?" I asked.
"They doubtless have some form of sensation," it said. "They recoil when struck or burned."
"But there are native Kurii on Gor," I said, "or, at any rate, Kurii who have reproduced themselves on this world."
"Certain ships, some of them originally intended for colonization, carried representatives of our various sexes, with the exception of the nondominants," it said. "We have also, where we knew of Kurii groups, sometimes managed to bring in egg-carriers and blood-nursers."
"It is to your advantage that there be native Kurii," I said.
"Of course," he said, "yet they are seldom useful allies. They lapse too swiftly into barbarism." He lowered the bone with which he was picking his teeth and threw it, and the remains of the lart, to the side of the room. He then took a soft, white cloth from a drawer in the table on which the translator reposed, and wiped his paws. "Civilization is fragile," he said.
"Is there an order among your sexes?" I asked.
"Of course there is a biological order," he said. "Structure is a function of nature. How could it be otherwise?"
"There is first the dominant, and then the egg-carrier, and then the nondominant, and then, if one considers such things Kur, the blood-nurser."
"The female, or egg-carrier, is dominant over the non-dominant?" I asked.
"Of course," he said. 'They are despicable."
"Suppose a dominant is victorious in the killings," I said. "Then what occurs?"
"Many things could occur," he said, "but he then, generally, with a club, would indicate what egg-carriers he desires. He then ties them together and drives them to his cave. In the cave he impregnates them and makes them serve him."
"Do they attempt to run away?" I asked.
"No," he said. "He would hunt them down and kill them. But after he has impregnated them they tend to remain, even when untied, for he is then their dominant."
"What of the nondominants?" I asked.
"They remain outside the cave until the dominant is finished, fearing him muchly. When he has left the cave they creep within, bringing meat and gifts to the females, that they may be permitted to remain within the cave, as part of the dominant's household. They serve under the females and take their orders from them. Most work, including the care of the young, is performed by nondominants."
"I do net think I would care to be a nondominant," I said.
"They are totally despicable," he said, "but yet, oddly, sometimes a nondominant becomes a dominant. This is a hard thing to understand. Sometimes it happens when there is no dominant in the vicinity. Sometimes it seems to happen for no obvious reason; sometimes It happens when a nondominant is humiliated and worked beyond his level of tolerance. It is interesting. This occasional, almost inexplicable transformation of a nondominant into a dominant is the reason our biologists differ as to whether our species has three, or four sexes."
"Perhaps the nondominant is only a latent dominant," I said.
"Perhaps," he said. "It is hard to tell."
"The restriction of mating to the dominants," I said, "plus the selections in the killings, must tend to produce a species unusually aggressive and savage."
"It tends also to produce one that is extremely intelligent," said the animal.
I nodded.
"But we are civilized folk," said the animal. It rose to its feet and went to a cabinet. "You must not think of us in terms of our bloody past."
"Then, on the steel ships," I said, "the killings, and the fierce matings, no longer take place."
The animal, at the opened cabinet, turned to regard me. "I did not say that," he said.
"The killings and the matings then continue to take place on the steel worlds?" I asked.
"Of course," he said.
"The past, then, is still with you on the steel worlds," I said.
"Yes," it said. "Is the past not always with us?"
"Perhaps," I said.
The beast returned from the cabinet with two glasses and a bottle.
"Is that not the paga of Ar?" I asked.
"Is it not one of your favorites?" he asked, "See," he said, "It has the seal of the brewer, Temus."
"That is remarkable," I said. "You are very thoughtful."
"I have been saving it," he told me.
"For me?" I asked.
"Of course," he said. "I was confident you would get through.'
"I am honored," I said.
"I have waited so long to talk to you," he said.
He poured two glasses of paga, and reclosed the bottle. We lifted the glasses, and touched them, the one to the other.
"To our war," he said.
"To our war," I said.
We drank.
"I cannot even pronounce your name," I said.
"It will be sufficient," he said, "to call me Zarendargar, which can be pronounced by human beings, or, if you like, even more simply, Half-Ear."

(...)

"You see?" asked the beast, pointing upward, it seemed at a starry sky above our heads.
"Yes," I said. I did not recognize the patch of the heavens above us.
"That was our star," he said, "a yellow, medium-sized, slow-rotating star with a planetary system, one small enough to have sufficient longevity to nourish life, one large enough to have a suitable habitable zone."
"Not unlike Tor-tu-Gor, or Sol," I said. "the common star of Earth and Gor."
"Precisely," he said.
"Tell me of your world," I said.
"My worid is of steel," it said. It seemed bitter.
"Your old world," I said.
"I never saw it, of course," he said. "It was, of course, of a suitable size and distance from its star. It was small enough to permit the escape of hydrogen, large enough to retain oxygen. It was not so close to the star as to be a ball of scalding rock nor so far as to be a frozen spheroid."
"It maintained temperatures at which water could be in a liquid form."
"Yes," it said, "and the mechanisms, the atomic necessities, of chemical evolution were initiated, and the macromolecules and protocells, in time, were formed."
"Gases were exchanged, and the hydrogen-dominated atmosphere yielded to one in which free oxygen was a major component."
"It became green," it said.
"Life began its climb anew," I said.
"Out of the two billion years of the wars and the killings, and the eatings and the huntings, came my people," it said. "We were the triumph of evolution in all its heartless savagery," it said.
"And the doom of your world," I said.
"We do not speak of what happened," it said. It moved to the wall and, passing its paw before a switch, caused the projection on the ceiling to vanish. It turned then to look upon me. "Our world was very beautiful," it said. "We will have another."
"Perhaps not," I said.
"The human being cannot even kill with its teeth," it said.
I shrugged.
"But let us not quarrel," it said. "I am so pleased that you are here, and I am so fond of you."

(...)

"What would you think if a Kur betrayed his own kind?" I asked.
He looked at me, startled. "It could not happen," he said.
"Surely Kurii, in their own wars, have occasionally demonstrated treachery."
"Never to men, never to another species," said the beast. "That is unthinkable."
"Kurii, then," I said, "are in this regard nobler than men."
"It is my supposition," it said, "that in all respects Kurii are nobler than men." It looked at me. "But I except you," he said. "I think there is something of the Kur in you."
"In the room of the dueling," I said. "There was a large mirror."
"An observation port," it said.
"I thought so," I said.
"You fought splendidly," he said. "You are very skilled with that tiny weapon."
"Thank you," I said.
"I, too, am skilled in weaponry," it said, "in various weapons traditional with my people, and in modern weapons, as well."
"You maintain, even with your technology, a dueling tradition?" I asked.
"Of course," it said. "And the tradition of the fang and claw is continued as well."
"Of course," I said.
"I am not fond of modern weapons," it said. "An egg-carrier or even a nondominant could use them. They put one at too great a distance from the kill. They can be effective, and that is their justification, but they are, in my opinion, boring. They tend to rob one, because of their nature, of the closeness, the ininiediacy, the joy of the hot kill. That is the greatest condemnation of them. They take the pleasure out of killing." It looked at me. "What can compare," it asked, "with the joy of real victory? Of true victory? When one has risked one's life openly and then, after a hard-fought contest, has one's enemy at one's feet, lacerated, and bleeding and dying, and can then tear him in victory and feast in his body, what can compare with the joy of that?"
The eyes of the beast blazed, but then the fierce light subsided. It poured us again a glass of paga.
"Very little, I suppose," I said.
"Do I horrify you?" it asked.
"No," I said.
"I knew I would not," it said.
"How did you know that?" I asked.
"I saw you fight," it said.
I shrugged.
"You should have seen your face," it said. "You cannot tell me you did not like it."
"I have not told you that," I said.
"In time the war will be finished," it said. It looked at me, "If we should survive it, there will be afterwards no use for such as we."
"We will, at least," I said, "have known one another."
"That is true," it said. "Would you like to see my trophies?" it asked.
"Yes," I said.

***

Убогий русский официальный перевод, который у нас издавался; с точки зрения вселенной Нормана, это тройной перевод, после языка курий, горианского и английского. Можно долго говорить о том, что с ним не так:

- Вы не готовите пищу? - спросил я.
Переводчик включился, переработал человеческие фонемы и спустя мгновение передал мой вопрос на языке кюров.
- Иногда готовим, - сказал он. - Сырое мясо полезно для челюстей. От вареного они становятся слабее.
- Вареное мясо позволяет иметь меньшие по размеру челюсти, зубы и челюстные мышцы. Это, в свою очередь, способствует увеличению черепной коробки.
- У нас и так черепные коробки больше, чем у людей, - отозвался зверь.
- Кюры общественные животные?
- Общественные, - ответил кюр. - Но не в той степени, что люди. В этом наше преимущество. Кюр может жить один. Ему не нужно стадо себе подобных.
- Уверен, что раньше вы жили стадом.
- Очень давно, - сказал зверь. - Наш цивилизация насчитывает сто тысяч лет. На заре истории мы действительно жили большими группами.
- Как вы пришли к цивилизации?
- Через дисциплину.
- Наверное, тяжело такой тоненькой ниточкой связывать титанические, свирепые инстинкты?
Кюр протянул мне ножку ларта.
- Правильно. Вижу, ты хорошо понимаешь наши проблемы.
Я оторвал зубами кусок теплого, пропитанного свежей кровью мяса.
- Нравится? - спросил кюр.
- Да.
- Вот видишь, - оживился он. - Между нами не такая большая разница.
- Я и не говорил, что она большая, - улыбнулся я.
- Я плохо знаю людей, - признался кюр, - но у меня сложилось впечатление, что в большинстве своем это лжецы и лицемеры. К тебе это не относится.
Я кивнул.
- Они думают о себе как о цивилизованных животных, в то время как они - животные с цивилизацией. Согласись, что это большая разница.
- Согласен.
- Самые ничтожные из людей - земляне. Они возвели в культ собственные слабости и пороки. Они поставили во главу угла экономику. Они построили мир, основанный на еде.
- А что главное для вас? - спросил я.
- Слава, - сказал зверь и посмотрел на меня. - Ты можешь это понять?
- Могу.
- Мы с тобой солдаты, - произнес кюр. - И ты, и я.
- Объясни, как может ощущать славу животное, лишенное сильных социальных инстинктов? - спросил я.
- Благодаря убийствам.
- Убийствам? - опешил я.
- Задолго до начала стадной жизни мы собирались, чтобы убивать. Зрители заполняли целые долины.
- Вы дрались из-за пар?
- Мы дрались, чтобы вкусить радость убийства. - Ответил он. - Победитель, разумеется, имел право выбора. - Кюр отломил косточку и принялся выковыривать застрявшие между клыками кусочки мяса. - У людей, насколько я знаю, всего два пола. Этого достаточно для продолжения рода.
- Да, - сказал я. - Именно так все и обстоит.
- У нас три, а точнее, четыре пола, - сказал кюр. - Есть доминантный пол. Он соответствует вашему понятию о мужчинах. Инстинкты заставляют его оплодотворять самку и убивать. Существует также форма кюров, весьма близкая к доминантной, но неубивающая и неразмножающаяся. Иногда ее выделяют в отдельный пол, иногда нет. Еще есть носители яиц. Их оплодотворяют. Эти кюры меньше доминантных.
- Те, кого оплодотворяют, самки? - уточнил я.
- Если тебе так удобнее, да. Но через месяц после оплодотворения самки откладывают яйца в третью форму кюров. Эти кюры неподвижны. Они присасываются к твердой поверхности наподобие огромных черных пиявок. Яйцо развивается внутри их тела. А когда приходит время, разрывает его и выходит наружу.
- Значит, у вас нет матерей?
- В земном смысле этого слова - нет. Между тем выбравшись из кормильца, маленький кюр тут же привязывается к первому попавшемуся взрослому кюру, лишь бы это не был доминант.
- А если доминант?
- Тогда он попытается обойти его стороной, что вполне оправданно, ибо доминант может и убить.
- А если новорожденный тоже доминант?
- Доминант, конечно, никого стороной обходить не станет. Он выпустит когти и обнажит клыки.
- И?
- Взрослый кюр не станет его убивать. Малышам дают подрасти.
- Ты тоже доминант? - спросил я.
- Конечно, - рявкнул зверь и добавил: - Я не стану убивать тебя за этот вопрос.
- Я не хотел тебя обидеть.
Губы кюра растянулись.
- Большинство кюров доминанты?
- Большинство ими рождается. Многих потом убивают.
- Странно, что вас так много.
- Ничего странного. За то время, которое требуется женщине, чтобы выносить одного ребенка, самка кюра успевает отложить семь или восемь яиц.
- Малыши рождаются с клыками?
- А как же! Покинув носителя, они уже могут убивать мелких животных.
- Обладают ли носители интеллектом?
- Мы так не думаем.
- Но они могут чувствовать?
- Конечно. Носители реагируют на раздражение. Если их поджечь или ударить, они могут съежиться.
- Но на Горе есть и коренные кюры, - сказал я. - Те, которые родились на этой планете.
- Некоторые корабли были специально экипированы для колонизации других миров, - ответил кюр. - На борт брали все разновидности, кроме недоминантных. Туда, где, по нашим сведениям, сохранились поселения кюров, доставлялись яйценосы и носители.
- Вы пытались использовать местных зверей?
- Конечно, хотя проку от них зачастую было мало. Они слишком быстро дичали. - Кюр сгреб в кучку остатки ларта и швырнул ее в угол комнаты. Затем он вытащил из ящика стола кусок мягкой белой ткани и протер когти.
- Цивилизованность - понятие очень хрупкое.
- Существует ли иерархия полов?
- Естественно, - сказал кюр. - Она продиктована самой природой.
Первыми идут доминанты, потом яйценосы, потом недоминанты и, если считать этих существ тоже кюрами, носители.
- Выходит, что яйценосы, то есть самки, главнее недоминантов?
- Конечно, - согласился кюр.
- Расскажи подробнее, - попросил я.
- Убив соперника, доминант отбирает понравившихся ему самок, связывает их и уводит в свою пещеру. Там он их оплодотворяет.
- Пытаются ли они убежать?
- Никогда. За это доминант может их убить.
- Что в это время делают недоминанты?
- Недоминант околачивается возле пещеры, стараясь не попадаться доминанту на глаза. Когда доминант уходит, недоминант начинает ухаживать за самкой, делать ей подарки и помогать по хозяйству. Со временем доминант позволяет недоминанту жить в его пещере на правах домочадца. Самки командуют недоминантами. На недоминантах лежит большая часть домашних обязанностей, в том числе и уход за малышами.
- Не хотел бы я родиться недоминантом, - пробормотал я.
- О, это повсеместно презираемая форма, - согласился со мной кюр. - Между тем бывают случаи, когда недоминант становится доминантом. Такое происходит, когда доминант слишком долго отсутствовал, когда недоминанта перегрузили работой и подвергли чрезмерным унижениям, а иногда и без всякой видимой причины. Благодаря последнему обстоятельству наши биологи расходятся во мнении, сколько же на самом деле полов у кюров: три или четыре.
- Похоже, недоминант - это дремлющий доминант, - предположил я.
- Может быть, - сказал кюр. - Никто не знает.
- Подобная система должна была неизбежно привести к появлению чрезвычайно агрессивных и свирепых животных, - сказал я.
- Или очень умных, - заметил кюр и выдвинул ящик стола.
Я кивнул.
- Мы - цивилизованная раса, - сказал он. - Не надо судить о нас по нашему кровавому прошлому.
- Когда вы переселились на стальные корабли и вывели свои миры на орбиту, убийства, конечно, прекратились?
- Я этого не говорил, - сказал зверь и задвинул ящик.
- Вы продолжали убивать друг друга и в космосе? - изумился я.
- А как же? - удивился в ответ кюр.
- Значит, прошлое осталось с вами?
- От него не уйти. Разве вы расстались со своим прошлым?
- Наверное, нет, - сказал я.
- Вот и мы - нет, - вздохнул кюр и поставил на стол бутылку и два бокала.
- Пага из Ара? - воскликнул я.
- Я знал, что ты это оценишь, - растянул губы кюр. - Видишь, даже печать на пробке: «Разливал Темус».
- Вот уж не ожидал, - улыбнулся я. - Ты обо всем подумал.
- Берег для тебя, - сказал он.
- Для меня?
- Конечно. Я знал, что ты до меня доберешься.
- Приятно слышать, - пробормотал я.
- Я ведь уже давно хотел с тобой поговорить. - Кюр разлил вино и заткнул бутылку. Мы подняли бокалы.
- За нашу войну, - сказал он.
- За нашу войну.
Мы выпили.
- Я даже не могу произнести твое имя, - сказал я.
- Можешь называть меня Зарендаргар, - ответил кюр. - Люди умеют выговаривать это слово. Если хочешь, зови еще проще - Безухий.

(...)

- Видишь? - спросил зверь, показывая в небо.
- Да, - ответил я.
Я и не заметил, когда он успел раздвинуть потолок. Над нами чернело звездное небо.
- Вон та, желтая, средних размеров, и есть наша звезда. Она вращается достаточно медленно, что позволяет ей иметь собственную планетную систему.
- Похожа на Тор-ту-Гор, или Солнце, - сказал я. - Общую звезду Земли и Гора.
- Очень похожа, - согласился зверь.
- Расскажи мне о своем мире, - попросил я.
- Мой мир сделан из стали, - с горечью произнес зверь.
- Расскажи о другом, о старом мире.
- Я его никогда не видел. Это была обычная планета с приемлемыми для жизни условиями. Через два миллиона (два миллиарда - Г.Н.) лет после зарождения первых форм жизни появилась наша раса - венец цивилизации, достойное завершение кровавого и жестокого эволюционного пути.
- А заодно и конец всей планеты, - произнес я.
- Мы никогда не говорим о том, что произошло, - сказал кюр и снова щелкнул переключателем. Створки потолка сдвинулись. - Наш мир был очень красив, - сказал он, глядя мне в глаза. - Скоро у нас будет другой.
- А может, и не будет, - сказал я.
- Зато люди не могут убивать зубами, - огрызнулся зверь.
Я пожал плечами.
- Ладно, не будем ссориться, - примирительно сказал кюр. - Я очень рад, что ты здесь.

(...)

- Бывали же случаи, что во время войны кюры переходили на сторону противника?
- Только не к людям и не к представителям другой расы, - ответил зверь.
- Выходит, в этом отношении кюры благороднее людей, - сказал я.
- Я глубоко убежден, - торжественно произнес зверь, - что кюры во всех отношениях благороднее людей. - Он посмотрел на меня. - Но тебя я ждал, В тебе есть что-то от кюра.
- В зале для состязаний было установлено зеркало, - сказал я.
- Это наша смотровая ложа.
- Я так и думал.
- Ты хорошо дрался. Мне понравилось, как ты орудуешь своим крошечным мечом.
- Спасибо, - сказал я.
- Я тоже хорошо владею оружием, - произнес кюр. - Традиционным и современным.
- При всей вашей технологии вы сохранили традицию поединков? - спросил я.
- А как же! - воскликнул кюр. - Мы бережно храним искусство боя одними клыками и когтями!
- Еще бы.
- Я не люблю современное оружие, - признался зверь. - Им может пользоваться яйценос и даже недоминант. Оно позволяет убивать издалека, ради чего и было изобретено. Тем самым оно лишает тебя непосредственного контакта, горячей радости естественного умерщвления противника. - Кюр посмотрел на меня. - Вот ты скажи, разве может что-нибудь сравниться с восторгом жестокого боя, когда ты рискуешь жизнью, выкладываешься, а потом швыряешь смертельно раненного врага себе под ноги? Что может сравниться с удовольствием покопаться в его трупе, выискивая самые вкусные кусочки?
Глаза зверя засверкали, но так же скоро погасли. Он налил еще по бокалу.
- Мало что с этим может сравниться, - согласился я.
- Тебе со мной не страшно? - спросил он.
- Нет.
- Я так и думал.
- Почему?
- Видел, как ты дрался.
Я пожал плечами.
- Я видел твое лицо. И понял, что тебе это тоже нравится. Не отрицай.
- Я и не отрицаю.
- Когда кончится война, - грустно произнес кюр, - такие, как мы, станут больше не нужны. Если мы, конечно, доживем до конца войны.
- По крайней мере, - сказал я, - мы узнали друг друга.
- Верно, - прорычал кюр. - Хочешь посмотреть мои трофеи?
- Да.

--------------------------------

Вот по этому тексту я учился анализировать инопланетные расы. Потому что тут целая россыпь полезной информации. Если бы существовала ксенология, как профессия, экспертам-ксенологам (ксенопсихологам и ксенобиологам) пришлось бы регулярно базировать свой анализ иных рас на чём-то подобном. (Тарл со своими вопросами, в данном случае, выступает в роли ксенолога-любителя: Пол-Уха знает о людях больше, чем Тарл о куриях.)