7
7. Возвращаемся к мотивации литературных советских разведчиков. Рассмотрим большую тройку советских сюжетов про наших в немецкой форме - "Щит и меч", "Семнадцать мгновений весны", "Вариант "Омега"". Берём только книги, фильмы о другом.
Да, и надо иметь в виду, что советские авторы работали, всё-таки, не в самой свободной стране, и не могли писать то, что думают. Большую роль в их текстах играла "обязательная программа", в то время как самое интересное было в "произвольной". Не говоря уже о подтекстах, третьих слоях и прочих фигах в кармане.
Начнём с "Операции "Викинг" ("Вариант "Омега""):
"Там, за кордоном, среди чужих людей и врагов, в чужой одежде, с искусно выработанными привычками, разговаривая на неродном языке, его поддерживали долг и мысли о возвращении домой, когда началась война - ненависть к фашистам".
Это классическая отработка "обязательной программы". Ненависть не играет никакой роли в сюжете, но она должна быть, и вот она есть. Откуда ещё советскому разведчику черпать силы для его нелёгкой работы? Одним долгом не обойдёшься.
Или вот:
"Барон сделал несколько шагов, заскрипели половицы. Почти бесшумно вошла Лота, оставила поднос с кофе, хотела уйти. Скорин остановил девушку.
- Посидите с нами, Лота. В вашем присутствии я становлюсь мягче. Разведчик должен уметь ненавидеть, но не допускать, чтобы ненависть довлела над разумом".
Главный принцип советских разведчиков - ненавидеть и сдерживаться. Опять же, к сюжету это не имеет никакого отношения, книга не об этом. Обратите внимание, автор мог бы вложить в уста героя следующую фразу: "Разведчик должен уметь быть беспристрастным, но как человек, я не могу перестать ненавидеть нацистов за их преступления". Но нет, ненависть - это именно профессиональное качество разведчика.
Представьте, что я загадал вам шараду. Разведчика внедряют в чужое общество. Как и положено профессионалу, сначала он всех ненавидит. Как врагов. Но потом он понимает, что многие из тех, с кем он работает, сами не одобряют политику режима и сомневаются в официальной идеологии. Они выполняют приказы, они сами отдают приказы, но нельзя сказать, что они представляют собой какую-либо однородную массу. Какие чувства разведчик будет к ним испытывать?
Вы бы не угадали, я уверен. Потому что вы не советские люди.
"Семнадцать мгновений весны":
"Порой Штирлиц уставал от ненависти, которую он испытывал к людям, в чьем окружении ему приходилось работать последние двенадцать лет. Сначала это была ненависть осознанная, четкая: враг есть враг. Чем дальше он втягивался в механическую, повседневную работу аппарата СД, тем больше получал возможность видеть процесс изнутри, из святая святых фашистской диктатуры. И его первоначальное видение гитлеризма как единой, устремленной силы постепенно трансформировалось в полное непонимание происходящего: столь алогичны и преступны по отношению к народу были акции руководителей. Об этом говорили между собой не только люди Шелленберга или Канариса - об этом временами осмеливались говорить даже гестаповцы, сотрудники Геббельса и люди из рейхсканцелярии. Стоит ли так восстанавливать против себя весь мир арестами служителей церкви? Так ли необходимы издевательства над коммунистами в концлагерях? Разумны ли массовые казни евреев? Оправдано ли варварское обращение с военнопленными, особенно русскими? Эти вопросы задавали друг другу не только рядовые сотрудники аппарата, но и такие руководители, как Шелленберг, а в последние дни и Мюллер. Но, задавая друг другу подобные вопросы, понимая, сколь пагубна политика Гитлера, они тем не менее этой пагубной политике служили - аккуратно, исполнительно, а некоторые - виртуозно и в высшей мере изобретательно. Они превращали идеи фюрера и его ближайших помощников в реальную политику, в те зримые акции, по которым весь мир судил о рейхе.
Лишь только выверив свое убеждение в том, что политику рейха сплошь и рядом делают люди, критически относящиеся к изначальным идеям этой политики, Штирлиц понял, что им овладела иная ненависть к этому государству - не та, что была раньше, а яростная, подчас слепая".
У советского разведчика много типов ненависти в запасе! Есть "осознанная, чёткая"; есть "яростная, слепая". Между ними можно выбирать, но это всегда ненависть. Естественно, в "подоплёке этой слепой ненависти была любовь к народу, к немцам, среди которых он прожил эти долгие двенадцать лет... Штирлиц возненавидел тогда безжалостную французскую пословицу: "Каждый народ заслуживает своего правительства"". Давайте теперь ненавидеть пословицы! Ну и конечно, дальше следует моё любимое:
"Штирлиц одно время сам боялся этой своей глухой, тяжелой ненависти к "коллегам". Среди них было немало наблюдательных и острых людей, которые умели смотреть в глаза и понимать молчание.
Он благодарил бога, что вовремя "замотивировал" болезнь глаз, и поэтому почти все время ходил в дымчатых очках, хотя поначалу ломило в висках и раскалывалась голова - зрение-то у него было отменное".
Наконец, Александр Белов, он же Йоганн Вайс, герой романа "Щит и меч". Это просто чемпион по ненависти:
"И у него хватало выдержки неуязвимо вести себя среди врагов, быть необличимым для них. Но порой его охватывало такое чувство, будто прикрывающая его спасительная «броня» Иоганна Вайса невыносимо раскаляется от огня жгучей ненависти. Накаленные гневом сердца, защитные доспехи Вайса сжигали Белова, но он не имел права сбросить их: это значило бы не только погибнуть, но и провалить дело. А без отдыха носить на себе эти раскаленные доспехи, все время оставаться в них становилось выше его сил".
Вот так себя Палпатин в приквелах "Звёздных войн" чувствовал, наверное. Но Белов - он читер. Дело в том, что он ещё подрабатывает диверсантом, бойцом сопротивления и городским партизаном. То есть, днём работает на фрицев, а ночью мочит их, выпуская пар. Это чит. Это как если бы Румате разрешалось отойти за угол, порубить там врагов в капусту, а затем вернуться к работе.
"Слушая своих сослуживцев, Иоганн каждый раз с отчаянной ненавистью, с яростью убеждался, что рассуждения эти объясняются вовсе не трусливым раболепием перед чудовищными фашистскими догмами, уклонение от которых беспощадно каралось: в основе их лежало нечто еще более отвратное - уверенность, что они составляют сущность германского духа.
И как ни привык Белов маскироваться под делового, но ограниченного одной только служебной сферой абверовца, с какой бы ловкостью ни уклонялся от кощунственных «философствований» на подобные темы с другими сотрудниками, - все это давалось ему путем огромного насилия над собой - ему все время приходилось мучительно сдерживать себя. Это строгое подчинение Белова Иоганну Вайсу походило иногда на добровольное заточение в тесной одиночной камере. Это было невыносимое духовное, замкнутое одиночество. Белов никому, даже Зубову, не говорил о своих муках. Но самому себе признавался, что сможет продолжать свой длительный подвиг уподобления наци только в том случае, если ему удастся хотя бы изредка вырываться из духовного заточения и, пусть хоть на краткое время, становиться самим собой".
...Штирлиц вымыл руки в аквариуме и вытер их о занавеску. "Штирлиц, вы свинья!" - возмутился Мюллер. Штирлиц не был свиньёй, но хотя бы раз в год ему хотелось почувствовать себя советским офицером...
"Вайс пожал плечами. Не было у него сейчас сил на другой разговор. Его истерзала, обессилила неодолимая, слепящая ненависть".
Дальше идёт идеологическое обоснование, советское начальство обсуждает Белова:
"Соглашался Барышев и с тем, что Белов, привлекая для выполнения тех или иных задач Зубова и его группу, не умеет по-настоящему руководить ею. Работа группы заслуживает серьёзной критики. Действия Зубова не всегда достаточно обоснованы и грамотны, а это ставит под удар не только Белова, но и саму группу. Говоря об этом, Барышев неожиданно для всех улыбнулся и заявил решительно:
- Но какие бы ошибки не совершал Саша Белов, его работа меня пока что не столько огорчает, сколько радует. Обратите внимание: в своих отчётах он никогда не хвастает, хотя было чем похвастать, и каждый раз сам же первый упрекает себя. Пишет: «Не хватило выдержки, ввязался в порученную Зубову операцию освобождения заключённых». Ну как бы сбегал парень на фронт.
Барышев подумал секунду, сказал проникновенно:
- Вот мы отобрали для работы у нас самую чистую, стойкую, убеждённую молодёжь. Воспитывали, учили: советский разведчик при любых обстоятельствах должен быть носителем высшей, коммунистической морали и нравственности, тогда он неуязвим.
Но когда молодой разведчик попадает в тыл врага и оказывается там в атмосфере человеконенавистничества, подлости, зверства, - что же, вы полагаете, его душу не обжигает нетерпеливая ненависть, ярость? И чем больше боли причинят ему ожоги, тем, значит, правильнее был наш выбор: хорошо, что мы остановились именно на этом товарище. А закалка этой болью - процесс сложный, продолжительный. И чем острее чувствует человек, тем сильнее должен быть его разум, чтобы управлять чувствами. У людей, тонко чувствующих, обычно и ум живее и сердце горячее. Самообладание - это умение не только владеть собой, но и сохранить огонь в сердце при любых, даже самых чрезвычайных обстоятельствах. А хладнокровие - это уже совсем другое: порой это всего лишь способность, не используя всех своих возможностей, оставаться в рамках задания".
Сравните с цитатой из пьесы Стругацких "Без оружия", по мотивам "Трудно быть богом": "Нас готовили так, чтобы мы не сорвались, выдержали. Но ведь выдерживать-то тоже нельзя, Антон. Если когда-либо поймёшь, что способен выдержать здесь все, беги тогда отсюда без памяти. Это будет значить, что ты прочно вошёл в роль. Что ты уже не коммунар, а благородный подонок барон Румата. Бойся войти в роль!" Советскому разведчику, естественно, бежать некуда. Но Белов, в конце концов, научился обходится без "отлучек на фронт".
"И когда он ходил по улицам Варшавы и ловил на себе гневные взгляды прохожих, сердце его ликовало, он горячо любил этих людей, ненавидящих его, оккупанта, Иоганна Вайса, и ненависть их воодушевляла его, помогала и ради них тоже оставаться Иоганном Вайсом".
А это вообще высшее советское дзюцу - он научился заряжаться от ненависти, которую к нему испытывают окружающие, принимающие его за фашиста. Тёмный дозорный Вайс, прямо как у Лукьяненко!
Думаю, из этих цитат понятно, что, с точки зрения американской культуры, советским разведчикам прямая дорога на Тёмную сторону. А Вайс вообще уже там. Положительные герои американских книг так ненавидеть не умеют; тем более, они не смогли бы годами жрать подобный бутерброд с ненавистью.
Вот вчера по телевизору был американский фильм "Трансформеры-2". У плохого робота, перешедшего на сторону хороших роботов, спрашивают: "почему?" А он отвечает: "надоело жить ненавистью".
Здесь, пожалуй, можно нащупать важное различие. В советской культуре злые ненавидят добрых, а добрые яростно ненавидят злых. И именно сила этой ненависти и позволяет добрым считаться Добром с большой буквы. В американской культуре ненависть - это устойчивая характеристика Зла, в то время как у служащих Добру мотивация иная. Догадываетесь, откуда это берётся?
Да, и надо иметь в виду, что советские авторы работали, всё-таки, не в самой свободной стране, и не могли писать то, что думают. Большую роль в их текстах играла "обязательная программа", в то время как самое интересное было в "произвольной". Не говоря уже о подтекстах, третьих слоях и прочих фигах в кармане.
Начнём с "Операции "Викинг" ("Вариант "Омега""):
"Там, за кордоном, среди чужих людей и врагов, в чужой одежде, с искусно выработанными привычками, разговаривая на неродном языке, его поддерживали долг и мысли о возвращении домой, когда началась война - ненависть к фашистам".
Это классическая отработка "обязательной программы". Ненависть не играет никакой роли в сюжете, но она должна быть, и вот она есть. Откуда ещё советскому разведчику черпать силы для его нелёгкой работы? Одним долгом не обойдёшься.
Или вот:
"Барон сделал несколько шагов, заскрипели половицы. Почти бесшумно вошла Лота, оставила поднос с кофе, хотела уйти. Скорин остановил девушку.
- Посидите с нами, Лота. В вашем присутствии я становлюсь мягче. Разведчик должен уметь ненавидеть, но не допускать, чтобы ненависть довлела над разумом".
Главный принцип советских разведчиков - ненавидеть и сдерживаться. Опять же, к сюжету это не имеет никакого отношения, книга не об этом. Обратите внимание, автор мог бы вложить в уста героя следующую фразу: "Разведчик должен уметь быть беспристрастным, но как человек, я не могу перестать ненавидеть нацистов за их преступления". Но нет, ненависть - это именно профессиональное качество разведчика.
Представьте, что я загадал вам шараду. Разведчика внедряют в чужое общество. Как и положено профессионалу, сначала он всех ненавидит. Как врагов. Но потом он понимает, что многие из тех, с кем он работает, сами не одобряют политику режима и сомневаются в официальной идеологии. Они выполняют приказы, они сами отдают приказы, но нельзя сказать, что они представляют собой какую-либо однородную массу. Какие чувства разведчик будет к ним испытывать?
Вы бы не угадали, я уверен. Потому что вы не советские люди.
"Семнадцать мгновений весны":
"Порой Штирлиц уставал от ненависти, которую он испытывал к людям, в чьем окружении ему приходилось работать последние двенадцать лет. Сначала это была ненависть осознанная, четкая: враг есть враг. Чем дальше он втягивался в механическую, повседневную работу аппарата СД, тем больше получал возможность видеть процесс изнутри, из святая святых фашистской диктатуры. И его первоначальное видение гитлеризма как единой, устремленной силы постепенно трансформировалось в полное непонимание происходящего: столь алогичны и преступны по отношению к народу были акции руководителей. Об этом говорили между собой не только люди Шелленберга или Канариса - об этом временами осмеливались говорить даже гестаповцы, сотрудники Геббельса и люди из рейхсканцелярии. Стоит ли так восстанавливать против себя весь мир арестами служителей церкви? Так ли необходимы издевательства над коммунистами в концлагерях? Разумны ли массовые казни евреев? Оправдано ли варварское обращение с военнопленными, особенно русскими? Эти вопросы задавали друг другу не только рядовые сотрудники аппарата, но и такие руководители, как Шелленберг, а в последние дни и Мюллер. Но, задавая друг другу подобные вопросы, понимая, сколь пагубна политика Гитлера, они тем не менее этой пагубной политике служили - аккуратно, исполнительно, а некоторые - виртуозно и в высшей мере изобретательно. Они превращали идеи фюрера и его ближайших помощников в реальную политику, в те зримые акции, по которым весь мир судил о рейхе.
Лишь только выверив свое убеждение в том, что политику рейха сплошь и рядом делают люди, критически относящиеся к изначальным идеям этой политики, Штирлиц понял, что им овладела иная ненависть к этому государству - не та, что была раньше, а яростная, подчас слепая".
У советского разведчика много типов ненависти в запасе! Есть "осознанная, чёткая"; есть "яростная, слепая". Между ними можно выбирать, но это всегда ненависть. Естественно, в "подоплёке этой слепой ненависти была любовь к народу, к немцам, среди которых он прожил эти долгие двенадцать лет... Штирлиц возненавидел тогда безжалостную французскую пословицу: "Каждый народ заслуживает своего правительства"". Давайте теперь ненавидеть пословицы! Ну и конечно, дальше следует моё любимое:
"Штирлиц одно время сам боялся этой своей глухой, тяжелой ненависти к "коллегам". Среди них было немало наблюдательных и острых людей, которые умели смотреть в глаза и понимать молчание.
Он благодарил бога, что вовремя "замотивировал" болезнь глаз, и поэтому почти все время ходил в дымчатых очках, хотя поначалу ломило в висках и раскалывалась голова - зрение-то у него было отменное".
Наконец, Александр Белов, он же Йоганн Вайс, герой романа "Щит и меч". Это просто чемпион по ненависти:
"И у него хватало выдержки неуязвимо вести себя среди врагов, быть необличимым для них. Но порой его охватывало такое чувство, будто прикрывающая его спасительная «броня» Иоганна Вайса невыносимо раскаляется от огня жгучей ненависти. Накаленные гневом сердца, защитные доспехи Вайса сжигали Белова, но он не имел права сбросить их: это значило бы не только погибнуть, но и провалить дело. А без отдыха носить на себе эти раскаленные доспехи, все время оставаться в них становилось выше его сил".
Вот так себя Палпатин в приквелах "Звёздных войн" чувствовал, наверное. Но Белов - он читер. Дело в том, что он ещё подрабатывает диверсантом, бойцом сопротивления и городским партизаном. То есть, днём работает на фрицев, а ночью мочит их, выпуская пар. Это чит. Это как если бы Румате разрешалось отойти за угол, порубить там врагов в капусту, а затем вернуться к работе.
"Слушая своих сослуживцев, Иоганн каждый раз с отчаянной ненавистью, с яростью убеждался, что рассуждения эти объясняются вовсе не трусливым раболепием перед чудовищными фашистскими догмами, уклонение от которых беспощадно каралось: в основе их лежало нечто еще более отвратное - уверенность, что они составляют сущность германского духа.
И как ни привык Белов маскироваться под делового, но ограниченного одной только служебной сферой абверовца, с какой бы ловкостью ни уклонялся от кощунственных «философствований» на подобные темы с другими сотрудниками, - все это давалось ему путем огромного насилия над собой - ему все время приходилось мучительно сдерживать себя. Это строгое подчинение Белова Иоганну Вайсу походило иногда на добровольное заточение в тесной одиночной камере. Это было невыносимое духовное, замкнутое одиночество. Белов никому, даже Зубову, не говорил о своих муках. Но самому себе признавался, что сможет продолжать свой длительный подвиг уподобления наци только в том случае, если ему удастся хотя бы изредка вырываться из духовного заточения и, пусть хоть на краткое время, становиться самим собой".
...Штирлиц вымыл руки в аквариуме и вытер их о занавеску. "Штирлиц, вы свинья!" - возмутился Мюллер. Штирлиц не был свиньёй, но хотя бы раз в год ему хотелось почувствовать себя советским офицером...
"Вайс пожал плечами. Не было у него сейчас сил на другой разговор. Его истерзала, обессилила неодолимая, слепящая ненависть".
Дальше идёт идеологическое обоснование, советское начальство обсуждает Белова:
"Соглашался Барышев и с тем, что Белов, привлекая для выполнения тех или иных задач Зубова и его группу, не умеет по-настоящему руководить ею. Работа группы заслуживает серьёзной критики. Действия Зубова не всегда достаточно обоснованы и грамотны, а это ставит под удар не только Белова, но и саму группу. Говоря об этом, Барышев неожиданно для всех улыбнулся и заявил решительно:
- Но какие бы ошибки не совершал Саша Белов, его работа меня пока что не столько огорчает, сколько радует. Обратите внимание: в своих отчётах он никогда не хвастает, хотя было чем похвастать, и каждый раз сам же первый упрекает себя. Пишет: «Не хватило выдержки, ввязался в порученную Зубову операцию освобождения заключённых». Ну как бы сбегал парень на фронт.
Барышев подумал секунду, сказал проникновенно:
- Вот мы отобрали для работы у нас самую чистую, стойкую, убеждённую молодёжь. Воспитывали, учили: советский разведчик при любых обстоятельствах должен быть носителем высшей, коммунистической морали и нравственности, тогда он неуязвим.
Но когда молодой разведчик попадает в тыл врага и оказывается там в атмосфере человеконенавистничества, подлости, зверства, - что же, вы полагаете, его душу не обжигает нетерпеливая ненависть, ярость? И чем больше боли причинят ему ожоги, тем, значит, правильнее был наш выбор: хорошо, что мы остановились именно на этом товарище. А закалка этой болью - процесс сложный, продолжительный. И чем острее чувствует человек, тем сильнее должен быть его разум, чтобы управлять чувствами. У людей, тонко чувствующих, обычно и ум живее и сердце горячее. Самообладание - это умение не только владеть собой, но и сохранить огонь в сердце при любых, даже самых чрезвычайных обстоятельствах. А хладнокровие - это уже совсем другое: порой это всего лишь способность, не используя всех своих возможностей, оставаться в рамках задания".
Сравните с цитатой из пьесы Стругацких "Без оружия", по мотивам "Трудно быть богом": "Нас готовили так, чтобы мы не сорвались, выдержали. Но ведь выдерживать-то тоже нельзя, Антон. Если когда-либо поймёшь, что способен выдержать здесь все, беги тогда отсюда без памяти. Это будет значить, что ты прочно вошёл в роль. Что ты уже не коммунар, а благородный подонок барон Румата. Бойся войти в роль!" Советскому разведчику, естественно, бежать некуда. Но Белов, в конце концов, научился обходится без "отлучек на фронт".
"И когда он ходил по улицам Варшавы и ловил на себе гневные взгляды прохожих, сердце его ликовало, он горячо любил этих людей, ненавидящих его, оккупанта, Иоганна Вайса, и ненависть их воодушевляла его, помогала и ради них тоже оставаться Иоганном Вайсом".
А это вообще высшее советское дзюцу - он научился заряжаться от ненависти, которую к нему испытывают окружающие, принимающие его за фашиста. Тёмный дозорный Вайс, прямо как у Лукьяненко!
Думаю, из этих цитат понятно, что, с точки зрения американской культуры, советским разведчикам прямая дорога на Тёмную сторону. А Вайс вообще уже там. Положительные герои американских книг так ненавидеть не умеют; тем более, они не смогли бы годами жрать подобный бутерброд с ненавистью.
Вот вчера по телевизору был американский фильм "Трансформеры-2". У плохого робота, перешедшего на сторону хороших роботов, спрашивают: "почему?" А он отвечает: "надоело жить ненавистью".
Здесь, пожалуй, можно нащупать важное различие. В советской культуре злые ненавидят добрых, а добрые яростно ненавидят злых. И именно сила этой ненависти и позволяет добрым считаться Добром с большой буквы. В американской культуре ненависть - это устойчивая характеристика Зла, в то время как у служащих Добру мотивация иная. Догадываетесь, откуда это берётся?