В.С.
Есть еще одна запись, которую я обязана сделать и оставить здесь. Я формулировала это, правда, несколько лет. И сейчас завершаю жизненные гештальты.
Когда будет рушиться мир, и с небес полетит пепел сгоревших планет, когда вспыхнут деревья факелом и разверзнется твердь, выпустив клубы горячего пара и потоки огненной воды, ты будешь сидеть у окна, курить и рисовать маслом гаснущий закат. Я не могу, не умею тебя понять, ты то живой, цвета знамени и золота, лев, то каменный истукан, со сложенными лапами и гордо отвернутой головой. Когда б я ни тянулась погладить - всякий раз против шерсти, и невозможно предугадать, в какой момент покажутся клыки и когти. Вокруг тебя - лавовая река, ямы и колья, демоны, драконы и зачарованный лес. Я как Иван Царевич пробираюсь сквозь чащу, как Василиса ломаю чугунные посохи, топчу железные башмаки и глодаю каменные просвиры, как богатырь вхожу по пояс в землю.
Я никогда ни с кем не чувствовала себя менее нужной и более беспомощной. Мне бы уйти, отвернуться, забыть и стереть. Но я знаю, что я не смогу, умру, задохнусь без твоих миров и пространств, без твоего собственного Зазеркалья, где все не так, как я привыкла, где кролики носят косухи и читают Маяковского и живут курящие опиум на московской кухне гусеницы, где поэты ходят на митинги с именем Че и мертвые бабочки оживляют собой мир цвета сепии, где посреди поля - окна от земли до неба, выходят на Питер, и в колодцах улиц бродят коты под руку с Маргаритами.
Мой унылый аристократ, мой безумный художник, мое бесконтрольное вдохновение, мой сдержанный друг - я хочу и не хочу быть тобой. Но я более чем уверена - я хочу быть с тобой. Знай это.
Когда будет рушиться мир, и с небес полетит пепел сгоревших планет, когда вспыхнут деревья факелом и разверзнется твердь, выпустив клубы горячего пара и потоки огненной воды, ты будешь сидеть у окна, курить и рисовать маслом гаснущий закат. Я не могу, не умею тебя понять, ты то живой, цвета знамени и золота, лев, то каменный истукан, со сложенными лапами и гордо отвернутой головой. Когда б я ни тянулась погладить - всякий раз против шерсти, и невозможно предугадать, в какой момент покажутся клыки и когти. Вокруг тебя - лавовая река, ямы и колья, демоны, драконы и зачарованный лес. Я как Иван Царевич пробираюсь сквозь чащу, как Василиса ломаю чугунные посохи, топчу железные башмаки и глодаю каменные просвиры, как богатырь вхожу по пояс в землю.
Я никогда ни с кем не чувствовала себя менее нужной и более беспомощной. Мне бы уйти, отвернуться, забыть и стереть. Но я знаю, что я не смогу, умру, задохнусь без твоих миров и пространств, без твоего собственного Зазеркалья, где все не так, как я привыкла, где кролики носят косухи и читают Маяковского и живут курящие опиум на московской кухне гусеницы, где поэты ходят на митинги с именем Че и мертвые бабочки оживляют собой мир цвета сепии, где посреди поля - окна от земли до неба, выходят на Питер, и в колодцах улиц бродят коты под руку с Маргаритами.
Мой унылый аристократ, мой безумный художник, мое бесконтрольное вдохновение, мой сдержанный друг - я хочу и не хочу быть тобой. Но я более чем уверена - я хочу быть с тобой. Знай это.