Климент 30: рядом с Богом
Вопрос пришел на ум: приближает ли к Богу понимание того, что значит приближение к Богу? А понимание того, как понимал приближение к Богу Климент Александрийский?
Но независимо от ответа продолжим понимательные усилия, следуя указаниям переводимой мною книги.
Итак, концепция «уподобления Богу» Климента отличается от представлений «средних платоников» тем, что речь идет о приближении к Богу и даже Его достижении, бытии Им - в некотором смысле, подлежащем выяснению. Даже если принять то толкование слов Климента «стать Богом» в цитированном фрагменте «Увещевания к язычникам» (http://gignomai.livejournal.com/137657.html) и подобных, согласно которому «бог» (theos) здесь означает ангела, то, как выясняется, речь идет об ангелах, «первых по чину после Спасителя». К этому чину относятся семь ангелов, которые, «хотя и именуются prōtoktistoi (перво-зданные), играют у Климента роль как бы “створок” Св. Духа, что ставит их скорее на сторону Божества, чем на сторону твари в после-Никейском смысле».
Т.е. совершенный человек, гностик, на своем пути - так мыслит Климент - в некотором очень реальном смысле вступает на «территорию Бога», в Его «пространство». Как это понять?
Вот тут ему и пригождается Аристотелево представление о бесконечном приближении к пределу-телосу, каковым оказывается приближение верного ко Господу.
Начнем с того, что Климент вообще считает совершенством движение, бесконечное движение. Истинный гностик, высшая ступень человечества - это prokoptōn (продвигающийся). Это отнюдь не тривиально - разве не естественнее считать выше состояние покоя в некоторой высшей точке. Для стоиков, скажем, таковой было «бесстрастие», а продвиижение к нему имело лишь относительную ценность.
Климент тоже говорит о бесстрастии, но для него это не точка упокоения, а вступление в некоторую область, которую он характеризует весьма загадочно, как ««сферу, превзошедшую присно[длительно]стью (adiotēti) созерцания даже сферу, ближайшую ко Господу (kai tēs prosechous tou kyriou)» (Строматы 7.10.1-2). «Гностик, - пишет Шуфрин, - выходит за пределы всякой мыслимой сферы, отделяющей его от Господа; превосходит в близости к Нему границу всякой мыслимой Его “окрестности”. Однако, превосхождение это никогда не кончается» и приводит великолепную цитату из тех же «Стромат»:
Гностические души, великолепием созерцания превосходящие жительство всякого святого чина, согласно которым [чинам] разграниченные распределяются жилища богов; причисленные к «святым среди святых» и всецело перенесенные; достигающие все лучших и лучших мест; не в зеркалах, или посредством зеркал уже приветствующие божественное созерцание, но угощаемые самым явственным, какое возможно, и подлинно беспримесным видением, не пресыщающим возлюбившие сверхмерно души; присно (aidiōs) пожинающие присно [длящееся] (aidion) веселье; на нескончаемые века (eis tous ateleutētous aiōnas) [эти души] остаются удостоенными тождественности всяческого превосходства. Таково неопровержимое созерцание (hē katalēptikē theōria) «чистых сердцем». Таковa, значит, деятельность достигшего совершенства гностика: он общается с Богом через Великого Первосвященника, уподобляясь по возможности Господу посредством всяческого служения Богу… (7.13.1-2).
Здесь нужны смотреть в примечания. Во-первых, «святой среди святых» - это цитата из Исйи (57:15), где, согласно тексту Сектуагинты, это выражение есть именование Бога, т.е. у Климента души гностиков, «всецело перенесенные» (надо полагать в ту самую «окрестность Бога») числятся под Именем Божьим! Во-вторых, употреблено выражение, почти дословно повторяющее слова из 1 Кор. 13:12 о достигнутом видении «не в зеркалах, или посредством зеркал» (в синодальном переводе «не сквозь тусклое стекло»). В-третьих, katalēptikē theōria почти совпадает (и, скорее всего, неслучайно) с техническим термином стоиков, katalēptikē phantasia, для явлений, неоспоримо свидетельствующих о действительности явленного, самоочевидных. Наконец, в-четвертых наше внимание обращается на то, что для обозначения вечности использовано слово aidios (по-славянски «присный»), а не, скажем, aiōn… (Это важно, потому что нам приходится различать бесконечности, а значит, и вечности).
Ну а теперь вспомним (см., например, http://gignomai.livejournal.com/136677.html), что от Господа гностика отделяет беспредельная (kata to adieksitēton) «величина» Христа» («Великого Первосвященника», Посредника). Но это же «величина» и той области беспредельной близости гностика ко Господу, которая позволяет ему видеть Бога «лицом к лицу» (1 Кор. 13:12). Что же может эта «величина Христа» означать с точки зрения христианского учения? Этим вопросом Шуфрин заканчивает этот раздел второй главы книги.
Но независимо от ответа продолжим понимательные усилия, следуя указаниям переводимой мною книги.
Итак, концепция «уподобления Богу» Климента отличается от представлений «средних платоников» тем, что речь идет о приближении к Богу и даже Его достижении, бытии Им - в некотором смысле, подлежащем выяснению. Даже если принять то толкование слов Климента «стать Богом» в цитированном фрагменте «Увещевания к язычникам» (http://gignomai.livejournal.com/137657.html) и подобных, согласно которому «бог» (theos) здесь означает ангела, то, как выясняется, речь идет об ангелах, «первых по чину после Спасителя». К этому чину относятся семь ангелов, которые, «хотя и именуются prōtoktistoi (перво-зданные), играют у Климента роль как бы “створок” Св. Духа, что ставит их скорее на сторону Божества, чем на сторону твари в после-Никейском смысле».
Т.е. совершенный человек, гностик, на своем пути - так мыслит Климент - в некотором очень реальном смысле вступает на «территорию Бога», в Его «пространство». Как это понять?
Вот тут ему и пригождается Аристотелево представление о бесконечном приближении к пределу-телосу, каковым оказывается приближение верного ко Господу.
Начнем с того, что Климент вообще считает совершенством движение, бесконечное движение. Истинный гностик, высшая ступень человечества - это prokoptōn (продвигающийся). Это отнюдь не тривиально - разве не естественнее считать выше состояние покоя в некоторой высшей точке. Для стоиков, скажем, таковой было «бесстрастие», а продвиижение к нему имело лишь относительную ценность.
Климент тоже говорит о бесстрастии, но для него это не точка упокоения, а вступление в некоторую область, которую он характеризует весьма загадочно, как ««сферу, превзошедшую присно[длительно]стью (adiotēti) созерцания даже сферу, ближайшую ко Господу (kai tēs prosechous tou kyriou)» (Строматы 7.10.1-2). «Гностик, - пишет Шуфрин, - выходит за пределы всякой мыслимой сферы, отделяющей его от Господа; превосходит в близости к Нему границу всякой мыслимой Его “окрестности”. Однако, превосхождение это никогда не кончается» и приводит великолепную цитату из тех же «Стромат»:
Гностические души, великолепием созерцания превосходящие жительство всякого святого чина, согласно которым [чинам] разграниченные распределяются жилища богов; причисленные к «святым среди святых» и всецело перенесенные; достигающие все лучших и лучших мест; не в зеркалах, или посредством зеркал уже приветствующие божественное созерцание, но угощаемые самым явственным, какое возможно, и подлинно беспримесным видением, не пресыщающим возлюбившие сверхмерно души; присно (aidiōs) пожинающие присно [длящееся] (aidion) веселье; на нескончаемые века (eis tous ateleutētous aiōnas) [эти души] остаются удостоенными тождественности всяческого превосходства. Таково неопровержимое созерцание (hē katalēptikē theōria) «чистых сердцем». Таковa, значит, деятельность достигшего совершенства гностика: он общается с Богом через Великого Первосвященника, уподобляясь по возможности Господу посредством всяческого служения Богу… (7.13.1-2).
Здесь нужны смотреть в примечания. Во-первых, «святой среди святых» - это цитата из Исйи (57:15), где, согласно тексту Сектуагинты, это выражение есть именование Бога, т.е. у Климента души гностиков, «всецело перенесенные» (надо полагать в ту самую «окрестность Бога») числятся под Именем Божьим! Во-вторых, употреблено выражение, почти дословно повторяющее слова из 1 Кор. 13:12 о достигнутом видении «не в зеркалах, или посредством зеркал» (в синодальном переводе «не сквозь тусклое стекло»). В-третьих, katalēptikē theōria почти совпадает (и, скорее всего, неслучайно) с техническим термином стоиков, katalēptikē phantasia, для явлений, неоспоримо свидетельствующих о действительности явленного, самоочевидных. Наконец, в-четвертых наше внимание обращается на то, что для обозначения вечности использовано слово aidios (по-славянски «присный»), а не, скажем, aiōn… (Это важно, потому что нам приходится различать бесконечности, а значит, и вечности).
Ну а теперь вспомним (см., например, http://gignomai.livejournal.com/136677.html), что от Господа гностика отделяет беспредельная (kata to adieksitēton) «величина» Христа» («Великого Первосвященника», Посредника). Но это же «величина» и той области беспредельной близости гностика ко Господу, которая позволяет ему видеть Бога «лицом к лицу» (1 Кор. 13:12). Что же может эта «величина Христа» означать с точки зрения христианского учения? Этим вопросом Шуфрин заканчивает этот раздел второй главы книги.