ОТЕЦ 107: 1943 (48)
Старичок в бане рассказывает:
- У нас в Ленинграде такой порядок был: как 2 месяца пробюллетенишь, тебя эвакуируют. Ты лишний рот в городе. Не работник, а хлеб ешь.
В книге Маликова характерный подсчет численности армии. 2 графы: 1) бойцов, 2) едоков (штабы, тылы, обозы и т.д.).
Может быть, потому что стало скользко, а, м.б., это служило поводом попросить у сторожа дровяного склада поленце для топки, но инвалид, идущий навстречу, опирается не только на костыль, но и на тонкое березовое полено.
Утром на работу она шла, когда еще только светало, а вечером в полной темноте. Небо (сегодня звездное, безлунное) могло бы ей напомнить употребляемый в мастерской шаблон для раскроя - черную клеенку, на которой наколоты совмещенные выкройки, но девочка очень уставала и ей было не до сравнений.
«Левей! Левей!» - окрик в темноте. Белые полушубки конвойных. Темный прямоугольник арестантов. Дробь деревянных подошв по обледенелой мостовой.
В крупном масштабе таких людей называют капитулянтами. Какое слово соответствует в масштабе обывательском, я не знаю: жена устроила вызов в Москву, первые мысли на поиски объяснения, почему ему не удалось выехать.
Надо сойти на остановке, но в трамвае много народа. «Пожалуй, нам не выйти, но у нас хватит времени, если мы сойдем и на следующей».
Вечные поиски путей к отступлению, мотивов для капитуляции.
Бобров в кадетском корпусе дарил выпускникам две столовых серебряных ложки (накорми хоть одного гостя) и четыре чайных (чайком напои троих).
Так внушалось чувство товарищества.
За прозаическое творчество в кадетском корпусе давали 25 розог, а за стихотворное (в память о Рылееве) - вдвое больше.
Голован у Лескова рассказывает, сколько беды приносит астроном в упряжке, особенно если он в коренных или дышловых, не на дорогу смотрит, а как задерет голову к небу, всю упряжку может к обрыву затащить.
У Лескова крестьяне говорят:
- Не грех взять съедомое или утащить его, потому что съедомое Бог всем дарствует.
(М.б. этой моралью тетя Наташа руководствовалась).
Тетя Наташа - это, кажется, соседка в эвакуации, приворовыввавшая еду у нашей семьи. Что-то в этом роде отец, помню, рассказывал, прибавляя, что еду красть не грех, если голоден (еще и к воровству книг, он, кажется, относился снисходительно).
В отделе механической обработки висит траурный бюллетень о Леше Селезневе. Товарищи вспоминают, как он вырос здесь от чертежника до конструктора. Какая-то Тамара пишет, как Леша принес ей во время ее болезни яблоки.
Фотография Леши, молодое лицо, форма лейтенанта.
Погиб при форсировании Днепра.
Ни одного чертежника или конструктора низшей категории не осталось в бюро. Все в армии.
- У нас в Ленинграде такой порядок был: как 2 месяца пробюллетенишь, тебя эвакуируют. Ты лишний рот в городе. Не работник, а хлеб ешь.
В книге Маликова характерный подсчет численности армии. 2 графы: 1) бойцов, 2) едоков (штабы, тылы, обозы и т.д.).
Может быть, потому что стало скользко, а, м.б., это служило поводом попросить у сторожа дровяного склада поленце для топки, но инвалид, идущий навстречу, опирается не только на костыль, но и на тонкое березовое полено.
Утром на работу она шла, когда еще только светало, а вечером в полной темноте. Небо (сегодня звездное, безлунное) могло бы ей напомнить употребляемый в мастерской шаблон для раскроя - черную клеенку, на которой наколоты совмещенные выкройки, но девочка очень уставала и ей было не до сравнений.
«Левей! Левей!» - окрик в темноте. Белые полушубки конвойных. Темный прямоугольник арестантов. Дробь деревянных подошв по обледенелой мостовой.
В крупном масштабе таких людей называют капитулянтами. Какое слово соответствует в масштабе обывательском, я не знаю: жена устроила вызов в Москву, первые мысли на поиски объяснения, почему ему не удалось выехать.
Надо сойти на остановке, но в трамвае много народа. «Пожалуй, нам не выйти, но у нас хватит времени, если мы сойдем и на следующей».
Вечные поиски путей к отступлению, мотивов для капитуляции.
Бобров в кадетском корпусе дарил выпускникам две столовых серебряных ложки (накорми хоть одного гостя) и четыре чайных (чайком напои троих).
Так внушалось чувство товарищества.
За прозаическое творчество в кадетском корпусе давали 25 розог, а за стихотворное (в память о Рылееве) - вдвое больше.
Голован у Лескова рассказывает, сколько беды приносит астроном в упряжке, особенно если он в коренных или дышловых, не на дорогу смотрит, а как задерет голову к небу, всю упряжку может к обрыву затащить.
У Лескова крестьяне говорят:
- Не грех взять съедомое или утащить его, потому что съедомое Бог всем дарствует.
(М.б. этой моралью тетя Наташа руководствовалась).
Тетя Наташа - это, кажется, соседка в эвакуации, приворовыввавшая еду у нашей семьи. Что-то в этом роде отец, помню, рассказывал, прибавляя, что еду красть не грех, если голоден (еще и к воровству книг, он, кажется, относился снисходительно).
В отделе механической обработки висит траурный бюллетень о Леше Селезневе. Товарищи вспоминают, как он вырос здесь от чертежника до конструктора. Какая-то Тамара пишет, как Леша принес ей во время ее болезни яблоки.
Фотография Леши, молодое лицо, форма лейтенанта.
Погиб при форсировании Днепра.
Ни одного чертежника или конструктора низшей категории не осталось в бюро. Все в армии.