Возможна ли борьба с коррупцией в системе “вертикали власти”?»
12 мая в новом конференц-зале Международного общества «Мемориал» в Москве прошел третий открытый семинар в рамках проекта «Демократия в России» «Подотчетность власти и коррупция. Возможна ли борьба с коррупцией в системе “вертикали власти”?», организованный «Мемориалом» и аналитическим центром Юрия Левады.
Участникам семинара было предложено обсудить следующие вопросы:
- Какова специфика институциональной организации, следствием которой является коррупция?
- Возможна ли борьба с коррупцией при отсутствии демократических институтов и системы «разделения властей»?
- Почему тотальная коррумпированность государства не становится поводом для массовых протестов в России?
- С чем мы имеем дело: с коррупцией власти или коррупцией (организацией) общества?
Семинар вела координатор проекта «Демократия в России», политолог Евгения Лёзина.
Основными докладчиками выступили социолог, президент Фонда ИНДЕМ (
www.indem.ru) Георгий Сатаров, политолог, директор Центра антикоррупционных исследований и инициатив «Transparency International - Россия» (
www.transparency.org.ru) Елена Панфилова, социолог, директор Аналитического центра Юрия Левады, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения» (
www.levada.ru) Лев Гудков.
Георгий Сатаров определил коррупцию как эпифеномен, компенсирующий неэффективность формальных, государственных институтов и охарактеризовал «идеальные» культурно-политические модели коррупции: «западную», «восточную», «латиноамериканскую», «африканскую» и «советскую».
Признаки «западной» коррупции:
- Коррупция - вид теневых рыночных услуг
- Собственность отделена от государства
- Определенность прав собственности
- Весьма низкая бытовая коррупция
- Захват власти выше захвата бизнеса
Признаки «восточной» коррупции:
- Коррупция - вид разветвленных социальных отношений с высокой долей патрон-клиентских отношений
- Собственность не отделена от власти
- Статусность прав собственности
- Низкая бытовая коррупция
- Власть обеспечивает богатство и собственность
Признаки «латиноамериканской» коррупции:
- Коррупция основывается на сетях политического и экономического обмена, кроме того - это инструмент контроля и подавления
- Собственность не отделена от власти
- Коррупция в виде прямых поборов конкурирует с коррупцией как видом услуг
- Неопределенность прав собственности
- Высокая бытовая коррупция
- Доминирование капитала над властью
Признаки «африканской» коррупции:
- Коррупция - вид разветвленных социальных отношений с высокой долей патриархальных отношений в рамках расширенной семьи
- Собственность не отделена от власти
- Неустойчивость прав собственности
- Высокая бытовая коррупция
- Контроль власти над бизнесом
- Жестокая конкуренция кланов за власть
Признаки «советской» коррупции:
- Дефицит товаров и услуг
- Централизованное распределение ресурсов
- Власть обеспечивает контроль над собственностью
- Извращенные экономические стимулы
- Патрон-клиентские отношения
- Сети ресурсного и административного обмена
- Повсеместность коррупции, компенсируемая запретом «Брать не по чину»
- Моральное неприятие коррупции
Позднесоветская и постсоветская российская коррупция представляла собой специфические гибриды разных моделей (по экспертной оценке): при Горбачеве - 40% «восточной», 30% «советской», 25% «западной», 5% «латиноамериканской»; при Ельцине - 40% «западной», 30% «восточной», 15% «советской», 10% «латиноамериканской», 5% «африканской»; при Путине - 50% «восточной», 20% «латиноамериканской», 15% «советской», 10% «западной», 5% «африканской».
Возможна ли борьба с коррупцией при отсутствии полного комплекса демократических институтов? Да, считает Георгий Сатаров. Необходимое условие для этого - верховенство права, примеры которого мы находим и в недемократических системах (разделение властей и власти и собственности в древнерусских городах до XIII в.; монархическая Англия, когда при Тюдорах существовал вполне независимый от государства суд; Сингапур, когда высший судебный орган находился в Англии). Спрос на верховенство права может быть обеспечен развитием как политической конкуренции, так и частного бизнеса («Дайте нам нормальную судебную власть и все остальные вопросы мы решим сами», как выразился один из предпринимателей), но в сегодняшних условиях появление независимого суда стало бы приговором для действующей власти. «Власть на это не пойдет, и мы оказываемся перед неприятнейшим из вопросов о смене режима», - констатировал Сатаров.
В своем выступлении Елена Панфилова отталкивалась от теории захвата государства Джоэла С. Хеллмана, Джерейна Джонса и Дэниела Кауфмана, показывающей, как крупный бизнес с помощью коррупции захватывает государство и его институты. Против такой «классической» коррупции направлены все мировые антикоррупционные законодательства и меры. Формально против такой коррупции борется и российское правительство.
Но в России, отметила докладчица, коррупция мутировала и приняла неклассический, еще более монструозный вид: с ее помощью государство захватило бизнес, а затем все институты и общество в целом.
Основной формой российской коррупции является не предложение снизу, а спрос сверху, то есть коррупционное вымогательство, в которое втянуты все органы, что-либо контролирующие. Государственные институты не выполняют своих функций никаким другим путем, кроме коррупционного.
Что касается подотчетности власти, отметила Елена Панфилова, здесь мы имеем «семантическую проблему» - подотчетность в России понимается исключительно в одностороннем плане: все, кто находится внизу иерархии, подотчетны тем, кто вверху; о подотчетности власти обществу нет и речи, во всяком случае, государственная власть сопротивляется самой идее такой подотчетности.
Рассчитывать на массовый протест и общественное сопротивление власти не приходится. Скорее, следует обратить внимание на примеры, когда достаточно преуспевающие люди начинают говорить: так больше нельзя. Мы называем эту категорию, сказала Елена Панфилова, «взбунтовавшийся офисный планктон», и существует уже довольно много примеров, когда люди, которые никогда не выйдут на площади, пишут жалобы, действуют через суды и легальными способами стремятся бороться с коррупционным вымогательством.
Коррупция - тоже своеобразный институт, отметил Лев Гудков. Терпимость к коррупции выступает одним из адаптивных механизмов, наряду с апатией, ксенофобией и другими проявлениями ressentiment’a (подавленной психической активности, возникающей от бессилия что-либо изменить). Социологические опросы показывают, что на протяжении последних 10 лет примерно половина населения признает, что коррупция пронизывает все общество насквозь, но это не вызывает активного возмущения. Нет заметной реакции и на кампанию, организованную А. Навальным, на разоблачения Ю. Лужкова и других крупных персон. У населения нет альтернатив, кроме терпения, ресурсы которого в нашем обществе огромны, и оно удовлетворено по крайней мере тем, что уровень прямого государственного насилия невысок.
Все докладчики признали, что коррупция - такое явление, которое свойственно любому обществу, и его полное искоренение невозможно. Примеры обнаруживаются и в таких слабо коррумпированных странах, как Швеция, Норвегия, Япония и другие. Целью является сведение коррупции к «приемлемому минимуму», когда она выступает индикатором неэффективной работы отдельных институтов. Прекращение коррупционного вымогательства в России - вопрос очевидно не решаемый при действующем политическом режиме.
Провокационно-полемически прозвучало выступление предпринимателя Дмитрия Потапенко, назвавшего действующую государственную систему «идеальной»: «Надо быть гением, чтобы создать систему законов, которые между собой не стыкуются; тем самым ее создатели обеспечивают работой на последующее себя, своих детей и внуков. Когда эти законы падают вниз, то, поскольку они не стыкуются, мы все, и вы, и я в том числе, их нарушаем. Возникает финансовый поток и этот поток идет наверх. Вверху идет финансовый поток, внизу идет финансовый поток - всё, по-моему, идеально… Ни одно государство и ни одна историческая эпоха такой системы не создавали».
Объясняя, что же позволяет ему вести бизнес в России, Потапенко сказал: «Накачанные мышцы. На самом деле не существует линейной вертикали власти, существует клановая система, и каждый из кланов знает, что есть другой клан, который может оказаться сильнее. У меня во всех кланах есть люди. Основное, что может переиграть большую машину, это скорость принятия решений и скорость ваших движений. Я - машина меньшего объема и могу быстро двигаться. Могу переиграть любой клан, но до определенного предела. Потом будет статья 159, часть 3, или изнасилование ребенка - об этом вы узнаете из СМИ».
Мы увидели пример того, что самыми ужасающими рабами нашей системы являются предприниматели, - прокомментировала это выступление Елена Панфилова. - Человек в эпатаже и цинизме обреченного ищет спасение от того, что все равно, как только он станет чуть-чуть более успешным и обзаведется собственностью, его ждет статья 159, часть 3 («мошенничество, совершенное лицом с использованием своего служебного положения, а равно в крупном размере»). «Этот цинизм “наплевать, гуляй, равнина” - это самое страшное коррупционное рабство, которое есть у нас в стране, и пока оно есть, наш средний класс будет прибавляться не качеством, а таким весьма сомнительным числом».
От лица «взбунтовавшегося офисного планктона» выступила молодая женщина, не назвавшая своего имени: «Пока я работала аудитором, я не видела ни одного честного бизнеса. Потом я решила: ну его, коммерческий аудит, пойду в государственную Счетную палату. Там сказали: “Да, все здорово, вы нам подходите. Вступительный взнос - 200 тысяч долларов”. Я удивилась, но мне сказали: “Да вы не волнуйтесь, отбивается в первые полгода!” На этом мои отношения с Госконтролем закончились».
В общей дискуссии приняли участие Людмила Вахнина (Правозащитный центр «Мемориал», Гражданская инициатива «Человек и армия»), Алексей Строганов (Гражданский проект «Голосуй и наблюдай»), Борис Дубин, Денис Волков и Алексей Левинсон (Левада-центр) и другие. Они затронули проблемы коррупции в армии, на выборах и в других сферах, а также общеметодологические вопросы.
Материалы семинара будут опубликованы.