Виктор ДОРОШЕНКО: Что такое право?
Виктор Леонидович Дорошенко - историк, преподаватель Новосибирского государственного университета и Физико-математической школы, один из участников правозащитного движения в Академгородке. В «ЭКО» печатались его статьи «Стагнация как революция» (1995, № 2) и «Сталинские репрессии и новая историческая общность - советский народ» (1995, № 12). Мы предлагаем вниманию читателей запись его лекции, посвященной идее права и проблемам становления правового общества в России.
Что такое идея права, как она возникает и функционирует, какова ее сущность? Эти вопросы актуальны для России, которая к системе права идет, по меньшей мере, с Екатерины Великой. До нее зачатки правовой системы в России пытался ввести Лжедмитрий I, освобождавший дворянство от крепостной зависимости, за что он, как известно, был убит, «сожжен, заряжен и выстрелен». Еще более ранние попытки, довольно слабые, но просматриваемые, приходятся на эпоху Бориса Годунова.
А фактически этот путь начинается гораздо раньше. Ведь Древняя Русь, Киевская Русь была правовым обществом и правовым государством. «Русская правда» Ярослава Мудрого - безусловно, правовой документ (и это то фундаментальное основание, которое позволяет нам относить Древнюю Русь к европейской цивилизации). А поскольку мы все в определенной мере вышли из Киевской Руси, постольку возвращение к праву и европеизация новой России - основная историческая проблема нашего существования в течение последних трех веков. И поскольку мы решаем и никак не можем решить эту проблему 300 лет, то есть 12 поколений, то настало время хотя бы для того, чтобы понять, что же такое право.
Юридические системы и право. Распространенная трудность понимания идеи права состоит в том, что под правом часто имеются в виду юридические (законодательные) системы, то есть зафиксированные в специальных кодексах нормы поведения, нарушение каковых подлежит наказанию тем или иным способом. Но это еще не право. Юридические системы есть во всех государствах. Характер юридической системы является также цивилизационным признаком. Цивилизации - это целые группы стран, связанные единой понятийной системой и некоторыми другими культурными особенностями.
Так, английская юридическая система существенно отличается от французской или от немецкой. Но и та, и другая, и третья - это правовые системы, сложившиеся в рамках европейской цивилизации. Рассматривая юридические системы тех или иных исламских стран, мы видим, что как бы они не отличались друг от друга, в них есть общие черты, характерные для исламской цивилизации. Ни одно из исламских законодательств не является правовым. То же можно сказать о юридических системах Китая и других стран дальневосточной цивилизации.
Одна из первых известных нам юридических систем относится к Вавилонскому царству - законы царя Хаммурапи. И этот пример, и ряд других, дошедших до нас не столь полно, показывают одно: нет государств без юридической системы. Но - как нет государства без юридической системы - так далеко не всякая юридическая система является правовой. В частности, законы царя Хаммурапи правовыми не были. Мы можем сказать вполне категорично, что до ХХ века правовой характер носили только юридические системы одной - европейской - цивилизации.
Когда появляется право? Фундаментальный вопрос: где и когда появляется право? Дело в том, что о правовом государстве, правовом обществе, правовом законодательстве люди начали говорить с Нового времени. И как будто все эти понятия нашего языка и сознания возникают вместе с капитализмом.
Отнюдь нет. Как вполне обоснованно утверждают историки юридической мысли, все современные правовые системы базируются на древнеримской правовой системе. Четко разработанная правовая система Древнего Рима опирается на первичные римские Законы двенадцати таблиц, которые относятся к V в. до н. э.
Но и римское право - не самое древнее. Если говорить о наиболее ранних дошедших до нас сведениях о праве, то они выявляются уже в первых литературных источниках европейской цивилизации. Я имею в виду поэму Гесиода «Труды и дни». Фабула в ней такая: Гесиода, после смерти отца, братья лишили наследства - сада. И вот автор описывает, как бы он вел этот сад, ухаживал за ним, какой могла бы быть его деятельность, которой он лишен в силу нарушения правовых отношений. То есть обсуждается нарушение его права собственности. И если говорить не в точном теоретическом, а в жизненном смысле, то правовая идея замыкается именно на отношения наследования. Ведь пока мы живы, свою собственность мы можем защитить своей силой, с помощью родственников, друзей и всего, чем мы обладаем, что сумеем организовать. А после нашей смерти? И вот здесь, когда мы желаем распространить свои достижения за пределы своей жизни, и остается единственный механизм, позволяющий обеспечить реализуемость этого желания. Это и есть правовой механизм наследования. Идея права у Гесиода уже внятно артикулирована. Полисы Древней Греции пользовались нормами права. Хотя законы Солона, Клисфена и других законодателей не очень четко до нас дошли, они типологически тождественны римским Законам двенадцати таблиц.
Мы пока зафиксировали две точки. Первая - то, что юридические системы могут носить либо не носить правой характер, но они все являются фундаментальными признаками государственности. Вторая - с самого начала, с рубежа II-I тысячелетия до нашей эры правовые отношения присущи именно европейской цивилизации.
Жизнеспособна ли идея права вне европейской цивилизации? Мы распространили феномен права на европейскую цивилизацию не только в пространстве, но и во времени. Прежде чем подойти к вопросу о сущности права, есть смысл рассмотреть еще два исторических примера, связанных с тем, как реализовалась - или не реализовалась - идея права в жизни.
В 1950-х годах император Эфиопии Хайле Селассие обратился к известным европейским юристам с предложением разработать правовую систему для его страны. Эфиопия - одна из древнейших африканских стран, с богатой христианской культурой, христианизированная еще в V в. н. э., но это общество распадающегося родо-племенного строя, в котором ни о каких правовых отношениях говорить не приходится. Столкнувшись со сложными проблемами вхождения в современный мир, страна решает устами своего императора разрешить возникшие проблемы модернизации и европеизации одним махом - созданием правовой системы. Это предложение принял один из ведущих европейских правоведов-компаративистов Рене Давид и прекрасно свою работу выполнил. Написанный им правовой кодекс император принял и сделал законом. Что из этого вышло? Увы, мы знаем: через несколько лет в Эфиопии произошла социалистическая революция, вместо императора Хайле Селасcие во главе государства стал майор Менгисту Хайле Мариам. Сегодня мы знаем уже и то, как социализм в этой стране рухнул, и теперь Эфиопия после длительного экономического кризиса и массового голода находится в тягчайших условиях выхода из этого кризиса путем консолидации того общества, которое есть в стране. Я не связываю крушение императорского режима в Эфиопии с попыткой создать там правовую систему. Но можно определенно сказать, что попытка выйти из проблем модернизации с помощью механического перенесения правовой системы в неправовое общество провалилась.
Есть не менее красноречивый пример из древней истории. После того, как Римская империя разделилась на Западную и Восточную, в Восточной империи (Византии) возникли чрезвычайные юридические трудности. Потому что на территории, отошедшей к Византии, жили народы неправовой, неевропейской культуры. И действовавшие там римские законы подвергались таким чудовищным искажениям, что стали терять всякий смысл. Тогда император Юстиниан решил, что поскольку эти законы не кодифицированы, следует пригласить лучших юристов и поручить им четкую и систематическую кодификацию римского права. Более 100 юристов, работавших над кодексом Юстиниана и сопутствующими документами, эту задачу выполнили. Благодаря этому мы именно из Византии имеем самые полные и четкие источники римского права.
И тут стал очевидным парадокс: там, где римское право само по себе работало, где правовое сознание находилось в головах десятков миллионов людей, то есть в Западной римской империи, оно не было оптимальным образом кодифицировано. В этом не было особой нужды. Там, где оно не работало, оно было кодифицировано, институционально закреплено, но работать так и не стало. Византийская империя не была ни правовым обществом, ни правовым государством. Идея Юстиниана увенчалась блестящим успехом в документально юридическом смысле и полностью провалилась как проект введения римского права в жизнь восточной империи.
Если к этим казусам мы добавим и трехсотлетнюю русскую проблему, тогда будет ясно, что европеизация кого бы то ни было - племени мумбу-юмбу, Эфиопии, Византии или России - это проблема, которая механически не решается. Вот теперь давайте попытаемся осознать ее суть.
Проблема определения. Уже римские юристы ясно осознавали, что всякие попытки дать общее определение права практически неэффективны. Об этом же много веков спустя писал Гегель в «Философии права»: «Следуя формальному, а не философскому методу наук, обычно ищут и требуют прежде всего дефиницию ради сохранения по крайней мере внешней научной формы. Впрочем, наука о позитивном праве может не очень заботиться об этом хотя бы потому, что она преимущественно видит свою цель в том, что правомерно, т. е. каковы особенные законодательные определения; поэтому и было предостерегающе сказано: omnis definitio in jure civili periculosa" [1]. В полном виде формула римского юриста Яволена, которую процитировал Гегель, звучит в переводе так: «Всякая дефиниция в цивильном праве опасна, ибо мало случаев, когда она не может быть опрокинута».
Отсутствие строгой дефиниции - не значит отсутствие понятия. В геометрии мы тоже не имеем определения точки, прямой и плоскости, но имеем о них понятие. «Так, например, в римском праве невозможна дефиниция человека, <…>; столь же опасной оказалась бы во многих отношениях дефиниция собственности и собственника» [2]. На понятии права выстраивается вся европейская система гуманитарных понятий, но само это понятие не поддается строгой формализации. Мы должны определить право в мышлении, а не в дефиниции.
Наше с вами положение усугубляется еще и тем, что русские слова, используемые для перевода европейских понятий (равно как и понятий других, отличных от нас цивилизаций), как правило, порождены нашими специфическими историческими контекстами и включены в специфические ассоциативные цепочки. Об этом нам далее постоянно придется помнить и говорить.
Право и собственность. Если постараться нащупать историческое, эмпирическое ядро понятия права, то мы можем дать базисное определение, а затем будем его уточнять. Право - это такая юридическая система, которая регулирует отношения собственности. В досконально разработанных юридических системах, занимающих многочисленные тома, разглядеть это ядро уже сложней, поэтому обратимся к самым первичным памятникам, таким как Законы двенадцати таблиц или, что нам ближе, «Русская правда»Ярослава Мудрого. Отличие этих юридических документов от законов царя Хаммурапи или первого судебника Московской Руси 1497 г. как раз и состоит в том, что они направлены на воссоздание отношений собственности при любых нарушениях этих отношений. То есть это воссоздание носит характер воздаяния, штрафа, виры, если собственность нарушена. Штрафной характер Законов двенадцати таблиц, вирный характер «Русской правды» как раз и говорят о том, что эти документы регулировали развитые отношения собственности.
Развитые отношения собственности предполагают такой характер общественного устройства, в котором политическая система или то, что мы называем «государством», носит прежде всего регулирующий, упорядочивающий, статутный характер. Когда Людовик XIV провозгласил: «Государство - это я» (“L'etat c'est moi”), он совсем не имел в виду отождествить с собой государство. L'etat (the state по-английски) - далеко не то же, что русское «государство», и об этом мы еще будем говорить. Король утверждал, что порядок - это он. И это было совершенно справедливо во французской абсолютной монархии.
Государство в европейском смысле - это политическая система, замкнутая на отношения собственности, регулируемые с помощью правовой юридической системы. Правовая юридическая система выступает как определяющее звено между экономическими и политическими отношениями.
Но если правовые отношения регулируют отношения собственности, то возникает сакраментальный вопрос: а где же здесь человек? Где пресловутые «права человека»? Что же, правовая система - это бесчеловечная система? Чтобы разобраться с этими вопросами, обратимся к анализу понятия «собственность».
Что такое «собственность»? Когда мы задаем вопрос «Что такое собственность?», то, как правило, получаем ответ: «Это то, что кому-то принадлежит». Очевидно. И абсолютно неверно! Всё с точностью до наоборот: собственность - это то, чему принадлежит человек, включенный в отношения собственности. Здесь нам придется углубиться в историю и в филологию.
Слово «собственность» в русском языке появляется в 1760-е годы, в царствование Екатерины Великой. А что же, до этого собственности на Руси и в России не было? Можно точно сказать: в том понимании, которое вкладывается в это слово, не было. Оно выражает и фиксирует те отношения, которые складываются по данному поводу в российском обществе во второй половине XVIII века. Что это за отношения? А они впечатаны в само слово. Корень «соб» означает «особый, обособленный». Когда мы говорим о «собственности», мы говорим о чем-то «обособленном2. Что и от чего обособлено? Естественно напрашивается слово «часть». Некая часть, обособленная от общего, от государства как целого, - частная собственность. Те отношения, которые фиксируются в этом слове в XVIII веке, - это отношения высвобождения, автономизации собственнических отношений - из общей системы, сложившейся в России ранее [3].
Здесь важно учесть, что это понятие появляется с освобождением дворянства из крепостной зависимости от государства. Сначала Петр III в 1762 г., а потом Екатерина II своими указами освобождают дворянство от обязательной государственной службы, и тем самым прекращается русская традиция, идущая от XV века. Потому что дворянство находилось в зависимости от государства со времен высвобождения Руси из-под татаро-монгольского ига. Если стояние на Угре 1480 г. высвобождает Русь из-под татаро-монгольского ига, то первое дело, которым осуществляется запрет на отъезд русского дворянина, относится к 1479 г. Это дело Лыка Оболенского, служилого князя при Иване III.
С XV в. русское дворянство находилось в государственной зависимости, и эта зависимость носила крепостнический характер. У нас давным-давно отсутствует понимание крепостнических отношений. Когда говорится о крепостничестве, то обычно вспоминаются произведения русской классической литературы XIX в. - Тургенева и Некрасова. «Вчерашний день часу в шестом / Зашел я на Сенную. / Там били женщину кнутом, / Крестьянку молодую» и т. п. Это примеры специфических крепостнических отношений, а не сущности. Крепостнические отношения для дворянства определяются потерей права отъезда, так же как для крестьян - потерей права отхода. Помните, Юрьев день и поговорку, связанную с этим юридическим установлением, которая дожила до наших дней? Характер личной зависимости крепостничество для крестьян приобрело после Указа Петра I от 1714 г. В нем упразднялась система разверстки, то есть временной передачи различных поместий различным дворянам за службу, что русская власть делала с XV по XVIII век, перераспределяя земли и крестьян между помещиками на 7, на 10, на 12 лет. При этой системе ни земля, ни крестьяне помещику лично не принадлежали. И только тогда, когда русская власть сумела и без подобной системы разверстки обеспечить службу дворянства, она отказывается от нее и создает правила, позволяющие дворянам передавать потомкам то, что они нажили в течение жизни.
С XV в. на Руси закрепощается дворянство, с XVI в. закрепощается крестьянство, а где-то с 1560-х гг. закрепощается и городское население. Оно приписывается к городам, к местам проживания. Институт прописки на Руси существует со времен Ивана Грозного. Каждый городской житель был приписан к городу. Уехать - мог. Но куда бы он ни поехал, он считался мещанином, то есть человеком определенного места. Псковский или пермский купец или мещанин мог торговать и в Сибири, и в Поволжье, но он обязан был жить и платить налоги по месту приписки. И по этому месту осуществлялись все юридические операции над данным человеком. Горожанин тоже был крепостным, то есть закрепленным.
Обособление от этого закрепления, когда все принадлежало государству, и выразилось в понятии «собственность». Теперь нужно посмотреть, в каких выражениях фиксировались и регулировались имущественные отношения до появления этого понятия, до 1760-х гг.
Эти отношения с XV по XVIII вв. регулировались, понимались и отображались в таких основных понятиях как «владение» и «имение» [4]. С «владением» более или менее ясно, оно происходит от слова «власть» и связано с политическим захватом. Что касается «имения», это понятие образовано от старого русского глагола «имать» - захватывать. Это те же самые отношения захвата, но не политического, властвующего, а стихийного. Как бы официальная и неофициальная формы присвоения. И вот эти отношения характерны для Руси монгольского и послемонгольского периода. Нам известны колоссальные социальные и этнические изменения этого периода - исчезает древнерусский этнос, появляется великорусский, с совсем другой генетикой, другим языком, другими отношениями. Вместо Древней Руси, принадлежавшей к европейской цивилизации, появляется Московская Русь, Великороссия с собственной цивилизационностью - не европейского и не азиатского типа, это новый тип цивилизации. В истории этой цивилизации можно выделить два периода: первый - доимперский, то есть до периода европеизации Руси при Петре I и Екатерине II, и второй, с XVIII в.
Таким образом, понятие «собственности» - это понятие имперского периода, когда Русь снова двинулась к Европе.
А если углубиться в период до ига? В Киевской Руси основными понятиями собственнических отношений были «дом» и «живот». «Живот» обозначает то, что человек нажил за свою жизнь. А «дом» - то, что получено человеком по наследству.
Сравните. Основным понятием римского права, обозначающим собственность, является dominium - «домашность». Это один из древнейших корней в индоевропейских языках, восходящий к концу 3 тысячелетия до н. э. На санскрите damas, по-гречески domos, по-латыни domus и так далее. «Домашность» в европейской системе понятий - то, что присуще человеку от рождения. У животного нет дома. Человек рождается в доме. В нем он живет, и этот доминиум он должен передать своим наследникам. Человек относительно свободен распоряжаться этой собственностью, но не абсолютно свободен. Если человек плохо распоряжается своим доминиумом, над ним назначается опека. И он теряет право распоряжения, потому что он обязан, но не может по каким-то причинам сохранить свой дом для наследников. Так как же, принадлежит ли собственность человеку или человек принадлежит собственности?
Открыв хрестоматию по истории государства и права, вы увидите, что слова «собственность» и «наследование» встречаются в законодательствах разных стран и эпох - у вавилонян, иудеев, мусульман, китайцев… В каждом конкретном случае в документах употребляются совершенно разные слова и понятия, и то, что по-русски они выглядят одинаково, - это огромная общекультурная проблема. Чем все-таки эти понятия отличаются от того, что выражено в европейской идее права?
Все люди - люди. Везде есть передача каких-то накоплений от поколения к поколению. Но на практике - разница огромная.
Ни для кого не секрет, что все кредиты, которые мы получаем от Запада, несравнимы с тем, что мы сами вывозим на Запад. По 10-11 миллиардов в последние годы, а раньше по 20 миллиардов покидали страну. Куда они текут? На Восток? На Юг? Нет, они текут туда, где им хорошо. Капиталы могут вкладываться в экономику Латинской Америки, Дальнего Востока, они могут зарабатываться на Ближнем Востоке, в России, в Чечне и в других горячих точках. Но они сохраняются, концентрируются только там, где защищены правом. И это пример не только русский. Где хранят деньги китайцы, индусы, арабы? Только в западных банках. Там, где они сохраняются. Что на Западе нет преступлений или злоупотреблений в хранении денег, нет лопнувших банков, афер, воровства? Есть, конечно. Но западная система эмпирически, исторически обеспечивает сохранение и, в той или иной мере, рост капитала. Во всех остальных цивилизациях никакие законодательства не гарантируют собственность от постоянного передела. В буквальном смысле никакие.
Что было в Китае? Со времен средневековья там существует целая профессия кладоискателей. Потому что на территории Китая зарыты миллионы кладов. Каждый чиновник, все что нажил, закапывал в землю. Это была единственная возможность сохранения денег. Еще совсем недавно в Грузии существовала специальность «проветривателя денег» - каждый год деньги нужно было из земли доставать, чтобы они там не портились. Сохранение обеспечивали не социальные, а природные хранилища. На Западе, как вы знаете из романов, клады зарывали пираты - люди, захватившие собственность не правовым путем!
В Европе тоже шли непрерывные войны и передел был, но эти войны вели европейцы с европейцами - человека могли ограбить и убить, но чтобы завладеть его землей, недвижимостью, капиталами, не достаточно было применить только силу. Так же и власть не имела права распоряжаться тем, что ей не принадлежало. Ситуация, в корне отличная от того, что было в азиатских, африканских, доколумбовых американских цивилизациях, при всем множестве нюансов.
Теперь вернемся к ответу на вопрос: каким же образом регулируются все человеческие отношения и где в правовых отношениях находится человек? Мертвые вещи или собственно человеческое - что регулируется отношениями права?
Безусловно, отношения собственности и правовые отношения регулируют отношения и движение вещей. Но именно через соотношения вещей регулируются человеческие отношения - таким образом, что при этом создается автономия человеческого существования. Определенная форма человеческой свободы, которая может проявляться различным образом, способна к развитию и достаточно динамична во времени. Мы знаем, что на протяжении последних 3 тысяч лет чрезвычайно серьезно менялись социальные, политические, технические условия человеческого существования, и во всех этих условиях собственническо-правовые отношения обеспечивали автономию человека, свободу и возможность развития этой свободы вплоть до высшей духовной, политической и гражданской. Как 2,5 тыс. лет назад в Древней Греции, так и в современных европейских странах. Хотя временное и пространственное различие огромно.
Два способа организации человеческой деятельности. Если рассмотреть тот же самый вопрос не в исторической плоскости, а в чисто теоретической, мы можем сказать, что собственническо-правовые отношения определяют одну из основных форм социальных и экономических отношений людей. Нам известны два принципиальных способа организации человеческой деятельности. Это способы дифференциации, разделения, и кооперации, объединения, человеческого труда.
Человеческий труд в любом обществе - это кооперированный и дифференцированный труд. Все, что делает человек, должно быть соединено с тем, что делают другие, и в то же время труд каждого должен иметь свою специфику. Разделение труда нам известно, по крайней мере, с эпохи неолита. Эти процессы могут быть организованы либо как дифференциация и кооперация самой человеческой деятельности, либо как дифференциация и кооперация продуктов человеческой деятельности. Разница между этими двумя способами организации деятельности фундаментальна.
Организуя дифференциацию и кооперацию труда как саму человеческую деятельность, мы организуем ее неотрывно от самого человека. Это тип, по которому построены почти все цивилизации на земле - китайская, африканская, исламская, российская и прочие, прочие, прочие. Этот тип осуществлялся тысячи лет тому назад в Египте, Вавилоне и Ассирии.
Принципиально другой тип организации - через продукты деятельности. Но для того, чтобы такую организацию обеспечить, продукты требуется сопоставить и приравнять друг другу. И как продукт деятельности, любая вещь, обнаруженная или произведенная человеком, равна любой другой вещи. Коробок спичек равен автомобилю. Неужели? Да, если брать их в определенной пропорции. Три автомобиля равны нескольким вагонам коробков спичек, скольким - вопрос технический. В этом смысле уравнивается вся человеческая деятельность через ее продукцию. И механизмом уравнивания выступает - как ни страшно произнести это слово: рынок.
И эта организация человеческой деятельности через уравнивание ее продуктов и есть отношения собственности и отношения права, которые постоянно, ежедневно, ежеминутно устанавливают определенные соотношения равенства между людьми как товаровладельцами. Любой товаровладелец равен любому другому товаровладельцу, и это равенство обеспечивается правом и только правом. Все другие юридические системы - не правовые - определяют именно способы дифференциации и кооперации человеческой деятельности в целях сообществ, государств, банд, армий, отдельных персон, идеологических фикций - но безотносительно к какой бы то ни было человеческой автономии, свободе, безотносительно к целям самого человека.
Конечно, когда мы рассуждаем об этих типах абстрактно, картина выглядит соблазнительно просто. Ну неужели непонятно, что одна система лучше, чем другая? Одна - белая, другая - черная. Мы получаем тривиальную дуальную оппозицию, то есть рассуждение на бытовом уровне.
Нет, конечно, ситуация, взятая исторически, совсем не так чиста и не сводится к дуальной оппозиции. Рыночная собственническо-правовая система далеко не идеальна, как нет ничего идеального на земле и как нет идеальных человеческих сообществ. И в правовой западной цивилизации люди остаются людьми. Отношения права нарушаются ежеминутно, ежесекундно в массовых масштабах. Нарушаются сейчас, так же как нарушались тысячи лет, задолго до Гесиода. Если бы не было этой обиды Гесиода на братьев, вряд ли до нас дошла бы прекрасная поэма «Труды и дни». Люди совершают преступления постоянно.
Но столь же постоянно сеть правовых отношений вновь ткется и дыры заделываются. Эти отношения развиваются, усложняются, создаются сложнейшие подсистемы административного, уголовного, брачного и других видов права. К собственности и праву применимы те же самые слова, которые Уинстон Черчилль сказал о демократии: «Это очень плохая система, но, к сожалению, лучшей системы пока никто не придумал» [5].
Право и менталитет. Является ли правовое сознание теоретическим пониманием идеи права? Совсем не обязательно. Когда я читал лекции по философии права шведским студентам, заканчивающим юридическое образование и приехавшим в нашу страну, чтобы узнать, с какими проблемами сталкиваемся мы на пути к правовому обществу, я задавал им вопрос: а что такое право? И не получал ответа. Я его и не ждал. Как мы помним, Гегель в «Философии права» не дает дефиниции. Ее нет и в труде Рене Давида «Основные правовые системы современности». На миллионы современных европейцев теоретической рефлексией идеи права озабочены, может быть, несколько философов. Как же существует система права? Ну, конечно, не философски, не через понимание. Она существует как образ жизни, как менталитет. В европейских странах, даже захваченных на время сталинизмом, уничтожить полностью собственническо-правовые отношения, прежде всего среди народных масс, оказалось невозможным. Не прижились Советы как форма власти ни в одной стране Восточной Европы, не прижились колхозы в Польше, и так далее, примеры можно умножать. Не зная и не интересуясь определениями права, люди рождаются, воспитываются и живут в правовой среде, в правовом языке, в правовом сознании. А уж кто открыл воду, так это точно не рыбы.
Но ведь точно так же не имеет философского понимания об отношениях бесправия и та масса людей, которая живет и воспитывается в неправовом мире. И воспроизводит эти отношения тысячелетиями.
Как быть нам, людям, не имеющим правового менталитета, правового языка, правовых понятий - ведь понятие «собственности», возникшее на Руси во второй половине XVIII в. - неправовое понятие, да и самое наше понятие права - тоже неправое понятие? Ведь «право» в русском языке - это понятие силы («Кто я, тварь дрожащая, или право имею?» - прекрасно сформулировал классик). И в древнерусском языке правовые понятия не были отрефлексированы, хотя «Русская правда» носила безусловно правовой характер.
Самый близкий шаг к правовому сознанию Россия сделала после реформ Александра II. Это был следующий после Петра фундаментальный шаг к европеизации России. В это время складывались отношения собственности почти в европейском смысле этого понятия. За два-три поколения они могли бы развиться в правовые.
Наши отношения, которые регулируются не правом, а пулей, откатились далеко назад, к уровню Московской Руси.
Сегодняшние разговоры о «правовом государстве» - противоречие в определении, которого мы даже не в состоянии уловить. Русское понятие «государство» восходит к словам «господарь», «господь», то есть сильный, могущественный гость, чужак [6]. Буквально такое государство у нас только что было. А разве хоть что-нибудь изменилось в менталитете? Мы должны вместо государства обрести наконец-то политическую систему, адекватную понятиям l'etat, the state. Мы потеряем при этом русскую специфику, свое русское лицо? Ни в коей мере! А те народы, которые не принадлежали даже к индоевропейской семье, но стали европейскими нациями: финны - народ уральской группы, венгры - пришедшие в Х в. с Алтая в центр Европы. Они не потеряли ни лица, ни культуры, ни этнических традиций, но цивилизовались по европейскому типу.
Удалось построить правовую систему и японцам. Япония входит в дальневосточную цивилизацию, развивавшуюся под доминантным влиянием китайской культуры. Но ее островное положение обусловило своеобразие политической системы - она не подверглась тому «промыванию» нашествиями и завоеваниями, которое характерно для материковых стран. В конце 19 века там предлагался сначала проект по образцу французского законодательства, потом был принят Гражданский кодекс по образцу немецкого гражданского законодательства. Строят правовые отношения и страны Восточно-Азиатского региона.
Для нас, имевших со времен Древней Руси европейскую принадлежность, это гораздо ближе. Ни о какой потере русскости, народных и культурных корней, традиций не идет и речи. А вот отказаться от некоторых мерзостей, присущих нам исторически, очень давно не мешало бы. Это трудно сделать! Подобного рода проблемы решаются в поколениях. Венгры, финны, эстонцы, японцы такой путь прошли.
Что у нас в перспективе? Взаимодействие с западным миром и западной культурой, конечно, для нас очень важно, как и наша собственная рефлексия над проблемами права, и законотворческая деятельность квалифицированных людей. Но реально, я думаю, правовые проблемы у нас актуализируются не раньше, чем через 20 лет, когда наши нувориши подойдут к той возрастной границе, за которой потребуется оформить гарантированную передачу собственности следующему поколению. Защитить ее без вывоза на Запад - наследование в другой стране обеспечить невозможно, его нужно обеспечить в своей стране. Нет, людей не постигнет внезапное озарение, и они не станут осознавать идею права в понятиях. Но потребности новых собственников приведут к тому, что их действия приобретут четкий правовой законодательный характер. И если следующие два-три поколения…
[1] Гегель Г. В. Ф. Философия права. - М.: Мысль, 1990. - С. 60. "В чем состоит научный метод философии, предполагается здесь известным из философской логики", - замечает он далее (с. 61).
[2] Там же.
[3] Сочетание «общественная собственность» - оксюморон, соединение противоположных по смыслу понятий: общее частное. Однако его исторический смысл тоже понятен: государство сначала отделило от себя нечто, а потом забрало обратно.
[4] См. Смолина К. П. Лексика имущественной сферы в русском языке XI-XVII вв. - М.: Наука, 1990.
[5] Из речи У. Черчилля в палате общин 11 ноября 1947 г.: "Демократия - наихудшая форма правления, за исключением всех остальных, которые пробовались время от времени" (Душенко К. В. Словарь современных цитат. - М.: Аграф, 1998. - С. 396).
[6] Ср. в латыни «господин» и «Господь» - это «dominus», глава дома. От этого корня, давшего огромное количество производных слов, западная культура не может уйти и тогда, когда предлагает переводить русское понятие «государство» на английский не как «state», а как «domination» или «patrimony».
Записал и подготовил Н. В. ГЛАДКИХ
Опубликовано:
ЭКО: Всероссийский экономический журнал. - Новосибирск, 2002. - № 3. - С. 120-137.
Что такое идея права, как она возникает и функционирует, какова ее сущность? Эти вопросы актуальны для России, которая к системе права идет, по меньшей мере, с Екатерины Великой. До нее зачатки правовой системы в России пытался ввести Лжедмитрий I, освобождавший дворянство от крепостной зависимости, за что он, как известно, был убит, «сожжен, заряжен и выстрелен». Еще более ранние попытки, довольно слабые, но просматриваемые, приходятся на эпоху Бориса Годунова.
А фактически этот путь начинается гораздо раньше. Ведь Древняя Русь, Киевская Русь была правовым обществом и правовым государством. «Русская правда» Ярослава Мудрого - безусловно, правовой документ (и это то фундаментальное основание, которое позволяет нам относить Древнюю Русь к европейской цивилизации). А поскольку мы все в определенной мере вышли из Киевской Руси, постольку возвращение к праву и европеизация новой России - основная историческая проблема нашего существования в течение последних трех веков. И поскольку мы решаем и никак не можем решить эту проблему 300 лет, то есть 12 поколений, то настало время хотя бы для того, чтобы понять, что же такое право.
Юридические системы и право. Распространенная трудность понимания идеи права состоит в том, что под правом часто имеются в виду юридические (законодательные) системы, то есть зафиксированные в специальных кодексах нормы поведения, нарушение каковых подлежит наказанию тем или иным способом. Но это еще не право. Юридические системы есть во всех государствах. Характер юридической системы является также цивилизационным признаком. Цивилизации - это целые группы стран, связанные единой понятийной системой и некоторыми другими культурными особенностями.
Так, английская юридическая система существенно отличается от французской или от немецкой. Но и та, и другая, и третья - это правовые системы, сложившиеся в рамках европейской цивилизации. Рассматривая юридические системы тех или иных исламских стран, мы видим, что как бы они не отличались друг от друга, в них есть общие черты, характерные для исламской цивилизации. Ни одно из исламских законодательств не является правовым. То же можно сказать о юридических системах Китая и других стран дальневосточной цивилизации.
Одна из первых известных нам юридических систем относится к Вавилонскому царству - законы царя Хаммурапи. И этот пример, и ряд других, дошедших до нас не столь полно, показывают одно: нет государств без юридической системы. Но - как нет государства без юридической системы - так далеко не всякая юридическая система является правовой. В частности, законы царя Хаммурапи правовыми не были. Мы можем сказать вполне категорично, что до ХХ века правовой характер носили только юридические системы одной - европейской - цивилизации.
Когда появляется право? Фундаментальный вопрос: где и когда появляется право? Дело в том, что о правовом государстве, правовом обществе, правовом законодательстве люди начали говорить с Нового времени. И как будто все эти понятия нашего языка и сознания возникают вместе с капитализмом.
Отнюдь нет. Как вполне обоснованно утверждают историки юридической мысли, все современные правовые системы базируются на древнеримской правовой системе. Четко разработанная правовая система Древнего Рима опирается на первичные римские Законы двенадцати таблиц, которые относятся к V в. до н. э.
Но и римское право - не самое древнее. Если говорить о наиболее ранних дошедших до нас сведениях о праве, то они выявляются уже в первых литературных источниках европейской цивилизации. Я имею в виду поэму Гесиода «Труды и дни». Фабула в ней такая: Гесиода, после смерти отца, братья лишили наследства - сада. И вот автор описывает, как бы он вел этот сад, ухаживал за ним, какой могла бы быть его деятельность, которой он лишен в силу нарушения правовых отношений. То есть обсуждается нарушение его права собственности. И если говорить не в точном теоретическом, а в жизненном смысле, то правовая идея замыкается именно на отношения наследования. Ведь пока мы живы, свою собственность мы можем защитить своей силой, с помощью родственников, друзей и всего, чем мы обладаем, что сумеем организовать. А после нашей смерти? И вот здесь, когда мы желаем распространить свои достижения за пределы своей жизни, и остается единственный механизм, позволяющий обеспечить реализуемость этого желания. Это и есть правовой механизм наследования. Идея права у Гесиода уже внятно артикулирована. Полисы Древней Греции пользовались нормами права. Хотя законы Солона, Клисфена и других законодателей не очень четко до нас дошли, они типологически тождественны римским Законам двенадцати таблиц.
Мы пока зафиксировали две точки. Первая - то, что юридические системы могут носить либо не носить правой характер, но они все являются фундаментальными признаками государственности. Вторая - с самого начала, с рубежа II-I тысячелетия до нашей эры правовые отношения присущи именно европейской цивилизации.
Жизнеспособна ли идея права вне европейской цивилизации? Мы распространили феномен права на европейскую цивилизацию не только в пространстве, но и во времени. Прежде чем подойти к вопросу о сущности права, есть смысл рассмотреть еще два исторических примера, связанных с тем, как реализовалась - или не реализовалась - идея права в жизни.
В 1950-х годах император Эфиопии Хайле Селассие обратился к известным европейским юристам с предложением разработать правовую систему для его страны. Эфиопия - одна из древнейших африканских стран, с богатой христианской культурой, христианизированная еще в V в. н. э., но это общество распадающегося родо-племенного строя, в котором ни о каких правовых отношениях говорить не приходится. Столкнувшись со сложными проблемами вхождения в современный мир, страна решает устами своего императора разрешить возникшие проблемы модернизации и европеизации одним махом - созданием правовой системы. Это предложение принял один из ведущих европейских правоведов-компаративистов Рене Давид и прекрасно свою работу выполнил. Написанный им правовой кодекс император принял и сделал законом. Что из этого вышло? Увы, мы знаем: через несколько лет в Эфиопии произошла социалистическая революция, вместо императора Хайле Селасcие во главе государства стал майор Менгисту Хайле Мариам. Сегодня мы знаем уже и то, как социализм в этой стране рухнул, и теперь Эфиопия после длительного экономического кризиса и массового голода находится в тягчайших условиях выхода из этого кризиса путем консолидации того общества, которое есть в стране. Я не связываю крушение императорского режима в Эфиопии с попыткой создать там правовую систему. Но можно определенно сказать, что попытка выйти из проблем модернизации с помощью механического перенесения правовой системы в неправовое общество провалилась.
Есть не менее красноречивый пример из древней истории. После того, как Римская империя разделилась на Западную и Восточную, в Восточной империи (Византии) возникли чрезвычайные юридические трудности. Потому что на территории, отошедшей к Византии, жили народы неправовой, неевропейской культуры. И действовавшие там римские законы подвергались таким чудовищным искажениям, что стали терять всякий смысл. Тогда император Юстиниан решил, что поскольку эти законы не кодифицированы, следует пригласить лучших юристов и поручить им четкую и систематическую кодификацию римского права. Более 100 юристов, работавших над кодексом Юстиниана и сопутствующими документами, эту задачу выполнили. Благодаря этому мы именно из Византии имеем самые полные и четкие источники римского права.
И тут стал очевидным парадокс: там, где римское право само по себе работало, где правовое сознание находилось в головах десятков миллионов людей, то есть в Западной римской империи, оно не было оптимальным образом кодифицировано. В этом не было особой нужды. Там, где оно не работало, оно было кодифицировано, институционально закреплено, но работать так и не стало. Византийская империя не была ни правовым обществом, ни правовым государством. Идея Юстиниана увенчалась блестящим успехом в документально юридическом смысле и полностью провалилась как проект введения римского права в жизнь восточной империи.
Если к этим казусам мы добавим и трехсотлетнюю русскую проблему, тогда будет ясно, что европеизация кого бы то ни было - племени мумбу-юмбу, Эфиопии, Византии или России - это проблема, которая механически не решается. Вот теперь давайте попытаемся осознать ее суть.
Проблема определения. Уже римские юристы ясно осознавали, что всякие попытки дать общее определение права практически неэффективны. Об этом же много веков спустя писал Гегель в «Философии права»: «Следуя формальному, а не философскому методу наук, обычно ищут и требуют прежде всего дефиницию ради сохранения по крайней мере внешней научной формы. Впрочем, наука о позитивном праве может не очень заботиться об этом хотя бы потому, что она преимущественно видит свою цель в том, что правомерно, т. е. каковы особенные законодательные определения; поэтому и было предостерегающе сказано: omnis definitio in jure civili periculosa" [1]. В полном виде формула римского юриста Яволена, которую процитировал Гегель, звучит в переводе так: «Всякая дефиниция в цивильном праве опасна, ибо мало случаев, когда она не может быть опрокинута».
Отсутствие строгой дефиниции - не значит отсутствие понятия. В геометрии мы тоже не имеем определения точки, прямой и плоскости, но имеем о них понятие. «Так, например, в римском праве невозможна дефиниция человека, <…>; столь же опасной оказалась бы во многих отношениях дефиниция собственности и собственника» [2]. На понятии права выстраивается вся европейская система гуманитарных понятий, но само это понятие не поддается строгой формализации. Мы должны определить право в мышлении, а не в дефиниции.
Наше с вами положение усугубляется еще и тем, что русские слова, используемые для перевода европейских понятий (равно как и понятий других, отличных от нас цивилизаций), как правило, порождены нашими специфическими историческими контекстами и включены в специфические ассоциативные цепочки. Об этом нам далее постоянно придется помнить и говорить.
Право и собственность. Если постараться нащупать историческое, эмпирическое ядро понятия права, то мы можем дать базисное определение, а затем будем его уточнять. Право - это такая юридическая система, которая регулирует отношения собственности. В досконально разработанных юридических системах, занимающих многочисленные тома, разглядеть это ядро уже сложней, поэтому обратимся к самым первичным памятникам, таким как Законы двенадцати таблиц или, что нам ближе, «Русская правда»Ярослава Мудрого. Отличие этих юридических документов от законов царя Хаммурапи или первого судебника Московской Руси 1497 г. как раз и состоит в том, что они направлены на воссоздание отношений собственности при любых нарушениях этих отношений. То есть это воссоздание носит характер воздаяния, штрафа, виры, если собственность нарушена. Штрафной характер Законов двенадцати таблиц, вирный характер «Русской правды» как раз и говорят о том, что эти документы регулировали развитые отношения собственности.
Развитые отношения собственности предполагают такой характер общественного устройства, в котором политическая система или то, что мы называем «государством», носит прежде всего регулирующий, упорядочивающий, статутный характер. Когда Людовик XIV провозгласил: «Государство - это я» (“L'etat c'est moi”), он совсем не имел в виду отождествить с собой государство. L'etat (the state по-английски) - далеко не то же, что русское «государство», и об этом мы еще будем говорить. Король утверждал, что порядок - это он. И это было совершенно справедливо во французской абсолютной монархии.
Государство в европейском смысле - это политическая система, замкнутая на отношения собственности, регулируемые с помощью правовой юридической системы. Правовая юридическая система выступает как определяющее звено между экономическими и политическими отношениями.
Но если правовые отношения регулируют отношения собственности, то возникает сакраментальный вопрос: а где же здесь человек? Где пресловутые «права человека»? Что же, правовая система - это бесчеловечная система? Чтобы разобраться с этими вопросами, обратимся к анализу понятия «собственность».
Что такое «собственность»? Когда мы задаем вопрос «Что такое собственность?», то, как правило, получаем ответ: «Это то, что кому-то принадлежит». Очевидно. И абсолютно неверно! Всё с точностью до наоборот: собственность - это то, чему принадлежит человек, включенный в отношения собственности. Здесь нам придется углубиться в историю и в филологию.
Слово «собственность» в русском языке появляется в 1760-е годы, в царствование Екатерины Великой. А что же, до этого собственности на Руси и в России не было? Можно точно сказать: в том понимании, которое вкладывается в это слово, не было. Оно выражает и фиксирует те отношения, которые складываются по данному поводу в российском обществе во второй половине XVIII века. Что это за отношения? А они впечатаны в само слово. Корень «соб» означает «особый, обособленный». Когда мы говорим о «собственности», мы говорим о чем-то «обособленном2. Что и от чего обособлено? Естественно напрашивается слово «часть». Некая часть, обособленная от общего, от государства как целого, - частная собственность. Те отношения, которые фиксируются в этом слове в XVIII веке, - это отношения высвобождения, автономизации собственнических отношений - из общей системы, сложившейся в России ранее [3].
Здесь важно учесть, что это понятие появляется с освобождением дворянства из крепостной зависимости от государства. Сначала Петр III в 1762 г., а потом Екатерина II своими указами освобождают дворянство от обязательной государственной службы, и тем самым прекращается русская традиция, идущая от XV века. Потому что дворянство находилось в зависимости от государства со времен высвобождения Руси из-под татаро-монгольского ига. Если стояние на Угре 1480 г. высвобождает Русь из-под татаро-монгольского ига, то первое дело, которым осуществляется запрет на отъезд русского дворянина, относится к 1479 г. Это дело Лыка Оболенского, служилого князя при Иване III.
С XV в. русское дворянство находилось в государственной зависимости, и эта зависимость носила крепостнический характер. У нас давным-давно отсутствует понимание крепостнических отношений. Когда говорится о крепостничестве, то обычно вспоминаются произведения русской классической литературы XIX в. - Тургенева и Некрасова. «Вчерашний день часу в шестом / Зашел я на Сенную. / Там били женщину кнутом, / Крестьянку молодую» и т. п. Это примеры специфических крепостнических отношений, а не сущности. Крепостнические отношения для дворянства определяются потерей права отъезда, так же как для крестьян - потерей права отхода. Помните, Юрьев день и поговорку, связанную с этим юридическим установлением, которая дожила до наших дней? Характер личной зависимости крепостничество для крестьян приобрело после Указа Петра I от 1714 г. В нем упразднялась система разверстки, то есть временной передачи различных поместий различным дворянам за службу, что русская власть делала с XV по XVIII век, перераспределяя земли и крестьян между помещиками на 7, на 10, на 12 лет. При этой системе ни земля, ни крестьяне помещику лично не принадлежали. И только тогда, когда русская власть сумела и без подобной системы разверстки обеспечить службу дворянства, она отказывается от нее и создает правила, позволяющие дворянам передавать потомкам то, что они нажили в течение жизни.
С XV в. на Руси закрепощается дворянство, с XVI в. закрепощается крестьянство, а где-то с 1560-х гг. закрепощается и городское население. Оно приписывается к городам, к местам проживания. Институт прописки на Руси существует со времен Ивана Грозного. Каждый городской житель был приписан к городу. Уехать - мог. Но куда бы он ни поехал, он считался мещанином, то есть человеком определенного места. Псковский или пермский купец или мещанин мог торговать и в Сибири, и в Поволжье, но он обязан был жить и платить налоги по месту приписки. И по этому месту осуществлялись все юридические операции над данным человеком. Горожанин тоже был крепостным, то есть закрепленным.
Обособление от этого закрепления, когда все принадлежало государству, и выразилось в понятии «собственность». Теперь нужно посмотреть, в каких выражениях фиксировались и регулировались имущественные отношения до появления этого понятия, до 1760-х гг.
Эти отношения с XV по XVIII вв. регулировались, понимались и отображались в таких основных понятиях как «владение» и «имение» [4]. С «владением» более или менее ясно, оно происходит от слова «власть» и связано с политическим захватом. Что касается «имения», это понятие образовано от старого русского глагола «имать» - захватывать. Это те же самые отношения захвата, но не политического, властвующего, а стихийного. Как бы официальная и неофициальная формы присвоения. И вот эти отношения характерны для Руси монгольского и послемонгольского периода. Нам известны колоссальные социальные и этнические изменения этого периода - исчезает древнерусский этнос, появляется великорусский, с совсем другой генетикой, другим языком, другими отношениями. Вместо Древней Руси, принадлежавшей к европейской цивилизации, появляется Московская Русь, Великороссия с собственной цивилизационностью - не европейского и не азиатского типа, это новый тип цивилизации. В истории этой цивилизации можно выделить два периода: первый - доимперский, то есть до периода европеизации Руси при Петре I и Екатерине II, и второй, с XVIII в.
Таким образом, понятие «собственности» - это понятие имперского периода, когда Русь снова двинулась к Европе.
А если углубиться в период до ига? В Киевской Руси основными понятиями собственнических отношений были «дом» и «живот». «Живот» обозначает то, что человек нажил за свою жизнь. А «дом» - то, что получено человеком по наследству.
Сравните. Основным понятием римского права, обозначающим собственность, является dominium - «домашность». Это один из древнейших корней в индоевропейских языках, восходящий к концу 3 тысячелетия до н. э. На санскрите damas, по-гречески domos, по-латыни domus и так далее. «Домашность» в европейской системе понятий - то, что присуще человеку от рождения. У животного нет дома. Человек рождается в доме. В нем он живет, и этот доминиум он должен передать своим наследникам. Человек относительно свободен распоряжаться этой собственностью, но не абсолютно свободен. Если человек плохо распоряжается своим доминиумом, над ним назначается опека. И он теряет право распоряжения, потому что он обязан, но не может по каким-то причинам сохранить свой дом для наследников. Так как же, принадлежит ли собственность человеку или человек принадлежит собственности?
Открыв хрестоматию по истории государства и права, вы увидите, что слова «собственность» и «наследование» встречаются в законодательствах разных стран и эпох - у вавилонян, иудеев, мусульман, китайцев… В каждом конкретном случае в документах употребляются совершенно разные слова и понятия, и то, что по-русски они выглядят одинаково, - это огромная общекультурная проблема. Чем все-таки эти понятия отличаются от того, что выражено в европейской идее права?
Все люди - люди. Везде есть передача каких-то накоплений от поколения к поколению. Но на практике - разница огромная.
Ни для кого не секрет, что все кредиты, которые мы получаем от Запада, несравнимы с тем, что мы сами вывозим на Запад. По 10-11 миллиардов в последние годы, а раньше по 20 миллиардов покидали страну. Куда они текут? На Восток? На Юг? Нет, они текут туда, где им хорошо. Капиталы могут вкладываться в экономику Латинской Америки, Дальнего Востока, они могут зарабатываться на Ближнем Востоке, в России, в Чечне и в других горячих точках. Но они сохраняются, концентрируются только там, где защищены правом. И это пример не только русский. Где хранят деньги китайцы, индусы, арабы? Только в западных банках. Там, где они сохраняются. Что на Западе нет преступлений или злоупотреблений в хранении денег, нет лопнувших банков, афер, воровства? Есть, конечно. Но западная система эмпирически, исторически обеспечивает сохранение и, в той или иной мере, рост капитала. Во всех остальных цивилизациях никакие законодательства не гарантируют собственность от постоянного передела. В буквальном смысле никакие.
Что было в Китае? Со времен средневековья там существует целая профессия кладоискателей. Потому что на территории Китая зарыты миллионы кладов. Каждый чиновник, все что нажил, закапывал в землю. Это была единственная возможность сохранения денег. Еще совсем недавно в Грузии существовала специальность «проветривателя денег» - каждый год деньги нужно было из земли доставать, чтобы они там не портились. Сохранение обеспечивали не социальные, а природные хранилища. На Западе, как вы знаете из романов, клады зарывали пираты - люди, захватившие собственность не правовым путем!
В Европе тоже шли непрерывные войны и передел был, но эти войны вели европейцы с европейцами - человека могли ограбить и убить, но чтобы завладеть его землей, недвижимостью, капиталами, не достаточно было применить только силу. Так же и власть не имела права распоряжаться тем, что ей не принадлежало. Ситуация, в корне отличная от того, что было в азиатских, африканских, доколумбовых американских цивилизациях, при всем множестве нюансов.
Теперь вернемся к ответу на вопрос: каким же образом регулируются все человеческие отношения и где в правовых отношениях находится человек? Мертвые вещи или собственно человеческое - что регулируется отношениями права?
Безусловно, отношения собственности и правовые отношения регулируют отношения и движение вещей. Но именно через соотношения вещей регулируются человеческие отношения - таким образом, что при этом создается автономия человеческого существования. Определенная форма человеческой свободы, которая может проявляться различным образом, способна к развитию и достаточно динамична во времени. Мы знаем, что на протяжении последних 3 тысяч лет чрезвычайно серьезно менялись социальные, политические, технические условия человеческого существования, и во всех этих условиях собственническо-правовые отношения обеспечивали автономию человека, свободу и возможность развития этой свободы вплоть до высшей духовной, политической и гражданской. Как 2,5 тыс. лет назад в Древней Греции, так и в современных европейских странах. Хотя временное и пространственное различие огромно.
Два способа организации человеческой деятельности. Если рассмотреть тот же самый вопрос не в исторической плоскости, а в чисто теоретической, мы можем сказать, что собственническо-правовые отношения определяют одну из основных форм социальных и экономических отношений людей. Нам известны два принципиальных способа организации человеческой деятельности. Это способы дифференциации, разделения, и кооперации, объединения, человеческого труда.
Человеческий труд в любом обществе - это кооперированный и дифференцированный труд. Все, что делает человек, должно быть соединено с тем, что делают другие, и в то же время труд каждого должен иметь свою специфику. Разделение труда нам известно, по крайней мере, с эпохи неолита. Эти процессы могут быть организованы либо как дифференциация и кооперация самой человеческой деятельности, либо как дифференциация и кооперация продуктов человеческой деятельности. Разница между этими двумя способами организации деятельности фундаментальна.
Организуя дифференциацию и кооперацию труда как саму человеческую деятельность, мы организуем ее неотрывно от самого человека. Это тип, по которому построены почти все цивилизации на земле - китайская, африканская, исламская, российская и прочие, прочие, прочие. Этот тип осуществлялся тысячи лет тому назад в Египте, Вавилоне и Ассирии.
Принципиально другой тип организации - через продукты деятельности. Но для того, чтобы такую организацию обеспечить, продукты требуется сопоставить и приравнять друг другу. И как продукт деятельности, любая вещь, обнаруженная или произведенная человеком, равна любой другой вещи. Коробок спичек равен автомобилю. Неужели? Да, если брать их в определенной пропорции. Три автомобиля равны нескольким вагонам коробков спичек, скольким - вопрос технический. В этом смысле уравнивается вся человеческая деятельность через ее продукцию. И механизмом уравнивания выступает - как ни страшно произнести это слово: рынок.
И эта организация человеческой деятельности через уравнивание ее продуктов и есть отношения собственности и отношения права, которые постоянно, ежедневно, ежеминутно устанавливают определенные соотношения равенства между людьми как товаровладельцами. Любой товаровладелец равен любому другому товаровладельцу, и это равенство обеспечивается правом и только правом. Все другие юридические системы - не правовые - определяют именно способы дифференциации и кооперации человеческой деятельности в целях сообществ, государств, банд, армий, отдельных персон, идеологических фикций - но безотносительно к какой бы то ни было человеческой автономии, свободе, безотносительно к целям самого человека.
Конечно, когда мы рассуждаем об этих типах абстрактно, картина выглядит соблазнительно просто. Ну неужели непонятно, что одна система лучше, чем другая? Одна - белая, другая - черная. Мы получаем тривиальную дуальную оппозицию, то есть рассуждение на бытовом уровне.
Нет, конечно, ситуация, взятая исторически, совсем не так чиста и не сводится к дуальной оппозиции. Рыночная собственническо-правовая система далеко не идеальна, как нет ничего идеального на земле и как нет идеальных человеческих сообществ. И в правовой западной цивилизации люди остаются людьми. Отношения права нарушаются ежеминутно, ежесекундно в массовых масштабах. Нарушаются сейчас, так же как нарушались тысячи лет, задолго до Гесиода. Если бы не было этой обиды Гесиода на братьев, вряд ли до нас дошла бы прекрасная поэма «Труды и дни». Люди совершают преступления постоянно.
Но столь же постоянно сеть правовых отношений вновь ткется и дыры заделываются. Эти отношения развиваются, усложняются, создаются сложнейшие подсистемы административного, уголовного, брачного и других видов права. К собственности и праву применимы те же самые слова, которые Уинстон Черчилль сказал о демократии: «Это очень плохая система, но, к сожалению, лучшей системы пока никто не придумал» [5].
Право и менталитет. Является ли правовое сознание теоретическим пониманием идеи права? Совсем не обязательно. Когда я читал лекции по философии права шведским студентам, заканчивающим юридическое образование и приехавшим в нашу страну, чтобы узнать, с какими проблемами сталкиваемся мы на пути к правовому обществу, я задавал им вопрос: а что такое право? И не получал ответа. Я его и не ждал. Как мы помним, Гегель в «Философии права» не дает дефиниции. Ее нет и в труде Рене Давида «Основные правовые системы современности». На миллионы современных европейцев теоретической рефлексией идеи права озабочены, может быть, несколько философов. Как же существует система права? Ну, конечно, не философски, не через понимание. Она существует как образ жизни, как менталитет. В европейских странах, даже захваченных на время сталинизмом, уничтожить полностью собственническо-правовые отношения, прежде всего среди народных масс, оказалось невозможным. Не прижились Советы как форма власти ни в одной стране Восточной Европы, не прижились колхозы в Польше, и так далее, примеры можно умножать. Не зная и не интересуясь определениями права, люди рождаются, воспитываются и живут в правовой среде, в правовом языке, в правовом сознании. А уж кто открыл воду, так это точно не рыбы.
Но ведь точно так же не имеет философского понимания об отношениях бесправия и та масса людей, которая живет и воспитывается в неправовом мире. И воспроизводит эти отношения тысячелетиями.
Как быть нам, людям, не имеющим правового менталитета, правового языка, правовых понятий - ведь понятие «собственности», возникшее на Руси во второй половине XVIII в. - неправовое понятие, да и самое наше понятие права - тоже неправое понятие? Ведь «право» в русском языке - это понятие силы («Кто я, тварь дрожащая, или право имею?» - прекрасно сформулировал классик). И в древнерусском языке правовые понятия не были отрефлексированы, хотя «Русская правда» носила безусловно правовой характер.
Самый близкий шаг к правовому сознанию Россия сделала после реформ Александра II. Это был следующий после Петра фундаментальный шаг к европеизации России. В это время складывались отношения собственности почти в европейском смысле этого понятия. За два-три поколения они могли бы развиться в правовые.
Наши отношения, которые регулируются не правом, а пулей, откатились далеко назад, к уровню Московской Руси.
Сегодняшние разговоры о «правовом государстве» - противоречие в определении, которого мы даже не в состоянии уловить. Русское понятие «государство» восходит к словам «господарь», «господь», то есть сильный, могущественный гость, чужак [6]. Буквально такое государство у нас только что было. А разве хоть что-нибудь изменилось в менталитете? Мы должны вместо государства обрести наконец-то политическую систему, адекватную понятиям l'etat, the state. Мы потеряем при этом русскую специфику, свое русское лицо? Ни в коей мере! А те народы, которые не принадлежали даже к индоевропейской семье, но стали европейскими нациями: финны - народ уральской группы, венгры - пришедшие в Х в. с Алтая в центр Европы. Они не потеряли ни лица, ни культуры, ни этнических традиций, но цивилизовались по европейскому типу.
Удалось построить правовую систему и японцам. Япония входит в дальневосточную цивилизацию, развивавшуюся под доминантным влиянием китайской культуры. Но ее островное положение обусловило своеобразие политической системы - она не подверглась тому «промыванию» нашествиями и завоеваниями, которое характерно для материковых стран. В конце 19 века там предлагался сначала проект по образцу французского законодательства, потом был принят Гражданский кодекс по образцу немецкого гражданского законодательства. Строят правовые отношения и страны Восточно-Азиатского региона.
Для нас, имевших со времен Древней Руси европейскую принадлежность, это гораздо ближе. Ни о какой потере русскости, народных и культурных корней, традиций не идет и речи. А вот отказаться от некоторых мерзостей, присущих нам исторически, очень давно не мешало бы. Это трудно сделать! Подобного рода проблемы решаются в поколениях. Венгры, финны, эстонцы, японцы такой путь прошли.
Что у нас в перспективе? Взаимодействие с западным миром и западной культурой, конечно, для нас очень важно, как и наша собственная рефлексия над проблемами права, и законотворческая деятельность квалифицированных людей. Но реально, я думаю, правовые проблемы у нас актуализируются не раньше, чем через 20 лет, когда наши нувориши подойдут к той возрастной границе, за которой потребуется оформить гарантированную передачу собственности следующему поколению. Защитить ее без вывоза на Запад - наследование в другой стране обеспечить невозможно, его нужно обеспечить в своей стране. Нет, людей не постигнет внезапное озарение, и они не станут осознавать идею права в понятиях. Но потребности новых собственников приведут к тому, что их действия приобретут четкий правовой законодательный характер. И если следующие два-три поколения…
[1] Гегель Г. В. Ф. Философия права. - М.: Мысль, 1990. - С. 60. "В чем состоит научный метод философии, предполагается здесь известным из философской логики", - замечает он далее (с. 61).
[2] Там же.
[3] Сочетание «общественная собственность» - оксюморон, соединение противоположных по смыслу понятий: общее частное. Однако его исторический смысл тоже понятен: государство сначала отделило от себя нечто, а потом забрало обратно.
[4] См. Смолина К. П. Лексика имущественной сферы в русском языке XI-XVII вв. - М.: Наука, 1990.
[5] Из речи У. Черчилля в палате общин 11 ноября 1947 г.: "Демократия - наихудшая форма правления, за исключением всех остальных, которые пробовались время от времени" (Душенко К. В. Словарь современных цитат. - М.: Аграф, 1998. - С. 396).
[6] Ср. в латыни «господин» и «Господь» - это «dominus», глава дома. От этого корня, давшего огромное количество производных слов, западная культура не может уйти и тогда, когда предлагает переводить русское понятие «государство» на английский не как «state», а как «domination» или «patrimony».
Записал и подготовил Н. В. ГЛАДКИХ
Опубликовано:
ЭКО: Всероссийский экономический журнал. - Новосибирск, 2002. - № 3. - С. 120-137.