Отчёт Нарви, сына Нали, Друга Эльфов
Я собиралась на Эрегион по двум причинам. Во-первых, Нарви стоит высоко в списке моих дрим-ролей, а во-вторых, мои выезды на ПРИ начались с «Сильмариллион-Эквилибриума», который проходил в 2006 году именно в Яппиля. В общем и целом, я решила тряхнуть стариной. В результате события девятилетней давности совпали с «Великой войной» поразительно точно. А именно:
- на игре сюжетная ветка моего персонажа была на редкость неканонной и закончилась его смертью
- локация отвергла моего персонажа и выставила его за ворота
- вся игра проходила под знаком свободного от всего, включая здравый смысл, сюжета, но крафт был на высоте
«Эрегион» помог мне разобраться ещё с одним вопросом, который мне не давал покоя долгие годы. Я в дружелюбной обстановке увидела, что получается, когда часть игроков на игре играет в канон (в Кхазад-Думе это была я), а другая часть - в события игры (все остальные гномы Кхазад-Дума играли так). Мне было очень забавно, и несовпадение наших парадигм породило много интересных игровых моментов, включая охоту за бородой Нарви и отмену строительства западных Врат Мории.
Нарви на игре был канонный тру-гном. По источникам, он был другом Келебримбора и вместе с ним изготовил знаменитые Врата. На этом канонное описание Нарви заканчивается, зато начинается свобода творчества.
Нарви всегда был наособицу. Старшие его сёстры в ремесле пошли по стопам отца, державшего сталеплавильню, а старший брат был проходчик. Сам Нарви с детства интересовался геометрией и ремеслом камнетёса, а со временем стал искусным зодчим. Однако сильнее любого ремесла этого гнома манила магия. Искусством вплетать в искрящийся драгоценный камень лунный свет, а на эфесе задержать навечно отблеск закатного солнца в Кхазад-Думе владели. Но многие секреты волшебства знали только эльфы. Из-за своего интереса к магии Нарви и попал в Эрегион.
В Остранне Нарви водил дружбу с гвайт-и-мирдайн и Келеборном, но крепче всего была их дружба с Келебримбором, чьим искусством работы с металлами и светом Нарви искренне восхищался. С каждым годом эта дружба крепла и приносила новые плоды. А что из этого вышло, пусть Нарви сам и расскажет.
Спускаясь с предгорий, укутанных короткой летней ночью, я наблюдал за ночным небом и размышлял. Столетие прошло с тех пор, как я познакомился с дивными кузнецами гвайт-и-мирдайн и начал изучать их язык, пути и способы творить. Каждый раз, спускаясь этой узкой каменистой тропой, которую я сам и разметил, я чувствую помимо радостного предвкушения встречи горечь и тревогу. Мои родичи смеются над эльфами и не желают понимать, что в дружбе кхузуд и квэнди заключено будущее. За сто лет, пока я строю новые залы и освещаю их светильниками, в которых я зажигаю пламя по эльфийскому, а не гномьему обычаю, я вместо славы и почёта заслужил только постыдное прозвание эльфолюба с лёгкой руки старшего брата, Фили. И потому свою мастерскую я давно перенёс из подземных чертогов в легкостенный дом в Эрегионе. Работать я предпочитаю в кругу друзей.
Сегодня я застал кузнецов за работой над ажурным, очень хрупким светильником. Келебримбор в задумчивости паял один из осколков металлической оправы, окружающей светящийся белым прозрачный кристалл, а Эдегиль, Руниэль и Ильвэ перебирали оставшиеся, примеряя их к уже спаянным фрагментам. Мастера коротко приветствовали меня, не отрываясь от работы, и я тут же подсел за верстак, на ходу повязывая рабочий кожаный фартук. Ради такой работы я и покинул горы. Сотворчество. Беззлобный смех. Создание прекрасных вещей как будто из воздуха.
Со светильником мы покончили быстро: сборкой и спайкой таких конструкций занимаются гномьи малыши пятнадцати лет от роду, а то и моложе, обучаясь различать геометрические формы и видеть внутренним взором их нужное расположение в пространстве.
Я любовался нашей работой, когда Келебримбор решил показать мне новое чудо - кристаллы, свет которых можно менять по своему желанию и вкусу. Они слышат друг друга и знают, какой цвет принять.
- Какой твой любимый цвет, Нарви?
- Красный.
И тут же кристаллы, сиявшие мягким жёлтым, стали один за другим наливаться ярким красным светом. Они будто слышали мои слова…
- А мой - зелёный, - продолжил Келебримбор, и свет сменился на изумрудный. Один кристалл, впрочем, не расслышал, да так и остался красным, будто в знак расположения ко мне. Я заметил это не сразу. Рассматривал кристаллы внимательно, еле касаясь пальцами и, кажется, у меня немного отвисла челюсть.
С гвайт-и-мирдайн всегда так. Они настолько не похожи на гномьих кузнецов и ювелиров, что кажутся иногда сказочными существами, не с этой надёжной, тяжёлой земли вовсе. Я, как зачарованный, всматривался вглубь кристалла, стараясь разгадать его секрет, но так и не смог, а из объяснений Келебримбора мало что понял. Из глубокого созерцания меня вывел неожиданный вопрос в любимой моим другом манере «я тут вот что подумал…».
- Скажи, Нарви, ведь гномы умеют строить двери и врата так, что они полностью сливаются с камнем вокруг них?
Я гордился своим мастерством резать такие двери. Говорят, этим искусством в совершенстве владел Праотец, и оно развлекало его больше других.
- Я подумал, что западные врата Кхазад-Дума можно было бы зачаровать таким образом, чтобы любой, кто желает гномам добра и хочет войти в ваши чертоги, мог сделать это беспрепятственно, а никого со злыми намерениями они бы не пропускали, как бы сильно он ни желал пройти.
Да, мы уже и раньше обсуждали это творение. Я всей душой жажду разрушить последние препоны между окончательным союзом наших народов и объединением их на правах родичей, но этого со стороны кхузуд жажду только я один. Узбада возмущает сама мысль о том, чтобы наземники посетили залы Кхазад-Дума, поднялись по его широким лестницам и заглянули в мастерские.
- Вот если бы мы могли дать Кхазад-Думу и его воротам защиту от любой силы… - ответил я, скорее размышляя вслух, но Келебримбор ухватился за эту идею. На том и порешили, разделив работу: я собрался вырезать новые створки из более прочной породы и замаскировать их, а гвайт-и-мирдайн - найти средство нанести надпись таким образом, чтобы она была видна ночью, а не днём. Плести заклятья, чтобы дверь открывалась назвавшему особое слово, спрятанное в надписи на воротах, и держала любой удар, мы собирались вместе, как покончим с подготовительной работой.
Я выдвинулся в сторону гор окрылённый, и руки мои слегка подрагивали, как это бывает у рудознатца, нашедшего мифрильную жилу толщиной в десяток рук. Зубило пело, выбивая узор из древ и звёзд, окружавший корону, молот и наковальню, гордые знаки рода Дурина, самим Праотцом выбитые на спинке его трона. Старинные слова, просившие камень принять нужный цвет и текстуру, поднимались откуда-то из глубины моего сердца, и я не осознавал, как произношу их. Я забыл о сне и еде, работая без передышки, увлечённый сверх всякой меры и поглощённый трудом.
Мои же родичи один за другим скрывались в шахтах, увеличивая с каждым днём добычу железа и мифрила. Узбад готовился к войне. Бронники один за другим поставляли в караулки ростовые крепкие щиты, заступу от копий и стрел, а кузнецы затачивали топоры и ковали новые.
Гномы на самом деле создавали реальные предметы во время игры. Три бронедвери из четырёх, с которыми гномы шли в последнюю битву за Эрегион, ребята из команды сколотили прямо на игре и на игре же расписали. Мастер пропустил эти щиты без всяких разговоров, и гномы превратились в самый сильный бронеотряд на игре благодаря сработанности и наличию щита у 4 бойцов из 6.
Я, хоть и обучен был рудознатству, никогда такой работы не любил и шахты разве что укреплял да помогал Фили выбираться из узких лазов, вытаскивая его на свет за ноги. Он же, встрёпанный, с забитой каменной пылью бородой, свирепо вращал глазами и обвинял меня в тунеядстве. Ходила в Кхазад-Думе шутка о том, что Нарви - единственный, кто в шахту не ходит, потому что задница ленивая не пролезает, но я-то на насмешки уже давно научился внимания не обращать. Привык.
В Эрегион я выдвинулся налегке, по давней своей привычке. Поскольку работу я закончил раньше срока, гвайт-и-мирдайн всё ещё корпели над заклятием для надписей, выбитых мною на воротах.
Келебримбор же рассказал мне о своей великой работе, которая годами держала его в кузне, не давая спины разогнуть. Он объяснял и ранее, как сильно эльфов беспокоит Увядание и как оно мешает мастерам творить великие вещи до конца своих дней, ослабляя их душевные силы, но теперь я узнал, что друг мой нашёл средство побороть эту напасть. Волшебную силу он заключил в замкнутую форму колец, и создал их равно для эльфов, гномов и людей, чтобы не обделить своими дарами ни один народ. Он показал мне гномьи кольца - мощные, семигранной формы, с рунами и полированным гематитом на боковых гранях, и пояснил, что готовит дар для узбада Дурина.
Тем временем, как это заведено издавна, к мастерам пришёл заказчик. Молодая дева из людей принесла грубоватой работы диадему из мягкого металла, в двух местах разъединённую, и попросила починить. Впрочем, эту работу пришлось отложить: явился Келебримбор, заявил, что всё готово и гвайт-и-мирдайн, желающие принять участие в совместном творении, могут выдвигаться в путь. К нам с Келебримбором присоединись Руниэль, Линайрэ и молодой Ильвэ, ученик кузнецов.
Однако, путь наш выдался долгим и беспокойным. Поначалу нас загнал обратно в ворота летучий отряд орков-лучников, а поскольку со щитом биться умеют немногие из эльфов, мы убоялись стрел. Долго мы сидели в Эрегионе, осаждённые скорее страхом, чем армией, и выдвинулись в путь только когда собралось крупное войско из числа нолдор, синдар и нуменорцев, пришедших с посольством. Земля Остранны опустела, и напряжённую тишину, не нарушаемую даже пением птиц, нарушали только тяжёлые шаги латников да короткие разговоры.
У Врат Кхазад-Дума войско встало лагерем, а я прокричал нашим стражам:
- Открывайте, родичи, союзники на пороге!
Я помню дальнейшее как в тумане. Большей боли, позора и стыда не может испытать честный гном. Стражи Кхазад-Дума отказались впустить эльфов и людей под гору, несмотря на мирные намерения пришедших. Я был в бешенстве. Не разбирая дороги, я кинулся тайным ходом в обход ворот, влетел в караулку… и будто на стену наткнулся, увидев тяжёлый, злой взгляд Фили. В этот день он возглавлял стражу на воротах.
Я пытался урезонить его и умолял открыть ворота, чтобы впустить посланников, а когда понял, что переубедить сородичей не удастся, кинулся к вратам, чтобы открыть их, родные, своей собственной рукой.
Я очнулся, притиснутый к стене щитами стражей. В груди давило, пот заливал глаза, и я орал что-то бессвязное, доказывая, что эльфы - не враги нам. Из караулки на поверхность идут узкие шахты, доносящие звук извне и вовне, поэтому наши речи слышали все, стоящие за воротами. Мой брат в долгу не остался, и орал так, что и через камень слышно было. Когда он в сотый раз за последние дни плюнул в меня словом «эльфолюб», я почувствовал, как жар позора заливает мне лицо, и еле сдержался, чтобы не кинуться на Фили с кулаками, чего никогда себе не позволял, как бы брат ни дразнил и ни оскорблял меня.
На шум нашей перепалки явился узбад и быстро нас разнял. Я, потирая ушибленную щитом грудь и насупившись, объяснил, что происходит и откуда перед воротами взялось небольшое эльфийское войско. Узбад рассудил так: пусть в Кхазад-Дум войдёт только один посол, а кто это будет, эльфам и выбирать.
Гонимый стыдом почище плети, я выбежал к эльфам и рассказал обо всём. Судя по тому, как многие отводили глаза, стараясь не встречаться со мной взглядами, происходившее в караулке слышали все. Я зарделся. Друг мой Келебримбор вызвался идти на переговоры с Дурином Третьим, поскольку водил дружбу с нами дольше, чем любой из владык эльфов. На том и порешили, и я провёл Келебримбора внутрь гор обходным путём, который уже давно был известен нам обоим. Как я выяснил позже, этот знак моего доверия к другу-нолдо стал последней каплей, переполнившей чашу терпения родичей, наблюдавших с неудовольствием за моей работой и дружбой с эльфами.
Узбад встретил Келебримбора спокойно и деловито.
- Зачем вы пришли под Врада Кхазад-Дума, да ещё и с армией?
- Узбад, мы взяли с собой воинов, чтобы защищаться от орков, - ответствовал Келебримбор.
Дурин сощурился недоверчиво:
- Я вижу на тебе доспехи, а в твоих руках - оружие. Двое моих подданных без оружия спокойно дошли до Эрегиона совсем недавно, и никаких орков не встречали. Что же вы за воины, если боитесь пройти с оружием в одиночку там, где гном ходит с голыми руками?
Я, не сдержавшись, попытался объяснить узбаду, как было дело, но слушать меня никто не хотел. Келебримбор предложил Кхазад-Думу присоединиться к военному союзу эльфов и людей и изложил военные планы, составленные лордами эльфов: собрать единое войско, выманить орков в Митлонд, откуда можно в случае поражения отступить на кораблях, и принять бой. Узбад разочарованно покачал головой и отметил, что военный план слабоват. Значительно разумнее было бы поставить эльфийский отряд на землях людей-андунар, имеющих засеки на пути войска орков с востока на запад, и образовать четыре рубежа обороны в Андунарии, Кхазад-Думе, Эрегионе и Митлонде. Если врагу удастся сокрушить ближнее к нему укрепление, следует отступать на запад, при этом держа оборону единой армией, не распыляя силы.
Эльфы, однако, предложения государя Дурина не приняли. Он в ответ не принял их союза, однако, и среди врагов их числить не обещал. На том и расстались, и Келебримбор поманил меня за собой. Я обернулся к узбаду:
- А как же ворота?..
- Если желаете, работайте над ними, - отмахнулся Дурин, уходя из караулки, и сердце моё упало. Я вышел, как и вошёл, через кружной вход, и в спину мне ударил крик Фили: «Предатель!».
Мы встали с Келебримбором рядом, глядя на Врата, где еле заметно проступали вырезанные мной знаки, и я чуть было не заплакал от обиды и позора, который мне пришлось пережить только что.
- Знаешь, Нарви, - отозвался Келебримбор, вторя моим мыслям, - если твой узбад так относится к делу наших рук, я не хочу навязывать ему своё искусство. Пойдём с нами!
И я пошёл, хотя душа моя разрывалась на части. На одной чаше весов лежала любовь к родному государству под горой, к залам, вытесанным моими руками, к мастерской, где я когда-то работал молодым, долг по отношению к узбаду и народу, к которому я принадлежу по крови, и презрение ко мне моих родичей. А на другой - моя дружба с гвайт-и-мирдайн, радость совместного творения и благородство эльфов, не отвергающих никого из-за глупых предрассудков. Я долго стоял, глядя то в сторону Эрегиона, то на Врата, а после, решившись и взяв волю в кулак, развернулся спиной к Кхазад-Думу и устремился вниз по тропе. Войско я догнал быстро, и после всю дорогу не проронил ни слова, а в Эрегионе заперся в мастерской и долго смотрел там на разожжённый горн, ни о чём не думая.
Я мог бы просидеть так несколько лет, если бы не Линайрэ и Ильвэ. Это они растормошили меня, вложили в руки человеческую диадему и сказали: «Вот тебе дело!». Я разбираюсь в работе с металлом весьма умеренно, предпочитая камень, поэтому работал как мог, на ходу вспоминая приёмы, подсмотренные у Эдегиля. Получилось неплохо, старый бугристый припой скрыла аккуратная проволочная сетка, и диадема заиграла по-новому. Я уже заканчивал этот труд, когда Руниэль, заглянув в мастерскую, обронила, что нет уж в живых заказчицы этой вещи. Время и война начали пожирать людей Средиземья всё быстрее…
Одно грызло меня. Я чувствовал жгучий стыд за действия моих сородичей и их речи перед Келебримбором, и потому собрался с духом и пошёл извиняться. Друг мой ответил на мои сбивчивые речи так:
- Знаешь, Нарви, мои родичи тоже творили много странных вещей, поэтому я прекрасно понимаю, что у тебя сейчас на душе. Ты друг мне, как и другие гномы Кхазад-Дума, и мы с тобой ещё не раз покуём вместе!
Тем временем, военный союз эльфов и людей решил, что воинам нужны новое оружие и доспехи. Работа в кузницах гвайт-и-мирдайн закипела. Я вспомнил всё, что знал о литье стали и ковке доспеха, и ковал, как одержимый. Эта трудная и требующая изящества работа поглотила меня без остатка. Келебримбор, Эдегиль, Руниэль и Линайрэ казались мне расплывчатыми тенями, мелькавшими мимо в сумерках около горна и в проёме двери, и лишь Ильвэ заразился моей страстью, не поняв при этом душевной боли. Мы поставили наковальни рядом, и я направлял его руку во время полировки металла. Он завороженно смотрел, как я работаю надфилем, и то и дело проси проверить его собственную работу. Мы потрудились на славу. Я, названный Келебримбором и Галадриэль Другом эльфов, причислял себя отныне к кузнецам Эрегиона, и из-под наших рук вышли семь мечей тонкой работы и бессчётное число доспехов. Я один сковал больше десятка, напевая в кузнице старую “Радуйся, мой родич гном!”, чем совершенно очаровал Линайрэ. Работа в кругу друзей и их забота обо мне постепенно вернули мои мысли в прежнее русло, и мы с гвайт-и-мирдайн болтали о чудесах мира, бывших в прошлом и сущих в настоящем.
А как-то раз, когда я заканчивал уже ковал последний доспех из тех, что попросил для своих друзей Келеборн, в мастерскую вошёл Келебримбор с мрачным лицом и заявил:
- У меня для тебя плохие новости, Нарви.
Как оказалось, государь Зеленолесья Орофер всё же решил ещё раз попытать счастья в переговорах с Кхазад-Думом, и Дурин просил его передать Келебримбору следующую весть: гномы присоединятся к союзу людей и эльфов, если те пришлют ему… мою бороду.
За бороду Нарви, предательски проведшего эльфов через “тайную калитку» и тем раскрывшего военную тайну, Дурин объявил награду. Этот вызов приняли Мордор (“Нет гнома - нет проблем!”), Харад и Торговая гильдия (“Мы будем первыми, кто это сделает!”). Однако всё равно не смогли выполнить обещанное Кхазад-Думу.
Я почувствовал, что меня ударили в спину, но душевная боль от этого была какой-то приглушённой. Видимо, я уже вычерпал до дна чашу горечи, отмеренную на мою долю Махалом, и теперь мог лишь отстранённо наблюдать за своей судьбой.
- Я был дружен с гномами тысячу лет, но после такого я не хочу больше иметь с ними дела, - тем временем отметил Келебримбор.
- Я тоже, - заметил я. - После всего, что я от сородичей и о сородичах узнал, я готов сам обриться от пережитого позора.
- И что, отправишь гномам свою бороду?
- Много чести!
- Ну… ты мог бы сначала её обгадить, а потом отправить…
- Келебримбор!!! Только не про бороду!
Назавтра было назначено выступление к полю большой битвы с орками. Я взял свой шестопёр, подпоясался как следует и был готов выступать хоть сейчас же, однако, мы отложили выход на несколько дней, чтобы как следует подготовились воины из числа феанорингов. Эта война в основном состояла из переходов по Рованиону, и мне нечего о ней рассказать. А вот о последнем своём бое я должен обмолвиться обязательно.
Мы приняли его под стенами Эрегиона, в наше отсутствие захваченного орками, осквернённого и сожжённого дотла. Я пал, насаженный на орочье копьё, и последним, что видел, было лицо молодого Славина, деловито срезавшего бороду вместе с кожей с моего лица. Так пал Нарви, сын Нали, опозоренный гном, и бороду его как султан носил на своём шлеме его племянник, пока война не закончилась.
Теперь настало время прояснить странную историю с затемнением Кхазад-Дума. Дело было так. Наша локация по канону не играла, поскольку из всех игроков только я знаю канон на Вторую эпоху и союзы Долгобородов. Кое-что я успела донести до Лоила (и.р. Дурина Третьего), но гномы были вольны в своём выборе и ещё до игры главмастер был в курсе, что гномы и канон на этой игре не совмещаются.
Кхазад-Дум принимал решения, исходя из событий игры. А события были явно не в пользу эльфов. Кхазад-Дум - локация торговая, и гномы несли убытки от того, что к ним не приходили торговцы эльфов и людей. Приходили только орки, с ними заключались сделки, и гномы видели, что Мордор - страна достаточно адекватная, ведут себя вежливо, товар приносят годный, цен не задирают. Тем временем среди эльфов было много игроков сомнительных игровых достоинств и просто не умеющих играть. Например, представители Нуменора прямо под Вратами Кхазад-Дума обсуждали стратегию с «Ведьмака» и вслух произносили «Присоединяйтесь к нам, или мы вас вынесем» (через три минуты штурм и прочее такое же). Гномы решили расценить эти слова, высказанные громко и в их сторону, как игровую речь, и немало обиделись. Масла в огонь подливали и другие эпизоды: одна из эльфиек пыталась силой пройти в Кхазад-Дум и заблокировать ворота вслед за гномом, эльфийские послы до Кхазад-Дума не доходили, хотя эльфов гномы несколько раз приглашали совместно ударить по Мордору в пятницу, да ещё и эта армия в эпизоде со строительством Врат. Эльфы в игре вообще вели себя странно: приходили под стены, скандировали «Мэллон», требовали открыть им ворота, при этом не называя ни своего имени, ни цели визита. Гномы, естественно, не открывали.
В пятницу гномы решили самостоятельно атаковать Мордор, встали под их воротами и тем вызвали панику в рядах орков, пугавшихся гномьих бронедверей и сработанности гномов в бою. Сам Саурон предложил гномам пойти на мировую, организовать торговлю и при этом гарантировал Кхазад-Думу свободу воли. Гномы согласились. Так в войсках орков появились гномы. При этом Кхазад-Дум никогда не добивал в бою раненых, с некоторыми игроками, которые не хотели драться, не сражались вовсе (и.р. Орофера тому пример), и в бою отпускали тех, кто об этом просил. Армия Кхазад-Дума сражалась за Кхазад-Дум, и только, обеспечивая его независимость. Союза-то с гномами никто так и не заключил, кроме Мордора. :)
Игра была странной, но мне поигралось и пафоса на долю Нарви хватило. Так что теперь - спасибы:
Спасибо, Кхазад-Дум!
Лоил, ты был спокойным и полным достоинства государем, искусным стратегом и хорошим воином. Для меня удовольствие и честь играть с тобой, и я рада нашему знакомству. Благодарю особо за сюжет с охотой на бороду Нарви, это был один из самых ярких игровых моментов.
Дядя Саша, из тебя вышел замечательный старший брат, ехидный, ворчливый и очень живой. Я рада, что мы сделали эту завязку на полигоне, и вообще, ты сделал мне игру в Кхазад-Думе. Это было очень здорово, Фили! Особенно «эльфолюб» и «сладостные песни эльфийских дев».
Ромусь, твой Придурин отжигал. Я давно так не ржала, выезжая за гномов, и спасибо тебе, что ты решил вернуться в РИ. :) За неигровые разговоры и моё просвещение на самые разные темы тебе большой респект, это было очень интересно. Ну и машину ты классно подталкиваешь.
Слава, у тебя был классный молодой персонаж, и я довольна, что именно он закончил охоту на бороду Нарви. Он эту честь заслужил, а тебе моё спасибо за «Клуб аутистов».
Толя, ты был классным кузнецом, собравшим мастерскую буквально на коленке. Это было очень круто.
Настя, жаль, что мы поиграли так мало! Из тебя отличная соседка по палатке, и я надеюсь, что мы продолжим наше общение на почве литься и другого прикладного искусства. Нади тоже был хорош, и отлично, что он всё-таки дошёл до Эрегиона, а то Нарви правда начал чувствовать себя одиноким извращенцем. :)
Света, было круто. Без тебя команда потеряла бы оживляж. И, кстати, борода тебе очень идёт, так держать!
Оля, Рада и Агата, спасибо за интереснейший пожизняк, всегда готовую еду и тёплую атмосферу. У вас вышла классная гномья семья.
Спасибо, Эрегион!
Крэйл, твой Келебримбор греет мне сердце. Это было очень круто, и ты был искусным мастером и настоящим другом Нарви. Все эти вечерние диалоги в кузне многое дали мне на игре. В трудную минуту ты предлагал свою поддержку, что не так уж часто встречается, и я рада-радёшенька, что мы познакомились и поиграли вместе. Эльфы-гномы - пхай-пхай!
Альквэнаро, спасибо тебе за доигровой гон насчёт завязок, он сильно мне помог во время вролинга. Ты был очарователен, друг Келеборн, и жаль, что поиграли мы очень кусочно. Но это поправимо. :)
Дирфион, я по жизни многому научилась у тебя в плане работы с металлом, и благодарна тебе за это. Как и за твой отыгрыш Эдегиля. «Научи меня есть дым» было очень убедительно и мило, как и многое другое, чего я уже не упомню, а в сердце отложилось.
Галенель, спасибо за мудрую и добрую Руниэль. Нарви это расслабляло, как и уроки по отжигу проволоки, наши разговоры в кузне и твоя искренняя дружба. Ох как жаль, что не сложилось нам о Махале поговорить! Ну ничего, ещё наверстаем.
Алия, рассказ о гондолинских светящихся камнях был прекрасен, как и твоя компания в кузне. Было приятно и интересно работать с тобой бок о бок, и я думаю, ты тоже приобрела кое-что от того, что Нарви работал вместе с гвайт-и-мирдайн.
Эйнар, ты настоящий друг и верный товарищ. Твоя готовность слушать и слышать поражает меня, как и твоя готовность учиться. Ты был бесценным другом для Нарви, и я жажду ещё не раз поиграть с тобой. Ну и за пожизнёвую помощь тоже спасибо огромное.
Спасибо, Андунария!
Ника, ты классная, и не зря мне с тобой советовали обязательно познакомиться. Ты сделала отличную локацию с самобытным концептом, и твои пожизнёвые ролевые байки было слушать очень, очень, очень интересно. Так держать!
Крюк, твои висы и дар импровизации - это чудо! Я надеюсь ещё не раз поиграть с тобой, и для разнообразия в одной локации, чтобы по достоинству оценить твой юмор и доброту. И чтобы без доигрышей. :) Спасибо!
Тигра, посиделки менестрелей-склеротиков - это было бесценно. Я очень рада знакомству, с тобой интересно и играть, и просто общаться.
Спасибо, Эридэль! Если бы ты не рассказала мне об этом проекте, не было бы у меня отыгрыша Нарви, острых ощущений, классных новых знакомств и удовольствия от крафта. Ты - замечательнейший мастер и друг, и я горжусь нашим знакомством, начавшимся в Яппиля в 2006. Приезжай ко мне на игры, и я буду ездить на твои. Моё почтение!
- на игре сюжетная ветка моего персонажа была на редкость неканонной и закончилась его смертью
- локация отвергла моего персонажа и выставила его за ворота
- вся игра проходила под знаком свободного от всего, включая здравый смысл, сюжета, но крафт был на высоте
«Эрегион» помог мне разобраться ещё с одним вопросом, который мне не давал покоя долгие годы. Я в дружелюбной обстановке увидела, что получается, когда часть игроков на игре играет в канон (в Кхазад-Думе это была я), а другая часть - в события игры (все остальные гномы Кхазад-Дума играли так). Мне было очень забавно, и несовпадение наших парадигм породило много интересных игровых моментов, включая охоту за бородой Нарви и отмену строительства западных Врат Мории.
Нарви на игре был канонный тру-гном. По источникам, он был другом Келебримбора и вместе с ним изготовил знаменитые Врата. На этом канонное описание Нарви заканчивается, зато начинается свобода творчества.
Нарви всегда был наособицу. Старшие его сёстры в ремесле пошли по стопам отца, державшего сталеплавильню, а старший брат был проходчик. Сам Нарви с детства интересовался геометрией и ремеслом камнетёса, а со временем стал искусным зодчим. Однако сильнее любого ремесла этого гнома манила магия. Искусством вплетать в искрящийся драгоценный камень лунный свет, а на эфесе задержать навечно отблеск закатного солнца в Кхазад-Думе владели. Но многие секреты волшебства знали только эльфы. Из-за своего интереса к магии Нарви и попал в Эрегион.
В Остранне Нарви водил дружбу с гвайт-и-мирдайн и Келеборном, но крепче всего была их дружба с Келебримбором, чьим искусством работы с металлами и светом Нарви искренне восхищался. С каждым годом эта дружба крепла и приносила новые плоды. А что из этого вышло, пусть Нарви сам и расскажет.
Спускаясь с предгорий, укутанных короткой летней ночью, я наблюдал за ночным небом и размышлял. Столетие прошло с тех пор, как я познакомился с дивными кузнецами гвайт-и-мирдайн и начал изучать их язык, пути и способы творить. Каждый раз, спускаясь этой узкой каменистой тропой, которую я сам и разметил, я чувствую помимо радостного предвкушения встречи горечь и тревогу. Мои родичи смеются над эльфами и не желают понимать, что в дружбе кхузуд и квэнди заключено будущее. За сто лет, пока я строю новые залы и освещаю их светильниками, в которых я зажигаю пламя по эльфийскому, а не гномьему обычаю, я вместо славы и почёта заслужил только постыдное прозвание эльфолюба с лёгкой руки старшего брата, Фили. И потому свою мастерскую я давно перенёс из подземных чертогов в легкостенный дом в Эрегионе. Работать я предпочитаю в кругу друзей.
Сегодня я застал кузнецов за работой над ажурным, очень хрупким светильником. Келебримбор в задумчивости паял один из осколков металлической оправы, окружающей светящийся белым прозрачный кристалл, а Эдегиль, Руниэль и Ильвэ перебирали оставшиеся, примеряя их к уже спаянным фрагментам. Мастера коротко приветствовали меня, не отрываясь от работы, и я тут же подсел за верстак, на ходу повязывая рабочий кожаный фартук. Ради такой работы я и покинул горы. Сотворчество. Беззлобный смех. Создание прекрасных вещей как будто из воздуха.
Со светильником мы покончили быстро: сборкой и спайкой таких конструкций занимаются гномьи малыши пятнадцати лет от роду, а то и моложе, обучаясь различать геометрические формы и видеть внутренним взором их нужное расположение в пространстве.
Я любовался нашей работой, когда Келебримбор решил показать мне новое чудо - кристаллы, свет которых можно менять по своему желанию и вкусу. Они слышат друг друга и знают, какой цвет принять.
- Какой твой любимый цвет, Нарви?
- Красный.
И тут же кристаллы, сиявшие мягким жёлтым, стали один за другим наливаться ярким красным светом. Они будто слышали мои слова…
- А мой - зелёный, - продолжил Келебримбор, и свет сменился на изумрудный. Один кристалл, впрочем, не расслышал, да так и остался красным, будто в знак расположения ко мне. Я заметил это не сразу. Рассматривал кристаллы внимательно, еле касаясь пальцами и, кажется, у меня немного отвисла челюсть.
С гвайт-и-мирдайн всегда так. Они настолько не похожи на гномьих кузнецов и ювелиров, что кажутся иногда сказочными существами, не с этой надёжной, тяжёлой земли вовсе. Я, как зачарованный, всматривался вглубь кристалла, стараясь разгадать его секрет, но так и не смог, а из объяснений Келебримбора мало что понял. Из глубокого созерцания меня вывел неожиданный вопрос в любимой моим другом манере «я тут вот что подумал…».
- Скажи, Нарви, ведь гномы умеют строить двери и врата так, что они полностью сливаются с камнем вокруг них?
Я гордился своим мастерством резать такие двери. Говорят, этим искусством в совершенстве владел Праотец, и оно развлекало его больше других.
- Я подумал, что западные врата Кхазад-Дума можно было бы зачаровать таким образом, чтобы любой, кто желает гномам добра и хочет войти в ваши чертоги, мог сделать это беспрепятственно, а никого со злыми намерениями они бы не пропускали, как бы сильно он ни желал пройти.
Да, мы уже и раньше обсуждали это творение. Я всей душой жажду разрушить последние препоны между окончательным союзом наших народов и объединением их на правах родичей, но этого со стороны кхузуд жажду только я один. Узбада возмущает сама мысль о том, чтобы наземники посетили залы Кхазад-Дума, поднялись по его широким лестницам и заглянули в мастерские.
- Вот если бы мы могли дать Кхазад-Думу и его воротам защиту от любой силы… - ответил я, скорее размышляя вслух, но Келебримбор ухватился за эту идею. На том и порешили, разделив работу: я собрался вырезать новые створки из более прочной породы и замаскировать их, а гвайт-и-мирдайн - найти средство нанести надпись таким образом, чтобы она была видна ночью, а не днём. Плести заклятья, чтобы дверь открывалась назвавшему особое слово, спрятанное в надписи на воротах, и держала любой удар, мы собирались вместе, как покончим с подготовительной работой.
Я выдвинулся в сторону гор окрылённый, и руки мои слегка подрагивали, как это бывает у рудознатца, нашедшего мифрильную жилу толщиной в десяток рук. Зубило пело, выбивая узор из древ и звёзд, окружавший корону, молот и наковальню, гордые знаки рода Дурина, самим Праотцом выбитые на спинке его трона. Старинные слова, просившие камень принять нужный цвет и текстуру, поднимались откуда-то из глубины моего сердца, и я не осознавал, как произношу их. Я забыл о сне и еде, работая без передышки, увлечённый сверх всякой меры и поглощённый трудом.
Мои же родичи один за другим скрывались в шахтах, увеличивая с каждым днём добычу железа и мифрила. Узбад готовился к войне. Бронники один за другим поставляли в караулки ростовые крепкие щиты, заступу от копий и стрел, а кузнецы затачивали топоры и ковали новые.
Гномы на самом деле создавали реальные предметы во время игры. Три бронедвери из четырёх, с которыми гномы шли в последнюю битву за Эрегион, ребята из команды сколотили прямо на игре и на игре же расписали. Мастер пропустил эти щиты без всяких разговоров, и гномы превратились в самый сильный бронеотряд на игре благодаря сработанности и наличию щита у 4 бойцов из 6.
Я, хоть и обучен был рудознатству, никогда такой работы не любил и шахты разве что укреплял да помогал Фили выбираться из узких лазов, вытаскивая его на свет за ноги. Он же, встрёпанный, с забитой каменной пылью бородой, свирепо вращал глазами и обвинял меня в тунеядстве. Ходила в Кхазад-Думе шутка о том, что Нарви - единственный, кто в шахту не ходит, потому что задница ленивая не пролезает, но я-то на насмешки уже давно научился внимания не обращать. Привык.
В Эрегион я выдвинулся налегке, по давней своей привычке. Поскольку работу я закончил раньше срока, гвайт-и-мирдайн всё ещё корпели над заклятием для надписей, выбитых мною на воротах.
Келебримбор же рассказал мне о своей великой работе, которая годами держала его в кузне, не давая спины разогнуть. Он объяснял и ранее, как сильно эльфов беспокоит Увядание и как оно мешает мастерам творить великие вещи до конца своих дней, ослабляя их душевные силы, но теперь я узнал, что друг мой нашёл средство побороть эту напасть. Волшебную силу он заключил в замкнутую форму колец, и создал их равно для эльфов, гномов и людей, чтобы не обделить своими дарами ни один народ. Он показал мне гномьи кольца - мощные, семигранной формы, с рунами и полированным гематитом на боковых гранях, и пояснил, что готовит дар для узбада Дурина.
Тем временем, как это заведено издавна, к мастерам пришёл заказчик. Молодая дева из людей принесла грубоватой работы диадему из мягкого металла, в двух местах разъединённую, и попросила починить. Впрочем, эту работу пришлось отложить: явился Келебримбор, заявил, что всё готово и гвайт-и-мирдайн, желающие принять участие в совместном творении, могут выдвигаться в путь. К нам с Келебримбором присоединись Руниэль, Линайрэ и молодой Ильвэ, ученик кузнецов.
Однако, путь наш выдался долгим и беспокойным. Поначалу нас загнал обратно в ворота летучий отряд орков-лучников, а поскольку со щитом биться умеют немногие из эльфов, мы убоялись стрел. Долго мы сидели в Эрегионе, осаждённые скорее страхом, чем армией, и выдвинулись в путь только когда собралось крупное войско из числа нолдор, синдар и нуменорцев, пришедших с посольством. Земля Остранны опустела, и напряжённую тишину, не нарушаемую даже пением птиц, нарушали только тяжёлые шаги латников да короткие разговоры.
У Врат Кхазад-Дума войско встало лагерем, а я прокричал нашим стражам:
- Открывайте, родичи, союзники на пороге!
Я помню дальнейшее как в тумане. Большей боли, позора и стыда не может испытать честный гном. Стражи Кхазад-Дума отказались впустить эльфов и людей под гору, несмотря на мирные намерения пришедших. Я был в бешенстве. Не разбирая дороги, я кинулся тайным ходом в обход ворот, влетел в караулку… и будто на стену наткнулся, увидев тяжёлый, злой взгляд Фили. В этот день он возглавлял стражу на воротах.
Я пытался урезонить его и умолял открыть ворота, чтобы впустить посланников, а когда понял, что переубедить сородичей не удастся, кинулся к вратам, чтобы открыть их, родные, своей собственной рукой.
Я очнулся, притиснутый к стене щитами стражей. В груди давило, пот заливал глаза, и я орал что-то бессвязное, доказывая, что эльфы - не враги нам. Из караулки на поверхность идут узкие шахты, доносящие звук извне и вовне, поэтому наши речи слышали все, стоящие за воротами. Мой брат в долгу не остался, и орал так, что и через камень слышно было. Когда он в сотый раз за последние дни плюнул в меня словом «эльфолюб», я почувствовал, как жар позора заливает мне лицо, и еле сдержался, чтобы не кинуться на Фили с кулаками, чего никогда себе не позволял, как бы брат ни дразнил и ни оскорблял меня.
На шум нашей перепалки явился узбад и быстро нас разнял. Я, потирая ушибленную щитом грудь и насупившись, объяснил, что происходит и откуда перед воротами взялось небольшое эльфийское войско. Узбад рассудил так: пусть в Кхазад-Дум войдёт только один посол, а кто это будет, эльфам и выбирать.
Гонимый стыдом почище плети, я выбежал к эльфам и рассказал обо всём. Судя по тому, как многие отводили глаза, стараясь не встречаться со мной взглядами, происходившее в караулке слышали все. Я зарделся. Друг мой Келебримбор вызвался идти на переговоры с Дурином Третьим, поскольку водил дружбу с нами дольше, чем любой из владык эльфов. На том и порешили, и я провёл Келебримбора внутрь гор обходным путём, который уже давно был известен нам обоим. Как я выяснил позже, этот знак моего доверия к другу-нолдо стал последней каплей, переполнившей чашу терпения родичей, наблюдавших с неудовольствием за моей работой и дружбой с эльфами.
Узбад встретил Келебримбора спокойно и деловито.
- Зачем вы пришли под Врада Кхазад-Дума, да ещё и с армией?
- Узбад, мы взяли с собой воинов, чтобы защищаться от орков, - ответствовал Келебримбор.
Дурин сощурился недоверчиво:
- Я вижу на тебе доспехи, а в твоих руках - оружие. Двое моих подданных без оружия спокойно дошли до Эрегиона совсем недавно, и никаких орков не встречали. Что же вы за воины, если боитесь пройти с оружием в одиночку там, где гном ходит с голыми руками?
Я, не сдержавшись, попытался объяснить узбаду, как было дело, но слушать меня никто не хотел. Келебримбор предложил Кхазад-Думу присоединиться к военному союзу эльфов и людей и изложил военные планы, составленные лордами эльфов: собрать единое войско, выманить орков в Митлонд, откуда можно в случае поражения отступить на кораблях, и принять бой. Узбад разочарованно покачал головой и отметил, что военный план слабоват. Значительно разумнее было бы поставить эльфийский отряд на землях людей-андунар, имеющих засеки на пути войска орков с востока на запад, и образовать четыре рубежа обороны в Андунарии, Кхазад-Думе, Эрегионе и Митлонде. Если врагу удастся сокрушить ближнее к нему укрепление, следует отступать на запад, при этом держа оборону единой армией, не распыляя силы.
Эльфы, однако, предложения государя Дурина не приняли. Он в ответ не принял их союза, однако, и среди врагов их числить не обещал. На том и расстались, и Келебримбор поманил меня за собой. Я обернулся к узбаду:
- А как же ворота?..
- Если желаете, работайте над ними, - отмахнулся Дурин, уходя из караулки, и сердце моё упало. Я вышел, как и вошёл, через кружной вход, и в спину мне ударил крик Фили: «Предатель!».
Мы встали с Келебримбором рядом, глядя на Врата, где еле заметно проступали вырезанные мной знаки, и я чуть было не заплакал от обиды и позора, который мне пришлось пережить только что.
- Знаешь, Нарви, - отозвался Келебримбор, вторя моим мыслям, - если твой узбад так относится к делу наших рук, я не хочу навязывать ему своё искусство. Пойдём с нами!
И я пошёл, хотя душа моя разрывалась на части. На одной чаше весов лежала любовь к родному государству под горой, к залам, вытесанным моими руками, к мастерской, где я когда-то работал молодым, долг по отношению к узбаду и народу, к которому я принадлежу по крови, и презрение ко мне моих родичей. А на другой - моя дружба с гвайт-и-мирдайн, радость совместного творения и благородство эльфов, не отвергающих никого из-за глупых предрассудков. Я долго стоял, глядя то в сторону Эрегиона, то на Врата, а после, решившись и взяв волю в кулак, развернулся спиной к Кхазад-Думу и устремился вниз по тропе. Войско я догнал быстро, и после всю дорогу не проронил ни слова, а в Эрегионе заперся в мастерской и долго смотрел там на разожжённый горн, ни о чём не думая.
Я мог бы просидеть так несколько лет, если бы не Линайрэ и Ильвэ. Это они растормошили меня, вложили в руки человеческую диадему и сказали: «Вот тебе дело!». Я разбираюсь в работе с металлом весьма умеренно, предпочитая камень, поэтому работал как мог, на ходу вспоминая приёмы, подсмотренные у Эдегиля. Получилось неплохо, старый бугристый припой скрыла аккуратная проволочная сетка, и диадема заиграла по-новому. Я уже заканчивал этот труд, когда Руниэль, заглянув в мастерскую, обронила, что нет уж в живых заказчицы этой вещи. Время и война начали пожирать людей Средиземья всё быстрее…
Одно грызло меня. Я чувствовал жгучий стыд за действия моих сородичей и их речи перед Келебримбором, и потому собрался с духом и пошёл извиняться. Друг мой ответил на мои сбивчивые речи так:
- Знаешь, Нарви, мои родичи тоже творили много странных вещей, поэтому я прекрасно понимаю, что у тебя сейчас на душе. Ты друг мне, как и другие гномы Кхазад-Дума, и мы с тобой ещё не раз покуём вместе!
Тем временем, военный союз эльфов и людей решил, что воинам нужны новое оружие и доспехи. Работа в кузницах гвайт-и-мирдайн закипела. Я вспомнил всё, что знал о литье стали и ковке доспеха, и ковал, как одержимый. Эта трудная и требующая изящества работа поглотила меня без остатка. Келебримбор, Эдегиль, Руниэль и Линайрэ казались мне расплывчатыми тенями, мелькавшими мимо в сумерках около горна и в проёме двери, и лишь Ильвэ заразился моей страстью, не поняв при этом душевной боли. Мы поставили наковальни рядом, и я направлял его руку во время полировки металла. Он завороженно смотрел, как я работаю надфилем, и то и дело проси проверить его собственную работу. Мы потрудились на славу. Я, названный Келебримбором и Галадриэль Другом эльфов, причислял себя отныне к кузнецам Эрегиона, и из-под наших рук вышли семь мечей тонкой работы и бессчётное число доспехов. Я один сковал больше десятка, напевая в кузнице старую “Радуйся, мой родич гном!”, чем совершенно очаровал Линайрэ. Работа в кругу друзей и их забота обо мне постепенно вернули мои мысли в прежнее русло, и мы с гвайт-и-мирдайн болтали о чудесах мира, бывших в прошлом и сущих в настоящем.
А как-то раз, когда я заканчивал уже ковал последний доспех из тех, что попросил для своих друзей Келеборн, в мастерскую вошёл Келебримбор с мрачным лицом и заявил:
- У меня для тебя плохие новости, Нарви.
Как оказалось, государь Зеленолесья Орофер всё же решил ещё раз попытать счастья в переговорах с Кхазад-Думом, и Дурин просил его передать Келебримбору следующую весть: гномы присоединятся к союзу людей и эльфов, если те пришлют ему… мою бороду.
За бороду Нарви, предательски проведшего эльфов через “тайную калитку» и тем раскрывшего военную тайну, Дурин объявил награду. Этот вызов приняли Мордор (“Нет гнома - нет проблем!”), Харад и Торговая гильдия (“Мы будем первыми, кто это сделает!”). Однако всё равно не смогли выполнить обещанное Кхазад-Думу.
Я почувствовал, что меня ударили в спину, но душевная боль от этого была какой-то приглушённой. Видимо, я уже вычерпал до дна чашу горечи, отмеренную на мою долю Махалом, и теперь мог лишь отстранённо наблюдать за своей судьбой.
- Я был дружен с гномами тысячу лет, но после такого я не хочу больше иметь с ними дела, - тем временем отметил Келебримбор.
- Я тоже, - заметил я. - После всего, что я от сородичей и о сородичах узнал, я готов сам обриться от пережитого позора.
- И что, отправишь гномам свою бороду?
- Много чести!
- Ну… ты мог бы сначала её обгадить, а потом отправить…
- Келебримбор!!! Только не про бороду!
Назавтра было назначено выступление к полю большой битвы с орками. Я взял свой шестопёр, подпоясался как следует и был готов выступать хоть сейчас же, однако, мы отложили выход на несколько дней, чтобы как следует подготовились воины из числа феанорингов. Эта война в основном состояла из переходов по Рованиону, и мне нечего о ней рассказать. А вот о последнем своём бое я должен обмолвиться обязательно.
Мы приняли его под стенами Эрегиона, в наше отсутствие захваченного орками, осквернённого и сожжённого дотла. Я пал, насаженный на орочье копьё, и последним, что видел, было лицо молодого Славина, деловито срезавшего бороду вместе с кожей с моего лица. Так пал Нарви, сын Нали, опозоренный гном, и бороду его как султан носил на своём шлеме его племянник, пока война не закончилась.
Теперь настало время прояснить странную историю с затемнением Кхазад-Дума. Дело было так. Наша локация по канону не играла, поскольку из всех игроков только я знаю канон на Вторую эпоху и союзы Долгобородов. Кое-что я успела донести до Лоила (и.р. Дурина Третьего), но гномы были вольны в своём выборе и ещё до игры главмастер был в курсе, что гномы и канон на этой игре не совмещаются.
Кхазад-Дум принимал решения, исходя из событий игры. А события были явно не в пользу эльфов. Кхазад-Дум - локация торговая, и гномы несли убытки от того, что к ним не приходили торговцы эльфов и людей. Приходили только орки, с ними заключались сделки, и гномы видели, что Мордор - страна достаточно адекватная, ведут себя вежливо, товар приносят годный, цен не задирают. Тем временем среди эльфов было много игроков сомнительных игровых достоинств и просто не умеющих играть. Например, представители Нуменора прямо под Вратами Кхазад-Дума обсуждали стратегию с «Ведьмака» и вслух произносили «Присоединяйтесь к нам, или мы вас вынесем» (через три минуты штурм и прочее такое же). Гномы решили расценить эти слова, высказанные громко и в их сторону, как игровую речь, и немало обиделись. Масла в огонь подливали и другие эпизоды: одна из эльфиек пыталась силой пройти в Кхазад-Дум и заблокировать ворота вслед за гномом, эльфийские послы до Кхазад-Дума не доходили, хотя эльфов гномы несколько раз приглашали совместно ударить по Мордору в пятницу, да ещё и эта армия в эпизоде со строительством Врат. Эльфы в игре вообще вели себя странно: приходили под стены, скандировали «Мэллон», требовали открыть им ворота, при этом не называя ни своего имени, ни цели визита. Гномы, естественно, не открывали.
В пятницу гномы решили самостоятельно атаковать Мордор, встали под их воротами и тем вызвали панику в рядах орков, пугавшихся гномьих бронедверей и сработанности гномов в бою. Сам Саурон предложил гномам пойти на мировую, организовать торговлю и при этом гарантировал Кхазад-Думу свободу воли. Гномы согласились. Так в войсках орков появились гномы. При этом Кхазад-Дум никогда не добивал в бою раненых, с некоторыми игроками, которые не хотели драться, не сражались вовсе (и.р. Орофера тому пример), и в бою отпускали тех, кто об этом просил. Армия Кхазад-Дума сражалась за Кхазад-Дум, и только, обеспечивая его независимость. Союза-то с гномами никто так и не заключил, кроме Мордора. :)
Игра была странной, но мне поигралось и пафоса на долю Нарви хватило. Так что теперь - спасибы:
Спасибо, Кхазад-Дум!
Лоил, ты был спокойным и полным достоинства государем, искусным стратегом и хорошим воином. Для меня удовольствие и честь играть с тобой, и я рада нашему знакомству. Благодарю особо за сюжет с охотой на бороду Нарви, это был один из самых ярких игровых моментов.
Дядя Саша, из тебя вышел замечательный старший брат, ехидный, ворчливый и очень живой. Я рада, что мы сделали эту завязку на полигоне, и вообще, ты сделал мне игру в Кхазад-Думе. Это было очень здорово, Фили! Особенно «эльфолюб» и «сладостные песни эльфийских дев».
Ромусь, твой Придурин отжигал. Я давно так не ржала, выезжая за гномов, и спасибо тебе, что ты решил вернуться в РИ. :) За неигровые разговоры и моё просвещение на самые разные темы тебе большой респект, это было очень интересно. Ну и машину ты классно подталкиваешь.
Слава, у тебя был классный молодой персонаж, и я довольна, что именно он закончил охоту на бороду Нарви. Он эту честь заслужил, а тебе моё спасибо за «Клуб аутистов».
Толя, ты был классным кузнецом, собравшим мастерскую буквально на коленке. Это было очень круто.
Настя, жаль, что мы поиграли так мало! Из тебя отличная соседка по палатке, и я надеюсь, что мы продолжим наше общение на почве литься и другого прикладного искусства. Нади тоже был хорош, и отлично, что он всё-таки дошёл до Эрегиона, а то Нарви правда начал чувствовать себя одиноким извращенцем. :)
Света, было круто. Без тебя команда потеряла бы оживляж. И, кстати, борода тебе очень идёт, так держать!
Оля, Рада и Агата, спасибо за интереснейший пожизняк, всегда готовую еду и тёплую атмосферу. У вас вышла классная гномья семья.
Спасибо, Эрегион!
Крэйл, твой Келебримбор греет мне сердце. Это было очень круто, и ты был искусным мастером и настоящим другом Нарви. Все эти вечерние диалоги в кузне многое дали мне на игре. В трудную минуту ты предлагал свою поддержку, что не так уж часто встречается, и я рада-радёшенька, что мы познакомились и поиграли вместе. Эльфы-гномы - пхай-пхай!
Альквэнаро, спасибо тебе за доигровой гон насчёт завязок, он сильно мне помог во время вролинга. Ты был очарователен, друг Келеборн, и жаль, что поиграли мы очень кусочно. Но это поправимо. :)
Дирфион, я по жизни многому научилась у тебя в плане работы с металлом, и благодарна тебе за это. Как и за твой отыгрыш Эдегиля. «Научи меня есть дым» было очень убедительно и мило, как и многое другое, чего я уже не упомню, а в сердце отложилось.
Галенель, спасибо за мудрую и добрую Руниэль. Нарви это расслабляло, как и уроки по отжигу проволоки, наши разговоры в кузне и твоя искренняя дружба. Ох как жаль, что не сложилось нам о Махале поговорить! Ну ничего, ещё наверстаем.
Алия, рассказ о гондолинских светящихся камнях был прекрасен, как и твоя компания в кузне. Было приятно и интересно работать с тобой бок о бок, и я думаю, ты тоже приобрела кое-что от того, что Нарви работал вместе с гвайт-и-мирдайн.
Эйнар, ты настоящий друг и верный товарищ. Твоя готовность слушать и слышать поражает меня, как и твоя готовность учиться. Ты был бесценным другом для Нарви, и я жажду ещё не раз поиграть с тобой. Ну и за пожизнёвую помощь тоже спасибо огромное.
Спасибо, Андунария!
Ника, ты классная, и не зря мне с тобой советовали обязательно познакомиться. Ты сделала отличную локацию с самобытным концептом, и твои пожизнёвые ролевые байки было слушать очень, очень, очень интересно. Так держать!
Крюк, твои висы и дар импровизации - это чудо! Я надеюсь ещё не раз поиграть с тобой, и для разнообразия в одной локации, чтобы по достоинству оценить твой юмор и доброту. И чтобы без доигрышей. :) Спасибо!
Тигра, посиделки менестрелей-склеротиков - это было бесценно. Я очень рада знакомству, с тобой интересно и играть, и просто общаться.
Спасибо, Эридэль! Если бы ты не рассказала мне об этом проекте, не было бы у меня отыгрыша Нарви, острых ощущений, классных новых знакомств и удовольствия от крафта. Ты - замечательнейший мастер и друг, и я горжусь нашим знакомством, начавшимся в Яппиля в 2006. Приезжай ко мне на игры, и я буду ездить на твои. Моё почтение!