Рассказ «Квиддич»
Скоро в Москве состоится вот уже IX чемпионат по квиддичу. Страсти в сообществе quidditchrus накаляются.
Тем временем, в редакцию нашей газеты попал рассказ "Квиддич" малоизвестного питерского писателя. Публикуем.
Квиддич
Рассказ
Вечер без любви, утро без обиды,
Люди-инвалиды, люди-инвалиды.
Тату
I
- Вот ты всё пишешь, пишешь... А хуле ты пишешь?
Мой друг Семен - очень хороший человек, который зарабатывает много-много денюжков на производстве компьютерных шутеров. Вегетарианской стороне моей личности нравится фантазировать на тему «В 2050 году продажа подобных игрушек будет приравнена к продаже настоящего оружия, и Семена посадят в таиландскую тюрьму».
Семен поражает меня своим искренним антипатриотизмом, превратившимся в его понимании во что-то вроде религии. Всякий частный разговор он начинает и заканчивает с мантры, в которой упоминаются слова «Медведепут», «сраное Сколково» и «Валить из ёбаной Рашки!» Я очень хорошо его понимаю. На фига пахать в этом сумрачном северном городе, если в солнечной Корее ему заплатят в десять раз больше только за то, что он будет пинать ногами трудолюбивых аборигенов.
Еднственное, что удерживает Семена в Питере - патологически не складывающаяся личная жизнь. Его отношения с женщинами достойны увековечения в бронзе. Каждую пятницу Семен заводит роман, к вечеру воскресенья трагически обрывающийся. Причем находит своих женщин он в самых непредсказуемых местах - в КПЗ, на заводе имени Ленина или в Молодежном театре на Фонтанке.
Вот и на этот раз Семен открыл для себя новые горизонты.
- А не хочешь ли ты, Ваничка, - сказал он, - познакомиться с дивным миром поттертолчков?
- Кого-кого? - переспросил я.
- Поттертолчков. Ну, знаешь, есть просто толчки, толкинисты. А есть поттертолчки, фанаты Гарри Поттера то есть. Говорят, по пятницам они собираются там-то и там-то и играют в квиддич.
- В смысле? Летают на метлах и швыряются заклинаниями?
- Нет, конечно. Просто играют. Типа гандбола.
- Ну тогда мне это не интересно, - констатировал я. - Вот если бы были метлы и заклинания, я бы пошел.
- Ты дурак, - безапелляционно заявил Семен. - Кого ебет чужое горе. Люди ходят на стадион не для того, чтобы футбол посмотреть, а для того, чтобы потусоваться, покричать «Раз, два, три, Зенитушка, дави!» и подцепить пьяную фанатку. А ты дурак. Ты сидишь в своей долбаной коммуналке и ноешь: «Как мне плохо! Какой я одинокий и несчастный! Почему меня никто не любит?» А с хуя ли тебя любить, Трофимов? Что ты умеешь? Чего ты в жизни достиг? Нихуя не достиг. А потому поднимай свою толстую жопу и - гоу, гоу, гоу! Вечером в шесть. Давай, давай. Я же знаю, что ты фанат всей этой херни. У тебя на рабочем столе фотка Эммы Уотсон, я видел.
II
В назначенное время мы встретились на назначенной станции метро.
- Щас еще люди подойдут, - сказал Семен, закуривая «четверку». - Надо дождаться.
Через пять минут появилась длинноногая девица с сумкой через плечо, с волосами, выкрашенными в малиновый цвет, и немедленно вцепилась губами в губы Семена.
- Вот, знакомься, - сказал он. - Это Люсинда Брейнлесс, лучшая охотница Петербурга. А это, Люся, мой друг Иван, лауреат Нобелевской премии в номинации «лучший ненаписанный рассказ про мастурбацию».
Люсинда оценивающе посмотрела на мой живот, а потом неожиданно ткнула в него пальцем.
- Мы растрясем твои жиры, толстяк! - засмеялась она смехом, от которого у меня эстетически съежились яйца.
Воспользовавшись тем, что подошла очередная партия поттерастов, и Люсинда начала обсуждать с ними животрепещущую тему «какое же говно эти московские бладжеры», я осторожно взял Семена за рукав и отвел его в сторону.
- Семен, - сказал я, - ты что, совсем охерел?
- А чё? - невозмутимо сказал тот. - Не понравилась шутка про Нобелевскую премию?
- Нет. Похуй мне на премию. Ты что, ебешь её?
- Нет еще, - довольно ухмыльнулся Семен, - но планирую.
- У тебя совсем крыша съехала?
- Моя крыша на месте. Милая девочка, по-моему, ну, чудаковатая немного. В том-то и соль. И потом, я же не собираюсь на ней жениться. Ты пойми, Трофимов, квиддич - уникальная игра. В ней нет однополых команд. Во всякой команде непременно должна быть тетка. Это же Клондайк! Физический контакт во время игры обеспечивает взаимопонимание. Вот, например, Люся. На прошлой тренировке я нечаянно схватил её за грудь. Понимаешь? Хотел схватить квоффл, а схватил за грудь. Нечаянно. Если бы я схватил за грудь тебя, что бы ты сделал?
- В морду бы дал.
- Правильно. А она не дала. Мы посмеялись, пофлиртовали, слово за слово, шутка за шуткой...
- Знаешь, Семен, кого ты мне напоминаешь? Свидригайлова. Помнишь, был у Достоевского такой персонаж, сладострастненький, гаденький...
- Не помню.
III
Тренировка происходила в спортивном зале обыкновенной российской школы, наподобие той, что изображена в сериале Германики. Руководил ею маленький сухощавый юноша по имени Царь Леонид.
- Пять кругов, - фальцетом пискнул он. - Это для начала.
- А ты чего не разминаешься? - спросила меня какая-то девочка, сидевшая на лавке.
- Мне нельзя, - соврал я. - У меня болезнь Лайма. Если я буду тренироваться, я всех перезаражу.
Девочка засмеялась.
- Я тоже люблю «Доктора Хауса», - сказала она. - Я по жизни врач. На чемпионате должен быть врач. А ты, по-моему, просто любишь попиздеть. Болезнь Лайма передается через укус клеща. Если ты никого не будешь кусать, то никого и не заразишь.
- Спасибо, доктор, - отбрыкнулся я. - Вы узнали страшную тайну, и теперь я должен вас убить. Я вампир.
- А я Катя, - усмехнулась девочка.
Хорошее название для романа, подумал я, «Вампир и Катя». Всё лучше, чем долбаные «Сумерки».
- Я оператор снитча, вообще-то, еще, - тихо произнесла Катя. - Выбрасываю его в поле, когда нужно. Он же сам летать не может.
- Конечно, - резонно заметил я. - Он же не волшебный.
Катя встала с лавки, и я заметил, что она хромает.
IV
Началась игра. Всё мое внимание было приковано, конечно же, к разворачивающемуся прямо на площадке половому акту между Семеном и Люсиндой Брейнлесс. В этом было что-то очень животное и очень романтичное. Подобного рода сцены любят показывать в костюмированных исторических фильмах, когда юноша и девушка бегают по зеленому лугу, цепляют друг друга руками, а потом падают в траву и, смеясь, катятся вниз по пологому холму. Остальные участники соревнования, также бегающие, прыгающие, широкоротые, взерошенные, цепляющие друг друга за всевозможные части тела, представлялись мне необходимыми скульптурными компонентами Пергамского Алтаря. «Спарта! - подумал я. - Царь Леонид! Мэднесс! О спорт! Ты - мир!»
Так я влюбился в квиддич. Но, как правильно замечают древние поэты, не бывает любви без боли. В ту же минуту, когда я ощутил в своем сердце сладкое, трепещущее чувство счастья, в голове моей что-то помутилось, и я без сознания рухнул на пол.
V
Очнулся я оттого, что Катя совала мне под нос нашатырь.
- Я же говорила, что московские бладжеры - говно! - раздался откуда-то сверху голос Люсинды Брейнлесс. - Их надо запретить. Вы только посмотрите, что приключилось с бедным Ваничкой.
Поттертолчки опять начали спорить, приводя пункты мифических правил и ссылаясь на истории, якобы произошедшие на Урале или в Нижнем Новгороде (оказывается, квиддич добрался уже и туда).
- Да всё нормально, - сказал я. - Подумаешь, сотряс.
- Это резиновым мячиком-то? - пропищал Царь Леонид. - Ну-ка, закрой глаза и ткни пальцем в кончик носа. Нет у него никакого сотрясения. Кто, вообще, привел сюда этого мудака?
- Я привела, - неожиданно сказала Катя. - Это мой молодой человек.
- Понятно, - произнес Царь Леонид. - Дебил и дебилка.
VI
После тренировки я пошел провожать Катю домой. Выяснилось, что мы живем в нескольких кварталах друг от друга.
- Что тебе больше всего нравится в «Поттере»? - спросила она.
- Поттер, - ответил я, не задумываясь ни на минуту.
- Понятно, - печально вздохнула она. - А мне Поттер не нравится. Он же ничего не делает. Он только бегает, истерикует - и всё. И получается у него всё само собой, по волшебству. Потому что так решила Джоанна Роулинг. Это глупо, по-моему.
- А по-моему, это гениально, - сказал я. - Если присмотреться, Поттер - единственный настоящий волшебник в этом мире, а все остальные - так, мелкие шарлатаны и шарлатанки. Ну, Волдеморт еще, конечно. И Гермиона.
- А мне нравится мир, - произнесла Катя. - Поттер не нравится, а мир нравится. Я сразу придумала себе персонаж - Кджеллфрид Ганнвор, норвежка, которая преподает в Дурмстранге зельеварение и тайно влюблена в Снейпа.
- Какая разница, - ляпнул я. - Магии нет. Снитч не летает. Мы играем в игры только потому что боимся стать собой. Мы напяливаем на себя чужие маски, потому что не имеем собственного «я». Мы боимся заглянуть внутрь себя и увидеть, что там ничего нет.
- Сука ты, - обидно проговорила Катя. - Всё, дальше я сама. Вот мой подъезд.
Она пикнула «таблеткой».
- Магия есть, - почти прошептала она, остановившись и обернувшись на минуту. - Только люди её не видят. Магия - это самые обыкновенные вещи. Восход и заход солнца, смена времен года, любовь между мужчиной и женщиной... А ты Трофимов, тупой магл. Давай, иди.
VII
Эмма была уже дома.
- Как съемки? - спросил я, целуя ее в щечку.
- Какие съемки, Трофимов? Мы всё отсняли уже давно. Я, кстати, не понимаю, фига ли ты еще не сходил на первую часть «Даров Смерти»? Твоя девушка принесла только за эти выходные компании «Уорнер Бразерс» двести миллионов долларов, а ты шляешься непонятно где и даже не удосужился посмотреть фильм с моим участием. Не понимаю, Трофимов, что я в тебе нашла? У меня же все так отлично складывается. Кино, модельный бизнес. Я учусь в престижном американском университете. Вот ответь мне, ответь мне, как на духу: какого хрена я с тобой связалась? Ты ж лузер. А я летаю к тебе каждую неделю чартерным рейсом, напяливая черные очки, чтобы папарацци не догадались, с кем же это Эмма Уотсон проводит выходные. Я прилетаю, открываю дверь, а тебя дома нет. Где ты был?
- Эмма, ты не поверишь. Ходил на квиддич. Ну, такой, знаешь, магловский. Типа гандбола.
- А, я знаю. Я была недавно на чемпионате мира в Нью-Йорке. Смешно, чё. Слушай, Трофимов, хватит выебываться уже. Давай поженимся.
Тем временем, в редакцию нашей газеты попал рассказ "Квиддич" малоизвестного питерского писателя. Публикуем.
Квиддич
Рассказ
Вечер без любви, утро без обиды,
Люди-инвалиды, люди-инвалиды.
Тату
I
- Вот ты всё пишешь, пишешь... А хуле ты пишешь?
Мой друг Семен - очень хороший человек, который зарабатывает много-много денюжков на производстве компьютерных шутеров. Вегетарианской стороне моей личности нравится фантазировать на тему «В 2050 году продажа подобных игрушек будет приравнена к продаже настоящего оружия, и Семена посадят в таиландскую тюрьму».
Семен поражает меня своим искренним антипатриотизмом, превратившимся в его понимании во что-то вроде религии. Всякий частный разговор он начинает и заканчивает с мантры, в которой упоминаются слова «Медведепут», «сраное Сколково» и «Валить из ёбаной Рашки!» Я очень хорошо его понимаю. На фига пахать в этом сумрачном северном городе, если в солнечной Корее ему заплатят в десять раз больше только за то, что он будет пинать ногами трудолюбивых аборигенов.
Еднственное, что удерживает Семена в Питере - патологически не складывающаяся личная жизнь. Его отношения с женщинами достойны увековечения в бронзе. Каждую пятницу Семен заводит роман, к вечеру воскресенья трагически обрывающийся. Причем находит своих женщин он в самых непредсказуемых местах - в КПЗ, на заводе имени Ленина или в Молодежном театре на Фонтанке.
Вот и на этот раз Семен открыл для себя новые горизонты.
- А не хочешь ли ты, Ваничка, - сказал он, - познакомиться с дивным миром поттертолчков?
- Кого-кого? - переспросил я.
- Поттертолчков. Ну, знаешь, есть просто толчки, толкинисты. А есть поттертолчки, фанаты Гарри Поттера то есть. Говорят, по пятницам они собираются там-то и там-то и играют в квиддич.
- В смысле? Летают на метлах и швыряются заклинаниями?
- Нет, конечно. Просто играют. Типа гандбола.
- Ну тогда мне это не интересно, - констатировал я. - Вот если бы были метлы и заклинания, я бы пошел.
- Ты дурак, - безапелляционно заявил Семен. - Кого ебет чужое горе. Люди ходят на стадион не для того, чтобы футбол посмотреть, а для того, чтобы потусоваться, покричать «Раз, два, три, Зенитушка, дави!» и подцепить пьяную фанатку. А ты дурак. Ты сидишь в своей долбаной коммуналке и ноешь: «Как мне плохо! Какой я одинокий и несчастный! Почему меня никто не любит?» А с хуя ли тебя любить, Трофимов? Что ты умеешь? Чего ты в жизни достиг? Нихуя не достиг. А потому поднимай свою толстую жопу и - гоу, гоу, гоу! Вечером в шесть. Давай, давай. Я же знаю, что ты фанат всей этой херни. У тебя на рабочем столе фотка Эммы Уотсон, я видел.
II
В назначенное время мы встретились на назначенной станции метро.
- Щас еще люди подойдут, - сказал Семен, закуривая «четверку». - Надо дождаться.
Через пять минут появилась длинноногая девица с сумкой через плечо, с волосами, выкрашенными в малиновый цвет, и немедленно вцепилась губами в губы Семена.
- Вот, знакомься, - сказал он. - Это Люсинда Брейнлесс, лучшая охотница Петербурга. А это, Люся, мой друг Иван, лауреат Нобелевской премии в номинации «лучший ненаписанный рассказ про мастурбацию».
Люсинда оценивающе посмотрела на мой живот, а потом неожиданно ткнула в него пальцем.
- Мы растрясем твои жиры, толстяк! - засмеялась она смехом, от которого у меня эстетически съежились яйца.
Воспользовавшись тем, что подошла очередная партия поттерастов, и Люсинда начала обсуждать с ними животрепещущую тему «какое же говно эти московские бладжеры», я осторожно взял Семена за рукав и отвел его в сторону.
- Семен, - сказал я, - ты что, совсем охерел?
- А чё? - невозмутимо сказал тот. - Не понравилась шутка про Нобелевскую премию?
- Нет. Похуй мне на премию. Ты что, ебешь её?
- Нет еще, - довольно ухмыльнулся Семен, - но планирую.
- У тебя совсем крыша съехала?
- Моя крыша на месте. Милая девочка, по-моему, ну, чудаковатая немного. В том-то и соль. И потом, я же не собираюсь на ней жениться. Ты пойми, Трофимов, квиддич - уникальная игра. В ней нет однополых команд. Во всякой команде непременно должна быть тетка. Это же Клондайк! Физический контакт во время игры обеспечивает взаимопонимание. Вот, например, Люся. На прошлой тренировке я нечаянно схватил её за грудь. Понимаешь? Хотел схватить квоффл, а схватил за грудь. Нечаянно. Если бы я схватил за грудь тебя, что бы ты сделал?
- В морду бы дал.
- Правильно. А она не дала. Мы посмеялись, пофлиртовали, слово за слово, шутка за шуткой...
- Знаешь, Семен, кого ты мне напоминаешь? Свидригайлова. Помнишь, был у Достоевского такой персонаж, сладострастненький, гаденький...
- Не помню.
III
Тренировка происходила в спортивном зале обыкновенной российской школы, наподобие той, что изображена в сериале Германики. Руководил ею маленький сухощавый юноша по имени Царь Леонид.
- Пять кругов, - фальцетом пискнул он. - Это для начала.
- А ты чего не разминаешься? - спросила меня какая-то девочка, сидевшая на лавке.
- Мне нельзя, - соврал я. - У меня болезнь Лайма. Если я буду тренироваться, я всех перезаражу.
Девочка засмеялась.
- Я тоже люблю «Доктора Хауса», - сказала она. - Я по жизни врач. На чемпионате должен быть врач. А ты, по-моему, просто любишь попиздеть. Болезнь Лайма передается через укус клеща. Если ты никого не будешь кусать, то никого и не заразишь.
- Спасибо, доктор, - отбрыкнулся я. - Вы узнали страшную тайну, и теперь я должен вас убить. Я вампир.
- А я Катя, - усмехнулась девочка.
Хорошее название для романа, подумал я, «Вампир и Катя». Всё лучше, чем долбаные «Сумерки».
- Я оператор снитча, вообще-то, еще, - тихо произнесла Катя. - Выбрасываю его в поле, когда нужно. Он же сам летать не может.
- Конечно, - резонно заметил я. - Он же не волшебный.
Катя встала с лавки, и я заметил, что она хромает.
IV
Началась игра. Всё мое внимание было приковано, конечно же, к разворачивающемуся прямо на площадке половому акту между Семеном и Люсиндой Брейнлесс. В этом было что-то очень животное и очень романтичное. Подобного рода сцены любят показывать в костюмированных исторических фильмах, когда юноша и девушка бегают по зеленому лугу, цепляют друг друга руками, а потом падают в траву и, смеясь, катятся вниз по пологому холму. Остальные участники соревнования, также бегающие, прыгающие, широкоротые, взерошенные, цепляющие друг друга за всевозможные части тела, представлялись мне необходимыми скульптурными компонентами Пергамского Алтаря. «Спарта! - подумал я. - Царь Леонид! Мэднесс! О спорт! Ты - мир!»
Так я влюбился в квиддич. Но, как правильно замечают древние поэты, не бывает любви без боли. В ту же минуту, когда я ощутил в своем сердце сладкое, трепещущее чувство счастья, в голове моей что-то помутилось, и я без сознания рухнул на пол.
V
Очнулся я оттого, что Катя совала мне под нос нашатырь.
- Я же говорила, что московские бладжеры - говно! - раздался откуда-то сверху голос Люсинды Брейнлесс. - Их надо запретить. Вы только посмотрите, что приключилось с бедным Ваничкой.
Поттертолчки опять начали спорить, приводя пункты мифических правил и ссылаясь на истории, якобы произошедшие на Урале или в Нижнем Новгороде (оказывается, квиддич добрался уже и туда).
- Да всё нормально, - сказал я. - Подумаешь, сотряс.
- Это резиновым мячиком-то? - пропищал Царь Леонид. - Ну-ка, закрой глаза и ткни пальцем в кончик носа. Нет у него никакого сотрясения. Кто, вообще, привел сюда этого мудака?
- Я привела, - неожиданно сказала Катя. - Это мой молодой человек.
- Понятно, - произнес Царь Леонид. - Дебил и дебилка.
VI
После тренировки я пошел провожать Катю домой. Выяснилось, что мы живем в нескольких кварталах друг от друга.
- Что тебе больше всего нравится в «Поттере»? - спросила она.
- Поттер, - ответил я, не задумываясь ни на минуту.
- Понятно, - печально вздохнула она. - А мне Поттер не нравится. Он же ничего не делает. Он только бегает, истерикует - и всё. И получается у него всё само собой, по волшебству. Потому что так решила Джоанна Роулинг. Это глупо, по-моему.
- А по-моему, это гениально, - сказал я. - Если присмотреться, Поттер - единственный настоящий волшебник в этом мире, а все остальные - так, мелкие шарлатаны и шарлатанки. Ну, Волдеморт еще, конечно. И Гермиона.
- А мне нравится мир, - произнесла Катя. - Поттер не нравится, а мир нравится. Я сразу придумала себе персонаж - Кджеллфрид Ганнвор, норвежка, которая преподает в Дурмстранге зельеварение и тайно влюблена в Снейпа.
- Какая разница, - ляпнул я. - Магии нет. Снитч не летает. Мы играем в игры только потому что боимся стать собой. Мы напяливаем на себя чужие маски, потому что не имеем собственного «я». Мы боимся заглянуть внутрь себя и увидеть, что там ничего нет.
- Сука ты, - обидно проговорила Катя. - Всё, дальше я сама. Вот мой подъезд.
Она пикнула «таблеткой».
- Магия есть, - почти прошептала она, остановившись и обернувшись на минуту. - Только люди её не видят. Магия - это самые обыкновенные вещи. Восход и заход солнца, смена времен года, любовь между мужчиной и женщиной... А ты Трофимов, тупой магл. Давай, иди.
VII
Эмма была уже дома.
- Как съемки? - спросил я, целуя ее в щечку.
- Какие съемки, Трофимов? Мы всё отсняли уже давно. Я, кстати, не понимаю, фига ли ты еще не сходил на первую часть «Даров Смерти»? Твоя девушка принесла только за эти выходные компании «Уорнер Бразерс» двести миллионов долларов, а ты шляешься непонятно где и даже не удосужился посмотреть фильм с моим участием. Не понимаю, Трофимов, что я в тебе нашла? У меня же все так отлично складывается. Кино, модельный бизнес. Я учусь в престижном американском университете. Вот ответь мне, ответь мне, как на духу: какого хрена я с тобой связалась? Ты ж лузер. А я летаю к тебе каждую неделю чартерным рейсом, напяливая черные очки, чтобы папарацци не догадались, с кем же это Эмма Уотсон проводит выходные. Я прилетаю, открываю дверь, а тебя дома нет. Где ты был?
- Эмма, ты не поверишь. Ходил на квиддич. Ну, такой, знаешь, магловский. Типа гандбола.
- А, я знаю. Я была недавно на чемпионате мира в Нью-Йорке. Смешно, чё. Слушай, Трофимов, хватит выебываться уже. Давай поженимся.