Михаил наш Евграфович Салтыков🐷Щедрин.

Mar 29, 2022 18:25




Иллюстрация Сергея Ивановича Лемехова
Сварила кухарка кисель и на стол поставила. Скушали кисель господа, сказали спасибо, а детушки пальчики облизали. На славу вышел кисель; всем по нраву пришелся, всем угодил. "Ах, какой сладкой кисель!", "ах какой мягкой кисель!", "вот так кисель!" -- только и слов про него. -- "Смотри, кухарка, чтобы каждый день на столе кисель был!" И сами наелись, и гостей употчевали, а под конец и прохожим на улицу чашку выставили. "Поешьте, честные господа, киселя! вон он у нас какой: сам в рот лезет! Ешьте больше, он это любит!" И всякий подходил, совал в кисель ложкой, ел и утирался.
Кисель был до того разымчив и мягок, что никакого неудобства не чувствовал оттого, что его ели. Напротив того, слыша общие похвалы, он даже возмечтал. Стоит на столе да знай себе пузырится. "Стало быть, я хорош, коли господа меня любят! Не зевай, кухарка! подливай!"
Долго ли, коротко ли так шло, только стал постепенно кисель господам прискучивать. Господа против прежнего сделались образованнее; даже из подлого звания которые мало-мальски в чины произошли -- и те начали желеи да бламанжеи предпочитать.
-- Помилуйте! -- говорит один, -- что хорошего в этом киселе? разве это еда? попробуйте, какой он мягкой, да слизкой, да сладкой!
-- Отдадимте, господа, кисель свиньям! -- подхватил другой, -- а сами уедем на теплые воды гулять! Нагуляемся вдосталь, а там, если уж это непременно нужно, и опять домой воротимся кисель есть.
Что же! свиньи так свиньи -- право, киселю все равно, в каком ранге особа его ест. Лишь бы ели. Засунула свинья рыло в кисель по самые уши и на весь скотный двор чавкотню подняла. Чавкает да похрюкивает: "Покатаюся, поваляюся, господского киселя наевшись!" Сытости, подлая, не знает: чуть замешкается кухарка, она уж хрюкает: "Подливай!" А ежели скажут: "Был кисель, да весь вышел", -- она и по углам, и по закоулкам, и под навозом мордой вышарит и уж где-нибудь да отыщет.


Иллюстрация Бориса Покровского.
Ела да ела свинья и наконец все до капли съела. А господа между тем гуляли-гуляли, да и догулялись. Догулялись и говорят друг другу: "Теперь нам гулять больше не на что; айда домой кисель есть!"
Приехали домой, взялись за ложки -- смотрят, ан от киселя остались только засохшие поскребушки.


Иллюстрация Бориса Покровского.
И теперь все -- и господа, и свиньи -- все в один голос вопиют:
-- Ели мы кисель, а про запас не оставили! Чем-то на будущее время сыты будем! Где ты, кисель? ау!
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼

За рубежом.
I
МАЛЬЧИК В ШТАНАХ И МАЛЬЧИК БЕЗ ШТАНОВ
Разговор в одном явлении
(Эта пьеса рекомендуется для детских спектаклей)
М а л ь ч и к в ш т а н а х. Знаете ли, русский мальчик, что я думаю? Остались бы вы у нас совсем! Господин Гехт охотно бы вас в кнехты принял. Вы подумайте только: вы как у себя спите? что кушаете? А тут вам сейчас войлок хороший для спанья дадут, а пища -- даже в будни горох с свиным салом!
М а л ь ч и к б е з ш т а н о в. Пища хорошая... А правда ли, немец, что ты за грош черту душу продал?
М а л ь ч и к в ш т а н а х. Вы, вероятно, про господина Гехта говорите?.. Так ведь родители мои получают от него определенное жалованье...
М а л ь ч и к б е з ш т а н о в. Ну да, это самое я и говорю: за грош черту душу продал!
* * *
М а л ь ч и к в ш т а н а х. Никогда у вас ни улицы, ни праздника не будет. Убеждаю вас, останьтесь у нас! Право, через месяц вы сами будете удивляться, как вы могли так жить, как до сих пор жили!
М а л ь ч и к б е з ш т а н о в (с некоторым раздражением). Врешь ты! Ишь ведь с гороховицей на свином сале подъехал... диковинка! У нас, брат, шаром покати, да зато занятно... Верное слово тебе говорю!
М а л ь ч и к в ш т а н а х. Что же тут занятного... "шаром покати"!
М а л ь ч и к б е з ш т а н о в. Это-то и занятно. Ты ждешь, что хлеб будет -- ан вместо того лебеда. Сегодня лебеда, завтра лебеда, а послезавтра -- саранча, а потом -- выкупные подавай! 41 Сказывай, немец, как бы ты тут выпутался?
* * *
II
Сказать это тем более необходимо, что предмет предстоящих исследований вполне того заслуживает. Каким образом этот предмет мог сделаться интересным, -- вопрос довольно затруднительный для решения; но ведь и это уж само по себе очень интересно, что хоть и не можешь себе объяснить, почему предмет интересен, а все-таки интересуешься им. Тут можно сказать себе только одно: чем загадочнее жизнь, тем более она дает пищи для любознательности и тем больше подстрекает к раскрытию тайн этой загадочности. С этой точки зрения, я совершенно разделяю мнение "мальчика без штанов", который на все обольщения, представляемые гороховицей с свиным салом, отвечал: нет, у нас дома занятнее.
* * *
"Мальчик в штанах" во многом был прав. Гороховица с свиным салом воистину слаще, нежели мякинный хлеб, сдобренный одной водой; поля, приносящие постоянно сам-пятнадцать, воистину выгоднее, нежели поля, предоставляющие в перспективе награду на небесах; отсутствие митирогнозии лучше, нежели присутствие ее, а обычай не рвать яблоков с деревьев, растущих при дорого, похвальнее обычая опохмеляться чужим, плохо лежащим керосином. Но он был неправ, утверждая, что все эти блага цивилизации настолько ценны, чтоб за них можно было "по контракту" закрепить душу.

*
Вероятно, в этих видах начали ныне прибегать к комиссиям. Все, дескать, на народе постыднее будет. Но тут опять другая беда: с представлением о комиссии неизбежно сопрягается представление о пререканиях. Одному нравится арбуз, другому -- свиной хрящик. А так как в чиновничьем мире разногласий не полагается, то, дабы дать время арбузу войти в соглашение с свиным хрящиком, начинают отлынивать и предаваться боковым движениям. Собирают справки, раздают командировки, делаются извлечения из архивных дел, а "понеже" тем временам спит да спит непробудным сном. Да вряд ли когда-нибудь и проснется, потому что для того, чтоб осуществилось это пробуждение, необходимо, чтоб оно кого-нибудь интересовало. А кого же оно может интересовать? Те два члена, которые на первых порах погорячились и упорно остались один при арбузе, другой -- при свином хрящике, давно уж махнули на все рукой. "Нечего сказать, -- находка! -- рассудили они, -- собрали какую-то комиссию, нагнали со всех сторон народу, заставили о светопреставлении толковать, да еще и мнений не выражай: предосудительно, вишь!" И кончается обыкновенно затея тем, что "комиссия" глохнет да глохнет, пока не выищется делопроизводитель попредприимчивее, который на все "труды" и "мнения" наложит крест, а внизу напишет: "пошел!" И готово.

IV
Да и не в одной Москве, а и везде в России, везде, где жил человек, -- везде пахло. Потому что везде было изобилие, и всякий понимал, что изобилия стыдиться нечего. Еще очень недавно, в Пензе, хозяйственные купцы не очищали ретирад, а содержали для этой цели на дворах свиней. А в Петербурге этих свиней ели под рубрикой "хлебной тамбовской ветчины". И говорили: у нас в России трихин в ветчине не может быть, потому что наша свинья хлебная.
А нынче пройдитесь-ка по Тверской -- аромат! У Шевалдышева -- ватерклозеты, в "Париже" -- ватерклозеты... Да и те посещаются мало, потому что помещик ныне наезжает легкий, неблагополучный. Только в Охотном ряду (однако и там наполовину против прежнего) пахнет, да еще на Ильинке толстомясые купцы бьются-урчат животами... Гамбетты!
Да что тут! На днях получаю письмо из Пензы -- и тут разочарование! "Спешу поделиться с вами радостной весточкой, -- сообщает местный публицист, -- и мы, пензяки, начали очищать нечистоты не с помощью свиней, а на законном основании. Первый, как и следовало ожидать, подал пример наш уважаемый" и т. д. Ну, разумеется, порадоваться-то я порадовался, но потом сообразил: какое же, однако, будет распоряжение насчет "тамбовской хлебной ветчины"? Ведь этак, чего доброго, она с рынка совсем исчезнуть должна!

V
А Блохин между тем начал постепенно входить во вкус и подпускать так называемые обиняки. "Мы-ста да вы-ста", "сидим да шипим, шипим да посиживаем", "и куда мы только себя готовим!" и т. д. Выпустит обиняк и посмотрит на Федора Сергеича. А в заключение окончательно рассердился и закричал на весь Трианон:
-- Свиньи -- и те лучше, не-чем эти французы, живут! Ишь ведь! Королей не имеют, властей не признают, страху не знают... в бога-то веруют ли?
Насилу мы его увели.
* * *
И действительно, начал Блохин строго, а кончил еще того строже. Говорил-говорил, да вдруг обратился в упор к Старосмыслову и пророческим тоном присовокупил:
-- А ты, парень, все-таки на ус себе наматывай!
Чуть было я не сказал: ах, свинья! Но так как я только подумал это, а не сказал, то очень вероятно, что Захар Иваныч и сейчас не знает, что он свинья. И многие, по той же причине, не знают.

VI
Мой сон был тревожный, больной. Сначала мерещились какие-то лишенные связи обрывки, но мало-помалу образовалось нечто связное, целый colloquium [разговор], героиней которого была... свинья! Однако ж этот colloquium настолько любопытен, что я считаю нелишним поделиться им с читателем, в том виде, в каком сохранила моя память.
ТОРЖЕСТВУЮЩАЯ СВИНЬЯ,
ИЛИ
РАЗГОВОР СВИНЬИ С ПРАВДОЮ


Прерванная сцена

Действующие лица:

С в и н ь я, разъевшееся животное; щетина ощерилась и блестит вследствие беспрерывного обхождения с хлевной жидкостью.
П р а в д а, особа, которой, по штату, полагается быть вечно юною, но уже изрядно побитая. Прикрыта, по распоряжению начальства, лохмотьями, сквозь которые просвечивает классический полный мундир, то есть нагота.
Действие происходит в хлеву.

С в и н ь я (кобенится). Правда ли, сказывают, на небе-де солнышко светит?
П р а в д а. Правда, свинья.
С в и н ь я. Так ли, полно? Никаких я солнцев, живучи в хлеву, словно не видывала?
П р а в д а. Это оттого, свинья, что когда природа создавала тебя, то, создаваючи, приговаривала: не видать тебе, свинья, солнца красного!
С в и н ь я. Ой ли? (Авторитетно.) А по-моему, так все эти солнцы -- одно лжеучение... ась?
П р а в д а безмолвствует и сконфуженно поправляет лохмотья. В публике раздаются голоса: правда твоя, свинья! лжеучения! лжеучения!
С в и н ь я (продолжает кобениться). Правда ли, будто в газетах печатают: свобода-де есть драгоценнейшее достояние человеческих обществ?
П р а в д а. Правда, свинья.
С в и н ь я. А по-моему, так и без того у нас свободы по горло. Вот я безотлучно в хлеву живу -- и горюшка мало! Что мне! Хочу -- рылом в корыто уткнусь, хочу -- в навозе кувыркаюсь... какой еще свободы нужно! (Авторитетно.) Изменники вы, как я на вас погляжу... ась?
П р а в д а (вновь старается прикрыть наготу. Публика гогочет: правда твоя, свинья! Изменники! изменники! Некоторые из публики требуют, чтоб Правду отвели в участок. Свинья самодовольно хрюкает, сознавая себя на высоте положения.)
С в и н ь я. Зачем отводить в участок? Ведь там для проформы подержат, да и опять выпустят. (Ложится в навоз и впадает в сантиментальность.) Ах, нынче и участковые одним языком с фельетонистами говорят! Намеднись я в одной газете вычитала: оттого-де у нас слабо, что законы только для проформы пишутся...
П р а в д а. Так ты и читаешь, свинья?
С в и н ь я. Почитываю. Только понимаю не так, как написано... Как хочу, так и понимаю!.. (К публике.) Так вот что, други! в участок мы ее не отправим, а своими средствами... Сыскивать ее станем... сегодня вопросец зададим, а завтра -- два... (Задумывается.) Сразу не покончим, а постепенно чавкать будем... (Сопя, подходит к Правде, хватает ее за икру и начинает чавкать.) Вот так!
П р а в д а (пожимается от боли; публика грохочет. Раздаются возгласы: ай да свинья! вот так затейница!)
С в и н ь я. Что? сладко? Ну, будет с тебя! (Перестает чавкать.) Теперь сказывай: где корень зла?
П р а в д а (растерянно). Корень зла, свинья? корень зла... корень зла.., (Решительно и неожиданно для самой себя.) В тебе, свинья!
С в и н ь я (рассердилась). А! так ты вот как поговариваешь! Ну, теперь только держись! Правда ли, сказывала ты: общечеловеческая-де правда против околоточно-участковой не в пример превосходнее?
П р а в д а (стараясь изловчиться). Хотя при известных условиях жизни, невозможно отвергать...
С в и н ь я. Нет, ты хвостом-то не верти! Мы эти момото слыхивали! Сказывай прямо: точно ли, по мнению твоему, есть какая-то особенная правда, которая против околоточной превосходнее?
П р а в д а. Ах, свинья, как изменнически подло.
С в и н ь я. Ладно; об этом мы после поговорим. (Наступает плотнее и плотнее.) Сказывай дальше. Правда ли, что ты говорила: законы-де одинаково всех должны обеспечивать, потому-де что, в противном случае, человеческое общество превратится в хаотический сброд враждующих элементов... Об каких это законах ты говорила? По какому поводу и кому в поучение, сударыня, разглагольствовала? ась?
П р а в д а. Ах, свинья!


С в и н ь я. Нечего мне "свиньей"-то в рыло тыкать. Знаю я и сама, что свинья. Я -- Свинья, а ты -- Правда... (Хрюканье свиньи звучит иронией.) А ну-тко, свинья, погложи-ка правду! (Начинает чавкать. К публике.) Любо, что ли, молодцы?
П р а в д а корчится от боли. Публика приходит в неистовство. Слышится со всех сторон: Любо! Нажимай, свинья, нажимай! Гложи ее! чавкай! Ишь ведь, распостылая, еще разговаривать вздумала!

image Click to view


На этом colloquium был прерван. Далее я ничего не мог разобрать, потому что в хлеву поднялся такой гвалт, что до слуха моего лишь смутно долетало: "правда ли, что в университете...", "правда ли, что на женских курсах..." В одно мгновение ока Правда была опутана целой сетью дурацки предательских подвохов, причем всякая попытка распутать эту сеть встречалась чавканьем свиньи и грохотом толпы: давай, братцы, ее своим судом судить... народным!!
Я лежал как скованный, в ожидании, что вот-вот сейчас и меня начнут чавкать. Я, который всю жизнь в легкомысленной самоуверенности повторял: бог не попустит, свинья не съест! -- я вдруг во все горло заорал: съест свинья! съест!
В эту минуту сильный стук в дверь заставил меня проснуться.

*

Стучалась хозяйка. Кто-то добрый человек проходил по лестнице и слышал мои стоны. Хозяйка прибежала испуганная -- ей представилось, что от нечего делать я произвожу опыты самоубийства, -- и, разумеется, очень обрадовалась, как узнала, что весь переполох произошел оттого, что мне приснилась свинья.
-- Mais cela m'arrive tous les jours! [Но это со мной бывает каждый день!] -- воскликнула ока и сейчас же самым естественным образом объяснила это явление.
Дело в том, что меблированная квартира была как раз расположена над рынком Мадлены, и так как туда каждую ночь привозили транспорты свиней, то обстоятельство это не могло не действовать соответствующим образом на воображение квартирантов.
-- В первое время, когда мы сняли наше заведение, это было очень тяжело, -- добавила она, -- я, впрочем, довольно скоро привыкла, но мой бедный муж чуть с ума не сошел. Однако теперь все пришло в порядок. Всякий день мы видим во сне каждый свою свинью, и это уж не смущает нас.
Тем не менее она ужасно изумилась, когда я, в свою очередь, объяснил ей, что нам видятся во сне совершенно различные свиньи: ей -- такие, которых люди едят, а мне -- такие, которые сами людей едят.
* * *
Если, по обстоятельствам, вам придется где-нибудь остаться одному, то я буду ожидать вас в ближайшем кафе, и вы уплатите за мою консоммацию. Я же, с своей стороны, обязываюсь быть в вашем распоряжении от одиннадцати часов утра вплоть до закрытия театров. Но в крайнем случае вы можете задержать меня и дольше.
Эти условия были положительно тяжелы для моего бюджета, но страх вновь увидеть во сне свинью был так велик, что я, не долго думая, согласился.
* * *
Целых четыре дня я кружился по Парижу с Капоттом, и все это время он без умолку говорил. Часто он повторялся, еще чаще противоречил сам себе, но так как мне, в сущности, было все равно, что ни слушать, лишь бы упразднить представление "свиньи", то я не только не возражал, но даже механическим поматыванием головы как бы приглашал его продолжать. Многого, вероятно, я и совсем не слыхал, довольствуясь тем, что в ушах моих не переставаючи раздавался шум.
* * *
Я поспешил уплатить за зразы и водку и воспользовался восторженным состоянием бесшабашных советников, чтоб улизнуть из ресторана.
Весь вечер я просидел один и потому ночью опять видел во сне свинью.
На другой день я уже мчался на всех парах в Петербург.

VII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Я хотел было развить мою мысль, как вдруг случился совершенно неожиданный скандал. Один из наших спутников, вероятно, увидел отличнейший сон и на чистейшем русском диалекте закричал: Ай люли! ай люли!
Это восклицание разом перерезало наш разговор. Собеседник мой обиделся и проворчал:
-- Нарезался... свинтус!
Но я, признаюсь, был обрадован, потому что с этими земцами, как ни будь осторожен и консервативен, наверное, в конце концов в чем-нибудь да проштрафишься. Сверх того, мы подъезжали к Кёльну, и в голове моей созрел предательский проект: при перемене вагонов засесть на несколько станций в третий класс, чтоб избежать дальнейших собеседований по делам внутренней политики.
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼




「Картинка кликабельна」


О корени происхождения глуповцев
Собрав воедино куралесов, гущеедов и прочие племена, головотяпы начали устраиваться внутри, с очевидною целью добиться какого-нибудь порядка. Истории этого устройства летописец подробно не излагает, а приводит из нее лишь отдельные эпизоды. Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте утопили, потом свинью за бобра купили, да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец, утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
* * *
Затем князь еще раз попробовал послать "вора попроще", и в этих соображениях выбрал калязинца, который "свинью за бобра купил", но этот оказался еше пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев и заозерцев и "убив их, сжег".
Сказание о шести градоначальницах
Утром помощник градоначальника, сажая капусту, видел, как обыватели вновь поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Некоторые из них до того осмелились, что даже подходили к нему, хлопали по плечу и в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда же записал на бумажку.
Голодный город
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.


Мстислав Валерьянович Добужинский "Провинция 1830-х годов" 1907. Картон, карандаш, гуашь, акварель, белила. 60х83,5.

Фантастический путешественник
На третий день, отпустив пастуха, отправились в середку, но тут ожидало бригадира уже настоящее торжество. Слава о его путешествиях росла не по дням, а по часам, и так как день был праздничный, то глуповцы решились ознаменовать его чем-нибудь особенным. Одевшись в лучшие одежды, они выстроились в каре и ожидали своего начальника. Стучали в тазы, потрясали бубнами и даже играла одна скрипка. В стороне дымились котлы, в которых варилось и жарилось такое количество поросят, гусей и прочей живности, что даже попам стало завидно. В первый раз бригадир понял, что любовь народная есть сила, заключающая в себе нечто съедобное. Он вышел из брички и прослезился.
* * *
После второй перемены (был поросенок в сметане) ему сделалось дурно; однако он превозмог себя и съел еще гуся с капустою. После этого ему перекосило рот.
Эпоха увольнения от войн
-- Ну, это, брат, дудки! После этого каждый поросенок будет тебе в глаза лгать, что он не поросенок, а только поросячьими духами прыскается!
На первый раз разговор не имел других последствий, но мысль о поросячьих духах глубоко запала в душу предводителя. Впавши в гастрономическую тоску, он слонялся по городу, словно влюбленный, и, завидев где-нибудь Прыща, самым нелепым образом облизывался. Однажды, во время какого-то соединенного заседания, имевшего предметом устройство во время масленицы усиленного гастрономического торжества, предводитель, доведенный до исступления острым запахом, распространяемым градоначальником, вне себя вскочил с своего места и крикнул: "Уксусу и горчицы!" И затем, припав к градоначальнической голове, стал ее нюхать.
Поклонение мамоне и покаяние
Начали с того, что стали бросать хлеб под стол и креститься неистовым обычаем. Обличения того времени полны самых горьких указаний на этот печальный факт. "Было время, -- гремели обличители, -- когда глуповцы древних Платонов и Сократов благочестием посрамляли; ныне же не токмо сами Платонами сделались, но даже того горчае, ибо едва ли и Платон хлеб божий не в уста, а на пол метал, как нынешняя некая модная затея то делать повелевает". Но глуповцы не внимали обличителям и с дерзостью говорили: "Хлеб пущай свиньи едят, а мы свиней съедим -- тот же хлеб будет!" И дю Шарио не только не возбранял подобных ответов, но даже видел в них возникновение какого-то духа исследования.


Иллюстрация Сергея Ивановича Лемехова
Письмо М.Е. Салтыкова в редакцию журнала "Вестник Европы"
В-третьих, рецензенту кажется возмутительным, что я заставляю глуповцев жиреть, наедаться до отвалу и даже бросать хлеб свиньям. Но ведь и этого не следует понимать буквально. Все это, быть может, грубо, аляповато, топорно, но тем не менее несомненно -- иносказательно. Когда глуповцы жиреют? -- в то время, когда над ними стоят градоначальники простодушные. Следовательно, по смыслу иносказания, при известных условиях жизни, простодушие не вредит, а приносит пользу. Может быть, я и не прав, но в таком случае во сто крат неправее меня действительность, связавшая с представлением о распорядительности представление о всяческих муштрованиях. Что глуповцы никогда не наедались до отвалу -- это верно; но это точно так же верно, как и то, что рязанцы, например, никогда мешком солнца не ловили.


「Картинка кликабельна」

Сергей Александрович Алимов. Эскиз к мультфильму "История одного города. Органчик", гуашь,55х75.
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼

Господа Головлевы.
ПО-РОДСТВЕННОМУ
Подают другое кушанье: ветчину с горошком. Иудушка пользуется этим случаем, чтоб возобновить прерванный разговор.
- Вот жиды этого кушанья не едят, - говорит он.
- Жиды - пакостники, - отзывается отец благочинный, - их за это свиным ухом дразнят.
- Однако ж, вот и татары... Какая-нибудь причина этому да есть...
- И татары тоже пакостники - вот и причина.
- Мы конины не едим, а татары - свининой брезгают. Вот в Париже, сказывают, крыс во время осады ели.
- Ну, те - французы!
СЕМЕЙНЫЕ ИТОГИ
Чашки поочередно наливаются чаем, и самовар начинает утихать. А метель разыгрывается пуще и пуще; то целым снежным ливнем ударит в стекла окон, то каким-то невыразимым плачем прокатится вдоль печного борова.
- Метель-то, видно, взаправду взялась, - замечает Арина Петровна, - визжит да повизгивает!

ПЛЕМЯННУШКА
- И в город поедем, и похлопочем - все в свое время сделаем. А прежде - отдохни, поживи! Слава богу! не в трактире, а у родного дяди живешь! И поесть, и чайку попить, и вареньицем полакомиться - всего вдоволь есть! А ежели кушанье какое не понравится - другого спроси! Спрашивай, требуй! Щец не захочется - супцу подать вели! Котлеточек, уточки, поросеночка... Евпраксеюшку за бока бери!.. А кстати, Евпраксеюшка! вот я поросеночком-то похвастался, а хорошенько и сам не знаю, есть ли у нас?
Евпраксеюшка, державшая в это время перед ртом блюдечко с горячим чаем, утвердительно повела носом воздух.
- Ну, вот видишь! и поросеночек есть! Всего, значит, чего душенька захочет, того и проси! Так-то!
РАСЧЕТ
Анниньке вдруг вспомнилось, как в первый приезд ее в Головлево дяденька спрашивал: «Телятинки хочется? поросеночка? картофельцу?» - и она поняла, что никакого другого утешения ей здесь не сыскать.
- Благодарю вас, дядя, - сказала она, снова присаживаясь к столу, - ничего особенного мне не нужно. Я заранее уверена, что буду всем довольна.
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼
Убежище Монрепо.
МОНРЕПО-УСЫПАЛЬНИЦА
-- Что ж, батюшка, кажется, я ничего такого не делаю, за что бы Богу гневаться на меня.
-- То-то и есть, что "не делать"-то мы все мастера, а нужно "делать", да только так "делать", чтоб Богу приятно было. Тогда у нас будет кормов изобилие: и сами будем сыты, и скотины не изобидим. Скажем, например, о картофеле. Плантации вы завели значительные, картофелю прошлой осенью нарыли достаточно, а, между прочим, добрую половину свиньям скормили. Свиньи же, по неимению борова, плода не принесли.
* * *
И затем, не выжидая моего ответа, продолжал:
-- Навоз для парников должен быть конский, чистый... одно чтобы кало! А у нас как? Я говорю: давай мне навозу чистого, чтобы, значит, все одно как печь, а Лукьяныч: ступай в свиной хлев, там про тебя много припасено! Разве так возможно... ах-ах-ах!
* * *
Решительно, даже кругом меня, и в доме и во дворе, все в заговоре. Положим, это не злостный заговор, а, напротив, унылый, жалеющий, но все-таки заговор. Никто в меня не верит, никто от меня ничего солидного не ждет. Вот Разуваев -- другое дело! Этот подтянет! Он свиной навоз в конский обратит! он заставит коров доить! он такого петуха предоставит, что куры только ахнут!
FINIS [Конец (лат.)] МОНРЕПО
-- Все равно резать велите; бычка не так бы жалко.
-- Почему же ты думаешь, что я резать велю?
-- Так неужто ж Разуваеву отдавать? будет с него, толстомясого, и старых коров. Вон и Машка пороситься собралась -- стало быть, и поросят для Разуваева беречи будете?
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼
ПОШЕХОНСКАЯ СТАРИНА.
XXII. БЕССЧАСТНАЯ МАТРЕНКА.
- Гусей мужички держат, уток, свиней, перепелок ловят. Убоину круглый год во щах едят.
* * *
- Коли ты, свинтус, в салфетки сморкаться выдумал, так ступай из-за стола вон! - крикнул он на него, - и не смей на глаза мне показываться!
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼
ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ОДИН МУЖИК ДВУХ ГЕНЕРАЛОВ ПРОКОРМИЛ.
Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼
МЕДВЕДЬ НА ВОЕВОДСТВЕ.
Сказано - сделано. Выбрал он ночку потемнее и забрался во двор к соседнему мужику. По очереди, лошадь задрал, корову, свинью, пару овец, и хоть знает, негодяй, что уж в лоск мужичка разорил, а все ему мало кажется. «Постой, говорит, - я у тебя двор по бревну раскатаю, навеки тебя с сумой по миру пущу!» И, сказавши это, полез на крышу, чтоб злодейство свое выполнить.
* * *
С этими словами он перевернулся на другой бок и решился выходить из берлоги только для получения присвоенного содержания. И затем все пошло в лесу как по маслу. Майор спал, а мужики приносили поросят, кур, меду и даже сивухи, и складывали свои дани у входа в берлогу. В указанные часы майор просыпался, выходил из берлоги и жрал.
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼
ИГРУШЕЧНОГО ДЕЛА ЛЮДИШКИ.
Мужик был совсем настоящий и, по-видимому, даже зажиточный. Борода длинная, с сильною проседью; волосы, обильно вымазанные коровьим маслом; на плечах -- синий армяк, подпоясанный красным кушаком, на ногах -- совсем новенькие лапти. Из-за пазухи у него высовывались куры, гуси, утки, индюшки, поросята, а в одном из карманов торчала даже целая корова. Изуверов поставил его сначала поодаль от коллежского асессора.
-- Ну, что, мужичок! виноват?
-- Мм-му-у!
-- А коли виноват -- становись, значит, на коленки!
Он поставил мужика на колени и обратил лицом к коллежскому асессору.
-- Ползи!
Мужик пополз и остановился перед "Мздоимцем". Коллежский асессор сначала отвернул голову в сторону, притворяясь, будто не видит просителя; но после несколько раз повторенных "мм-му-у!" постепенно начал взглядывать по направлению виноватого и наконец вдруг плотоядно и пронзительно взвизгнул:
-- Папп-па!
И тотчас же вырвал у мужика из-за пазухи гуся, которого тут же, при неистовом гоготании птицы, живьем и сожрал.
-- Кланяйся же! кланяйся, мужичок! -- поощрял Изуверов, -- проси прощенья... вот так! виноват, мол, ваше высокородие! не буду!
-- Мму-у-у! мму-у-у! мму-у-у! -- твердил мужичок.
Поощренный этим, коллежский асессор словно остервенился. Откинулся всем корпусом назад и некоторое время стоял в этой позе, как бы разглядывая свою жертву; потом начал раскачиваться из стороны в сторону, наливаясь при этом кровью, и наконец со всех ног бросился на мужика и принялся его теребить и грабить. Все это было проделано до такой степени живо, что у меня даже волосы встали дыбом. "Мздоимец" повытаскал из-за пазухи мужика всех курят, выволок из кармана за рога корову, потом выворотил другой карман и нашел там свинью, которая со страху сейчас же опоросилась десятью поросятами, и при всякой находке восклицал:
-- Папп-па! папп-па! папп-па!
Мужик же в умилении вторил ему: -- Мму-у-у!!
* * *
Так у них до сих пор колесом дело и идет. Он нерассудительные выдумки выдумывает, они -- вопиют: "Вашескородие! не будем!" Ромашку персидскую посеяли, а клопы пуще прежнего одолели; о племенных жеребцах докучали, а начальство, по недоразумению, племенных поросят прислало; кабаки закрыли -- корчемщиков развели.
∽≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼≍∽≍∼
ГИЕНА
(Поучение)
И впредь оно не погибнет, и не перестанет гореть -- никогда! Ибо для того, чтобы оно восторжествовало, необходимо только одно: осветить сердца и умы сознанием, что "гиенство" вовсе не обладает теми волшебными чарами, которые приписывает ему безумный и злой предрассудок. Как только это просветление свершится, не будет надобности и в приручении "гиенства" -- зачем? оно все-таки не перестанет смердить, да и возни с приручением много, -- а будет оно само собой все дальше и дальше удаляться вглубь, покуда, наконец, море не поглотит его, как древле оно поглотило стадо свиней.
Dixi [Я высказался (лат.)].

Про неоценимый вклад в окончательное решение Свинского вопроса от Лёвушки нашего Толстого смотри там:

Свинота/Рork

Previous post Next post
Up